Варанаси. Сарнат

Варанаси, по-моему, одно из самых мистических мест на земле. В своей прошлой поездке я долго не мог понять, почему, говоря об этом городе, индусы часто употребляют слово Бенарес. Оказалось, что это его второе название. А всего их четыре. Меняются они в зависимости от наступившей эпохи. Чем не мистика?!

Начался Варанаси ещё в Дели при посадке на поезд. Первым, кого мы встретили, найдя свои места в вагоне, был белобородый круглолицый англичанин лет шестидесяти с улыбающимися глазами, как будто специально посланный нам из голливудских приключенческих фильмов типа «Индиана Джонс». Раньше я думал, что таких на самом деле не бывает, но нет.

Он представился Петером. В процессе знакомства выяснилось, что наш сосед по койке – профессор одного из престижных университетов Британии и к тому же переводчик с тибетского. Ну, чем не киношный сюжет.

Несмотря на столь высокие звания, разговор потёк непринуждённо, так что даже мне с моим английским было многое понятно из того, о чем шла речь.

Это было полезное общение. Именно благодаря ему мы узнали, что в 20-ти км от Варанаси находится местечко Сарнат, где живёт и даёт учение буддисткий просветлённый Трангу Ринпоче, друг Далай-Ламы и учитель Кармапы. Словно кто-то, услышав наш внутренний запрос, послал попутчика с рассказом о том, куда нам ехать.

Дело в том, что, который день путешествуя по Индии, мы не встретили ни одного признанного просветлённого. Конечно, неизвестных было предостаточно в местах, где до этого мы побывали, но моей спутнице очень хотелось посетить кого-нибудь с фотографий на обложке эзотерических изданий. Так сказать, отмеченным штампом. Как раз перед посадкой в поезд, она высказалась на эту тему. И вот тебе на: стоило только сделать шаг в сторону Варанаси, как первый встретившийся нам человек рассказывает о вполне реальной возможности удовлетворить это желание. Я был впечатлен случившимся совпадением.

Используя представившийся шанс, я пытался как можно больше узнать о работе британца в Индии. Петер с удовольствием делился всем, что знал. Поезд ещё не тронулся, а мы уже были лучшими друзьями.

К оживлённой беседе подключились, ехавшие на соседних полках, один японец и два корейца, один из которых, как и я, был не силен в иностранных языках. И пусть мне не всегда удавалось быть в курсе того, о чем идет речь, и приходилось часто переспрашивать свою спутницу, которая прекрасно понимала классический английский и получала истинное наслаждение, слыша правильную речь, общение было на редкость увлекательным.

Не смотря на выпавшую нам удачу, спать мы легли пораньше, чтобы с утра не клевать носами, но… за стеной ехали индийские студенты. Весёлая компания не унималась до поздней ночи. К тому же, одна, как видно влюбленная парочка, принялась выяснять отношения, и их воркование происходило непосредственно за нашей стенкой до самого утра, так что скучать не пришлось.

Но, проснувшись ранним утром, мы все таки по достоинству оценили преимущества отдыха с вытянутыми ногами и возможность ворочаться по своему усмотрению. Передвижение на автобусах в сравнении с железной дорогой не явно, а откровенно проигрывало. Даже чуточку жалко было, что такое чудо длилось только одну ночь. Наши попутчики паковали вещи. Мы обменялись mail’ами и душевно попрощались.

Первый шаг на святой земле ознаменовался встречей нос к носу с таксистом, подвозившим меня в прошлый мой приезд. Опять какая-то мистика.

Забыть этого человека было не возможно ни при каких обстоятельствах. Его облик был таким, что если бы он зарабатывал на паперти, а лучше на большой дороге, то имел бы не меньше денег, чем работая на своем четырехколесном друге. Чего только стоили стёртые и наполовину выпавшие зубы красновато-чёрного цвета. А крупное, изъеденное и испещренное множеством бороздок черное как смоль лицо добавляло к его возрасту лет двадцать и могло служить причиной инфаркта, при неожиданном появлении из темноты. Разговаривал он, постоянно выставляя нижнюю челюсть вперёд, потому что беспрестанно жевал pan bahar.

Не торгуясь, мы сели в его машину и показали адрес гостиницы, которую нам рекомендовала Алёна ещё в Ганготри. Скептически покачав головой, наш рулевой высказал ряд причин, по которым не советовал бы нам там селиться. Главным, подействовавшим на нас аргументом, стал дым и соответственно запах со смашана (место сжигания трупов), присутствовавший в этом месте практически всегда. И хотя было понятно, что индус хочет отвезти нас туда, где он получит за нас чаевые, в конце концов, мы согласились с его доводами и отправились в отель, где по его наводке я останавливался прошлый раз.

Признаться, лучшего места и представить себе было нельзя. После пыльного, грязного и душного города, иначе, как сказкой, Singh guest house не назовёшь. Из уличного смрада, сразу за воротами мы вступили на аккуратную дорожку посреди подстриженного травяного наизеленейшего газона, лежащего в тени наизеленейших высоких деревьев.

Это было «Вау».

Общее благоприятное впечатление усилилось при виде номеров типа бунгало со всеми удобствами. На мою спутницу гостиница произвела и вовсе эффект разорвавшейся бомбы. Не раздумывая, она согласилась на первые предложенные апартаменты.

Под струями прохладного душа мы смыли последние остатки усталости и были готовы к ознакомительной прогулке по Варанаси. Чтобы избежать улиц с раскалённым асфальтом и приставучими рикшами, я предложил добраться до центра города по набережной. Ни путеводителя, ни карты Варанаси у нас не было, но память не изменила мне, и мы без труда по узким проулкам вышли к реке.

Со стороны Ганги город выглядел, как огромная каменная крепость с множеством входов.

Вид неприступных стен и великой реки внушал благоговение, но не прошло и нескольких секунд, как мы услышали традиционный оклик-приглашение от… лодочников. Они здесь были вместо рикш и всех приезжих, как водится, зазывали на прогулку по реке. Мотивировав свой отказ нежеланием жарится под палящими лучами солнца в безоблачную погоду (что явилось вполне приемлемым аргументом для лодочников), мы пообещали с утра непременно совершить обзорную экскурсию по воде, после чего, пытаясь всеми возможными способами укрыться от беспощадного светила, продолжили путь.

На протяжении всей дороги по каменным ступенькам набережной, уходящим от…, или если хотите, ведущим к воде, то поднимались, то спускались люди. У всех были какие-то дела с Гангой. Жизнь здесь кипела во всём её индийском многообразии. Невозможно представить себе ещё одно такое место на земле, где её концентрация достигала бы аналогичного уровня. Рядом с лодками купались подростки. Далее по ходу, метров через десять, женщины стирали бельё. Натерев каждую вещь хозяйственным мылом, прачки подолгу отбивали тряпье о специальные плоские камни. Сушили постиранное прямо на земле, не обращая внимания на пыль и прогуливающихся рядом домашних животных.

Незаметно к нам прилепился мальчик с ясными, как свет, глазами и протянутой вперёд ладошкой. Без лишних церемоний он твердил одно единственное слово: «доллар».

Не обращая внимания на попрошайку, мы наблюдали, как чуть дальше прачек по голову в воде стояло стадо чёрных буйволов. Животные были настолько огромными, что трудно было себе представить, как один щупленький пастух («щупленький» мягко сказано) мог управляться с ними. Две женщины собирали на ступеньках коровьи лепёшки, служащие в сухом виде хорошим топливом, а также использующиеся в качестве незаменимого ингредиента в производстве восточных благовоний.

Мы шли, читая надписи, сделанные краской на стенах зданий, и понимали, что большинство строений, если не все, на набережной – либо храмы, либо ашрамы(монастырь).

То тут, то там нам встречались садху, живущие, по всей видимости, прямо на берегу. Иногда они сидели небольшими группами, мирно беседуя, но чаще занимались своим туалетом, приводя в порядок одежду и тело. На нас они почти не обращали внимания.

Несколько раз приходилось перепрыгивать через сливы экскрементов, поступающих без какой-либо предварительной очистки прямо в реку из расположенных на высоком берегу строений. А невдалеке люди мыли посуду, купались и опять стирали.

По пути попадались следы вечерних пудж и множество всевозможных алтарей. Некоторые из них были встроены прямо в стены зданий на набережной. Другие ютились на ступеньках.

Сравнивая происходящее с виденным в прошлой поездке, я бы сказал, что религиозной жизни у воды значительно прибавилось.

С интересом взирая на открывающуюся картину бытия, мы подошли к небольшому смашану(место кремации). В старой части Варанаси имелся другой, огромный, где вот уже на протяжении пяти тысяч лет не гас огонь, испепеляющий трупы умерших индусов. Об этом в один голос заявляют все исторические источники.

Среди верующих индусов(а других не бывает) считается полезным для будущей кармы, быть сожженным после смерти именно в этом святом городе. Многие пожилые люди на старости лет специально селятся здесь, чтобы завершить свой жизненный цикл на этом месте.

Смашан, который попался на нашем пути, был, очевидно, организован недавно, но и тут его работникам рассиживаться не приходилось. Не торопясь, они сооружали очередной настил из брёвен. Рядом лежал труп усопшего, ради которого шли приготовления. Стоящая поодаль кучка людей, как видно родственников, иногда что-то подсказывала пуджари, другие помогали раскладывать на подносы цветы и сладости.

Женщин к месту кремации не допускали. Обычай предоставлял им возможность наблюдать за церемонией только издалека.

Такая дискриминация, перебравшаяся в 21-вый век, была не совсем понятна, и я полагал, что она присуща только не продвинутым обывателям, но одна моя знакомая рассказывала, что когда она со своим гуру-индусом приехала в Варанаси к его ух-ух-ух каким наставникам, то те чуть ли не выгнали своего ученика в зашей, увидев, что он привел женщину. О, как!

Пройдя в пяти метрах от замотанного в красивые тряпки тела, я разглядел бледное лицо старца, готовящегося в последний путь. Рядом догорал чей-то ранее зажжённый костёр, и ещё две остывающие кучки пепла говорили о печальной участи, постигшей их хозяев.

- Куда потом всё это девают? – спросила моя спутница, имея в виду золу и не сгоревшие остатки трупов.

- В Гангу, - ответил я.

Ее взгляд ненадолго застыл на безмолвной реке, уносящей свои воды с таким вот обременением в далёкие дали. Какая-то, я уверен, глобальная мысль посетила ее, но она промолчала, и мы продолжили наш путь к центру города, глазея на прибрежную суету, как будто смотрели фильм, конец которого уже давно известен, но отдельные детали по-прежнему представляют некий интерес.

Свернув от реки, по одной из улиц мы подошли ко входу в старый город. Подумалось, что будет лучше, если в это сокровенное место мы войдём через главную арку, а оттуда по узким улочкам доберёмся до большого смашана.

Втайне я желал встретить очередного гида, который рассказал и показал бы нам старый Бенарес. В прошлый приезд безо всякого желания так и случилось, правда экскурсия, прошедшая и по тантрическим храмам, и по главному смашану, и по индуистским святым местам, закончилась в магазине тканей, где долго пришлось уговаривать хозяев, отпустить нас. Ну, так зато мы столько увидели!

Невероятно, но на этот раз два одиноких иностранца никого не заинтересовали. Я даже остановился, надеясь, что нас все таки кто-нибудь заметит, но… нет, так нет. Мы перешли через дорогу, прошли наряд полиции, охранявший вход, и влились в чрезвычайно интенсивный людской поток. Я не сомневался, что смогу найти дорогу к нужному нам месту. А двигались мы к старому смашану. Река находилась справа, и это значило, что на всех перекрёстках мы должны были поворачивать туда.

В этот день в одном из главных индуистских храмов города отмечали праздник. Верующие выстроились в огромную очередь, чтобы попасть внутрь. Настроение людей чем-то напоминало состояние в Кедарнате, и мы решили присоединиться к ним. Сделать это оказалось нелегко: чтобы иностранцем попасть внутрь, нужно было зарегистрироваться у security.

Регистрация проходила не у ворот храма, а на другой улице. Прежде чем записать наши данные, полицейский долго допытывался, являемся ли мы индуистами. Такое отношение только подогревало интерес к мероприятию. Конечно же в тот момент мы были индуистами, но… когда попали внутрь и услышали от первого же пуджари, после завершения священной церемонии у статуи Ханумана, что обезьяньего бога удовлетворит пожертвование не меньше чем в 100 рупий(до этого все обходилось максимум десятью), в нас закралось сомнение, стоит ли двигаться дальше. Любопытство возобладало, и мы прошли вглубь территории храма.

Людское сумасшествие внутри одновременно являлось и порядком. Часть прихожан стояла в длинной очереди на посещение индуистских реликвий. Другая совершала молитвы и делала подношения. Третья, по моему глубокому убеждению, просто слонялась от нечего делать из угла в угол. Голосили все, но каждый на свой лад. Нас во все стороны рвали служители культа, наперебой предлагая пуджу на любой вкус. За свою работу они непременно требовали мзду, так что на четвёртой службе наш кошелёк порядком истощился, а божеств в индуистском пантеоне оставалось ещё, ой, как много.

Зазвонил колокол, и накал страстей, как по команде, возрос многократно. Люди стремились заглянуть хоть одним глазком внутрь центральной постройки, вокруг которой разворачивалось основное действо. Полисмены, призванные следить за порядком, позабыв об обязанностях, толкались в первых рядах за право прикоснуться к Божественному.

Забавно, но нам так и не удалось увидеть, к чему так неистово стремились посетители: пробиться сквозь плотное людское кольцо было невозможно. Когда же очередной пуджари попытался утащить нас к вверенному ему алтарю, мы решили покинуть храм, окончательно осознав нецелесообразность своего пребывания в нем.

Выбравшись на узкие улочки Бенареса, я не забывал сворачивать исключительно направо, чтобы попасть к главному смашану. Каковым же было моё удивление, когда после 15-ти минут уверенного продвижения я обнаружил, что мы вышли на главную улицу в 500-тах метрах левее центрального входа в старый город. Иными словами, мы находились точно в противоположной стороне от заданной цели. Как такое могло случиться, по сей день остается для меня загадкой.

Решив больше не искушать судьбу, мы отправились к смашану проверенным путём по набережной, и через десять минут приблизились к месту, куда мечтает попасть каждый добропорядочный индус после смерти. Горящие костры и огромные, с трёхэтажный дом, аккуратно сложенные деревянные поленья служили напоминанием «бессмертному» обывателю, насколько короток промежуток времени, отведённый ему на земле. Несколько тлеющих кучек пепла также не вселяли оптимизма.

Два тела, укутанные в цветастые материи, дожидались своей неизбежной участи. Родственники-мужчины о чём-то беседовали с работниками смашана. В этот момент один из служащих ворошил дрова в догорающем костре, словно выискивал там сохранившиеся остатки предыдущего усопшего.

Многие мои знакомые, побывав в Варанаси, рассказывали об увиденном на смашане не иначе, как с жутким трепетом и дрожью в теле. Еще бы, для европейцев такое расставание с родным человеком было не приемлемо.

Однако происходящее на наших глазах, выглядело настолько буднично, что похоже участники этой сцены не догадывались о шокирующем воздействии своего поведения на туристов с соседнего континента. Но это было только кажущееся ощущение.

На самом деле предприимчивые индусы давно отметили тягу белых людей к чему-нибудь такому-этакому экзотическому и зачастую специально разыгрывали душераздирающие постановки, чтобы поживиться на чувствах ранимой публики.

Вот и на главном смашане для этого(а может и нет, но использовалась именно для этого) была сооружена специальная смотровая площадка, возвышавшаяся метров на десять над землёй, куда мы и были препровождены одним из работников кремационного заведения.

Поднявшись по крутым ступеням, там мы обнаружили, группу туристов, с нескрываемым интересом наблюдавшая за очередным сожжением. Все они закрывали лица платками. Сначала я подумал, что зрители сильно переживают за усопших и их родственников, но когда ветер донёс до нас костровую гарь, понял, что платки призваны предохранять носы от неимоверной вони, а не вытирать слезы сострадания.

Сразу вспомнилось предостережение таксиста с вокзала. И возникла радость за то, что послушали его. Какие мы умнички.

В отсутствии каких-либо средств защиты, пришлось воспользоваться бейсболками. Пригодились и солнцезащитные очки.

Как по мановению волшебной палочки, рядом с нами возник один из местных мальчиков-рассказчиков тех душераздирающих историй о несчастных старушках, которые, не имея средств к существованию, покинув свои родные места, пришли в Бенарес, чтобы быть кремированными в священном городе.

Суть всей мизансцены сводилось к тому, что выпросить для бабуль нужны им деньги на дрова для погребального костра.

Сердобольные туристы должны были, в свою очередь, проявлять милосердие и чувствовать, наверное, гордость, за то, что помогают несчастным женщинам в исполнении их последнего желания, пожертвовав несколько десятков, а может и сотен рупий.

- И снова «дай денег», - подвела итог услышанному моя спутница.

А я, слушая ту же самую историю (слово в слово) во второй раз, вспомнил, как, когда пожертвовал несколько рупий такой, еле волочащей ноги женщине, в первый свой приезд, наблюдал, как тот же рассказчик без каких-либо сантиментов забрал мой погребальный взнос у нее… без лишних сантиментов.

В общем, мы не поддались на шаблонные байки и на просьбу о деньгах хором ответили «нет».

Не смотря на меркантильную составляющую работников смашана, было в этом месте что-то глобальное и не сиюминутное, наполненное непреходящим содержанием, несущим в себе достойную тишину и успокоенность. Все, что принадлежало смашану, находилось будто под колпаком той отрешенности, которая соприкасается с Вечностью.

И в который раз я чувствовал в окружающем пространстве нечто одухотворенное, присутствовавшее и направляющее.

На обратном пути к нам прицепился столь долгожданный провожатый, но потребность в его услугах давно отпала. Тем не менее, он шёл с важным видом впереди нас, делая вид, что указывает нам дорогу на выход.

В этот момент, в одном из проулков навстречу нам по узкой улочке вышла похоронная процессия. Мужчины несли гроб, женщины шли сзади. Никто не плакал, не воздыхал, даже шарканья ног не было слышно. Внутреннее ощущение подсказывало, что смашан таким образом прощается с нами.

Вернувшись в гостиницу, мы пообедали и до вечера уже не покидали апартаментов, спасаясь от нестерпимой жары под работающими вентиляторами.

Когда солнце и луна поменялись местами, но небосвод ещё подсвечивался ушедшим за горизонт светилом, мы вновь вышли на набережную. Народу заметно прибавилось. К купающимся и стирающим присоединились команды игроков в крикет, с вездесущими болельщиками. Национальная игра восточного полушария вызывала не угасающий интерес у её поклонников, как футбол у европейцев или бейсбол у американцев.

Ничего не зная, ни о правилах, ни о кумирах популярной игры, я воспринимал ее как обычную детскую забаву.

Любуясь вечерними водами Ганга, мы подошли к месту проведения известной на весь мир шиваитской пуджи. Действие должно было вот-вот начаться. На пяти деревянных помостах шли последние приготовления к церемонии. Помощники и пуджари поправляли, расставленные по местам аксессуары. Зрители, пришедшие посмотреть на красивый ритуал, рассаживались прямо на ступеньках набережной. Мы без труда нашли свободные места в каменном партере.

Маленькая девочка с тарелкой, выложенной лепестками цветов и увенчанной торчащей посреди них свечкой, подбежала к нам в надежде, что мы купим этот столь необходимый атрибут индийского богослужения. Насколько я припоминал, по окончанию действия, верующие спускались к реке и, зажигая свечки, ставили подношения на воду. Тысячи плывущих в темноте по течению огоньков, представляли прелестнейшее зрелище.

Мы уселись так, чтобы не пропустить ни одной, даже самой незначительной детали представления. Пока оно не началось было время осмотреться.

Чуть выше на ступеньках и немного в стороне от нас стоял пульт управления колонками и микрофоном. За ним сидели: главный шиваит – высокий худой мужчина, увешанный бусами и обмазанный пеплом – и певец, под чей аккомпанемент проходило магическое действо. В преддверии церемониала последний, играя на неизвестном мне, но явно народном инструменте, исполнял популярные индийские мантры. Окружающие люди с удовольствием подхватывали знакомые мелодии.

Неожиданно зазвонили колокола, знаменуя начало церемониала. Пять юношей вышли на пять деревянных подмостков и синхронно принялись исполнять сложные ритуальные движения. Внимание зрителей было целиком и полностью приковано к ним.

Целью представления, как мне показалось, было воздаяние должного пяти земным стихиям или, если хотите, элементам. В руках, у исполняющих ритуал пуджари, появлялись поочередно предметы, символизирующие, то воду, то воздух. Самым захватывающим был отрезок с огнем, но понять, что кроется за каждой манипуляцией, мог наверно только весьма сведущий человек, коим, ни я, ни моя спутница не являлись.

На протяжении всей пуджи выступающим помогали специальные люди, которые точно знали, когда и какой аксессуар подавать, в каком месте зажигать огонь, а в каком лить воду.

По окончании магического представления, зрители вместе с участниками спустились к берегу для омовения. Кто-то полностью окунулся в священных водах, кто-то едва окропил лицо или макушку головы, но так или иначе все без исключения прикоснулись к священной реке. Не отставая от остальных, после омовения мы запустили свои тарелочки с зажжёнными свечами по течению.

Это необыкновенно красиво. Река, огни…

Не зная, ни слов, ни предназначения услышанных мантр, не имея ни малейшего понятия о том, какой смысл и содержание были сокрыты в движениях пуджари, я, тем не менее, испытывал необъяснимый прилив любви и восторженности. Чудесным образом растворилось всякое напряжение в теле.

Плывя в потоке тончайшей благодати, мы с моей спутницей возвращались по берегу обратно в отель той же дорогой, что и пришли.

Ночь к тому времени полностью вступила в свои права. И хотя света из окон и от редких фонарей вполне хватало, чтобы видеть окружающие нас предметы, я не узнавал, ни зданий, ни тех мест, мимо которых дважды за сегодня пролегал наш путь. Как будто кто-то сделал на набережной грандиозную перестановку…, а может в моей голове.

Варанаси был неотразим в своей фантастической непредсказуемости и мы были в трепетном восторге от этого города, что однако не помешало нам в очередной раз вдоволь повеселиться.

Началось все с маленького фонарика, который из предусмотрительности я взял с собой на прогулку. Дело в том, что частые отключения электричества в индийских городах приучили меня соблюдать элементарные меры предосторожности. Одни мои знакомые, попав в такую ситуацию, пол ночи блуждали по лабиринтам проулков Варанаси.

Так вот, видя мое состояние после пуджи, моя спутница достала столь необходимый осветительный прибор и, включив, попыталась голубоватым лучом подсветить мне мозги, чтобы они после пуджи встали на место.

Ее порыв позабавил нас. Но на самом деле, она тоже была в высшей степени впечатлена увиденным.

Придя в отличном состоянии в отель, мы решили поужинать. Я ел курицу – это была мечта. Каждая клеточка тела пела от вкуса прожаренного мяса. Видно уставший организм требовал белков.

Курица это единственное мясо разрешенное индуисту в пищу, но и его они не умеют готовить. Оно получается у них пережаренным и сухим. Нет той хрустящей корочки и сочности, которые получаются на грилле в любом захолустном ларьке Москвы. Может погода влияет, а может куры такие. Но в тех условиях, даже такой кусок остро-перчёной курятины казался верхом блаженства.

Моя спутница ограничилась чаем.

Следующий день мы начали с прогулки по Гангу. Первый же лодочник назначил вполне приемлемую цену за свои услуги, и через минуту, покинув твёрдую землю, мы перешли в мерно покачивающееся транспортное средство. Хозяин пригласил помощника, который тут же уселся за вёсла. Сам владелец лодки взял на себя роль экскурсовода.

Вид на город с реки резко отличался в лучшую сторону. Теперь мы наблюдали не отдельные стены и здания, а некую единую композиции. То, что строители Варанаси воплощали какую-то особую задумку архитектора, объединяющую постройки в гармоничный ансамбль, говорить не приходилось, но выглядело все достаточно впечатляюще.

Без сомнения, высокие массивные стены береговых сооружений служили хорошей защитой для горожан в былые времена.

Кроме нас красотами города с реки любовалось ещё множество туристов, как индусов, так и иноземных. Одни, как мы, прогуливались на вёсельных лодках. Другие шли на моторках. Были ещё и те, кто предпочёл маленькие кораблики. Люди махали руками, весело приветствуя пассажиров с проплывающих рядом плавсредств. Некоторые умудрялись успеть задать стандартные вопросы, на вроде: «Как дела?», или «Вы откуда?». Сама прогулка заняла примерно час.

После лёгкого завтрака мы отправились в храм Агхори (одно из радикальных направлений в тантре). В прошлое моё посещение Варанаси, брат хозяина гостиницы показал мне место сторонников левого течения в тантре и научил самостоятельно проводить пуджу. За полтора года я напрочь позабыл, как это делается, но ощущения, оставленные храмом, были свежи в памяти и… неизгладимы.

Агхори находились в десяти минутах ходьбы от нас. Прячась по возможности в тени домов от знойного солнца, мы двигались маршрутом, который я запомнил с прошлого раза. Память и на этот раз не подвела. За районом частных домов из-за деревьев на нас вдруг надвинулись центральные ворота храма, увенчанные по обе стороны стоящими друг на друге огромными человеческими черепами. Интересуясь мировоззрением агхори, я знал, что устрашающий вход в храм, был сделан таковым, чтобы отпугивать непосвященных. Тех же, кто преодолел внутренние страхи и условности, здесь приветствовали.

Перед входом мы сняли обувь и прошли на территорию. Места поклонения и проведения пудж в левом тантрическом течении заметно отличались от привычных индуистских: вместо знакомых изображений божеств здесь стояли статуи людей, достигших просветления в этой традиции. Таких за стеклянными ограждениями было несколько, причём глаза и сами скульптуры были раскрашены невероятно выразительно, так что выглядели как живые.

Пройдя по аллее вдоль нескольких построек, мы подошли к месту, где прихожане зажигали благовония и читали мантры. Желая присоединиться к ним, я начал высматривать кого-то, кто смог бы напомнить мне, в какой последовательности и что нужно делать.

Поначалу поиски не принесли результатов. Служащие, к которым я обращался, не говорили по-английски и, смущаясь, всячески старались отделаться от назойливого иноземца. Не сдаваясь, вскоре я нашёл молодого человека, согласившегося нам помочь. Следуя за ним, мы повторяли все его действия, а он сопровождал каждый свой шаг подробными комментариями и разъяснениями.

Сделав несколько пранамов и прочитав нужные мантры возле центрального алтаря, мы спустились к большому водоёму на территории храма. Посреди пруда стояла каменная беседка со статуей просветленного внутри. Наш гид рассказал историю появления этого источника. В 17 веке Махарадж Шри Кина Рамджи – одиннадцатый глава традиции Агхори – основал нынешнюю резиденцию в Варанаси, на территории которой по его указанию тогда же и был выкопан пруд. Однажды к просветленному со слезами на глазах пришла вдова, неся на руках своего умирающего сына. Она положила мальчика к ногам Кина Рамджи, причитая и умоляя спасти единственное ее дитя. Проникнувшись неистовым горем матери, просветленный кинул в источник несколько зерен риса и начал читать над ним священные мантры. По окончании он объявил, что с того момента кто бы ни искупался в этой воде – освободится от болезней и страданий. Легенда гласила, что источник будет существовать и облегчать участь людей до тех пор, пока Ганг течет в Варанаси. Заканчивая свой рассказ, наш друг добавил, что каждый пришедший сюда обязан испить святого эликсира. В подтверждение своих слов на наших глазах он зачерпнул ладошкой цветущую серо-зелёную воду и выпил её.

Надеюсь, вы понимаете, какой бывает вода в пруде, находящемся в центре миллионного мегаполиса, и не просто «мегаполиса», а индийского.

Но судя по выражающим глубочайший восторг глазам нашего гида, мы непременно должны были последовать его примеру.

Разогнав тину и цветение на поверхности, я погрузил руку в пруд и сделал глоток. Моя спутница повторила за мной испитие святой жидкости. Не успела она сделать второй глоток, как мой желудок потревожил лёгкий спазм, дав таким образом знать, что проглоченная жидкость поступила в него.

Обнадеженные словами, что от святого источника невозможно заразиться, мы поднялись по ступенькам к келье нынешнего настоятеля храма, который в тот момент был в отъезде.

Перед дверью стояли железные сланцы, к которым следовало прикоснуться лбом. Внимательно следя за тем, чтобы мы в точности повторяли и не пропустили какую-нибудь часть общего ритуала, наш гид был крайне доволен исполнительностью, с которой я и моя спутница следовали его инструкциям.

В конце увлекательной, с элементами экстрима(а как по другому назвать питье из озера) экскурсии мы подошли к месту, на котором один из приверженцев бескомпромиссного левого течения достиг просветления.

Высокая, обнесённая забором, каменная постройка открывалась для посещения только два раза в год. Следующего открытия должно было состояться через три месяца. Его ждали и к нему готовились.

Чем-то вселенским веяло от этого места.

Непосвященным следует знать, что агхори считаются самыми упорными и неотступными духовными искателями в тантрической иерархии. Ища и искореняя, мешающие в постижении истины обусловленности, они поселятся на смашанах, питаются трупами и совершают еще много шокирующих дел. И никакого намека на секс.

Вот такой духовный путь.

Под занавес импровизированного посвящения наш друг поинтересовался, откуда мы и с какой целью путешествуем по Индии. О себе он поведал, что работает журналистом. Когда я изъявил желание приобрести литературу об Агхори, он подарил нам небольшую цветную брошюру, которые продавались в киоске при храме.

Время близилось к полудню, и самым правильным решением было спрятаться от испепеляющего зноя в стенах отеля, что мы и делали. Там, попивая чай, мы наблюдали, как местные белки носятся по зелёному газону с задранными хвостами. Не было места, куда бы не заглянули шустрые зверьки. Резкие остановки, неожиданные прыжки и непрерывное верчение головой чуть ли не на 360 градусов делали их поведение до ужаса забавным.

Помимо них в гостинице жил пёс. Добродушнейший кобель почти всё время сидел в тени на верёвке. Когда его отпускали с поводка, от радости обретения свободы передвижения, он носился, как угорелый, по траве, заигрывая со всеми попадающимися на его пути посетителями. Но даже в такой эйфории сторожевой инстинкт в нем не дремал. Однажды в пределы отеля вторглась обезьяна и этот самый инстинкт, в мгновение проснувшийся в собаке, довёл пса до исступления. Сожалея, что не может лазить по деревьям, он лаял т-а-к, что казалось, задохнётся от собственного рвения.

Уже несколько раз за время пребывания в Варанаси я ловил себя на ощущении дежавю. В некоторые моменты оно было настолько ярким, что заставляло задуматься, а не проделывал ли я уже всё это на яву, или хотя бы в эфирном теле. Тут же голову посещали мысли и о параллельном измерении. Как только в очередной раз возникало это чувство, я начинал вращать во все стороны головой, ища признаки, подтверждающие мои предположения, и дежавю вмиг улетучивалось.

На этот раз, наблюдение за белками породило такую аномалию восприятия.

Вечером снова была пуджа. Хотя я и не хотел пропускать это мероприятие, на этот раз, когда мы подошли, магический спектакль был в самом разгаре. Помощники зажигали огонь, и пуджари величественно направляли пламя, водя во все стороны золотыми канделябрами.

Публика, наблюдавшая за манипуляциями служителей культа, вела себя непринужденно. Люди переговаривались, менялись местами, уходили, возвращались. Кто-то, не взирая ни на что, проводил собственную садхану у воды. Но под конец все дружно спустились к реке и омылись каждый по своему усмотрению.

Моя грудь, как и в прошлый раз, разрывалась от потока беспричинной любви. Мягкая запредельная сила повлияла на общее состояние таким образом, что даже глаза слегка расфокусировались и едва заметная, нематериального происхождения пелена размывала детали окружающего мира. Тело, потеряв привычную связь с мозгом, безошибочно находило собственные ориентиры для безопасного перемещения по улице и свободно лавировало, а лучше сказать - текло в толпе людей, легко предупреждая и избегая любые возможные столкновения.

Пока мы решали, покупать или не покупать фрукты, к нам привязался худощавый индус. Пытаясь меня разговорить, он задавал кучу стандартных вопросов, всякий раз подчёркивая свою дружелюбность. Без лишних слов было понятно, что по дороге он хочет затащить нас в какой-то магазин и выручить за это комиссионные.

Многие продавцы и посредники поступали так. Знакомясь на улице с клиентами, они приглашали их в свою лавку для того, чтобы люди «просто посмотрели» их товар, при этом хозяин делает вид, что сама продажа его сильно не интересует. Как только вы переступаете порог магазина, вас забрасывают кучей всевозможного барахла и пытаются угадать, что произвело наибольшее впечатление. При этом вас угощают чаем и ведут светский разговор. Процедура эта, по первости, бывает довольно забавной, но по десятому разу кажется нудной и утомительной.

Это культурно выражаясь.

Причем меня всегда удивляло убежденность индусов, что европейцам непременно нужны их тряпки.

Считая, что зацепил потенциальных покупателей, наш новый знакомый ни на минуту не позволял забыть о себе. Догадавшись, что мы не собираемся пользоваться услугами рикши, он всю дорогу рассказывал, то о Варанаси, то о своей семье, часто повторяясь и начиная каждую фразу со слова «friend».

Попавшись в прошлом пару раз на удочку таких зазывал, мне больше не хотелось тратить уйму времени на бесполезное посещение магазина и торговлю, но избавиться от навязчивого преследователя даже теоретически не представлялось возможным. Такие вцепляются мертвой хваткой. Это их источник для существования, и ничего с этим не поделаешь.

Так мы и продолжали двигаться в направлении отеля под аккомпанемент бесполезной болтовни.

В какой-то момент наш друг стал настаивать на том, чтобы мы свернули. Оказалось, магазин, о котором он уже несколько раз упоминал в своей речи, находился на второстепенной улице.

И без того уже устав от его навязчивости, я стал просить торгового агента позволить нам двигаться дальше. Индус не отступал, а, наоборот, стал настаивать.

Разговор с его стороны пошёл на повышенных тонах. Не разбирая ни слова из того, что он говорит, я попытался прибегнуть к помощи моей спутницы, но она как-то странно отгородилась от происходящего и не принимала участия в диспуте.

В следующее мгновение я почувствовал, как моё тело затряслось мелкой дрожью. Потоки необузданной энергии распространялись из живота, многократно усиливаясь с каждой секундой. Неожиданно я осознал, что мое состояние является реакция на вполне конкретную агрессию со стороны. Щупленький индус к тому моменту уже не говорил, а орал в мою сторону.

Окружающие постепенно стали обращать внимание на нас. Некоторые прохожие оборачивались. Моё тело клокотало, но я по-прежнему в мягкой форме продолжал убеждать индуса, позволить нам продолжить путь. Внутреннее чутьё подсказывало, что собравшиеся зеваки отнюдь не на моей стороне. И мои опасения подтвердились, когда молодой паренёк злобно выкрикнул из толпы фразу со словом «fucking» и, сверкая глазами, пронесся мимо меня.

Внезапно наш разъярённый сопровождающий исчез.

Моя спутница, как ни в чём не бывало, занялась покупкой фруктов, но обстановка вокруг не разрядилась. Боковым зрением я наблюдал, как парнишка, кричавший в защиту земляка, подговорил несколько товарищей, и они убежали вверх по улице в надежде подкараулить нас там. Осознавая их намерение, я поймал себя на мысли, что просто так это не обойдется, и подумал, что придётся драться. Парадоксально, но при всем при этом благостное настроение, обретенное во время шиваитской пуджи на Ганге, не покидало меня, так что даже не смотря на сложившуюся ситуацию, к нашим недоброжелателям я испытывал всеобъемлющую любовь.

Не задумываясь об опасности и не сворачивая с дороги, мы с пакетами купленных фруктов двинулись дальше и через несколько метров наткнулись на агрессоров. Однако развитию их намерений помешал непонятно откуда взявшийся полицейский. Высоченный и габаритный служитель порядка, как видно заподозрил неладное, и в целях предотвращения конфликта приблизился к эпицентру происходящего. Подозвал к себе разъерепенившихся подростков, он спокойно проводил нас глазами.

Не знаю, насколько его присутствие поостудило буйные головы, но то, что их недобрый план был сведен на "нет", это точно. Взвинченным забиякам оставалось только бросать свирепые взгляды в нашу сторону.

Так в очередной раз на родине Шивы и Кришны, в священном городе я столкнулся с агрессией.

В отеле, уничтожая купленные апельсины, мы обсуждали произошедшее и пришли к выводу, что причиной случившегося стало моё некорректное поведение. Не преминули мы и посмеяться над неожиданным происшествием, представив, как могла бы развернуться ситуация, если бы мы поддались на уговоры и пошли в магазин..., и посмотрев товар, продолжали бы настаивать, чтобы нам показали что-нибудь еще..., и еще..., а очумевшие продавцы уже под любым предлогом желали бы избавиться от нас.

Только не думайте, что такое на самом деле такое не возможно. Индусские торговцы скорей умрут, чем расстанутся с покупателем.

В момент наших безобидных посмехушек обслуживающий персонал гест хауса с опаской посматривал в нашу сторону. Наверно со стороны могло показаться, что мы обкурились. Выражения лиц официанта, портье и уборщика только подливали масла в огонь нашего веселья.

Чтобы хоть как-то успокоиться, я переключил внимание на ящерок, бегающих по стенам и потолку кафе. Шустрые пресмыкающиеся не давали присесть на ровную поверхность ни одному насекомому. Увлекательное занятие, скажу я вам, наблюдать, как, высматривая очередную жертву, ящерка замирает, чтобы потом одним молниеносным движением поглотить её.

Сновидение в эту ночь был на редкость ярким и осознанным.

На следующий день мы по совету нашего английского попутчика Петера решили проехаться в Сарнат, но по с утра не удержались и зашли в храм Агхори. Выполнив часть необходимых ритуалов, я какое-то время сидел под навесом перед священным водоёмом и предавался медитации. Казалось, что лучшего места в городе для спокойного пребывания в состоянии «здесь и сейчас» не сыскать. Правды ради надо отметить, что мы мало где бывали в Варанаси, поэтому уверен, что у тех, кто знает город лучше, будет несколько иное мнение на этот счёт.

Моя спутница, посидев недолго рядом со мной, после бродила по территории храма, разглядывая всё, что попадалось ей на глаза. Когда мы вышли на улицу, обнаружилось, что кто-то позаимствовал её солнечные очки, которые преисполненная утончённым состоянием девушка, беспечно оставила лежать под присмотром статуи одного из просветленных.

С такого казуса началась наша поездка в Сарнат.

После Агхори, на рикше мы доехали до вокзала и сделали попытку найти нужный автобус. Наши поползновения пресекли на корню водители, припаркованных на стоянке такси, утверждавшие в один голос, что на сегодня все рейсы закончились. Абсолютно уверенный в обратном, я на всякий случай осведомился у рикши о цене за проезд до Сарната. Приятно удивившись скромной расценке, мы согласились воспользоваться услугами трёхколёсной мотоколяски и забрались в маленькую, без окон и дверей кабинку.

Рикша долго петлял по улицам города, прежде чем выехал в открытое поле за его пределами. На карте, которая была у меня, дорога выглядела намного проще. Скорей всего топографы были не слишком щепетильны и сгладили на бумаге не один угол.

Первым, кого мы увидели, въехав в Сарнат, был Петер…! идущий по территории местного высшего учебного заведения. Окликнув его (точнее прокричав его имя на всю улицу), мы притормозили рикшу и подошли поздороваться. Он был тоже безумно рад встретить нас и во второй раз подробно рассказал, как найти Ринпоче. Он даже нарисовал схему маршрута. Теперь мы могли продвигаться, не боясь заблудиться на незнакомой местности.

На фоне серых крестьянских построек буддисткий монастырь выглядел, как храм Василия Блаженного, перенесённый с Красной площади в какой-нибудь захудалый бюджетный колхоз. Издалека были заметны изогнутые крыши пристанища будущих лам. Раскрашенные в яркие, не тускнеющие на солнце краски, они выдавали его местоположение, что было весьма кстати, потому что к кому бы мы ни обращались, никто не говорил по-английски.

Странно, деревня и никто не говорит по-английски?!

За воротами монастыря всё утопало в зелени. Клумбы с распустившимися цветами были разбросаны по всей территории, куда ни кинь взгляд. Извилистые дорожки терялись в тени высоких деревьев. Меня не раз удивляла в Индии тщательная ухоженность внутренних территорий и крайняя запущенность улиц. В сарнатовской деревне этот контракт был особенно заметен.

Не зная, где искать интересовавшего нас Трангу Ринпоче, мы обратились за помощью к первому встретившемуся нам монаху. Улыбчивый молодой тибетец поначалу направил нас к дежурному, но потом, догнав, предложил подождать у храма, пока он сам узнает, примет ли нас достопочтенный учитель.

В вынужденном ожидании мы не преминули заглянуть внутрь культовой постройки. Храм оказался меньше и уютней дармсаловского, и от него веяло большим теплом и душевностью. Золотой Будда смотрел на нас через полуприкрытые веки, словно напоминая о вечном, а рядом два молоденьких послушника тёрли мокрыми тряпками пол. Неслышное эхо от начитанных мантр и священных текстов, блуждавшее между стен, наполнило меня оглушительной тишиной. Оно не было тяжеловесным и обременительным. Его величие порождало ощущение себя маленькой, но полноправной песчинкой в едином целом. Беззвучный голос, доносившийся из самых глубин вселенной, настойчиво повторял, что каждый волен выбирать сам, затеряться ли ему в бескрайних просторах бытия или, подчинившись великой силе, стать с вечностью на равных.

Ощущение было такое, что внутреннее пространство храма распространялось далеко за его пределы, и его можно было забрать с собой и… оставаться в нём вечно.

Посыльный вернулся с хорошей вестью: Ринпоче согласился принять нас в своих апартаментах. Монах предложил следовать за ним, и вскоре мы стояли у домика учителя, где наш проводник передал нас из рук в руки его помощнику, такому же молодому, но крайне сосредоточенному пареньку.

Войдя в дом, мы оказались в коридоре, из которого вело несколько дверей. Указав на дальнюю, монах сказал, что нам туда. Перед дверью в апартаменты Римпоче моя спутница посмотрела на меня глазами человека, растерявшегося от радости и от того испугавшегося, что наконец-то свершится долгожданное, крайне важное событие, и, не знавшего, как в таких случаях поступать. Из-за охватившей ее робости, она пропустила меня вперёд.

Я отодвинул кусок материи, закрывающий дверной проём, и прошёл в комнату. Своим видом помещение напоминало кабинет. По обе стороны от нас вдоль стен стояли шкафы с книгами, а прямо напротив за столом сидел довольно крупный тибетец. При виде нас его широкая улыбка расползлась на всё лицо. Как маяк, разрывая светом яркого фонаря ночную мглу, указывает верный путь блуждающим кораблям, так присутствие Ринпоче осветляло малейшие затемнения души вошедших посетителей. От него исходило такое количество тепла и любви, что любой человек непроизвольно начинал светиться. Огромная волна беспричинного счастья захлестнула меня и, сохраняясь на самом большом своём пике, не покидала всё то время, пока мы находились у учителя махамудры. Судя по выражению лица моей спутницы, с ней происходило то же самое.

Ринпоче говорил на тибетском. Его помощник переводил. Просветлённый поинтересовался, что привело нас к нему. Забавно, но в присутствии учителя все вопросы автоматически отпадали, поэтому мне оставалось лишь пошутить, что, увидев Кармапу в Дармсале, я захотел быть похожим на него – вот и приехал, чтобы перевоплотиться. Ринпоче посмеялся и предложил задавать вопросы дальше.

Чтобы интервью не закончилось слишком быстро, я заговорил о тибетском учении Дзогчен. Мудрый учитель сказал, что это не совсем его направление, и посоветовал ехать в монастырь в Катманду к тамошним продолжателям древней традиции. Он также с уважением отозвался о просветительской деятельности Номкая Норбу, которого я знал по книгам, и ещё нескольких ринпоче.

Моя спутница, от переполнявшего ее волнения, не произнесла ни звука.

Мы сидели на полу перед продолжателем традиции кагью тибетского буддизма пропитанные лучами его безразмерного сердца и не хотели уходить. К сожалению, наши желания не всегда совпадают с возможностями. Когда время аудиенции закончилось, а когда нет вопросов, оно заканчивается быстро, я с благодарностью пожал огромную мягкую руку настоятеля монастыря, а Трангу Ринпоче, в свою очередь, пожелал нам удачи. Это выглядело как напутствие. Его озорные глаза, горевшие детским задором и любознательностью, провожали нас до самого выхода. Достаточно повидавшие на своем веку, они по-прежнему находили что-то новенькое в окружающем мире, и такими запомнились мне навсегда.

Уже по дороге к автостоянке я подумал, что можно было спросить и о Махамудре, которой учил Ринпоче, и о Далай-Ламе, с которым он дружил, и о многом другом, но в итоге пришёл к выводу, что, как всё прошло, так и должно было пройти. Достаточно того, что мы увидели человека, одним своим присутствием доказывающего, что мир не ограничен видимой реальностью.

Обсуждая прошедшее интервью, мы вышли на дорогу, где стали доступной мишенью для рикш. Не прошло и пяти секунд, как один из них уже торговался с нами. Зная расценки до Варанаси, мы никак не соглашались на его явно завышенные требования. Торг вела моя спутница, и получалось у неё, надо сказать, довольно неплохо.

Тому, кто думает, что в этом нет ничего особенного, замечу, что все рикши, как и все торговцы в Индии мужчины, которые ни под каким соусом не воспринимают всерьез женщин, тем более таких маленьких и хрупких, какой была моя спутница. Поэтому разговор с их стороны ведется, зачастую, с высока и довольно-таки пренебрежительно. Но сегодня был не тот случай.

Глядя на происходящее, я подумал, что сорвать куш у таксера не то, чтобы не получится, а как бы ему самому не пришлось доплачивать.

Пока индус настаивал на заявленном тарифе, подъехал другой рикша и сходу предложил приемлемую цену. Моя спутница не задумываясь согласилась.

Видя, что упускает клиентов, первый рикша отругал на хинди второго, наверно за то, что тот демпингует, и согласился снизить цену, но тут пришла очередь маленькой, хрупкой девушки кое-что втолковать зарвавшемуся водителю. В доходчивой форме моя спутница пояснила, что поедет с тем, кто первым объявил более низкую цену. Но если достопочтимый жадюга готов скинуть ещё двадцать рупий, то она с превеликим удовольствием пересядет к нему. От такой наглости рикша остолбенел.

Двадцать рупий ниже стандартной цены!!!

Пока мы отъезжали, я наблюдал, как оторопевшее лицо, брошенного нами водителя, приобретало выражение легкого умственного помешательства. Видно, такой поворот событий был для него в принципе непостижим.

Двадцать рупий ниже…!!!

По дороге и в гостинице мы вдоволь насмеялись над сложившейся ситуацией, потом пошли перекусить и в очередной раз отправились на пуджу.

Непростительно и странно было бы, будучи в Варанаси, пропускать событие, дарящее невообразимое число впечатлений.

Самым необычным для меня было чувствовать людей, с которыми даже не разговаривал, а только видел, настолько родными и близкими, что казалось остаток своих дней готов провести с ними, разделив, и хлеб, и кров. Такие переживания я испытывал к пуджари, а по окончанию пуджи ко всем зрителям и жителям Варанаси. После церемонии даже рикши переставали раздражать присущей им навязчивостью.

Не удивительно, что на этот раз один из них с лёгкостью уговорил нас воспользоваться его услугами и домчаться до гостиницы, если так можно сказать о велорикше, с ветерком.

Настроение было отличным, несмотря на все неудобства нанятой нами повозки.

Всякий раз, когда рикша тормозил, приходилось сильно упираться ногами в пол, чтобы не скатиться на проезжую часть со скользких кресел, которые были установлены под весьма несоответственным углом. Мы смеялись над тем, как инженерная непродуманность сидений, стимулирует к физическим занятиям.

Параллельно упражнениям на ноги нашлось ещё несколько преимуществ велорикш перед другими средствами передвижения. Пальму первенства в этом списке заняла экологичность ногоприводного транспорта, если не считать газов, выпущенных водителем в сторону пассажиров от напряжения.

Весь следующий день перед отъездом из Варанаси мы провели в отеле. Точнее в его кафе. Только короткие вылазки в Интернет-салон и магазин оптики прервали ненадолго наше многочасовое чаепитие. Искренне порадовала в этом питейном марафоне встреча с братом хозяина гостиницы, с которым мы подружились в прошлый мой приезд. Это с его легкой руки я приобщился к ритуалам Агхори и узнал много интересного о жизни простых индусов.

Теперь он не работал в отеле, а держал кафе на набережной, которое, по его словам, было занесено в lonely planet.

После его ухода, наш чайный ритуал продолжился в неспешно-созерцательном темпе. А куда было торопиться? Главная наша забота – рюкзаки, были давно собраны, билеты куплены, и ничего не оставалось, как придаваться безделью.

За час до указанного в билетах времени мы уже были на вокзале, а после… ещё пять! изучали его интерьер. В этот день, по неизвестной нам причине, график движения поездов был катастрофически сорван и выполнялся лишь с той оговоркой, что составы все таки прибывали. Опоздания на всех направлениях были неимоверные, но рекордсменом в этом негласном состязании оказался…? наш поезд до Калькутты. Он с лихвой превзошёл всех.

С нашим счастьем и удачей, мы этому даже не удивлялись.

Тогда мы еще не знали правило ж/д Индии, гласившее, что если поезд опаздывает на десять часов, то деньги за билеты на него возвращают. И самое главное…! вывод, вытекающий из этого правила – на таком поезде можно ехать зайцем.

Не подозревая, что нас ждет, в связи с этим плачевным обстоятельством, мы спокойно ждали своей очереди отправиться в путь. Для иностранцев в здании работало специальное турбюро. Его работники помогали беспомощным иноземцам разобраться, куда и когда следует бежать. Без их непосредственного вмешательства, в объявлениях по вокзальному селектору трудно было бы разобраться.

На ступеньках конторы мы повстречали парочку путешественников из России. Тот, кто подолгу находился вдали от отчизны, знает, как бывает приятно пообщаться с земляками на родном языке. Наши собеседники в зале ожидания вокзала города Варанаси, оказались мужем с женой. В общем и целом они были в восторге от посещения Индии. В отличие от нас они побывали в Агре и увидели знаменитый Тадж-Махал. Этим немеркнущим свидетельством высочайшей любви они были впечатлены, а вот водная прогулка по Гангу в Варанаси оставила у супругов, мягко говоря, не вполне приятный осадок.

Там, куда не доехали мы на своей лодке, и где катали их, ребята видели полуразложившиеся останки людей на расстоянии вытянутой руки от себя.

Дело в том, что по индийским обычаям дети до десяти лет, беременные женщины и утопленники не нуждаются в очищении кармы, поэтому их бросают в реку, не кремируя. Зрелище не для слабонервных..., и, как оказалось, не для интеллигентов из Питера.

Но вот с поездом супругам повезло: их состав прибыл с незначительным опозданием. Они уехали, а нам предстояло ещё три часа болтаться по перрону, но мы об этом в тот момент не знали.

После изнурительного ожидания, прибытие состава до Калькутты показалось мне пределом человеческих мечтаний, но, увидев, в какой компании нам предстоит проделать путь на восток Индии, я понял, что моя радость, мягко говоря, была преждевременной.

Призывники индийской армии ехали по соседству до промежуточной станции. Первой неприятностью стало то, что они заняли наши места. Второй, что поставили на вентилятор на потолке сушиться промокшую обувь.

Моя спутница, потерявшая к тому времени способность шутить и любезничать – пять! часов! ожидания! – жестко объяснила юношам правила проезда и роль билетов на железнодорожном транспорте. К сожалению, ни эти знания, ни правила железных дорог и проезда пассажиров, не очень-то помогли.

Ночь напролет на нижнюю полку к ней то и дело подсаживались безбилетные пассажиры, нарушая и без того чуткий сон. Проснувшись в очередной раз в скрюченной позе, моя спутница с ужасом обнаружила, что рядом с ней кто-то спит (и это не анекдот, и не розыгрыш). В попытке разобраться, кто посмел столь беспардонно разделить с ней спальное ложе, она обнаружила у себя в ногах чуть ли не грудного ребенка. Ища объяснения появлению малютки, выяснилось, что многодетная мать, подсевшая на очередном полустанке, не зная, куда уложить четвёртого ребёнка – маленькую девочку – не придумала ничего лучшего, как поместить дочку под бочок к белой женщине.

То ли от ночных перипетий, то ли от долгого ожидания и десятичасового опоздания поезда, у моей спутницы поднялась температура, и, выйдя на перрон в Калькутте, она готова была свалиться замертво.

Считая, на тот момент, этот наш переезд наихудшим, в будущих поездках на поездах мы убедились, что нет. Так однажды нам довелось ехать в точно таком же шестиместном плацкарте, только тогда помимо нас в нем было еще десять! пассажиров. Соседние купе и проходы были забиты не меньше. Пройти в тамбуре из вагона в вагон было невозможно. В том поезде свободное место было только на полу… в туалете.

Во как!