Беглецы 5 страница

– Ей было семнадцать, – произнес мужчина, – она никого не убивала. Просто питалась, оставляя людей в живых. Пойдемте.

Он поддерживал ее под локоть, и Беатрис опиралась на него. Дмитрий не мог, просто не мог такое сделать! Но зачем им врать? Мысли метались, как сумасшедшие. Память подсказала эпизод, когда она случайно нашла его окровавленную рубашку и собиралась отнести прачке.

– Дурачились с ребятами, – отмахнулся он, – никто не пострадал, только моя гордость. Оставь, ее теперь уже только выкинуть.

Беатрис мало что понимала, но ей было по-настоящему страшно. Сердце колотилось, как сумасшедшее, губы пересохли, ноги подгибались. Ее привели в комнату, где она очнулась. Семена там уже не было, и Беатрис без сил опустилась на стул.

– Кто вы? Почему он это делает?

– Потому, что ему нравится убивать, – холодно ответил мужчина.

Беатрис помотала головой, отказываясь принять его слова. Дмитрий никогда не причинял ей зла. Разве что однажды он был излишне грубым в постели – несмотря на ее просьбы остановиться.

– Кто вы? – повторила она.

– Люди называют нас тварями. Нам нужна кровь, чтобы жить, но убивать для этого вовсе необязательно. Хотя милосердие иногда играет с нами злую шутку. Лизу выследили именно так.

– Вы умалишенный, – произнесла она. Произнесла – и вспомнила далекий вечер в саду. Ольгу, а точнее, ее бездыханное тело. Того, кого всеми силами стремилась забыть. Беатрис уже знала, что это правда, хотя рассудок отказывался ее принимать.

– Вы убьете меня?

– Мы сделаем вам подарок, Мария, – усмехнулся высокий. – Думаю, ваш муж его оценит.

Он выхватил кинжал и Беатрис, отпрянув назад, отчаянно закричала. Боль была резкой, острой, мгновенной. Она с ужасом смотрела на стекающую по руке кровь, плечо сводило от глубокого пореза. Мужчина полоснул себя по ладони и обхватил ее руку. Беатрис почувствовала, будто в рану впиваются раскаленные иглы, раздирая ее изнутри.

– Этого достаточно, – лицо его оставалось бесстрастным.

Он прижал к ладони белоснежный платок, а спустя мгновение бросил окровавленную тряпку на пол и показал свежий шрам.

– Скоро ваша рана перестанет вас беспокоить.

– Что… что вы… – теперь ее трясло. – Что вы сделали? Как…

– Вы все поймете. Завтра, может быть послезавтра. Обычно это происходит быстро.

– Я слышал об итальянце, который продержался неделю, – с улыбкой заметил вошедший Семен. Он промыл и перевязал ей руку, накинул на плечи шаль. Во всех его действиях читалось подобие плохо скрываемой вины, будто он извинялся за то, что с ней произошло. За то, что ничего не сделал, чтобы этому помешать.

– Тот итальянец умер. У него пошло отторжение.

– Пожалуйста, у меня будет ребенок, – сдавленно прошептала она, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.

– Это больше не должно вас беспокоить. Измененные не способны родить дитя.

Беатрис всхлипнула. Отчаяние затопило ее, превращая в подобие человека, готовое скулить и умолять. В ней билась еще одна жизнь, жизнь ребенка, ради которого она была готова на все.

– Ваше тело избавится от него. Возможно, еще до того, как вы изменитесь.

Боль пронзила ее изнутри, тело будто растянули на дыбе. Она закричала, не в силах терпеть это, судорожно вцепилась в руку Семена.

Когда приступ миновал, Беатрис, тяжело дыша, вытерла со лба холодный пот.

– Что вы со мной сделали?! – хрипло спросила она, испытывая доселе неведомую ей ярость. Отчаянную, дикую, первобытную.

– Надо ее привязать, – произнес Семен.

– Надо, – хмыкнул мужчина.

Это напоминало кошмар наяву. Беатрис то трясло от холода, то становилось нечем дышать от жара, как если бы по кругу развели костры, а она находилась в кольце. Тело сводило судорогами и пронзало болью, от которых она кричала. Реальность и вымысел мешались воедино, представляя воспаленному разуму такие картины, от которых хотелось выть. Она билась в лихорадке, мысли появлялись и исчезали, теряясь в темноте забытья. Очнувшись, она снова окуналась в мир кошмаров, и все начиналось сызнова. Ближе к концу разум прояснился.

Сильвен убил Ольгу. Он заставил родителей забыть ее проступок и принимать ее волю, как свою собственную. Что это – дар или проклятие – еще только предстояло узнать. Такой была последняя мысль Беатрис – перед тем как сознание обычной женщины в последний раз поглотила темнота.

Очнулась она уже здоровой, полной сил, но иной. От ужасной раны на плече осталась лишь тонкая полоска.

– Шрам исчезнет, – рядом сидел Семен.

– Я умерла?

– Вам могло так показаться.

Беатрис хотела есть: до одури, до безумия. Она слышала стук его сердца – набатом. Взгляд притягивала бьющаяся пульсом жилка на шее. При мысли о том, какова на вкус его кровь, ее затрясло. Собственное сердце билось рваными толчками, она чувствовала его ритм. Положила руку на грудь, прислушиваясь к себе. Дыхание казалось более глубоким, будто раньше она довольствовалась жалкими глотками воздуха. Нет, она совершенно точно не умерла.

– Вы голодны, – отрешенно произнес Семен, закатывая рукав, – я знаю. Так всегда бывает после первого пробуждения.

Обострившееся обоняние выхватывало даже самые тонкие, едва уловимые запахи. Между тем он протянул ей руку, проводя кинжалом вдоль вены и прикладывая запястье к ее губам. Беатрис, словно в каком-то полузабытье, впилась зубами в рану, не давая ей закрыться и глотая соленую теплую жидкость. Она наслаждалась вкусом, сходя с ума от неведомых, будоражащих ощущений. Сколько это длилось, Беатрис не знала. Помнила только, что с криком оттолкнула его руку, в ужасе комкая подол своего платья.

Рассудок отказывался принимать происходящее. Ей хотелось избавиться от металлического привкуса во рту, но организм оживал. Чужая кровь заставила собственную закипеть. Она никогда не чувствовала себя такой живой, такой сильной. Было еще что-то важное: оно отозвалось биением второго маленького сердца внутри. Беатрис вскинула голову, глядя на Семена.

– Он жив, – произнесла она с радостью и надеждой, – мой ребенок жив.

– Удивительно, но это так, – кивнул тот, – но вряд ли надолго. Не стоит тешить себя надеждой, Мария.

Она поднялась – быстро, не чувствуя ни слабости, ни головокружения. Оказавшись с ним лицом к лицу, Беатрис замерла. Что-то незнакомое, звериное, жестокое просыпалось внутри, но оно не казалось чужим.

– Я больше не пленница. Я одна из вас. Уйди с дороги.

– Если хотите жить, не возвращайтесь домой, Мария. Уезжайте из Петербурга. Молитесь, чтобы ваш муж не стал вас искать, – Семен кивнул. – Федор позаботится, чтобы Воронов узнал, что с вами случилось. Он убьет вас.

– Я сама решу, как мне быть, – процедила она. Сила, которая билась в ней, казалась просто невероятной. Беатрис не могла понять, как объяснить новые ощущения, но они были запредельными. Яркими. Отчаянными. Никогда раньше она не чувствовала себя настолько живой и неуязвимой.

Санкт-Петербург, Россия. Май 2013 г.

На двери ванной висел чистый махровый халат. Беатрис оделась, вышла в гостиную, и вовремя: в дверь постучали. Профессор тоже побывал в душе – взъерошенные мокрые волосы однозначно говорили об этом. Странно, но сейчас он не вызывал в ней раздражения. Возможно, причиной тому был Петербург. Она дома!

В последние дни даже плечо практически не беспокоило, и настроение стремительно улучшалось. Облокотившись о дверной проем, Беатрис просто смотрела на Торнтона, а потом молча отступила, приглашая зайти.

– Я думал о том, что посмотреть в первую очередь и решил спросить у тебя… – он прошел в номер, неуверенно остановился у окна. – Прекрасно выглядишь.

– Спасибо.

– Я похож на американского туриста? – он указал на футболку с надписью: «Я люблю Нью-Йорк».

– Для полноты образа не хватает фотокамеры.

Она не знала, о чем с ним говорить, но Торнтон на удивление справлялся за двоих. Не позволив ей опомниться, он шагнул вперед и протянул руку ладонью вверх:

– Покажи мне свой город, Беатрис.

Торнтон ничего не знал о Северной столице России, но сразу проникся настроением города. Каждое здание в центре дышало стариной, принадлежало своей эпохе. Только атрибуты современности – светофоры, машины и люди – возвращали в настоящее. В Санкт-Петербурге смешались разные культуры: православные храмы соседствовали рядом с мечетями, кафе и рестораны предлагали блюда любой кухни. Начинался новый туристический сезон, и уличные зазывалы предлагали экскурсии по городу и прогулки по Неве.

Погода менялась поминутно: на солнце заметно припекало, в тени приходилось плотнее запахивать куртку, чтобы спастись от пронизывающего ветра, или прятаться под широким зонтом от дождя. Это ему нравилось особенно, и Сэт не жалел, что не взял свой. Беатрис раскрывалась с каждой минутой – будто здесь она становилась более искренней и настоящей. В Санкт-Петербурге было нечто особенное: то, что отличало от других городов. Нечто романтичное, яркое и живое. Или все дело было в женщине рядом?

Темно-серая Нева шла бурунами, но стоило тучам разойтись, сразу меняла цвет на пронзительную синеву. Они прошлись по набережной, на Дворцовой площади уворачивались от актеров в костюмах, предлагающих сделать запоминающие фотографии, а на Невском – от листовок, которые то и дело совали в руки настойчивые промоутеры.

Сэт не подозревал, что общение с Беатрис может быть столь легким и непринужденным. Время пролетело незаметно, и они направились в сторону метро только когда стемнело.

– Что будем делать дальше? – несмотря на насыщенный день, Сэт ощущал себя бодрым и полным сил. Проблемы словно взяли перерыв.

– Я ждала предложений от тебя, – она приподняла брови – привычный жест, который начинал ему нравиться.

Он с большим удовольствием прогулялся бы еще, но заметил, как Беатрис зябко поежилась, несмотря на застегнутую куртку. К ночи и правда похолодало. Сэт хотел бы продолжить вечер в номере, вдвоем, но понимал, что у него банально не хватит духу предложить это ей.

– Можем посидеть в баре, – собственные слова прозвучали жалко.

– Не вопрос, – легко согласилась Беатрис.

– Хотя мы можем купить что-нибудь и подняться в номер, – попытался вернуть упущенное Сэт.

– Давай лучше в бар, – она улыбнулась, подхватила его под руку и прижалась.

– Я хочу угостить тебя и поблагодарить за чудесный вечер.

Беатрис кивнула, а он снова задумался о том, как изменилось его к ней отношение. При первой встрече он увидел в ней угрозу, но в Италии впервые задумался о ней, как о женщине. С каждым днем эти мысли становились все более настойчивыми.

***

В баре настроение Сэта резко испортилось. Идея возвращаться одному в пустой номер не казалась удачной, но в баре не находилось женщин, достойных внимания. Кроме Беатрис. Фоновая музыка казалась отвратительной, интерьер – нелепым и банальным.

После бокала виски Торнтон расслабился и уже не так остро ощущал одиночество. Он завидовал любовнику Беатрис на вилле, а сейчас сознание подкидывало картинки ее жарких объятий с другим мужчиной. Чем дальше, тем больше он злился: на него, на нее, и в первую очередь на себя – за нерешительность.

– Почему ты согласилась поехать в Санкт-Петербург? – поинтересовался Сэт, чтобы отвлечься.

– Хотела встретиться со своим прошлым. Я слишком долго его избегала.

– Смело, – улыбнулся Сэт, накрыв ладонью ее руку. – Я бы вряд ли решился вернуться в Сиэтл.

– Что ты оставил в Сиэтле? Или кого? – Беатрис не отняла руки. В ее взгляде действительно был искренний интерес, или ему отчаянно хотелось это увидеть?

Сэт понял, что именно сейчас готов ей все рассказать. Именно ей, а не Мелани, которую когда-то безумно жаждал увидеть снова, не своим бывшим, с которыми прошел через многое и считал, что для него это высший пилотаж отношений.

– Я считал себя везунчиком, когда мне предложили работу в «Бенкитт Хелфлайн», – начал он.

И слово за словом выстраивал перед ней картину своего прошлого. Он рассказал, как был счастлив работать с лучшими учеными над созданием лекарства от рака. У него появилась возможность осуществить цель всей жизни. Создать нечто выдающееся, нечто такое, о чем будут долго говорить, что оставит след в истории человечества. К работе мечты прилагалась приличная зарплата и престиж.

Руководителем Сэта стал Джек Лоэулл. Он помогал ему во всем, стал учителем и другом. Джек был блистательным ученым, умел заставить поверить в то, что ты делаешь, проникнуться идеей. Под его влиянием Сэт с головой ушел в работу над проектом, посвящая работе все свое время. В конечном итоге он отказался от должности в университете, потому что она тормозила его разработки.

– Джек погиб в автомобильной катастрофе незадолго до того, как начался кошмар. Мне предложили его место.

Торнтон вспомнил гадкое чувство, которое преследовало его. Ощущение неправильности происходящего. Он чуть не отказался от места, потому что потеря Лоуэлла стала слишком тяжелой ношей. Но потом решил закончить дело своего учителя. Он действительно довел работу до конца, вот только стадия клинических испытаний прошла по всему миру без его ведома. Пробная версия препарата была украдена, а лаборатория в Сиэтле уничтожена. Ему рассказали, для какого именно вируса разрабатывалось «лекарство». Торнтон узнал, что создал биологическое оружие и ужаснулся. Если бы не Мелани и Сильвен, он был бы первым, чья голова оказалась на плахе.

– С вашим сознанием здорово поработали, – покачала головой Беатрис. – Это не рецепт ромового печенья, Сэт, которое можно спутать с коньячным, а разработка вакцины.

– Мелани тоже об этом говорила, – грустно улыбнулся Торнтон. – Мы были уверены, что работаем над препаратом, способным помочь в борьбе с онкологией.

– Какого же уровня блоки вам должны поставили? – Беатрис задумчиво посмотрела сквозь него. – Джек Лоуэлл тоже не просто так почил с миром.

Сэт поморщился. Он не задумывался, что Лоуэлла могли убить, но воспоминания о гибели Джека до сих пор причиняли ему боль.

– Джек был замечательным человеком и талантливым ученым, – уверенно ответил он. – Думаю, это действительно случайность. Автокатастрофа.

– Думай, если тебе так проще, Сэт.

Беатрис впервые назвала его по имени, и он перехватил ее взгляд, пытаясь понять, что кроется за ее словами. Виски придало смелости. Руку она так и не убрала, а ему нравилось прикасаться к ней.

– Тебе не надоело мое нытье?

– Я терпеливая, – она отстранилась и отставила пустой бокал, – а из тебя хороший рассказчик. Искренний.

– Видимо, недостаточно, – Сэт разочарованно сжал пустоту в кулак. – Я хочу подняться с тобой в номер.

Он сам не ожидал, что скажет такое, и сейчас замер в ожидании.

– Боишься засыпать один? – снова вызывающий взгляд и приподнятая бровь.

– Хочу заснуть с тобой.

Алкоголь горячил кровь, подстегивал к откровенным признаниям и действиям. Он словно хлебнул эликсира храбрости. Беатрис придвинулась к нему, почти коснулась губами уха.

– Спать ты можешь и без меня, – прошептала она, провела кончиками пальцев по щеке, подалась вперед и поцеловала. Поцелуй получился глубокий и откровенный, но быстрый. Сэт успел лишь почувствовать мягкость и вкус ее губ, оттененный тонким привкусом «Куантро».

Беатрис облокотилась на стойку, и с независимым видом отправила в рот коктейльную вишенку. Виски и неудовлетворенное желание смешались в одно. Он притянул Беатрис к себе, возвращая не менее страстный поцелуй. Его ладони гладили ее спину и затылок, пальцы зарывались в мягкие волосы. Если бы не чей-то недвусмысленный смешок, Сэт рисковал опрокинуть ее на стойку и заняться сексом прямо в баре.

Он оторвался от губ Беатрис лишь для того, чтобы расплатиться. Перехватил ее откровенный взгляд и обнял за талию, увлекая за собой. Он плохо помнил, как они добрались до отеля и поднялись в номер. Все его внимание было сосредоточено на ней: удивительной, несносной, но самой желанной в мире. Звук захлопнувшейся двери заставил его вздрогнуть, а Беатрис уже толкнула Сэта к стене, расстегивая его джинсы.

Пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, наблюдая, как она невыносимо медленно стягивает белье и бесстыдно прижимается к стене, глядя на него через плечо. Он положил руки ей на бедра, побуждая прогнуться, ее стон и его хриплый выдох слились воедино. Сэт сгорал от желания, чувствуя ответ ее тела в каждом движении.

– Сильнее, – едва слышно прошептала Беатрис, подаваясь назад и сжимаясь. Сэт успел перехватить плывущий взгляд ярко-зеленых глаз, и заметить, как она легко покусывает губы, чтобы дольше удержаться на хрупкой грани наслаждения. Он и сам с трудом сдерживался, но это стало последней каплей.

По телу прошла дрожь, а следом Беатрис вздрогнула и уткнулась лицом в слабеющие руки. Они чудом не сползли на пол, и Сэт не удержался от порыва легко коснуться губами ее шеи. Она прижалась к нему спиной, и этот миг показался ему более интимным, чем все, что случилось раньше.

Сэт не мог знать, что ждет их дальше, но эту прекрасную ночь ему хотелось сохранить в памяти. Запомнить Беатрис откровенной, податливой, нежной.

– Пойдем в душ? – не дожидаясь ответа, он подхватил ее на руки. Вопрос перестал быть вопросом. Сэт знал, что не отпустит ее от себя. Не сегодня.

Беатрис улыбнулась и положила голову ему на плечо. Торнтон успел лишь подумать о том, какой хрупкой и беззащитной она кажется сейчас, а после снова поцеловал ее. Душ они принимали позже, а после Сэт засыпал, прижимая Беатрис к себе. Словно боялся, что она исчезнет, стоит ему закрыть глаза. Исчезнет и заберет с собой все воспоминания.

Беатрис проснулась от того, что кто-то закинул на нее руку. Она уже долгие годы засыпала и просыпалась одна, и ощущение было непривычным. Рядом спал Сэт, и она подумала о том, что вот уже второй день называет его по имени, а не клеймит привычным «профессор».

Беатрис рассматривала его: едва заметные морщинки в уголках глаз, тонкий крохотный шрам под правым ухом, легкая седина в густой темной шевелюре. С некоторых пор мужчины не задерживались ни в ее жизни, ни в постели даже на одну ночь. С ним вышло иначе. В его случае это можно было списать на виски, но какое оправдание у нее?

История, которую Сэт ей рассказал, заставила Беатрис взглянуть на прошлое под другим углом. Джек Лоуэлл, которым он так восхищался, кому-то перешел дорогу, если от него решили избавиться. Что он такого натворил, если это нельзя было решить подменой воспоминаний и постановкой блоков? На ум приходило единственное – некомпетентность.

Тема могла подождать, тем более что Лоуэллу уже все равно, он мертв. Сэт же вовсе не стремился избавить планету от «нечисти», как предполагал Вальтер. Он работал над созданием вакцины совершенно с другими целями, не подозревая о том, что создает биологическое оружие, которое выкосило целую расу. Единственным спасением стало лекарство, возвращающее измененных к тому, от чего они ушли. К человеческой жизни.

Смириться с утратой сил и бессмертия было нелегко, но в этом были несомненные плюсы. Избавление от жажды крови, возможность встречать рассветы и ценить каждое мгновение, словно оно последнее. Беатрис чувствовала, что обрела вторую жизнь, но болезнь Люка превратила ее в кошмар.

Вальтер нашел ее, а если быть точным, ее нашел Кроу, который руководил операцией. Торнтон был одиночкой, лишившимся всего. Тем, кому нечего терять, управлять невозможно. Беатрис предстояло привязать его к себе настолько, чтобы дать Вальтеру возможность манипулировать им. Просто затащить его в постель труда бы не составило, но ей нужно было стать частью его жизни, от которой Сэт не смог бы с легкостью отказаться.

Беатрис представляла Торнтона чуть ли не гением зла, ненавидела его за то, что он сотворил, и по поводу предстоящего не испытывала никаких чувств. Вчера она увидела его другим: в словах Сэта звучали искренние сожаления и усталость. До прошлого вечера ее даже мысли не посещали о том, чтобы устроить с ним откровенный и жаркий секс. Она рассчитывала всего лишь покувыркаться в рабочем формате, не более.

Беатрис представила его читающим лекции студентам. Деловой костюм, отутюженная рубашка, очки. Интересно, студентки на него западали? Она закусила губу, чтобы не рассмеяться, повернулась и бедром ощутила его утренний стояк. В голову пришла озорная мысль.

Беатрис собрала волосы в хвост, и нырнула под одеяло с головой. Губами обхватила его полувозбужденный член, втягивая в себя. Интересно, ему кто-нибудь так желал доброго утра? Сэт проснулся быстрее, чем по будильнику. Услышать собственное имя после первого стона было приятно, хотя Беатрис на такое не рассчитывала. Он непроизвольно потянулся рукой к ее волосам, но удержался. Перехватив его взгляд, она поняла, что первоначальный план полетел псу под хвост. Все сладко сжималось, стоило ей представить и вспомнить ощущение его внутри.

– Иди ко мне, – хрипло попросил он, и Беатрис подчинилась: медленно подтянулась повыше и приподнялась – перед тем как неторопливо опуститься на него.

Она с трудом удержалась, чтобы не кончить сразу. Желание в его глазах заводило неимоверно, возбуждало просто до одури, каждое движение отдавалось сладким спазмом внутри. После оргазма Беатрис ненадолго утратила ощущение реальности, лежа на нем и по-прежнему чувствуя его в себе.

Сэт перекатился на бок, увлекая ее за собой, целуя шею и грудь. Получилось на удивление нежно.

– Я все еще сплю?

– Какие у тебя интересные сны. Они всегда такими были?

Все, что произошло, и впрямь казалось сказкой. Тем неприятнее было думать о том, что ей предстоит сделать дальше.

– Разные, – смущенно пробормотал Сэт и с улыбкой добавил. – Но такой яркий, пожалуй, впервые.

Его застенчивость забавляла. Она всегда предпочитала смелых, сильных и уверенных в себе мужчин. Эти качества у Торнтона спали где-то очень глубоко, но Беатрис находила, что ему идет.

Они по очереди приняли душ и заказали завтрак в номер. Сэт выглядел свежим и отдохнувшим, а еще безумно довольным. Приятно было осознавать, что это ее заслуга.

– Как ты познакомился с Сильвеном?

Табу на воспоминания о нем пошло трещинами. Беатрис и так нарушила слишком много данных себе обещаний. Одним больше, одним меньше. Она даже не осознавала, как сильно скучает по нему, предпочитая тоске злобу, а любви ненависть. Прошлая ночь и это утро навеяли воспоминания. Воспоминания о тех днях, когда каждый начинался именно так.

– Он встретил меня в Нью-Йорке, после побега. Мелани называла его другом. Они теряли силы и попросили помочь.

Значит, загадочная Мелани выжила. Беатрис зацепилась за его «они». Он подразумевал, что они были вместе? Разум подсказывал, что лучше промолчать, но когда она слушалась разума. Особенно в том, что касалось Сильвена.

– Другом? – как можно более безразлично поинтересовалась она. – Хочешь сказать, они работали вместе?

– Человеком, которому она доверяла, – нахмурился Сэт, будто подбирая слова. – Но он создавал впечатление опасного хищника, который хочет меня съесть.

По крайней мере, он не сказал, что Сильвен и Мелани – пара.

– Он тоже был недоволен тем, что ты сотворил?

– Они знали правду, и упреков я от них не слышал. С Сильвеном мы общались лишь дважды. Мелани вроде как была старшей.

Перестать о ней думать Беатрис не могла: Мелани ее раздражала. Ревность – глупое чувство, у Сильвена были женщины и до, и после нее, и во время. Так что с той Мелани, всего лишь одна из многих.

– Куда хочешь пойти? – спросила она, допивая кофе.

– Хочу провести весь день с тобой. Неважно где, – это было сказано искренне и тепло, и Беатрис улыбнулась.

– Попробую устроить. Только для тебя.

Работая с измененными, Джеймс усвоил два основных правила. Первое: измененный – не человек, и никогда уже им не станет. Даже если вернется к человеческому образу жизни, что и произошло после Чумы с теми, кому удалось выжить. И второе: слабость они чувствуют интуитивно. Равно как и силу.

Чем младше измененный, тем больше он кичится способностями и тем больше у него шансов угодить в неприятную историю, а если быть точным, в базу данных Ордена. Для молодняка это чаще всего заканчивалось смертью. Для тех, кто постарше, не существовало преград и препятствий. Джеймс достаточно хорошо изучил этих тварей.

Интуиция и годы работы детективом сделали свое дело, когда он зацепился за имя Ронни Халишера. Он находился в больнице Эдмонтона, куда его привело приключение-похищение Сэта Торнтона. И некая Мария Воронова, что открылось уже в личной беседе. Стивенс сделал себе пометку проверить девчонку и не прогадал.

Русская, в конце восемнадцатого века ее схватили в Зальцбурге. Вся информация о ней, равно как и полное имя – Мария-Беатрис Ароньева-Воронова, была получена от ее мужа, который руководил захватом. По данным из архива, леди засветилась в Ордене всего один раз, и выжила благодаря счастливой случайности. Отделение Зальцбурга разрушили до камня, все сотрудники, включая Дмитрия Воронова, были убиты. Информация о ней сохранились, потому что в ночь после захвата Марии произвели обмен данными с филиалом Вены.

Разговориться с Ронни помогло тщательное изучение его дела и внимательность к деталям. Разумеется, тот его не помнил, потому что они никогда не встречались, но после упомянутых Джеймсом эпизодов из собственного прошлого, начал «вспоминать».

В мире остались единицы выживших, и сейчас бывшие измененные держались вместе. Джеймс сказал, что ищет работу, и Халишер дал ему телефон некоего Рэйвена. После обстоятельного разговора тот согласился встретиться, поверил его истории, и тому, что он хочет работать «со своими».

Рэйвен «пас» Торнтона и Воронову, до особых распоряжений свыше. Это «свыше» как раз и являлось искомой неизвестной уравнения, которое Джеймсу предстояло решить. Чутье подсказывало, что ниточка бывшего профессора, по совместительству ученого из Корпорации Зла, приведет его к Хилари.

– Сейчас у нас скучно, – сообщил Рэйвен, пристально глядя на него. – Но не обещаю, что так будет всегда.

– Надеюсь, что не будет, – ответил Джеймс, – сидеть на месте умею, но не люблю.

– Твой энтузиазм меня радует, но не забывай, что ты выполняешь мои приказы.

Джеймс кивнул. Выполнять приказы он умел. Правда, при учете своих интересов. Пару раз его отстраняли от работы из-за своеволия и грозились вышвырнуть из Ордена.

– Что мне делать сейчас?

– Следить за нашими голубками, – Рэйвен скривился, как если бы тема была ему неприятна. – Беатрис вроде агента под прикрытием, наша главная цель – мужчина.

Сэт Торнтон. Слишком хорошо, чтобы быть правдой: подойти так близко за столь короткий срок. Внешне Джеймс не показал своей заинтересованности, да и голос его прозвучал безэмоционально.

– Я готов.

– Отлично. Ребята введут тебя в курс дела, Стив.

Некогда профессор, а ныне объект пристального внимания измененных, действительно выглядел так, будто приехал в медовый месяц. Да и Воронова явно отнеслась к делу с излишним энтузиазмом. Она раздражала его до зубовного скрежета, и Джеймс подозревал, что ключ к этому – прошлое измененной.

Еще одна интересная деталь имела непосредственное отношение к начальству. Рэйвен неровно дышал к Вороновой. Очередное совпадение? Не исключено, что она его и заразила, или как это принято у них говорить, изменила. Отношения по первой кровной линии среди измененных были наиболее распространенными.

О боссе Халишера данных не нашлось, поэтому приходилось действовать наугад. Джеймс не знал ни сколько ему лет, ни какие дела тот вел до этого. С темными лошадками работать всегда сложнее. К тому же, Рэйвен умудрился выжить и не засветиться в Ордене, а значит, он умен, хитер и осторожен.

В том, что его будут проверять, Джеймс не сомневался, и Корделия предоставила весьма достоверную легенду. Он не задавал вопросов, ни с кем подружиться не пытался. Работал по схеме смена-отчет, и в свободное время вел «светский образ жизни бывшего измененного». Это выводило из себя: наблюдать за импровизированным романом день за днем, зная, что жена в западне. Влюбленная парочка напоминала студентов в конфетно-букетный период, и Джеймс временами ловил себя на мыслях о том, как начинались их с Хилари отношения.

Во время рейда произошла утечка информации, Джеймса взяли живым, но ему повезло оказаться в руках Хилари, и она не позволила своим ребятам расправиться с ним. В те две недели, что Джеймс был ее пленником, обращались с ним вполне сносно. Хилари узнала, кто он такой, но умолчала о его истории. Пронюхай молодые измененные, кого они захватили, всего ее авторитета не хватило бы, чтобы их остановить.

Когда Орден снова добрался до ее группы, Джеймс спас Хилари жизнь: он не привык оставаться в долгу. Именно тогда он начал сомневаться в том, что смерть и боль измененных сделают мир лучше. Именно тогда Джеймс впервые подумал о твари, как о человеке. Развитие их отношений не заставило себя ждать, но чем дальше они заходили, тем больше Джеймс сомневался. Отчасти поэтому он и предложил ей свадьбу. Надеялся, что после все пути к отступлению будут отрезаны, но стало только хуже.

В нем уживались две сущности. Одна тянула назад, вторая уверяла, что он поступил правильно. Двойственность не отступила, даже когда кровососы исчезли с лица земли. Джеймс ловил себя на том, что пальцы дрожат от воспоминаний об оружии. О том, как он избавлял планету от тварей. Следом накатывал стыд, граничащий со страхом: ведь Хилари была одной из них. Он замкнулся, стал злым и раздражительным и полностью ушел в работу. В новой жизни не было места убийствам измененных, потому что даже те, кто выжил, стали людьми.