Филин-ключ к тесту

Сопоставь свои ответы со следующей таблицей:

Больше всего М: Мамуля. Ты любишь свою маму, но нужна ли тебе лучшая подруга, которая будет целиком и полностью похожа на нее? Бесконечные упреки – это слишком. Этой девушке просто нужно расслабиться и разрешить тебе рискнуть хоть раз, даже если это повлечет за собой крупные неприятности. А тебе нужно спросить себя, почему с тобой обращаются, как с ребенком. (Ты что, ведешь себя именно так?)

Больше всего Ф: Фашистка. Эта девушка всем хорошо известна. Одним своим поцелуем она может превратить парня в полного идиота. Спроси себя: скольких друзей она заставила от тебя отвернуться? Сколько бойфрендов сбежали с диким воплем? Более того, она может тебя заказать, если ты поссоришься с ней, – так подтвердится ее заблуждение о том, что весь мир ополчился против нее. Ласково сообщи этой параноидальной маньячке о своей дружеской любви и запиши ее на сеанс групповой психотерапии.

Больше всего С: Самоозабоченная девчонка. Когда-то у меня была такая подруга, и она ужасно меня раздражала. Однажды мы вместе поехали за покупками в «Аэро энд К°», и она начала полностью копировать мой стиль и купила такой же пояс, как и я. Меня охватила паника: «Подожди, если у тебя будет такой пояс, то когда же я смогу носить свой?» Особенно удручал тот факт, что на мне он смотрелся гораздо лучше… Тебе это знакомо? Не позволяй своей самовлюбленной подруге использовать твою жизнь в качестве трамплина для бесконечных рассказов о себе. Так вот, вернемся к моему рассказу…

Больше всего ЛПН: Лучшая подруга навсегда. На это Рождество подари ей ожерелье с сердечком. Ну, знаешь, то самое, которое разламывается на две половинки и на каждой из них написаны ваши имена? Эта девушка – надежный человек. Она умеет слушать, она пытается помочь. Она пытается понять твои чувства, принимая во внимание все испытания, через которые тебе пришлось пройти. И она также знает, когда следует остановиться и вправить тебе мозги. И самое классное то, что ты, как выясняется, тоже хорошая подруга, – иначе зачем тогда такая классная девчонка стала бы с тобой возиться?

* * *

То, что Макс был занят в выходные, не отменяло мои стратегические планы, хотя теперь они потеряли всякий смысл.

В пятницу вечером я привела Чандру на вечеринку-барбекю, устроенную Коллином. Мероприятие оказалось не столь занудным, как я ожидала. Когда мы приехали, у входа толклись гребаные ЛВЧи (люди в черном). Я была не в том настроении, чтобы обсуждать коммерческий успех того или иного фильма и перемывать косточки всем исполнительным продюсерам. Я не говорю уже о том, что ЛВЧи, которые всегда утверждают, что недавно бросили курить, растаскивают у меня все сигареты. Но только сумасшедший мог бы с воплем кинуться в обратном направлении, поэтому я нашла себе место в уголке, где и поведала Чандре о всех злоключениях с Максом, наблюдая за Коллином. Тот носился вокруг и следил, как разливают «Сангрию» и жарят куски лосося.

Я рассказала Чандре, как пыталась внушить Максу, что я суперпопулярная особа и у меня нет для него времени в выходные, и как моя уловка вернулась ко мне бумерангом. Я надеялась на сочувствие и, может быть, стратегически важный совет. Но Чандра принялась разглагольствовать о том, что нужно запихнуть моего псевдобойфренда в машину для рубки леса.

– Ты должна, блин, кинуть эту долбаную задницу, Франклин, – продолжала настаивать она после третьего стакана «Сангрии», прикладываясь то к вину, то к новому ингалятору. (Теперь она страдает от аллергии, объяснила она. Это очень «серьезно», и поэтому она никогда больше не будет курить. Потому что если будет, то загнется от эмфиземы^[80], как Кристи Тарлингтон. И это, добавила она, несомненно, должно случиться и со мной.)

В то время как Чандра выдавала свою тираду, мой взгляд блуждал по похожему на лоскутное одеяло Бичвуд-Каньону, в котором маленькие холмы и долины перемежались с особняками за миллион долларов. Эвкалиптовые деревья источали дивный аромат. «Вот, – подумала я, – как пахнут деньги». Естественно, не деньги Коллина. Дом – и вид, который из него открывался, – принадлежал его знакомому, известному ничтожеству, который раскрутился на телевизионном реалити-шоу. По сюжету его заперли в расположенном под землей городском доме с сорока женщинами, и в конце он должен был жениться на той, которую возненавидит меньше всего. А поскольку наш жеребец-производитель в данный момент разъезжал по стране и рекламировал собственную книгу – она уже четыре недели оставалась в списке бестселлеров в «Нью-Йорк таймс», – Коллин решил устроить в его доме вечеринку и прикинуться хозяином.

Как бы там ни было, напитки были бесплатными, а вид – великолепным. Все было бы еще лучше, если бы Чандра не каркала мне на ухо:

– У твоего молоденького парнишки прыщи.

– Да ладно, – сказала я, опустившись на грешную землю, – у Макса вскочил всего один прыщик в тот вечер, когда я познакомила тебя с ним.

– А выглядело это так, как будто у него бактериальная инфекция.

– Ты сказала, тебе кажется, он классный парень.

– Кто классный? – Весь вечер Коллин из кожи вон лез, чтобы вклиниться в наш разговор. В этот раз предлогом послужила тарелка с запеченными помидорами.

– Во всяком случае, не тот припанкованный дебил, от которого тащится Бен, – произнесла Чандра.

Коллин кивнул, и я заметила, что у Чандры появилась аудитория. Голос Чандры имел какое-то особое свойство, позволявшее услышать ее даже на самых дешевых местах. ЛВЧи уставились на нас.

– Этот гребаный козел относится к ней, как к куску дерьма, а она такая забитая, что готова с этим смириться! – вопила Чандра. – Чего ты боишься, Франклин? Что он найдет себе другую дуру?

– Но мы еще не расстались официально, – сообщила я. – Поэтому, думаю, сейчас рано об этом беспокоиться.

– Знаешь, ко всему прочему официально вы пока не встречаетесь, поэтому вот об этом, может, и стоит побеспокоиться.

Я посмотрела на Коллина, ища поддержки, но он лишь сказал:

– Послушай, что говорит тебе настоящая подруга.

Остаток вечера Коллин провел, игнорируя меня. Он пытался втянуть в разговор Чандру – мою официальную компаньонку на этой вечеринке, – рассыпаясь в комплиментах и буквально вылизывая ей задницу. В машине по дороге домой Чандра не переставала говорить о том, каким «потрясающим» ей показался Коллин.

– Он прикольный, – согласилась я. – Но с ним надо быть начеку.

– Почему?

– Он помешан на знаменитостях. Он любому глотку перегрызет, лишь бы его пригласили на похороны именитой персоны.

– Крошка, ты такая славная! – воскликнула Чандра. А потом добавила: – Дай мне его номер. Я хочу забить его в свой мобильник.

* * *

В субботу утром меня разбудила Одри. Она не видела причин, которые могли бы помешать ей позвонить мне со своей «Нокии» и обсудить свадебную эпопею, пока она стояла в пробке.

– Од, – прервала я ее монолог о кольцах и салфетках, – сегодня я очень занята.

Она удивилась:

– И чем же?

Я сказала, что пишу статью для «Филли», хотя на самом деле заняться мне было нечем. Когда накануне вечером я добралась домой после барбекю у Коллина, меня ждало сообщение от Эштона. Он предупредил, что плохо себя чувствует и не сможет пойти со мной на вечеринку. Я не могла поверить, что Эш меня так обломал. Как бы там ни было, он сказал, что вместо этого, возможно, придумает что-нибудь в следующие выходные. И я решила, что это будет даже лучше, так как мне нужно было изображать перед Максом небывалую занятость несколько дольше, чем я предполагала.

Вот так и получилось, что я осталась дома одна в тот вечер, когда у меня намечалось свидание. Я посмотрела повтор последней серии «Прикосновения ангела» и написала рождественские открытки всем редакторам в надежде, что это вызовет у них желание продлить мой контракт.

Другими словами, я упорно продолжала жить полной жизнью.

* * *

Проснувшись следующим утром, я почувствовала себя так, словно все мои внутренности окаменели. Поэтому я решила пойти вместе с Ниной на воскресное занятие по омолаживающей йоге. Занятия проходили в модном клубе в западной части Голливуда, где в примерочной все переодевались в Сару Маклахлен, а потом зажигали благовония с запахом ванили.

– Забыла сказать тебе, что вчера вечером видела Эштона, – прошептала Нина, принимая асану собаки.

– Правда? – Я мысленно прокрутила в голове сообщение, которое он оставил: плохое самочувствие, ужасно жаль, похоже на грипп…

– Подожди, – выдохнула я, наклоняясь вперед, – где?

– На одной тупой вечеринке в Хэнкок-парке. Я ходила туда с продюсером. Скучища была редкая.

– И? – Я попыталась расслабить плечи.

– Я же сказала, было скучно.

– Да нет, я про Эштона. Пора переходить к позе лотоса.

– О чем это ты? – Нина закрыла глаза.

– Он был похож на больного? – Мои ноги образовали подобие кренделя. – Он был бледный, усталый или что-то вроде того?

– По-моему, нет.

Я подумала, что Эштон наврал про свою болезнь, потому что еще не пережил расставание со мной, может быть, ему было слишком больно выносить мое присутствие. Поэтому я спросила Нину, показался ли он ей грустным или подавленным. Может, он спрашивал обо мне…

– Ничего подобного, – отрезала она. – Он был с друзьями и веселился на полную катушку.

– Спасибо, – прошипела я.

Нина глубоко вдохнула, затем выдохнула.

– А что ты хотела услышать? Что вчера вечером он, убитый горем, сидел один в баре и ронял слезы в пиво? Все, что я знаю, – это то, что вчера вечером, как мне показалось, он неплохо оторвался.

Я потянула руки к солнцу, раздумывая, сказать ли Нине о том, что Эштон прикинулся больным, и решила, что не стоит. Вместо этого я заявила:

– Ты не очень-то стараешься мне помочь.

Потому что ты ведешь себя как ребенок. – Нина открыла один глаз и посмотрела на меня. Этот глаз, напоминавший бусинку, прямо-таки метал громы и молнии. – Это ты бросила его, помнишь?

Я повернула голову в одну сторону, потом в другую.

– Я не хочу говорить об этом, – сказала я, закрыв глаза и пытаясь выпрямить позвоночник. Он был напряжен, как резиновая лента, натянутая от Лос-Анджелеса до Ванкувера.

– О чем ты думаешь?

– Тихо! Я концентрируюсь на своих чакрах.

Почувствовав на себе изучающий взгляд доктора Нины, которая пыталась выявить мои слабые места, я растянула губы в легкой улыбке, разгладила морщины на лбу и попыталась придать себе помолодевший вид. Это было самое утомительное из того, что мне пришлось сделать за все выходные.

11…

Однажды, когда мне было лет шестнадцать, мне нужно было идти в школу в тот день, когда мой парень собирался порвать со мной. Он был такой замечательный: у него дома стоял аппарат для ламинирования, а это означало, что он мог клепать для нас фальшивые удостоверения, как у старшеклассников. Мы показывали их, когда удирали с территории школы на обед. К тому же он отлично катался на скейтборде. Но внезапно он начал отдаляться от меня и все время повторял: «Что ты делаешь в обед в четверг?», «Давай пообедаем вместе в четверг?» – как будто мы не встречались почти каждый день за обедом в кафе «Суперсандвичи Дэна» напротив школы. Я рассказала маме о том, что, как я подозревала, должно произойти в Черный четверг. И она дала мне всего лишь один совет:

– На твоем месте я бы не стала красить ресницы. Вот почему, вместо того чтобы поговорить с мамулей, я отправилась к Кики, надеясь, что моя лучшая подруга для разнообразия решила остаться дома. В последнее время ее затянуло в водоворот по имени Кертис: когда я звонила, я чаще всего попадала на автоответчик. Меня это вовсе не раздражало, но надо признать, я не могла поверить, что люди могут столько времени проводить вместе. День за днем. Подряд. К тому же, казалось, они никуда вместе не ходят, поэтому я не знала, как выглядит Кертис, пока однажды он не открыл мне дверь. Стоя в коридоре, я вдруг осознала, что поверх пижамы на мне надета ужасная толстовка, волосы скручены в жуткие косички, а в каждой руке я сжимаю по пачке сигарет. В то время как Кертис таращился на меня, я воспользовалась моментом, чтобы окинуть взглядом его. Описание Кики полностью соответствовало действительности: каштановые волосы, голубые глаза, очки в роговой оправе и выражение лица, как у первоклассника, впервые увидевшего инди-рокера.

– Ты, должно быть, Бен, – произнес Кертис, посторонившись, чтобы я могла пройти. Внутри было темно, лишь несколько свечей мерцали в разных углах комнаты. Судя по всему, Кики и Кертис, уютно устроившись на диване, смотрели «Влюбленного Шекспира» – ну почему все парочки смотрят это кино? – и, по-видимому, им это очень нравилось. Я почувствовала себя незваной гостьей, но в ответ на мои сбивчивые извинения Кертис просто терпеливо улыбался, надевая ботинки и оглядываясь в поисках ключей от машины. Он даже не пожаловался на то, что я им помешала, а просто незаметно отчалил. Так что Кики смогла оказать мне необходимую первую сердечную помощь. Короче, я решила, что Кертис – вполне приличный парень. Классный. Тихий, но классный.

Я не видела Макса и не разговаривала с ним уже целые две недели. После того отвратительного уик-энда, когда я изображала из себя девушку, живущую Полной жизнью, в надежде на то, что это привлечет его внимание, он оставил только одно сообщение на автоответчике. В нем говорилось, что японцы решили остаться еще на пару дней и «у него дел по горло».

Я не перезвонила ему.

Он, однако, тоже больше не звонил.

Где он был? Что происходило? Что это значило? Каждый день я чувствовала себя так, как будто невидимая рука медленно душит меня и смерть подкрадывается все ближе и ближе. Я не могла дышать. Я не могла есть. Я не могла спать.

Я уже собиралась позвонить ему и прямо спросить, в чем дело. Но мне почему-то казалось, что поступить так будет большой ошибкой. Создавалось впечатление, что Максу нужно больше свободы. Но чем больше свободы я ему предоставляла, тем больше он требовал. Я продолжала вспоминать тот день, когда мы смотрели «Влюбленного Шекспира» и он не захотел разговаривать, и наш омерзительный уик-энд в Палм-Спрингс, который Кики и я окрестили «Фиаско». Как можно говорить с человеком, который никогда не хочет разговаривать?

– Ну и что ты собираешься делать? – спросила Кики, закрыв дверь за Кертисом и печально вздохнув.

– Я собираюсь убить его, черт побери, – сообщила я, устраиваясь на замусоренном полу рядом со старыми газетами и полупустым пакетом кошачьего наполнителя. – Я понимаю, что Макс очень занят с японцами, но, Господи Иисусе, они ведь уже давно должны были уехать, разве не так?

– Возможно, что так, – согласилась Кики, задувая свечи и включая свет. Она предложила мне кружку пива, которую я с радостью приняла. – И что?

– Может, мне просто прийти к нему и сказать, что если он будет так ко мне относиться, то я выйду из игры? Я не собираюсь мириться с этим.

– А как же Полная жизнь? – спросила она.

Я посмотрела на нее, словно говоря: «Ты шутишь?», и сказала:

– Его мне все равно не переплюнуть.

Кики еле заметно кивнула. Она убрала газеты, наполнитель, какие-то туфли и плащ, чтобы примоститься на ковер рядом со мной. Потом она поставила между нами пепельницу. Минуту мы провели в тишине, покуривая и раздумывая над тем, что мне делать. Казалось, выбор у меня невелик.

– Может, стоит собрать все его замечательные подарки, оттащить их к нему домой и вывалить ему на кровать? – предложила я.

– Очень даже неплохо.

– Или, может, просто заявиться к нему и заорать на него что есть мочи, так чтобы соседи вызвали полицию?

– В высшей степени разумно. Может, тебе надо… Даже не знаю, Би. – Кики начала пародировать Макса. Она зажгла вторую сигарету и подалась вперед, приняв расслабленную позу. – Прикинься доброй и пушистой лапочкой, а потом достань охотничий нож, вырежи у него сердце и сожри его.

– Слушай. А это хорошая идея. А еще можно притащить мини-пулемет «узи», Ки, прицелиться ему в задницу и изрешетить его на фиг.

– А знаешь что, Би? Ты можешь подменить все гребаные сливки в его холодильнике на молоко и посмотреть, как он умрет от удушья.

– Догадываешься, что он скажет в последнюю минуту? – выдохнула я.

Мы вместе крикнули:

– Это не сливки, Би!

Я откинулась на спину, пытаясь отдышаться. По-видимому, я выкурила слишком много сигарет: у меня в груди была сильная боль, но я не могла удержаться от смеха. От того самого истеричного, свистящего смеха, каким, по моим представлениям, обычно смеются люди, прежде чем сигануть с моста в ледяную реку.

– Подожди пять сек. – Кики отошла, чтобы взять трубку. Звонил Кертис. Я поняла это по восторженному выражению ее лица. Я взглянула на часы: прошло всего семь минут, с тех пор как они расстались.

– Правда? – переспросила она, подняв вверх указательный палец. – В самом деле? – Она засмеялась. – Потом. Нет, потом. Обязательно. Обещаю. Пока.

– Я пойду. А то я вам все испортила.

– Никуда ты не пойдешь. – Кики вернулась на место рядом со мной. – Ладно тебе, он позвонил, чтобы сделать мне приятное.

– Значит, у вас все хорошо.

– Просто потрясающе. Серьезно. На днях он сказал мне, что хочет съездить со мной домой на Хануку^[81] и познакомиться с моими родителями.

– Здорово. Ау меня даже не получается познакомить Макса с моим пылесосом.

Кики фыркнула:

– Нет, правда, что ты собираешься предпринять?

– Понятия не имею. – Я снова легла на пол и уставилась на трещины в потолке, которые остались здесь со времен последнего землетрясения. – Я не хочу заканчивать эти отношения и не могу их продолжать. В то же время, если я все-таки положу им конец, я не уверена, что смогу это пережить.

– Ты знаешь, что я поддержу тебя в любом случае.

– О да, знаю. Только не волнуйся за меня. – Я встала, чтобы уйти. – Я отправляюсь домой умирать от одиночества, чтобы вы двое могли потрахаться.

Я вздернула брови, посмотрела на Кики и подошла к двери.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросила она как раз в тот момент, когда телефон опять зазвонил.

Я заверила ее, что все, что мне было необходимо, – это дружеская болтовня и теперь я в полном порядке. Вместо прощания Кики ткнула меня в плечо. Потом она обняла меня.

– Я шлюха, – сказала она и захихикала.

– Да, – вздохнула я. – Я тоже.