2015-06-30
1405
Загородная дворянская усадьба конца XVIII - первой трети XIX столетия в силу универсальности своего назначения представала одновременно роскошной резиденцией аристократа, сельским культурным салоном, кабинетом просвещенного дворянина, приютом поэта, ученого, философа, многофункциональным хозяйством и патриархальным семейным очагом.
А.А.Фет писал: «Что такое дворянская усадьба с точки зрения нравственно-эстетической? Это «дом» и «сад», устроенные на лоне природы, когда человеческое едино с «природным» в глубочайшем органическом расцвете и обновлении, а природное не дичится облагораживающего культурного возделывания человеком, когда поэзия родной природы развивает душу рука об руку с красотой изящных искусств, а под крышей усадебного дома не иссякает особая музыка домашнего быта, живущего в смене деятельности труда и праздного веселья, радостной любви и чистого созерцания».
В подмосковном Оста-
фьеве владелец усадь-
бы князь П.А.Вяземский создал особый микроклимат семейного очага. Его дети росли и воспитывались в атмосфере любви и нежной заботы. Петр Андреевич большое значение придавал воспитанию и обучению своих детей, с которыми в Остафьеве занимались гувернеры, гувернантки, учителя. Они учили детей нескольким языкам: французскому, английскому, немецкому, латинскому.
Русскому языку детей учили, используя в качестве учебных пособий «Письма русского путешественника» и «Детское чтение» Н.М.Карамзина, произведения В.А. Жуковского. Басни И.И. Дмитриева и И.А. Крылова, оды Г.Р.Державина выучивали наизусть. Сохранившиеся тетради детей Вяземских по арифметике, геометрии, астрономии, физике, географии, священной истории свидетельствуют о преподаваемых им науках. Особое внимание уделялось изучению древней и новой истории, истории Отечества. При этом целью являлось не только запоминание отдельных фактов, но размышление и рассуждение над историческими примерами. Занимались с детьми каллиграфией. Они вели дневники, писали письма. Детей также учили танцевать, играть на фортепиано, рисовать, ездить верхом.
Жизнь летом в усадьбе определяла во многом распорядок дня и характер детского досуга. Вставали рано. По воскресеньям, после обедни, отправлялись в лес на прогулку, ходили за грибами. Днем в хорошую погоду играли в гимнастические игры, иногда в компанию приглашали деревенских детей. В жаркие летние дни дети купались в пруду, придерживаясь, по рекомендации князя, определенного режима в купаниях.
Жизнь в усадьбе определяла круг занятий хозяйки Остафьева - княгини В.Ф.Вяземской. Большую часть своего времени она посвящала детям. Помимо этого она переводила с ними страницы произведений Н.М.Карамзина с русского на французский. Княгиня много читала, музицировала. Иногда ездила в гости к соседям, принимала их у себя.
В отсутствие князя Вера Федоровна выполняла его указания, касающиеся работы остафьевской суконной фабрики, различных хозяйственных дел, садовых работ. По просьбе Петра Андреевича княгиня занималась приведением в порядок остафьевской библиотеки.
Сохранившиеся в архиве письма управляющего князя П.А.Вяземского Диомида Федоровича Муромцова за 1828-1831 гг. позволяют восстановить некоторые хозяйственные и бытовые подробности жизненного уклада Вяземских в Остафьеве в этот период. В них имеются сведения о том, как готовили остафьевский дом к приезду хозяев на летний период: красили полы, рамы, в хорошие дни проветривали комнаты, ремонтировали мебель, делали домашние заготовки. Найденные в архиве хозяйственные тетради с кулинарными рецептами содержат множество способов приготовления пищи в домашних условиях: среди них рецепты соления мяса, грибов, огурцов, приготовления блинов, варений, мороженого, морсов, вина из разных ягод. Большая часть заготовок была предназначена для хранения в погребе, который имелся в усадьбе.
Осенью 1830 года П.А.Вяземский много занимался литературной деятельностью, писал биографию Фонвизина. Муромцов посылал ему писчую бумагу, чернила, перья, русские и французские книги, московские, петербургские и французские газеты, журналы. К Новому году управляющий отправлял в Остафьево шампанское, мятную водку, конфеты.
Общение с родственниками, друзьями, соседями являлось существенным элементом жизненного уклада Вяземских в Остафьеве в 1-ой трети XIX столетия. Родственные узы связывали Вяземских с владельцами усадьбы Филимонки, принадлежавшей Четвертинским. Вяземские часто бывали у Четвертинских, принимали их у себя в Остафьеве.
Узы дружбы связывали Вяземских с владельцами других усадеб. Хозяин Петровского, генерал и камергер Пушкин Алексей Михайлович вместе со своим родственником Василием Львовичем Пушкиным играл в домашних любительских спектаклях в Остафьеве. Гостили Вяземские у Орловых в их подмосковном имении Отрада-Семеновское, у князей Оболенских в Троицком Подольского уезда, нередко посещали Трубецких в Знаменском, Волконских в Суханове. Отношения сердечной дружбы и взаимной симпатии были у Вяземских с сестрами Окуловыми, которые жили в усадьбе Никульское, смежной с Остафьевым.
По праздникам в усадьбу приезжало множество гостей. Традиционно широко отмечали день Святой Троицы, день Петра и Павла, день рождения князя П.А.Вяземского, именины княгини В.Ф.Вяземской, святки. К праздничным дням взрослым и детям дарили, шили новую одежду.
Поездки из Остафьева в Москву, в имения родных, друзей, прогулки по живописным окрестностям усадьбы совершались в различного рода экипажах. В хозяйстве имелись: 2 коляски, 2 дормеза, предназначенных для дальних путешествий и приспособленных для сна в пути, тарантас, маленькие детские дрожки; для зимних поездок имелись одни троечные крытые кожей санки, двое пароконных санок и одни одноконные. Хранились экипажи в каретном сарае усадьбы. В конюшне стояли выездные лошади, а всего в хозяйстве было 17 лошадей.
Уклад усадебной жизни был тесно связан с жизнью крестьян. Господская усадьба, являясь многофункциональным хозяйством, существовала в окружении мира крепостных и находилась с ним в постоянном и тесном взаимодействии. Установленный князем порядок работы крестьян на фабрике, введенная им система поощрения и наказания характеризуют его как честного и справедливого помещика и хозяина фабрики.
Усадьба Остафьево для ее владельца князя П.А.Вяземского была святым местом, куда он всегда стремился душою: «...Должны в мире быть некоторые святыни, святые места, недоступные гонению судьбы, чтобы сердце могло быть совершенно спокойно за милых своих...»
Петр Андреевич Вяземский
Петр Андреевич Вяземский родился в Москве, в доме своего отца, бывшего Сенатора Екатерининского времени. Детство будущего поэта и критика прошло в Подмосковном имении Остафьево, а первоначальное образование он получил в Петербурге в Иезуитском пансионе.
Любовь к литературе проявилась у Вяземского очень рано. Этому способствовали встречи знаменитых литераторов в доме его отца, причем там собирались люди, относящиеся к разным школам и направлениям. Здесь были и последователи Шишкова, и молодые писатели во главе с Карамзиным. Под влиянием этой среды рос и развивался талант будущего поэта. Воспитанный на литературе французского классицизма, Вяземский выступил со своими первыми стихотворениями в 1808 году в "Вестнике Европы". Основой его поэзии навсегда остался сатирико-дидактический тон. Вяземский писал басни, притчи, апологии, эпиграммы, сатиры.
В 1822 году вышла его сатира "Да, как бы не так", которая принесла ему славу. В ней проводится мысль о том, что каждое явление жизни при ближайшем рассмотрении оказывается не таким, каким казалось с первого взгляда. Темы его стихотворений были разнообразными. Поэта волновали общественные понятия и взгляды ("Семь пятниц на неделе" (1826), отсутствие преемственности между старым поколением и молодым ("Старое поколение" (1841), радость жизни и мироощущения ("Памяти живописца Орловского" (1838) и многое другое.
В 20-е годы Вяземский выступил одаренным критиком и журналистом, он был ревностным сотрудником "Московского телеграфа". Самым значительным критическим трудом стала его книга о Фонвизине, вышедшая в 1848 году. Вяземский считал, что критиком родиться нельзя, критика - это наука, которой можно учиться. Кроме знаний, критик должен также обладать вкусом: "Кроме науки и многоязычного чтения для критика нужен еще вкус. Это свойство и врожденное, родовое, и благоприобретенное; вкус изощряется, совершенствуется учением, сравнением, опытностью".
Воспитанник Карамзина, Жуковского, Пушкина, Дмитриева, Батюшкова и других русских поэтов, Вяземский всей душой принадлежал русской национальной школе, он глубоко сочувствовал родной литературе, высоко ценил значение русского писателя. Будучи человеком простодушным и добрым, он никому не мог отказать в помощи. Благодаря ему, в России впоследствии появилось много интересных имен, и не только среди писателей.
В 1865 году издал на французском языке большую книгу публицистических этюдов, под заглавием: "Lettres d'un veteran russe de l'annee 1812 sur la question d'Orient, publiees par P. d'Ostafievo", в которой он выступил в роли защитника России перед Западом. Вяземский всю жизнь выступал против всякого чуждого влияния на русскую литературу. В конце пятидесятых годов не одобрил с эстетической точки зрения натурализм, оставшись верным любимому романтизму.
Вяземский не был знаменитым или гениальным писателем, но его произведения важны в том отношении, что они отразили целый период русской литературы и общественного движения.
12 (23).7.1792, Москва, - 10 (22).11.1878, Баден-Баден
Князь, русский поэт, литературный критик.
Родился 12 июля (23 н.с.) в Москве в богатой дворянской семье. Род князей Вяземских вел свое начало от потомков Мономаха. Единственный сын князя Андрея Ивановича Вяземского (1762-1807) и княгини Евгении Ивановны, урожденной Дженни О'Рейлли (1762-1802), в первом браке Квин, ирландки по происхождению, привезенной в Россию русским князем, путешествовавшим в 1780-х по Западной Европе.
Получил прекрасное домашнее образование, с 1805 учился в Петербургском иезуитском пансионе. В 1806 вернулся в Москву и брал частные уроки у профессоров Московского университета.
С 1807, оставшись сиротой, находился на попечении своего родственника, писателя и историка Н. Карамзина (женатого на старшей сестре Вяземского), дом которого был центром культурной жизни, где собирались историки, философы, писатели, в том числе и будущие декабристы.
Зачисленный в Межевую канцелярию, Вяземский больше времени отдавал литературным увлечениям и светской жизни. Он предпочитает малые стихотворные жанры - пишет элегии, послания, стихотворения в альбом. Вместе с тем пишет и эпиграммы, басни.
Во время войны 1812 вступил в дворянское ополчение и участвовал в Бородинском сражении. После окончания войны служил в Варшаве. Надеясь на перемены государственного устройства России, принял участие в составлении записки царю об освобождении крестьян (1820). Участвовал в подготовке проекта конституции, общался с вольнолюбиво настроенными кругами польского дворянства и будущими декабристами.
В 1816, живя в Москве, заочно принят в петербургское литературное общество "Арзамас", получив от поэта В.А. Жуковского "символическое и пророческое" имя "Асмодей". В 1810-1840-х постоянно сотрудничал с "Московским телеграфом" Н.А. Полевого, "Литературной газетой" А.А. Дельвига, "Современником" А.С. Пушкина. Автор монографий "Фон-Визин" и "Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий" (обе - 1848), а также многих статей и мемуаров о своих литературных современниках: И.И. Дмитриеве, Н.М. Карамзине, А.С. Пушкине, Н.В. Гоголе, Н.М. Языкове, Е.А. Баратынском, П.А. Плетневе.
В 1821 - 29, отстраненный от службы за оппозиционные настроения, жил в Москве и в родовом подмосковном имении Остафьево. Посвящает себя литературной и журнальной деятельности, сближается с Пушкиным, декабристами. Лирика Вяземского меняется, выступают общественные интересы, личная и гражданская темы сливаются: элегии "Негодование", "Уныние", "Первый снег". Он становится пропагандистом романтизма.
После французской революции 1848 взгляды Вяземского изменились, он все больше расходился с современностью, смеясь над революционной молодежью. Это было связано с падением дворянской революционности и выходом на общественную арену разночинцев-демократов, с которыми он уже не мог найти общего языка.
В эти годы публикует книгу о Д. Фонвизине, исторические очерки о Москве, воспоминания, стихотворение "Святая Русь", проникнутое враждой к революции и преданностью монархии.
В этом же году был зачислен на службу чиновником особых поручений по Министерству финансов (до 1855). В 1856 - 58 - товарищ министра народного просвещения; возглавлял цензуру. Был близок к царскому двору.
В 1850-х выпустил несколько маленьких сборничков своих стихотворений, а в 1862 вышел сборник "В дороге и дома", подготовленный М.Н. Лонгиновым без участия самого поэта. В журнале "Русский архив" публиковались отрывки его мемуаров, а также материалы огромного и ценного семейного, т.н. Остафьевского, архива.
Английскую литературу знал по французским и русским переводам. Особенно высоко ценил Байрона; перевел несколько его стихотворений и отрывок из IV песни "Чайльд Гарольда". Через своего друга А.И. Тургенева был заочно знаком с Томасом Муром, который, в свою очередь, знал Вяземского как переводчика. Перевел одно стихотворение из "Ирландских мелодий" Т. Мура, читал во французском переводе мадам Беллок, хорошо знавшей Т. Мура, его сочинение "Письма и дневники лорда Байрона с замечаниями о его жизни" (Париж, 1830).
В Англии Вяземский был только однажды, в сентябре - ноябре 1838, принимая лечебные морские купания в Брайтоне. Встречался с известными людьми, в т.ч. с писательницей леди Морган (ирландкой по происхождению; все ирландское, в память матери, вызывало особый интерес поэта), ее племянницей, певицей Жозефиной Кларк, с "сочинительницею романов" мисс Портер, путешественником Кокреном, проехавшим русскую Сибирь и Чукотку.
Его поздние лирические стихотворения отражали грустные настроения поэта, ощутившего свой разрыв с современностью.
Вяземский - поэт высокой художественной культуры, владевший многими жанрами, свободно переходивший от романтического пейзажа к куплетной форме, от высокого пафоса к стихам фельетонного типа и разговорной речи. Мастерство эпиграмм и салонных каламбуров дало повод для пушкинской характеристики Вяземского: "Язвительный поэт, остряк замысловатый, и блеском колких слов, и шутками богатый...".
Последние двадцать лет жизни Вяземский жил за границей, в полной мере ощутив социальное и духовное одиночество.
10 ноября (22 н.с.) 1878 в Баден-Бадене Вяземский умер. Похоронен в Петербурге.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://russia.rin.ru/
Прошлое Остафьева
Остафьевский дом, задуманный в конце XVIII, вместе с внутренней обстановкой, выросшей постепенно и отчасти заслонившей первоначальный облик дома, выделяется своей оригинальностью среди общего бытового помещичьего уклада. Особый отпечаток, лежащий на этой усадьбе, зависит от того, что некоторые из ее прежних владельцев были тесно связаны с крупнейшими представителями русской культурной жизни XVIII-XIX в.в. и здесь сохранились вещественные памятники этих отношений. Остафьево перестало быть жилым уже несколько десятилетий. Но еще задолго до этого собранные в нем библиотеки, принадлежавшие ряду поколений, документы и коллекции, свидетельствующие об особом интересе к старине и искусству, превратили остафьевский дом в своеобразный музей, характерный для времени его возникновения. Тщательно сохранявшаяся переписка образовала огромный архив, позднее перевезенный в другую усадьбу1. Этот архив настолько значителен, что, по словам одного из виднейших критиков недавнего прошлого -- М.О. Гершензона, без него невозможно изучение истории русской литературы.
Место, где стоит теперешняя усадьба, в старину звалось Климово и являлось пустошью ближнего сельца Никульского на Десне, помянутого уже в 1410 г. в духовной в. к. Владимира Андреевича Московского; Остафьевым же называлось нынешнее село. В эпоху Смутного времени оно принадлежало известному предводителю рязанского дворянского ополчения Прокопию Ляпунову и затем его потомкам. В 1751 г. обе части купил Козьма Матвеевич Матвеев, энергичный промышленник из тульских крестьян, основавший здесь суконную фабрику, положившую начало распространенному во всей округе прядильно-суконному делу. От Матвеева, к 1792 г., когда Остафьево было куплено князем Андреем Ивановичем Вяземским, сохранялась небольшая усадьба с каменным домом, двумя небольшими деревянными флигелями и хозяйственными постройками, замыкавшими небольшой двор перед ними. С другой стороны к дому примыкал регулярный сад с центральной липовой аллеей, сохранившейся и до наших дней.
Кн. А.И. Вяземский снес эти постройки, воздвигнув на их месте теперешний дом по чертежу неизвестного архитектора. Есть данные полагать, что это был один из учеников знаменитого Баженова, имевшего в то время в Москве архитектурную школу, где изготовлялись подобные проекты; но сама постройка велась, по преданию, без архитектора, чем и объясняется упрощение первоначального замысла. Так, фасад дома был сделан гладким, без рустовки, намеченной на чертеже, а в верхней части флигелей не были выполнены подчердачные барабаны. Несколько изменены колоннады, а открытые террасы над ними позднее заменены, во избежание скопления снега, двускатными крышами. Бельведер, или вышка, над главным домом был сделан деревянным и от ветхости развалился, сравнительно недавно. Его можно видеть на акварели 1821 года в музее, перед входом в "Карамзинскую комнату". Сохранив основные аллеи старого сада, А.И. разбил вокруг них английский парк, теперь несколько заросший.
Прилагаемый план 1805 года, исполненный Иваном Вахрамеевым, дает общий вид усадьбы с высоты птичьего полета.
После смерти строителя дома в 1807 году Остафьево перешло к его 15-летнему сыну Петру (род. 1792), опекуном которого был женатый на его сводной сестре историограф Карамзин, который и провел ближайшие годы в Остафьеве, с 1801-го по 1816-й, что способствовало сближению молодого Вяземского, будущего поэта, с тогдашними литературными кругами, хотя многих из писателей он встречал и раньше, в доме своего отца. При нем же Остафьево было освящено наездами сюда его друзей и связало свое имя с именем Пушкина. Наследнику поэта, кн. Пав. П. Вяземскому, ученому собирателю произведений искусства и древностей, Остафьево обязано своим последним обликом. Перейдя в род Шереметевых (С.Д. Шереметев был женат на кж. Е.П. Вяземской), оно с 1899 года стало почти нежилым.
Дом. Ротонда.
Центральный дом разбит на две половины прежней прихожей, обращенной позднее в комнату примитивной живописи, и продолговатой, округленной, розовой ротондой, согласно приему, очень обычному во время строительства Остафьева. Так же устроен, напр., дом в другой большой подмосковной, в Архангельском б. Юсуповых, где ротонда круглая. Обе эти комнаты расположены на главной оси усадьбы, при чем ротонда своею дверью выходит прямо в подступающую к ней липовую аллею, как бы продолжающую ее. Старая обстановка ротонды, та, в которой здесь однажды Пушкин, стоя у колонны, читал свои стихи "Родословная моего героя", целиком не сохранилась. В этой зале во время балов по карнизу горели стаканчики со смесью воска и коровьего масла. Плафон над хорами, уже 1860-х годов, исполнен итальянским художником Сан-Джованни и отчасти самим П.П. Вяземским. На нем изображен оркестр румын и хор цыган, и он сам в маскарадном костюме людоеда (из сказок Перро) и целый ряд других лиц. Молодой человек в тюрбане-его сын кн. Петр Павлович Вяземский. Резные столы и часть мебели в зале-работы крепостных. Бронза, часть стенников и канделябры-времен Консульства и Империи (1800-1815 г.г.); фарфор-французский, 1803 года.
Библиотечные комнаты.
Направо от ротонды все крыло дома занято библиотекой, собранной пятью поколениями Вяземских и насчитывающей до 32.000 томов. Эти комнаты с их сплошными книжными шкафами, над которыми висят портреты и отчасти картины, с их различными коллекциями, -- и придают дому, главным образом, его несколько нежилой вид, напоминающий музей. Обстановка всех этих комнат возникала постепенно. В первой из них в давние годы ставилась сцена, и давались любительские спектакли, а иногда и оперы, под руководством приезжавшего из Москвы итальянца Негри. Здесь же во время больших съездов мужчины спали на сене. В 1850-х годах П.П. Вяземский обратил ее в свою библиотеку, в то же время заняв все свободное от шкафов пространство стен портретами, в которых интересно чередование изображений государей с деятелями французской революции, напр., Робеспьером и Мирабо, работы французского художника Бозэ. По тому же принципу рядом с Екатериной II в соседней комнате помешен Пугачев. Художественное значение имеет группа детей австрийской императрицы Марии-Терезии работы Антропова (1716-1795) и портрет Фридриха Великого работы немецкой художницы Лищевской.
Соседняя комната, занимающая боковой фасад, также заставлена книжными шкафами, наполненными гл. обр. справочными изданиями. Из картин здесь любопытен портрет Петра I работы Антропова и наивная, но чрезвычайно характерная для времени, гуашь "Екатерина II возвращает из ссылки канцлера Бестужева-Рюмина". Среди бытовых предметов привлекает к себе внимание вольтеровское кресло с пюпитром, превращающееся в кровать, наборное бюро и часы работы известного французского мастера Тома, стоящие на камине из жёлтого подольского мрамора; за ними-родословие Вяземских и их смоленский герб.
Перейдя коридор, выходящий на колоннаду, попадаем в угловую библиотеку строителя дома, преимущественно французскую, с книгами по философии истории, путешествиям и т. д. Тут же находится его физический кабинет, характерный для эпохи увлечения физико-математическими науками, и коллекции минералов и "раритетов". На особых подставках перед окнами гробик с моделью изъеденного червями человека -- масонская память о смерти; тут же собрание египетских древностей с мумией ребенка2 и коллекция резных камней (с выпуклыми -- камеями и резанными вглубь -- интагдиями), исполненными известными художниками конца XVIII и начала XIX в., Пиклером (1734-1791), Марчантом (1755-1812), Брауном, Берчем, Вальтером и другими. Большой портрет, изображающий знаменитого поэта XVI в. Торквато Тассо, итальянской работы; остальные картины, частью французской школы, и акварели в духе помпейских фресок-исполнены также неизвестными мастерами. На шкафах бюсты древних мудрецов: Сократа, Аристотеля, Сенеки и др. Тут же изображение знаменитого Ньютона (ум. 1727), обладавшего почти "неземною сплою духа", как гласит его надгробие.
Следующие две комнаты относятся к поэту П.А. Вяземскому. По его словам, прежний французский колорит родительского дома получил, под влиянием Карамзина, более русский отпечаток. В соответствии с этим и первой из этих комнат собраны русские журналы начала XIX в. и книги по русской литературе, среди которых -- первая глава "Евгения Онегина" в переплете. Автографы русских писателей собраны в витрине; их же бюстами украшены по верху шкафы, а изображение Жуковского повторено еще на небольшой акварели Рейтерна. Во второй комнате сосредоточены портреты семьи поэта, среди которых -- три его дочери -- работы и дар академика Ф. Бруни и собственные портреты поэта, исполненные Дитцом (1838), Германом и Манизером (в 1878.). В витрине, вместе с гусиными перьями, письменными его принаддежностями, медалью 12-го года и послужным списком -- "Сонеты" и два томика стихов с автографами гостившего в Остафьеве Мицкевича и визитные карточки французских писателей Мюссэ и Ламартина, навещавших поэта в Париже. Из мебели отметим диван с вышивкой жены поэта, на котором он скончался в Баден-Бадене, откуда вещи, обставлявшие его комнату, были перевезены в Остафьево. Кроме семейных портретов, на стенах портрет, повидимому, философа Юма и две картины неизиостного художника, изображающие венецианское посольство в Константинополе.
Старая прихожая.
Как уже сказано, прежняя прихожая была обращена П.П. Вяземским в картинную галлерею. Здесь он сосредоточил чрезвычайно редкое для России собрание старонемецкой и нидерландской живописи XV и XVI вв., придавшее всей комнате столь своеобразный вид. Некоторые из этих картин теперь переданы п Московский Музей Изящных Искусств. Тут же деревянная скульптура из древне-германских католических церквей, древние ткани, живопись по стеклу и, в витринах, гравюры-миниатюры известных немецких мастерок.
Большая гостиная.
В большой гостиной, начинающей по фасаду, со стороны подъезда, протиноположное крыло дома, сохранен тот же полумузейный характер, и она служит продолжением картинной галлереи, в которой сосредоточены оригиналы и копии преимущественно с итальянских мастеров. Следует обратить внимание на "Обручение Дины, дочери Иакова, с Сихемом" неизвестного художника круга венецианца XVII ст., Бассано и "Мадонну" умбрийской школы. Обстановка же комнаты очень случайна. Тут и хорошие гобеленовые кресла и венецианское зеркало, шкафчик из кости с финифтью, и наборный комод XVIII в. а рядом -- значительно более поздняя мебель; тут же ковер и скатерть, вышитые женою поэта. Висящие над диваном барельефы с картин Рафаэля исполнены англичанином Генннгом в 1820 г.
В соседней малой гостиной хороши бюро в стиле Людовика XVI и голландский наборный столик. Являясь также как бы частью картинной галлереи, эта комната служит портретной. Более художественное значение имеют три, исполненные известным однообразным, но ловким рисовальщиком, популярным в свое время итальянцем Молинари, долго жившим в России. Они изображают кн. В.Ф. Вяземского п ее сестер.
Спальня.
Последняя комната по фасаду, спальня, имеет в себе больше бытовых черт. Характерен самый прием ее членения четырьмя колонками, образующими альков, в котором помещаются кровать и киот с фамильными образами и реликвиями, собранными поэтом Вяземским во время путешествия по Востоку. Передняя часть комнаты, игравшая роль интимной гостиной, как это всегда бывало в парадных опочивальнях, своей прежней обстановки не сохранила. Здесь туалет времен Павла I и превосходный комод, с наборным видом превосходной работы, и фарфоровая группа со жницами работы бывшего императорского завода.
Девичья и малая столовая.
Следующая по боковому фасаду и малая комната была гардеробом и ванной. Здесь же была сравнительно недавно уничтоженная антресоль, где жила горничная девушка. Последняя из комнат по этому фасаду обращена в малую столовую, стены которой увешаны картинами голландской школы, из которых интереснее других "Окорок" и "Битая дичь" Андриансена. В соседней полутемной проходной несколько образцов персидской живописи XVIII в. Тут же в шкафах костюм людоеда, о котором мы говорили, рассматривая плафон в ротонде, и ливрейная одежда с гербами Вяземских. Белое ее сукно работы здешней крепостной суконной фабрики, основанной еще в XVIII и просуществовавшей до 1861 г.
Столовая.
Большая столовая в теперешнем своем виде устроена в 1860-х годах. В ней исключительная по своему достоинству мебель -- старо-германские резные церковные шкафы и стулья. Старые же фрески, украшавшие некогда стены, увешаны оружием-немецким, персидским, восточным. Тут же четыре немецких рыцарских вооружения. Все это убранство напоминает замок средней Европы после крестовых походов. Главный принцип -- чисто декоративный. Над умывальником с дельфином XVII в. -- орудия каких-то островитян. Над буфетным окном-павлины персидской работы, и тут же Нептун, бог моря, украшавший нос корабля. Расставлено множество, частью очень хорошего, венецианского, русского и германского стекла. На дубовом русском столе-бронзовое изображение ученика Будды. Старо-германские пивные кружки чередуются с персидской и итальянской майоликой или с русским и саксонским фарфором, а на оконных ставнях помешены старонемецкие слесарные изделия, скобы и замки.
Лестница и верхний этаж.
В прежние времена в доме были и верхний две лестницы, обе деревянные. Они находились во внутренних углах выступов дома со стороны парка и не сохранились. Вместо них в левом выступе построена одна каменная. Стены ее сплошь увешаны картинами разных, преимущественно итальянских, школ. Особо значительных в художественном отношении среди них нет.
Комнаты верхнего этажа имели значительно более жилой вид. Обставлены они преимущественно мебелью времени Николая I, но встречаются и более ранние предметы. На стенах много хороших французских и английских гравюр, сохранивших, напр., в комнате А.И. Вяземского, даже свою старую развеску. Здесь много семейных портретов, преимушественно акварелей, среди которых работы П.Ф. Соколова, Гау и Ампельна принадлежат к очень хорошим образцам этого интимного искусства, сменившего миниатюрную живопись и нашедшего такое широкое распространение в первой половине XIX века.
В одной из верхних комнат П.П. Вяземский сосредоточил произведения русской живописи. Здесь в первую очередь надо упомянуть о двух эскизах Боровиковского -- "Св. Георгий" и "Неразумные девы". Они принадлежат к периоду упадка этого замечательного русского портретиста начала прошлого века, но в первом привлекают густой сизо-голубой тон и свобода письма, а второй интересен, как предсмертная работа мастера. Эти эскизы были куплены у его ученика Богаевского-Благодарного, кисти которого принадлежит висяший тут же маленький портрет самого Боровиковского. Дальше, живо написанный эскиз к "Покорению Казани" носит монограмму К. Брюллова. Портрет малороссиянина можно приписать Тропинину. Он является одним из бесчисленных повторений его малороссийских этюдов, но не поднимается над их средним уровнем. Из более поздних вешей неожиданно свежим кажется "Слепец с поводырем" П. Сорокина (1836-1898). остафьевский усадьба искусство культурный
Карамзинская комната.
В комнате с итальянским окном в северо-западной части дома, 12 лет, начиная с 1804 года, Карамзин писал 8 томов своей "Истории Государства Российского". Сохранился здесь его простой письменный стол, конторка и книги из его библиотеки, одна из которых -- с его пометками: здесь же и его полосатый жилет. Кровать, на которой он скончался в Таврическом дворце, временно поставлена в комнате древнерусского искусства. Постепенно в этой комнате были сосредоточены предметы, напоминаюшие литературных друзей П.А. Вяземского, начиная с Пушкина. Тут стоит его письменный стол, на котором литографированный портрет Жуковского раб. Эстеррейха с знаменательной надписью, сделанной в 1820 г.: "Победителю ученику от побежденного учителя". Рядом портрет жены Пушкина -- Натальи Николаевны, исполненный Гау в 1843 г. В витрине черный жилет Пушкина, в котором он был во время дуэли, церковная свеча и одна перчатка Жуковского. Записка поясняет, что вторую он бросил в яшик, в котором увозили для погребения в Святогорском монастыря гроб с телом поэта. В витрине на окне трость Пушкина с набалдашником из пуговицы с кафтана его прадеда Абр. П. Ганнибала и вензелем Петра I. Пять таинственных деревяшек лежат в маленьком ящике с неразгаданной еще надписью 1828 г.: "Праздник преполовения, прогулка с Пушкиным за Новой". Наконец, над дверью портрет Пушкина в гробу работы Козлова. О Жуковском напоминают его портрет работы К. Брюллова и большая картина неизвестного художника, нзображаюшая одну из литературных суббот у Жуковского в 1834 г. в его кабинете на Шепедевской половине Зимнего Дворца3.
Над этой картиной висит портрет баснописца Дмитриева; часто бывавшего в Остафьеве. Приезжавший также сюда Гоголь изображен на карандашном рисунке работы Мазера. Среди остальных портретов напоминают еще о литературных связях Остафьева литография с Гампельна, изображающая партизана-поэта Дениса Давыдова, и гравюра с Мицкевича, написавшего в Остафьеве одно из своих стихотворений, и др.
Коридор и комната древне-русского искусства.
В соседнем коридоре висят планы и чертежи Остафьева. Здесь же против окна стоят солнечные часы, прежнее место которых было на газоне против дома. Установленные по двум ватерпасам и компасу, они сквозь двояковыпуклое стекло зажигали порох, которым заряжалась маленькая пушка, бившая ровно в полдень. В последней комнате сосредоточены образцы древнерусского искусства, главным образом иконы, большинство которых из старообрядческих скитов. Павел Петрович Вяземский был одним из первых у нас собирателей русской иконописи, приписывая их изучению не меньшее значение, чем изучению западных примитивов. В то же время усердно изучая старославянские словесные памятники, он старался отыскать связь древней Руси с Элладой и Востоком. Эти его занятия привели к основанию в 1878 г. Общества Любителей Древней Письменности и Искусства, лицевые издания которого хранятся в шкафу в этой комнате, напр., знаменитый Изборник Святослава XI в. Остальные предметы старо-русского быта-женские головные уборы, пуговицы, пряничные доски и т. д. являются только незначительной частью его коллекций, пожертвованных в музей этого Общества вместе с собранием рукописей, описанных в особом томе. Стоящая особо деревянная расписная утварь, так называемой хохломской окраски, является работой нижегородских кустарей, с выставки 1870 г., когда были сделаны первые попытки ознакомления с русским народным декоративным творчеством4.
Терраса.
Около дома в колоннадах расположено несколько скульптур. Мраморная Венера-купальщица, итальянской работы XVIII в., довольно хорошо повторяет римский оригинал. Более древнего происхождения-греческий барельеф и пьедестал с двумя амурами, паном и сатиром. Египетская женская статуя из сиенита относится KVIII в. до нашей эры. Тут же на галлерее две пушки типа шведских гаубиц с гербом и вензелем А. Ланского. Стоящие здесь же саркофаг и урна III века до н. э. В стену вделаны гипсовые барельефы работы гр. Ф. Толстого из его известной серии на тему войн с Наполеоном. Они напоминают о времени, когда неоднократно в Остафьево заходили французские войска, и стояли русские партизаны. Дом тогда уцелел благодаря остававшейся в нем швейцарке Бер, учительнице детей Карамзиных, и итальянцу Батонди, жившему у Вяземских еще со времени Андрея Ивановича и имевшему какое-то отношение к французской революции.
Парк.
Перед домом, не так давно, в начале XX в. поставлены четыре памятника Карамзину, Жуковскому, Вяземскому и Пушкину. Последний -- работы Опекушина. Их окружает парк, прорезанный в центре старой липовой аллеей, "Русским Парнасом", как называл ее, по преданию, Пушкин, ибо кто из русских писателей первой половины XIX века не гулял по ней? Теперь она разрослась, как и английский парк, разбитый еше А. И. Вяземским. Купы его деревьев потеряли свой прежний рисунок и требуют осторожной расчистки. Можно думать, что беседки, указанные на плане 1821 г. (см. в коридоре перед входом в "карамзинскую" комнату), исполненные Ф. Мельниковым, но были только проектами, а существовали в действительности, ибо их названия всецело принадлежат к XVIII в., напр.: "Руин разоренной Трои", "Марсово поле с каруселью", "Храм Панов со статуей его" или "Крокодилово гнездо" (в глуши над прудом) и "Дельфийский оракул или Прорицалище". Последнее стояло в конце дорожки, направо над берегом пруда. Отсюда открывался вид на долину речки Любучи. Кое-где в парке и теперь можно найти следы былого, напр., ясно виден след указанного на плане каскада, следы террас вокруг древней, м. б. Ляпуновской, липы на берегу пруда перед левым флигелем и т. д. Сохранился ледник, где прежде были ледник и грот, над ними -- исчезнувшая каменная беседка с видом на пруд, а на том берегу были "увеселительные места" с качелями и проч., где происходили народные гулянья, и куда вел паром.
|
