Лишь нерожденное в тебе не умрет никогда

Осенью 1985 года я узнал, что Сережа повесился. Это был сильный удар. Ялюбил его, и глубокая печаль во мне скоро уступила место гневу - гневу наТошу. Сережина смерть лежала на нем, поскольку Сережа был последним из всехнас, оставшимся с Тошей до конца. Он был легким, светящимся, почтиневесомым, с не сходившей с лица детской улыбкой. Вероятно, из-за моегомрачного характера мне почему-то казалось, что эта улыбка не предвещаетничего хорошего. Еще в Армении я как-то спросил Сережу, что он будет делать,если наша команда развалится. "Покончу с собой", - ответил он мне. После развала нашей группы в конце 1980 года Тоша и остававшиеся с нимДжон и Сережа перешли на нелегальное положение, поскольку КГБ началнаступать им на пятки. Они жили то по случайным квартирам, то в палатках влесу. Об их жизни в тот период ничего неизвестно, и впоследствии мнепришлось восстанавливать ее буквально по кусочкам. Подпольная жизнь была нелегка. У Тоши не было паспорта, который он неполучил из-за того, что отказался обрезать свои длинные волосы, - любаяпроверка документов могла закончиться для него печально. Фотография для таки не полученного паспорта есть в этой книге. Денег часто совсем не было,приходилось голодать. Заниматься лечебной практикой в Ленинграде былонебезопасно, и они ездили на заработки в другие города. Но вся эта неустроенность, бездомность и нищета были, конечно, ничем посравнению с уходом потока. Сила, в конце концов, оставила их, поскольку Тошазамкнул энергию на себя, и принцип расширения потока был нарушен. Импришлось пройти сквозь тот же ад, в который попал я, уйдя из группы.Отказавшись от своей миссии и некоторое время еще сохраняя энергию, Тошапосвятил себя медитации, рисованию и писанию. В этом, конечно, не былоничего плохого, но данный нам поток не предназначался для личногопользования. Он пришел, требуя от нас жертвы, и пока мы играли по егоправилам и жили, не принадлежа себе, наша жизнь напоминала волшебную сказку.Но никто из нас так и не изжил до конца своего "я", со всеми его фантазиями,притязаниями и страхами. Тоша был сильнее и опытнее всех. Его эго былоочищено, но не разрушено. Для того же уровня служения, который был предложеннам, все личные амбиции и желания следовало сжечь. Никто из нас к этому небыл готов. Джон ушел от Тоши через год после исчезновения потока, у него хватилосил начать жизнь заново. Сережа же остался до конца и погиб. Тоша ценил егопреданность, но не смог спасти его от отчаяния и смерти. Сережа не былвоином-одиночкой. Он был хорошим учеником, но жить без потока и команды немог. С распадом группы и прекращением работы жизнь утратила для Сережисмысл. За две недели до смерти он заходил ко мне, и мы сыграли с ним вшахматы. Сережа был грустен и выглядел неважно. Я проводил его до метро, мысели в садике покурить. Я спросил его, не хочет ли он вернуться к нормальнойжизни, работе, завести семью. Сережа был химик по образованию. "Нет, -твердо ответил он, - узнав вкус свободы, невозможно вернуться назад вклетку". Я видел, что он еще надеется на Тошу. Надежды на себя у него небыло. "Гуру на переправе не меняют", - сказал он. Сережа покончил с собой в квартире, только что снятой для них преданнойТоше женщиной, его бывшей пациенткой Т. В момент самоубийства Тоша вместе сСережиной подругой сидели на кухне. Когда они вошли в комнату, было ужепоздно. Сережа повесился, при этом сломал себе шейный позвонок, и смертьнаступила мгновенно. Тоша пытался реанимировать его, но было уже поздно. Позже мне удалось узнать, что, оставшись вдвоем, Тоша и Сережазаключили между собой договор, что если кто-то из них решит покончить жизньсамоубийством, то сделает это вдали от другого, чтобы не наводить милицию наслед. Сережа нарушил договор, и Тоша был зол на него за это. Он ушел изквартиры, оставив там тело. Т. сообщила о смерти в милицию, труп забралилишь через десять дней. Похоронили Сережу на Южном кладбище. Я ничего не знал о случившемся, но у меня было такое чувство, будтоСережа куда-то далеко уехал. На этот раз слишком далеко. Мне стало известноо его смерти лишь через полгода. То тяжелое предчувствие, что было у меня вАрмении, начало сбываться. Самоубийство Сережи и связанные с нимобстоятельства вызвали у меня глубокое негодование на нашего мастера. Как онмог так играть с человеческими жизнями? Неужели Сережа оказался жертвеннымагнцем, принесенным на алтарь Князя в качестве цены за наши эксперименты?Стоила ли эта игра свеч? Вопросы оставались без ответа, и смерть забила ещеодин гвоздь в гроб моих отношений с бывшим начальником. Когда печальная новость достигла Севастополя, откуда Сережа был родом,его отец, капитан военно-морского флота, прилетел в Ленинград и сразуобратился в Большой дом с просьбой провести расследование обстоятельствсмерти сына. Капитан был уверен, что Сережа пал жертвой сектантов, и назвалимя Тоши. Было заведено дело, колеса следственной машины завертелись. ХотяТошу искали комитетчики, и дело свое они знали хорошо, изловить егооказалось непросто. После Сережиного самоубийства шеф превратился водинокого волка и большую часть времени проводил в лесу, появляясь в городелишь для того, чтобы запастись продуктами. Некто Тихон, хорошо знавший Тошу, но потом возненавидевший его,обратился в органы с требованием выдать ему отряд с собаками для поисковначальника. "Пришла пора на Голгофку взойти", - ехидно улыбаясь, говорил он.Сам Тихон кончил плохо - через несколько лет его зарезали в собственнойквартире. Отряд Тихону не дали, но во время одной из вылазок за продуктамиТошу все же выследили и арестовали. КГБ неистовствовал, поскольку полгода имне удавалось изловить какого-то хиппи. Тоша был помещен в следственную тюрьму КГБ. Ему вменялось в винунарушение паспортного режима, организация секты, тунеядство, бродяжничествои знахарство. Комитет работал, что ни говори, оперативно. Про Тошу зналивсе. Большинство членов бывшей команды были вызваны для дачи свидетельскихпоказаний. Джон и я каким-то образом избежали этой участи. По сумме статейТоше светило лет семь. Ему устроили перекрестный допрос, и спасло Тошу то,что он говорил правду. Следователь не мог поверить, что он прожил зиму одинв летней палатке. Они даже организовали выезд на Карельский перешеек, гдеТоша показал им место своей стоянки. После этого у следствия зародилосьсомнение в Тошиной вменяемости. Они изъяли большинство его картин и рукописей, что, вместе с Тошинымипоказаниями и показаниями свидетелей, привело комитетчиков к заключению, чтоподследственный явно не в себе. Соответственно, после месяца тюрьмы Тошуотправили на психиатрическую экспертизу в закрытую больницу КГБ. Там егопродержали еще месяц и, в конце концов, выпустили под расписку, что былосовершенно невероятно. Силы небесные еще хранили нашего мастера. Вскоре после освобождения я пришел к Тоше - мне хотелось чем-то помочьему. Мы не виделись несколько лет. Тоша выглядел уставшим и затравленным.Впервые я видел его не сквозь розовые очки ученика, но таким, какой он есть.Тошины ум и проницательность оставались прежними, но он уже не был человекомсилы. В нем ничего не осталось от прежнего начальника. Теперь мы были простостарыми товарищами по оружию, когда-то рисковавшими своими шеями в поискеНеизвестного, а ныне накрепко связанные Сережиной смертью. Было ли всеслучившееся с нами тем, что суфии называют "хождением в ад пред тем, какпопасть на небеса", - я не знал. В наших отношениях теперь присутствовала скрытая двойственность. Содной стороны, несмотря на то, что мы ни слова не говорили о прошлом, междунами оставалась некоторая отчужденность. Тоша не забыл мое предательство,как и я не мог простить ему самоубийства Сережи. Но, с другой стороны,существовавшая между нами связь была неразрушима. Мы были спаяны совместным проникновением в иные миры, а это соединяет людей прочнее цемента. Я принес с собой ленинградскую газету "Смена", где в одиозной статейкепод названием "В Шамбалу по трупам", или что-то в этом роде, в самых мрачныхтонах и, конечно, с кучей вранья, расписывалась наша одиссея. Тошаухмыльнулся и отложил газету, не читая. Никаких планов на будущее у него не было. Я предложил ему поехатьпожить на даче моих родителей, по странному совпадению находившейся на 67-мкилометре на Карельском перешейке, где у Тоши была постоянная стоянка влесу. Он согласился. Съездив на дачу, мы продолжали иногда видеться, но нашиотношения оставались довольно странными. Их нельзя было назвать дружескими,поскольку у Тоши никогда не было и не могло быть друзей, - для этого он былслишком отстранен и замкнут в себе. Не напоминали они и прежний дух братстванашей команды. Мой бывший шеф стал теперь как будто моим приятелем, хотя этослово вряд ли к нему применимо. Тоша был далекой звездой, - хотя и угасшей,но все-таки звездой. Он не мог принадлежать человеческому муравейнику - онбыл другим. То, чему Тоша учил нас, было лишь небольшой частью открытогоему, и он оставался одним из тех немногих людей, с которыми лучше всегообщаться в молчании. Лучшее, что умел Тоша в жизни, - это учить людей работать с сознанием ипомогать им в его трансформации. Но без потока это оказалось невозможно.Обучение без потока - всего лишь горстка слов, брошенных в мир, безреального изменения жизни. Последнее требует власти над душами, власть жеэта может стать тяжелым бременем, которое Тоша не захотел нести. Энергии,остававшейся у нас, было достаточно для продолжения жизни, но не для работы.Сереже, впрочем, не хватило и этого. В последующие два года мы с Тошей совершили несколько совместныхпоездок, одна из них - на Белое море, где мы прожили несколько недель врыбацкой избушке. Он был родом с Севера и очень любил, как он шутливовыражался, "неброскую, но глубокую" красоту северной природы. На севере ончувствовал себя дома. Его не смущали ни зверствующие комары, ни нищета иубожество приморских деревень. Русский север с его тонкостью, пастельными переходами состояний иособой, лишь ему присущей глубиной, является, на мой взгляд, самоймистической частью России. Недаром русские монахи шли сюда строитьмонастыри, жемчужиной среди которых стали Соловки. Свет придет с севера -говорят на Востоке. Не был ли мой мастер одним из первых лучей занимающегосязарева? Летом 1987 года Тоша, как будто, опять начал набирать силу. Он ездилодин на Алтай и вернулся в августе окрепшим и жизнерадостным. Мне пришло вголову, что он планирует собрать новую группу, но я не спрашивал его обэтом. Тоша не распространялся о своей поездке, однако я догадывался, что онанеким образом связана с маршрутом Рерихов. Он упомянул о шаманской дуэли,существовавшей на Алтае и в Сибири. Если у двух шаманов возникал спор отерритории, то они поднимались на два близлежащих холма и принимались бить всвои бубны, пока один из них не падал, наконец, замертво. В начале сентября Тоша снова отправился в одиночное путешествие, наэтот раз на свое любимое Белое море. Еды и денег с собой было у него мало,поэтому предполагалось, что он вернется через месяц или два. Время шло,наступил ноябрь, а Тоши все не было. В своих поступках он был по-прежнемунепредсказуем и мог к этому времени оказаться где угодно. Во второй половине октября я пережил странный опыт. Над моей головой,немного спереди, возникло облако светящейся энергии и оставалось со мнойчетыре дня. Каким-то образом я был уверен в том, что это облако - Тоша. Всечетыре дня я ощущал его присутствие очень близко, над макушкой головы. "Онлибо умер, либо освободился", - сказал я себе. В принципе, было возможно ито и другое. К середине декабря новостей по-прежнему не было. Наконец, позвонилаТошина мать из Сыктывкара. Она получила телеграмму из архангельскогоотделения милиции. В телеграмме стояло: "Вылетайте опознания тела сына".