А7. Эпос

Разговор наш начался злословием: я стал перебирать присутствующих и отсутствующих наших знакомых, сначала выказывал смешные, а после дурные их стороны. Желчь моя взволновалась. Я начал шутя - и кончил искренней злостью. Сперва это ее забавляло, а потом испугало.

— Вы опасный человек! — сказала она мне, — я бы лучше желала попасться в лесу под нож убийцы, чем вам на язычок... Я вас прошу не шутя: когда вам вздумается
обо мне говорить дурно, возьмите лучше нож и зарежьте меня, — я думаю, это вам
не будет очень трудно.

— Разве я похож на убийцу?..

— Вы хуже...

Я задумался на минуту и потом сказал, приняв глубоко тронутый вид:

— Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали - и они родились. Я был
скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро
и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, —
другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже.
Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я
выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и
умерли. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет
и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом
пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что
никто не знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию. Многим все вообще эпитафии
кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. Впрочем, я не прошу вас разделять мое мнение: если моя выходка вам кажется смешна — пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало.

В эту минуту я встретил ее глаза: в них бегали слезы; рука ее, опираясь на мою, дрожала; щеки пылали; ей было жаль меня! Сострадание — чувство, которому покоряются так легко все женщины, впустило свои когти в ее неопытное сердце. Во все время прогулки она была рассеянна, ни с кем не кокетничала, — а это великий признак!

(М.Ю. Лермонтов «Герой нашего времени»)

В1. Как называется повесть, из которой приведён данный отрывок?

В2. Каким термином называется воспроизведение внутренней жизни персонажа, подробная передача различных душевных движений (размышлений, чувств и переживаний, эмоций и настроений)?

В3. Каким термином в литературоведении обозначается развёрнутое высказывание героя, например речь Печорина?

В4. Как называется приём противопоставления, с помощью которого герой воспроизводит протекание внутренней жизни: «я чувствовал себя выше их, - меня ставили ниже»; «я был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился ненавидеть»?

В5. Как называется наделение предметов и явлений свойствами живых веществ («разбудить воспоминания», «сострадание… впустило когти в её… сердце»)?

В6. Как называется образная характеристика предмета или явления, основанная на использовании выразительных или эмоционально окрашенных определений («бесцветная молодость», «холодное отчаяние»)?

С1. Как ремарка Печорина – «приняв глубоко тронутый вид» - корректирует содержание его монолога в глазах читателя?

С2. Назовите авторов и произведения русской классики, в которых даются развёрнутые картины внутренней жизни героев, и укажите, в чём их сходство с романом М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени».