Девочки

Я увидела группу девочек и молодых женщин, которые собрались перед школой, находившейся рядом с новой хижиной моих родителей. К ним присоединялись новые и новые девушки, их становилось все больше. Мне стало любопытно, и я отправилась посмотреть, что там происходит.

— Посмотри, кто это? — услышала я, как спрашивала одна из них, когда я подходила.

— Она — не тхару, она — пахади, — сказала другая. — Только вот что она делает здесь, в Манпуре?

На мне все еще была красная куртка Жестокой Мадам. Однозначно, они приняли меня за девушку из высшей касты. Пахади — это другая каста.

Некоторых девочек я знала и раньше, но, казалось, они не узнали меня. Они недоверчиво посмотрели на меня, когда я спросила их, что они здесь делают.

— Мы встречаемся здесь по поводу праздника Магхи. Но ты — городская, тебе здесь делать нечего.

— Я — тхару, такая же, как вы, и родилась я здесь, в Манпуре, — объяснила я.

— Почему же ты говоришь с нами на непали, а не на языке тхару, а? — укоризненно спросила еще одна девушка.

— Ой, извините, это потому, что я только что вернулась из Катманду, — ответила я, в этот раз уже на наречии тхару.

Но это только усилило их недоверие. Они повернулись спиной ко мне и исчезли в одной из классных комнат. У некоторых из них были с собой тетради и шариковые ручки, другие держали в руках какие-то картонные коробки.

— Можно я пойду с вами? А что вы здесь делаете? — спросила я.

— Если хочешь, ты можешь зайти, нам все равно. Но вряд ли тебя здесь что-нибудь заинтересует, — наконец- то разрешила одна из старших девочек. — Мы готовимся к демонстрации. Сегодня праздник Магхи, и как ты, наверное, знаешь, сегодня состоится продажа камалари. Мы сегодня пройдем маршем до Гадхавы — соседней деревни на перекрестке дорог, чтобы протестовать против обычая продажи камалари. Все мы были камалари, и мы хотим устранить эту систему. Но такой городской девочке, как ты, это определенно будет неинтересно, — язвительно подытожила она.

— Еще как интересно! — воскликнула я, разволновавшись, потому что мне очень хотелось узнать, что они здесь готовят. — Я проработала одиннадцать лет в качестве камалари.

— Ты? — недоверчиво спросила она и посмотрела на меня. — Ты посмотри на себя, не может быть, чтобы ты была камалари.

— Нет, сегодня первый день, как я снова оказалась дома. Я лишь сегодня утром приехала ночным автобусом из Катманду. Можно мне принять участие в вашей демонстрации?

Они все еще скептически смотрели на меня.

— Я все еще не верю, что ты — камалари, но нам все равно, если хочешь — заходи.

— Да клянусь вам! Я родом из Манпура, моя семья живет здесь, возле школы. Одиннадцать лет назад они отослали меня в Катманду в качестве камалари. Пожалуйста, разрешите мне принять участие в демонстрации!

Поскольку я продолжала настаивать, они впустили меня в класс.

Несколько девочек стояли на коленях на полу и писали на картонных плакатах лозунги на непали и английском языке: «Stop the Kamalari system!» — «Остановите систему камалари!»; «Girls want education, not slavery!» — «Девочкам нужно образование, а не рабство!»

— Значит, мне можно прийти на демонстрацию? — снова спросила я.

— Я не знаю, это только для камалари, а ты на самом деле не похожа ни на кого из нас, — ответила девушка.

— Но я же вам говорю, что только что вернулась! Кто у вас руководитель? Дайте мне поговорить с ней, — потребовала я.

— Она сотрудница социальной службы, — помедлив, сказала одна из девушек. — Она скоро придет. Ты можешь спросить у нее, можно ли тебе принять участие в нашем марше.

Социальная работница? Как оказалось, она была из той же организации, которая боролась за то, чтобы девочки- камалари могли посещать школу. Я не могла поверить своему счастью. Я даже не могла мечтать, что найду эту организацию так быстро.

— Но это же здорово! Я слышала об этом! Я прочитала статью в газете о проекте камалари.

И снова девочки искоса скептически посмотрели на меня. Я не ожидала, что люди здесь, в Манпуре, будут видеть во мне не такого же, как они, человека, а чужака. С этим в дальнейшем я столкнулась еще не раз.

Когда пришла социальная работница, я спросила ее, можно ли мне принять участие в демонстрации. Сначала она тоже критически посмотрела меня, а затем ответила:

— А почему бы и нет? Чем нас больше, тем лучше. Мы обязательно найдем что-нибудь для тебя. Но в таком виде ты не можешь идти с нами.

При этом она указала рукой на мою блестящую красную куртку.

— У тебя, конечно, найдется какая-нибудь другая одежда, или как?

— Да, — смущенно ответила я, но мне было все равно, я просто обязательно хотела быть с ними. Так что я быстро сбегала домой, надела длинное черное платье и набросила на плечи шаль. Я научилась у Жестокой Мадам, что на политические мероприятия нужно одеваться попроще.

— Да, хорошо, вот так будет лучше, — с такими словами встретила меня социальная работница, когда я снова появилась в школе. — Давай подумаем. У тебя же такой прекрасный громкий голос, — размышляла она вслух, — можешь нести вот это.

Она дала мне в руки мегафон.

— Ты должна читать первое предложение, а другие будут хором отвечать тебе. Ты сможешь?

— Да, — кивнула я. Я не могла поверить тому, что сегодня, в первый же день, я буду участвовать в демонстрации вместе с другими девочками-камалари. Еще вчера я была в Катманду, в доме Жестокой Мадам, и не имела ни малейшего представления, что со мной будет дальше. Но я была очень рада, что мне так неожиданно выпал этот шанс, и я твердо решила использовать его. Вскоре после этого мы начали наше шествие.

Я должна была громко кричать в мегафон: «Daughters need education!» — «Дочерям нужно образование!» — а остальные отвечали хором: «Not slavery! Not slavery!» — «Нет — рабству! Нет — рабству!»

«Дочерям нужно образование!» — «Нет — рабству, нет — рабству!» Так мы шли дальше.

Мы также скандировали: «Let's end injustice and exploitation!» — «Прекратите несправедливость и эксплуатацию!» — а другие отвечали хором: «Let's end it! Lets end it!» — «Прекратите! Прекратите!»

Некоторые из девочек еще очень стеснялись и отвечали тихо и нерешительно. Я не могла понять, почему они хихикали и робели, когда речь шла об их правах.

— Громче, — подбадривала я их. — В конце концов, здесь речь идет о рабстве, и вы должны кричать это громко и убежденно. Вы снова хотите быть камалари? Вспомните о несправедливости, причиненной вам, вспомните ту огромную работу, все те побои и унижения, — подзадоривала я.

— Это у тебя хорошо получается, — похвалила меня сотрудница социальной службы, — продолжай так и дальше!

Я очень обрадовалась этой похвале. Скандируя лозунги, с песнями и барабанной дробью мы прошли четыре километра от Манпура до Гадхавы, населенного пункта на следующем перекрестке дорог в направлении Ламахи. Везде люди останавливались, едва завидев нас. К тому, что молодые женщины громко, во весь голос выступают в защиту своих прав, они не привыкли. Сначала многие люди смотрели на нас угрюмо, когда мы проходили мимо них. Система камалари давно существует у народности тхару, так что она уже стала традицией. Многие пожилые люди до сих пор не понимают, что же в ней плохого.

Но некоторые женщины, прежде всего матери, с маленькими детьми на руках или детьми чуть постарше, которых они держали за руку, с интересом смотрели и с одобрением кивали нам. Ни одна мать на свете не захочет отдать ребенка в чужие руки, только у нас эти матери зачастую не имели выбора.

В любом случае, это было приятное чувство: знать, что и другие люди осознали эту несправедливость. Что мы, девочки, были не одни и могли во весь голос заявить об этом.

На перекрестке дорог состоялся митинг. Сотрудница социальной службы выступила с пламенной речью в защиту прав девочек, против их эксплуатации в качестве камалари. На митинге было даже несколько журналистов местных газет и радиокорреспондентов с микрофонами, которые записывали все, что она говорила. Она, обращаясь к толпе, громко заявляла, что каждый ребенок, каждый человек имеет право на образование. В том числе и девочки. Они должны иметь право ходить в школу, а не работать вместо этого, тогда и у их детей жизнь будет лучше. Она говорила просто от моего сердца! Как же я надеялась, что для меня тоже сбудется эта мечта…

После митинга мы опять пошли в Манпур. Там я поспешно попрощалась с остальными девочками и заторопилась домой, потому что, естественно, я не хотела пропадать из дома в первый же день. Я была уставшей и одновременно возбужденной.

— Где ты была все это время? — спросили меня мои невестки.

— На демонстрации, — выпалила я.

— На демонстрации? Здесь, в Манпуре? — недоверчиво спросили они.

— Да, здесь был марш девочек-камалари сегодня, в праздник Магхи, потому что мы хотели обратить внимание людей на права девочек.

— Да ну? — Мать с непонимающим видом посмотрела на меня. Поэтому я и не стала пытаться что-либо объяснять ей в первый же вечер.

Сотрудница социальной службы порекомендовала мне:

— Просто заходи иногда к нам в Ламахи. Там находится наше бюро. Мы можем помочь тебе.

Именно это я и собиралась сделать и доказать своим невесткам, Амару и всем остальным, что у меня серьезные намерения.

Уже на следующий день я отправилась в бюро организации. Там я встретила трех сотрудников, женщину и двух мужчин, которые сказали мне, что приехали специально из Катманду на праздник Магхи в качестве наблюдателей, чтобы во время праздничных дней остановить как можно больше камалари и продемонстрировать свое присутствие в деревнях.

— Урмила, ты не должна больше работать в качестве камалари, мы найдем выход для тебя, — подбодрила меня женщина.

— Но мой отец опять болеет. Откуда взять денег на лекарства? Мой брат настаивает на том, чтобы я опять вернулась в Катманду. Если я останусь, то сможете ли вы помочь моему отцу? — спросила я. Я не могу сказать, что я им полностью доверяла. Меня ведь так часто обманывали.

— Да, мы сможем помочь. Ты не должна опять становиться камалари. Ты сможешь со следующей недели ходить в подготовительный класс, — пообещала она.

Всю обратную дорогу у меня в голове роились разные мысли. Появятся ли эти люди снова? Сдержат ли они свое обещание? И что будет, если я больше никогда не услышу о них?

Однако долго мне ждать не пришлось. Вскоре после этого я познакомилась с другими сотрудниками организации, оказывающей помощь камалари. Они увидели в местной прессе фотографии с той самой демонстрации, на которой я была с мегафоном в руках. Я была так взволнована, что даже не заметила, что какой-то фотограф сфотографировал меня. Так они обратили на меня внимание.