2015-06-30
380
Шепард Армстронг Накер
Номер счета в «Мерил Линч» 934-23F917
1 августа 2005 – 31 августа 2005
Стоимость портфеля ценных бумаг: $274 530,68
Шеп в спешке пробежал глазами список дел на день. Заскочить за продуктами. Купить уголь. Нарезать овощей, которые никто никогда не ест. Приготовить дип – несмотря на его отвращение к рецепту Нэнси, он решил остановиться именно на нем, поскольку ничего другого просто не приходило в голову. Завернуть в фольгу картофель. Накрыть на стол – с чувством некоторого разочарования, поскольку нельзя будет использовать для подачи лопаточку для рыбы работы Глинис.
Гости опаздывали. Каждый пункт из списка был выполнен и зачеркнут. Шепу нечем было заняться. Он невольно перенял скептицизм жены в отношении его веры в идиллическую Последующую жизнь, но отсутствие четкого плана было тем, что в эти дни Шеп совершенно не мог выносить. В определенной степени именно из-за послеобеденного безделья и возникала та трещина в отношениях, которая постепенно превращалась в пропасть. Вчера после полудня Шеп вновь обрел почву под ногами. Он был готов броситься вниз с отвесной скалы в пучину жизни. Следовательно, привычное буйное течение вечера повторится вновь. Шеп с волнением приступал к каждой новой задаче – исполнял все предписания, организовывал транспорт и сопровождение для каждой встречи, приносил напитки, взбивал подушки и поднимал ноги. И внезапно ему стало нечего делать.
Он дважды проверил, удобно ли Глинис устроилась на террасе. Очень удобно; она расслабилась и заснула. После того как оделась к вечеру, Глинис казалась совершенно изможденной. Ему не следовало организовывать этот ужин, неразумно было хотеть, чтобы у Глинис появилась возможность окунуться в прежнюю жизнь. Ожидание отвратительно. Но им пришлось ждать два с половиной месяца, прежде чем друзья выбрали время прийти к ним в гости. У него не было желания отменять ужин и опять начинать долгий выбор подходящей даты, постоянно согласовывая день с Джексоном. Он высыпал уголь и подготовил барбекю слишком рано. Пламя было сильным для стейков. А ведь мясо для нью-йоркских стрип-стейков стоило восемнадцать долларов за килограмм. Ладно, не важно. А если ему все равно, зачем он за все это платил? Шеп стал задумываться: зачем они вообще пригласили друзей на ужин? И зачем люди ходят друг к другу на ужин? Зачем с кем-то разговаривают? Или его просто волновал вопрос, о чем лично ему разговаривать с Джексоном?
В результате Шеп взял шланг и пошел к фонтану на заднем Дворе: довольно странному сооружению, но очень нарядному, с вертушкой, гребным колесом и прикрепленной наверху пластиковой коробкой для завтраков с изображением Снупи, которая никогда не нравилась Заку, даже когда ему было девять лет; вода красиво переливалась по лопастям. Сначала фонтан очень радовал его еще и тем, что не потребовал больших затрат на создание, но потом хитроумная штука стала казаться смешной и глупой, он относился к нему с неожиданным пренебрежением и называл «гидравлическим сооружением».
Прошел почти час с оговоренного времени, когда во дворе появился Джексон с пакетами, полными выпивки, – там было не только вино и пиво, но, кажется, весь ассортимент супермаркета, словно основной целью вечера было напиться. Может, все же Шепу надо было позвонить и предупредить их о том, что повод для ужина изменился.
– Меня убивают, – начал Джексон, и стало ясно, что сегодня он не остановится, – все эти перекрестки в Бруклине. Они понаставили на каждом копов, которые только и делают – и больше ничего! – что лавируют между машинами, двигающимися согласно сигналам светофора. Неужели нам так нужен какой-то придурок, который будет махать налево, когда на светофоре загорается стрелка налево? Зачем нам платить за то, чтобы это пугало торчало посреди перекрестка, когда светофор прекрасно всем виден? Хотя существуют моменты, когда копы не стоят на дороге, – это когда светофор ломается. Он показывает черный свет, начинается неразбериха и?.. Тут как раз ни одного копа.
Да, это будет долгий вечер.
– И появляются самыми последними, – продолжил он, нарезая лайм.
Перебивать Джексона не было никакого смысла, он похож на фонтан во дворе, который в любом случае будет без устали гонять вверх-вниз два галлона воды, заранее залитые Шепом.
– Знаешь, а в центре, – не унимался Джексон, – прямо рядом с мэрией совершенно невозможно припарковаться. Видимо, тому есть какая-то причина, это Нью-Йорк, приходится мириться. А все потому, что в правительстве одни сатрапы. Городом выдано 142 тысячи пропусков, разрешающих не повиноваться правилам. Эти шишки наклеивают карточку на лобовое стекло и ставят машины даже там, где висит знак «стоянка запрещена». В Нижнем Манхэттене более 11 тысяч мест, где можно бесплатно поставить машину. Знаете, сколько из них остается простым водителям? Шестьсот шестьдесят пять. Это не демократия, это какая-то тирания. Мы платим за новый асфальт, бордюрный камень, за ремонт дорог, а нас посылают к черту и не дают припарковаться, а сами паркуются где хотят, бесплатно и еще стоят столько, сколько пожелают.
Шеп прекрасно знал, что найти место для стоянки в Нижнем Манхэттене невозможно, и не думал об этом. Он обменялся взглядами с Кэрол, которая явно чувствовала себя смущенной.
– Это Джексон так неуклюже пытается извиниться за опоздание, – сказала она. – Он настоял на том, чтобы мы купили выпивку в «Асторе» на Лафайет, якобы текила там дешевле, и мы сорок пять минут искали место для парковки. И поскольку это не Нижний Манхэттен, возможности свалить все на мэрию у нас нет.
Естественно, Кэрол предложила помочь, в то время как Джексон разбрызгал сок лайма по столешнице и Шеп принялся все убирать. И конечно, она изъявила желание поздороваться с Глинис. Шеп поспешил на веранду, разбудить жену, чтобы гости при виде Глинис в состоянии полного расслабления не решили, что ей плохо и не стали ее жалеть вместо того, чтобы радостно поприветствовать. Однако он немного опоздал и не успел надеть на нее тюрбан, упавший на пол во время сна. Глинис всегда тщательно следила за тем, как выглядит, была высокого мнения о себе, такой осталась и сейчас.
Кэрол была совершенно измотана заботами о Флике: пневмония, перенесенная ею в августе, никак не хотела сдаваться, и Шеп не осуждал ее за то, что она не навещала Глинис уже более шести недель. Кэрол старалась скрыть эмоции, но он заметил, насколько она была шокирована. Кэрол была уверена, что они собрались отметить положительную динамику в лечении, поэтому ожидала, что подруга выглядит если и не хорошо, то, по крайней мере, похожа на человека.
Из-за множественных просьб Джексона перенести ужин они встретились только в середине сентября. Осень наступила не только в природе. Посмотрев на жену глазами Кэрол, он понял, что и ее лето уже далеко в прошлом. Кожа, некогда коричневатого оттенка, словно после отпуска на море, стала серой и казалась грязной; легкий золотистый оттенок сейчас походил на цвет спитого чая. Из-за нового лекарства для химии, адриамицина (или, как называла его Глинис, «Майк Тайсон», поскольку оно действительно обладало эффектом удара боксера), почти все волосы выпали; алимта не давала такого эффекта, и они было решили, что она попала в число тех счастливчиков, которые не лысеют. Даже в сравнении с глубоким вырезом блузки, проплешины на голове казались более опасным зрелищем для посторонних. Разумеется, волосы опять отрастут.
Кэрол справилась с эмоциями и воскликнула:
– Глинис, какое шикарное платье!
Слава богу, она не сказала: «Глинис, ты похожа на всех чертей!»
Глинис рассеянно огляделась, словно не понимая, что эти люди делают в ее доме. Миска с кукурузным чипсами, видимо, привела ее в чувство.
– Спасибо, Кэрол. Не возражаешь, если я не буду вставать. Ты тоже прелестно выглядишь. Тебе пришлось непросто, но, глядя на тебя, никогда этого не скажешь. Ты всегда такая свежая и – энергичная.
Может, не Шепу об этом говорить, но Кэрол совсем не выглядела прелестно. Конечно, не очень удобно стараться затмить хозяйку, но Кэрол это удалось; она, несомненно, предвидела это и оделась достаточно просто для званого вечера. Но именно этот ход и принес результат. Сложно обвинять женщину за то, что в самом простом наряде она выглядела как нельзя лучше. Простое платье-сарафан выгодно подчеркивало ее стройную фигуру; зауженное под грудью, оно неизменно притягивало взгляды к этой части тела. Несомненно, это было сделано не специально. Легкий летний наряд, скорее всего, был извлечен из самых глубин шкафа – складки были замяты в самых неожиданных местах и давали понять, что он долго провисел на вешалке. Соски откровенно выделялись, обтянутые тонкой тканью сарафана, и от них было сложно отвести взгляд. У Глинис груди уже не было. Столь явный контраст мог испортить настроение любой, даже очень красивой женщине. Никто, кроме Шепа, не заметил, каких усилий стоило Глинис сдерживаться, лишь голос ее стал чуть более тихим.
Вошел Джексон с подносом с кувшином, доверху наполненным «Маргаритой», края стоящих рядом бокалов были слишком щедро обсыпаны солью. Его стремление к чрезмерности нередко становилось причиной ссор между друзьями еще во времена, когда Шеп владел фирмой, а Джексон был простым рабочим, для всех, в том числе для клиентов, было выгодно, что Шеп теперь занимает должность менеджера. Все, что делал Джексон, было через край.
– Шеп говорил, тебе прописан новый коктейль, – сказал он, наливая Глинис полный бокал. – Решил посодействовать.
Глинис сделала вид, что не поняла намек. (Шеп был вынужден с грустью признать, что новое лекарство, вероятно, отрицательным образом сказывается и на чувстве юмора.) Она посмотрела на свой коктейль такими глазами, словно это было явление из прошлой жизни. Глинис следовало, по возможности, отказаться от алкоголя во время приема «Майка Тайсона». Несколько глотков стали необходимым подспорьем для поддержания несколько театральной атмосферы вечера. Им придется отыграть до конца этот спектакль под названием «Еще одна шумная вечеринка с Джексоном и Кэрол», поскольку никто не представлял, что можно предоставить взамен.
– Следите за тем ужасом, что наделала «Катрина»? – спросил Джексон.
Шеп был рад разговору о текущих событиях, с помощью которых можно спокойно пережить аперитив.
– Да, у нас постоянно включен канал Си-эн-эн, – ответила Глинис.
Она могла еще добавить, что с удовольствием следила за продвижением урагана. Она всегда испытывала тайную страсть к разрушительным, мрачным явлениям, но сейчас для нее это было не просто событие. Ей было приятно смотреть на разрушения – огромные дома, из тех, о которых они с мужем даже не могли мечтать, заливало водой до второго этажа. Люди стояли на крышах и махали, глядя в небо, моля о помощи, которая могла и не успеть, теперь они знали, что остались один на один со своей бедой и никому нет до них дела. Шеп, казалось, слышал, как Глинис говорит про себя: «Что ж, добро пожаловать в клуб». Ее не удручало чужое горе. Глинис страдала, и страдания других навевали мысли о справедливости бытия. Ее радовали репортажи об уничтожении целых городов. Будь ее воля, она разрушила бы еще и много других, и обязательно Нью-Йорк, как Кэрри в одноименном фильме. Одним махом Глинис отказалась от сочувствия другим людям, чья жизнь позволяла забыть о роковых событиях в собственной жизни, о чем так часто напоминали ей визитеры-доброжелатели. Вот и сейчас двое друзей сидят около нее, хотя с большим удовольствием предпочли бы скорее удалиться.
– Так страшно смотреть, как жители Нового Орлеана теряют буквально все на глазах, – сказала Кэрол. Ее сочувствие достойно похвалы, но так скучно. – Это немного накладно для нас, но я не могла не отправить чек в Красный Крест.
– Шутишь? – вмешался Джексон.
– Можешь считать, что я выкроила эти деньги из своей зарплаты, – сказала Кэрол. – Я бы перестала себя уважать, если бы ничего не сделала.
– Но мы уже заплатили, чтобы «что-то сделали»! – воскликнул ее муж.
– Откуда ты знаешь? Это и значит быть одной страной. Протянуть в трудный момент руку помощи.
– Значит, правительство нам нужно только для того, чтобы помогать людям в тяжелые времена! – продолжал Джексон, прикончивший уже первый бокал с «Маргаритой». – Для этого существуют налоги. Для новых тротуаров. И ураганов!
– И медицинской страховки, – добавил Шеп. – Для человека, который заявляет, что не доверяет правительству, ты возлагаешь на них чертовски много обязанностей.
– Ничего подобного. Я говорю, что не считаю нужным зарывать еженедельно по три миллиарда долларов в песок на Ближнем Востоке и не собираюсь кормить тунеядцев, которых полно в этой стране. Если из моего кармана постоянно тянут деньги, я имею право хоть на какое-то минимальное обслуживание. Я не хочу, чтобы моя жена занималась работой, которую ненавидит, лишь для того, чтобы мой ребенок мог лежать в больнице. И я имею право рассчитывать на то, что эти жулики из Вашингтона дадут людям бутылку воды, пачку крекеров и отвезут на незаводненные территории, раз уж из-за неправильного управления страной рушатся целые города. Это лишь еще один пример того, на какую малость способно наше правительство, они даже не позаботятся о том, чтобы дать людям еще и полотенце.
Возможно, Шеп и был бы восхищен способностью Джексона сострадать несчастным соотечественникам в Луизиане. Однако его плохо скрываемое злорадство напомнило Глинис. Его друга вдохновляли любые события, даже самые страшные, это давало ему повод еще раз высказать любимую мысль: вот так коварные, алчные сатрапы сосут кровь из тупых, доверчивых слюнтяев! Когда еще произойдут события, подтверждающие правоту твоей мысли, может, это и предосудительно, но дает основания больше для удовлетворения, чем для жалости. Если этот недостаток Джексона был общеизвестен, то он неожиданно обнаружил и еще один: способность торжествовать и верить в свою безграничную правоту во всем, и не имеет значения, какое горе помогло ему доказать это.
– Это потому, что они черные, – сказала Кэрол. – Если они и голосуют, то за демократов.
– Да, я понимаю, о чем ты думаешь, все думают о том же, – сказал Джексон. Он макнул стебель сельдерея в соус, откусил и осторожно положил оставшийся кусок на стол. – Мне кажется, все намного проще. Правительство – это просто гигантская корпорация, которая заботится лишь о том, как дольше продержаться у власти и расшириться до бесконечности. Им и в голову не приходит, что они должны помогать людям. Это не их забота. Они должны помогать себе и своим друзьям, и точка. Я уверен, что разбор завалов закончится очередным пополнением карманов подрядчиков, и в результате кто-то станет богаче, а пострадавшие территории будут похожи на болото. Миллионы, если не миллиарды долларов будут утекать неизвестно куда, а эти бедняги так и будут жить без электричества, а из холодильников будет вонять протухшими креветками. Томас Джефферсон в могиле перевернется, приятель. Его страна стала пародией на то, какой он хотел ее видеть. Карикатура.
– Ты думаешь, в других местах дела обстоят лучше? – спросил Шеп.
– Нет, – Джексон с готовностью помотал головой, – конечно нет. Везде все одно и то же. Такова человеческая природа, друг. Люди получают власть, чтобы взять столько денег, сколько захочется, а ты все ждешь, что они умерят аппетиты. Или будут за эти деньги больше работать. Правительства везде одинаковые. Они сожрут свои страны, ничего не останется. Они каннибалы.
Кэрол округлила глаза.
– Правильно. Поэтому нам они не нужны. И армия нам не нужна, не надо ни нас защищать, ни границы.
Думается, Кэрол следовало знать своего мужа лучше.
– Миллион мексиканцев и других латиноамериканцев в год переправляются через Рио-Гранде, и ты хочешь сказать, что наши границы защищены? – воскликнул Джексон. – А наша армия, вооруженная до зубов, сделала из нас мишени. Два парня идут по улице в Эр-Рияде, один американец, второй литовец. Кого из них похитят? Американца! Какую гостиницу взорвет смертник на Филиппинах, ту, в которой живут местные, где больше китайцев, или ту, которая популярна среди американцев? Думаешь, эти, в платках и халатах, захотят взорвать финнов, аргентинцев или жителей Новой Гвинеи? У японцев после Второй мировой войны вообще не было своей армии, и ничего, жили себе припеваючи.
Шеп хотел добавить, что они так ведут себя, потому что у них есть для защиты Соединенные Штаты, или возразить, что он где-то слышал, будто теперь все изменилось и у Японии пятая по мощи армия в мире. Но Шеп заставил себя промолчать. Не стоит подливать масла в огонь, разговор и так зашел не туда, куда он рассчитывал. Поцеловав жену в лоб и поправив заодно тюрбан – она взглянула на него с благодарностью, – вышел, чтобы перевернуть картофель и выложить на решетку стейки.
Тихий двор встретил его блаженной тишиной, журчание воды в фонтане придавало заросшему саду очарование. Не стоит приглашать всех сюда, только чтобы оправдать свое отсутствие. В привычке Джексона ругать власть что-то изменилось. Слова остались те же, но не было привычного ликования и шаловливого бунтарства; были только боль и злость. Его шутки ни на йоту не напоминали свойственные ему остроты; если это не развлечение, как прежде, что же это тогда?
Когда Шеп вернулся на террасу, чтобы спросить, какой стейк предпочитает каждый из собравшихся, Джексон со зловещим видом доставал из кармана листки бумаги.
– Сто лет назад мы были величайшей страной в мире, так? У нас был самый многочисленный средний класс, так? И у нас не было внешнего долга. Кроме того, мы не платили следующие налоги.
Джексон разгладил лист, потертый до такой степени, что стало ясно, что он вытаскивает его не в первый раз. Произнося слово «налог», он ударял по столу, превращая происходящее в нечто среднее между авторским чтением пьесы и концертом хип-хопа.
– Налог дебиторской задолженности, налог на разрешение на строительство, налог на права на управление грузовым транспортом и, конечно, их старший брат – подоходный налог…
Джексон сделал паузу, чтобы перевести дыхание, Шеп заметил, что список составлен в алфавитном порядке и они добрались лишь до середины.
– Федеральный налог для безработных, налог на лицензию на рыбную ловлю, налог на лицензию на продукты, налог на топливо, налог на лицензию на охоту, налог на наследство, налог Внутренней налоговой службы (то есть налог на налог), налог на алкоголь, налог на роскошь…
– Милый, хватит, – сказала Кэрол.
– Налог на разрешение вступить в брак, налог «Медикэр», налог на собственность…
– Дорогой, мы все поняли. Давай закончим?
– Налог на пользование дорогами, налог на рекреационный автомобиль, налог на продажи, внутренний подоходный налог…
– Если ты сейчас же не заткнешься!..
– Школьный налог, налог на банковские операции, налог на социальное страхование…
– Клянусь, я немедленно уеду домой одна!
– Послушай, тыковка, помолчи минутку, ладно? Внутренний налог для бездомных…
На этот раз Кэрол ударила по столу со всей силы, довольно громко.
– Что с тобой происходит, Джексон? Скажи! Что такого ужасного произошло в твоей жизни?
– Федеральный и внутренний телефонный налог… – Джексон тихо выругался, что выглядело слишком уж театрально.
– Все, хватит! – Кэрол встала.
– Ох, сядь. Остальное можно пропустить. Я закончил.
– Да что ты, – сказала она, оставаясь стоять и глядя на мужа сверху вниз. – Значит, можешь ответить на мой вопрос. У тебя нормальный дом. У дочери тяжелое генетическое заболевание, но она жива. Питаешься ты хорошо. – Она указала на его округлившийся животик. – Даже слишком хорошо. Чего тебе не хватает? Почему же ты чувствуешь себя таким несчастным, слабым, ведешь себя, словно тебя обидели, постоянно ноешь? Кто эти люди, которые контролируют твою жизнь, и почему им это удается? Почему тебе всегда кажется, что ты слабый и беспомощный, и ты хочешь, чтобы мне, твоей жене, это нравилось? Почему ты не ведешь себя по-мужски, Джексон? Почему ты считаешь себя таким – ничтожным?
Джексон поднял на нее пристальный взгляд. Он взял кувшин и налил себе еще «Маргариты», смыв при этом всю оставшуюся на краях соль. Глинис и Шеп в смущении отвели глаза. Кэрол могла иногда позволить себе ввязаться в конфликт, но ее доводы всегда были аргументированы, а поскольку она была по природе человеком мягким, то никогда не повышала голоса. Даже близкие друзья не ожидали от нее такого поведения, для них было шоком, что Кэрол может выставить грязное белье на всеобщее обозрение.
Для всех троих было вполне ожидаемо, что Шеп поспешит скрыться за дверью террасы, поскольку не захочет принимать участие в трепке, устроенной другу. На самом же деле он годами мечтал прочитать Джексону нотацию на ту же тему, просто Кэрол первая на это решилась. Он никогда не понимал, что так гложет Джексона, буквально съедает изнутри, и в чем причина.
Нет, он просто вспомнил о мясе на гриле. Когда он добежал до барбекю, стейки имели такой вид, что больше подходили для того, чтобы заново вымостить двор, а не для праздничного ужина. Шеп испытал горькое чувство досады. А ведь нью-йоркский стрип-стейк так ему доверял. Когда он вернулся к гостям с тарелкой сморщенного пересушенного мяса и обуглившейся картошкой, Джексон почти рычал.
– Никому не приятно осознавать, что его поимели. Использовали. Это нормально. Помнишь, как к нам пришел мальчишка и предложил помыть окна за двадцать баксов? Ты ему их дала, и он умчался на велосипеде. Я его больше не видел. Тебя обдурили, и дело не в двадцатке, ты сама это признала.
– Я злилась на себя, – сказала Кэрол, которая, слава богу, села. – Я сама сглупила.
– Вот, я точно так же себя чувствую. Меня одурачили.
– Нет, я не считала тогда, что меня одурачили. Я сама глупо поступила. И заслужила это.
– Возможно, я чувствую то же самое. – Они обменялись взглядами.
После того как Шеп принес салат из холодильника и открыл вино, Кэрол объявила:
– Джексон хочет извиниться.
– За что? – возмутился сидящий рядом муж.
– Все нормально, Кэрол, – вмешалась Глинис, пересаживаясь в плетеное кресло. – Если бы он не говорил о налогах, говорил бы о чем-то другом.
– Но мы же собрались здесь, чтобы праздновать, – настаивала Кэрол. – Джексон, похоже, об этом забыл. Но я не забыла. Мы оба так рады, что тебе стало лучше, Глинис. Клянусь, когда Джексон рассказал мне о результатах томографии, я даже расплакалась. Итак, тост. – Кэрол подняла бокал. – За выздоровление. За могущество современной медицины. За то, чтобы в следующий раз мы снова собрались здесь, когда Глинис окончательно поправится, и, может быть, тогда мы даже разрешим Джексону немного пожаловаться на налоги!
Это был смелый шаг, чтобы несколько разрядить обстановку, но ни Глинис, ни Шеп бокалы не подняли.
– Извини, Кэрол, – начал Шеп. – Давай лучше выпьем за достижения поскромнее. Например, за хороший анализ крови.
Кэрол посмотрела сначала на Шепа, потом на Глинис и поставила бокал.
– Что случилось?
– Вчера были готовы результаты еще одного обследования, – сказал Шеп. – В прошлый раз Гольдман пригласил нас в офис. Поэтому я решил, что мы должны знать, что… Врач сначала назвал их плохими, потом ужасными, паршивыми и неудовлетворительными, а в самом конце даже устрашающими. – На этот раз они менее обнадеживающие, поэтому он предпочел сообщить нам об этом по телефону. Хорошо, хоть не отправил сообщение по электронной почте.
– Что это значит?
– Что… – С самого начала Шеп не был склонен к употреблению эвфемизмов, но в сложившихся обстоятельствах просто не мог заставить себя произнести еще раз слово рак. – Ситуация несколько изменилась. Думаю, у нас нет повода провозглашать тост за результаты последнего исследования, поскольку они не такие впечатляющие.
– Это всего лишь небольшая пауза, – твердо произнесла Глинис.
– Да, – кивнул Шеп. – Именно это я и хотел сказать.
– Просто мне придется немного продлить курс химии, – сказала Глинис.
– Да, – подтвердил Шеп. – Именно это я имел в виду. Глинис будут чуть дольше делать химию.
– Черт, это же яд, – сказал Джексон.
– Мне так жаль, что все так… – Кэрол мысленно залезла в словарь синонимов. – Все так неутешительно. А насколько все неут… менее обнадеживающе?
Шеп постарался поймать ее взгляд, но она смотрела прямо на Глинис.
– Всего лишь не так, как мы ожидали, – раздраженно ответила та. – Но я хорошо переношу «Майка» – адриамицин, и он оказывает необходимое действие. – Она совсем некстати закашлялась. – Кроме того, существует еще множество лекарств, которые мы не испробовали. – Она с вызовом смотрела на подругу, пока та не опустила глаза.
– Да, сейчас огромные возможности, – заключила Кэрол, не отрывая взгляда от тарелки. – Во всех статьях, которые я читала, сказано, что в наше время любой тип рака поддается лечению все лучше и лучше. Постепенно это становится не более опасным, чем любое хроническое заболевание, с которым люди живут годами. Я уверена, врачи с этим справятся. Самое главное – подобрать верное лечение, так? Испробовать все, пока результат не будет достигнут. – Она заставила себя улыбнуться. На этот раз она оказалось более сообразительной, чем во время первой встречи. Буквально за пару минут поддержала игру.
Однако так бывает, когда стараешься избегать какой-то темы – Шеп понятия не имел, как это получается – именно об этом и хочется говорить. За все время, пока они старательно жевали пересушенное мясо – Глинис даже не притронулась к своему куску, – ни одному из них не пришло на ум что-то обсудить.
– Глинис, ты не хочешь поесть? – через некоторое время спросила Кэрол, нарушая монотонное перестукивание приборов. – Тебе сейчас нужны силы. Мясо, возможно, и не лучшим образом приготовлено, но оно, несомненно, отменного качества.
Глинис ткнула вилкой в стейк.
– Не очень бы хотелось говорить об этом за столом. Когда я смотрю на эту говядину, то с трудом представляю, какие трудности меня ждут, когда… когда она переварится.
– Ах… – только и смогла произнести Кэрол. Соприкасаясь с тарелкой, ножи издавали отвратительный
скрежет. Шеп мечтал о том, чтобы Джексон вновь сказал какую-нибудь гадость, например о минимальном альтернативном налоге. Спустя еще минут десять Кэрол начала восхищаться соусом для салата, купленным в супермаркете, и Шеп чувствовал, что готов сам начать разговор об этом самом альтернативном минимальном налоге.
