Священник отец Сергий Д

К отцу Антонию я попал не в самый лучший период своей жизни: отчисление из престижной семинарии, достаточно случайная женитьба – ни матушка, ни ее семья понятия не имели о православном образе жизни. Служение в сане воспринималось ими как обычная работа с целью заработка денег. Вдобавок, невольно послужил причиной гнева благочинного. В результате назначение на приход больше походило на откровенную опалу.

Но, увы, настоятельство только обострило все мои проблемы: у истоков открытия нового храма (скорее – молитвенного дома) стояла группа женщин, которые при отсутствии постоянного настоятеля быстро стали путать личное и церковное. В епархиальной лавке я набрал в долг необходимой утвари, облачений и товара. Это вызвало такое раздражение у «десятки», что вскоре уже ничего не радовало – шли анонимки в адрес правящего архиерея, коллективные жалобы, каждый шаг мой контро­лировался.

В разговоре с пожилым протоиереем прозвучал совет: «Езжай к отцу Антонию!». Расспросив, что и как, я еще какое-то время не решался на поездку. Служил целыми седмицами, держал строгий пост, но положение становилось все хуже. Пришлось ехать, это был последний шанс как-то улучшить ситуацию.

В это время мне был благословлен владыкой отпуск, и я с матушкой и маленьким сыном отправился в деревню на родину своего отца, севернее обычного места пребывания старца. И вдруг слышу, что в соседнюю деревню, в которой жил старый монах из закрытого коммунистами монастыря приехал какой-то старец, который «все видит, все знает, и конец света видел». Пришла догадка, что это и есть отец Антоний. Пол часа езды на старенькой дядиной машине, и мы остановились возле указанного нам дома.

Затерянная в лесу, на окраине хутора стояла небольшая обычная деревянная изба с белеными стенами и черным от окраски смолой фундаментом. Возле нее – малюсенький храм-часовня с красивым «чешуйчатым» куполочком. Собственно, от обычной избы этот храм отличали только большие окна да куполок с крестом. Во дворе на лавках сидело довольно много мирян.

Молодой человек в подряснике, видно послушник, меня, как священника, пропустил к старцу без очереди. После обычного приветствия батюшка предложил сесть и рассказать о случившемся, о том, что привело меня к нему. По ходу моего рассказа старец вставлял свои вопросы или реплики, направленные либо на прояснение произошедшего, либо на вразумление.

«Ты пришел, – спрашивал старец, – служить, или требовать, чтобы тебе служили?! Выравнивать искоре­женное грехом, или сравнивать, что больше испорчено?! Тяжело, отче, но разве Христос обещал тебе или кому-то из нас что-то иное, кроме скорбей в юдоли печали: «Меня изгнали и вас изженут»? Ты мечтал об академии, званиях, положении, видел дорогие машины и неоскудевающие столы высокопоставленного духовенства, и эти видения тебя тешили? Но разве это все имеет отношение к вере православной и Святой Церкви Христовой? Ты, чадо, вначале просто сделай свой выбор – спасение во Христе, или погибель; рай или ад.

А если выберешь путь праведности, не кичись ней перед заблуждающимися, но любовью и своим примером исправляй, не укоряя при этом. Обличать даже вверенную тебе Господом паству следует с осторожностью, не оскорбляя, не досаждая, но врачуя с нежностью любящего отца. Не сумеешь сейчас выйти на верную дорогу – поздно будет».

«Но как же выживать, – спрашиваю старца, – на каждого «простого» священника приходится за год по переводу с прихода на приход?! Жильем обзавестись и то проблема!»

«Мил человек, отец Сергий, – отвечал отец Антоний,

– вот, положа руку на сердце, скажи мне старому, а что ты сделал, чтобы жить на приходе? Да, село – не город, но и холод – не голод! Господь дал всем нам свободу. Христос ведь, придя на землю, не сказал людям: «С грядущего дня вы все становитесь праведниками и будете поступать вот так и так». Спаситель предложил нам всем лучшее, но сам выбор оставил за смертными.

Хотя и тут стоит проявить разумную осторожность

– не доверять своему собственному мнению, но уповать на волю Божью. Там, – старец многозначительно указал пальцем на небо, – объяснения нам не помогут, только привязанности сердца, воплощенные в делах, словах, мыслях... Язык может обмануть, можно что-то сделать противу своей предрасположенности. Но все это порознь и один – два раза, не больше. Если же в сердце тьма, то и дела, и слова, и мысли обязательно появятся греховные. И наоборот – свет породит свет. Да, кто-то сейчас упивается собственной неумеренностью, алчностью ко греху, но таковому стоит лишь посочувствовать, а лучше

– не заметить. Душеспасительней, ведь на дно будет тянуть свое, а не чужое.

Ты чадо, может и не знаешь, но лошадям в свое время одевали шоры – пластины, закрывавшие им вид проис­ходившего по сторонам. У коня не рассеивалось внимание, он был в полной власти управляющего каретой кучера. Конечно, конь не добровольно выбирал подобное, его от испуга и всех потрясений спасали предусмотрительные люди. Но человек тем и отличается от животного, что способен сам, Божьей помощью, зашоривать себя, удаляться от видения того, что может отвлечь его от главного – пути спасения».

«Отец Антоний, – с огорчением спросил я, – но ведь уходят лучшие годы не понятно на что? Хочется работы, пользы для Церкви, Православия, а приходится гнить где-то в дыре».

«Отче Сергие, остерегись! – почти воскликнул старец, – Просто так такое не говорят – так мыслят, а это уже страшно. Возьми и подойди ко всему по-другому - разве тогда, когда ты поступал в нашу лучшую семинарию, тебе кто-то что-то обещал? Нет! Приди наниматься на любую работу – ты только предлагаешь себя, а хозяин уже выбирает. И не только выбирает, но и подбирает место работы для нового работника. Ты писал прошение: «Хочу трудиться на ниве Христовой...», так и трудись! Господь принял это прошение – ты уже в сане, но сейчас для тебя полезнее именно это настоятельство. Мастера обра­батывают дерево и железо не сразу гладкой наждачной бумагой, а всяким инструментом, грубой строгающей бумагой... т.е. чем то режущим, трущим, а из под их рук уже выходит изделие блестящим, гладким.

Прими все происходящее как работу Господа над тобой и твоим характером, восприми все, как меру вынужденную, меру спасительную. Прав ты, что лучшие годы проходят. Но проходят они для тебя не потому, что кем-то ты лишен жизни, а потому, что пытаешься жить мечтами о завтрашнем дне. Так не бывает – либо человек живет, либо утопает в пустых иллюзиях. Не утони, живи и будь жив, неси истину в дома паствы и Господь не пройдет мимо твоей домашней церкви.

Любая слабость человеческая очень скоро станет привязью, а потом и камнем на шее. Отрешись от своих слабостей, даже привязанностей. Невинная на первый взгляд привычка к пищевым изыскам обернется тягой к аду, к погибели.

Думай о своем. Первоверховный на вопрос ко Христу о судьбе Апостола Иоанна Богослова что в ответ услышал? «...Что тебе до того? Ты иди за Мною!». Видишь как, даже Апостолу Петру было не полезно знать подобное. Что же говорить за всех нас, грешных. Вот и гряди, чадо, вслед Христу со своим собственным крестом на раменах!».

Уехал я от старца не вполне удовлетворенным, дорогой молчал и думал. Хотя силу его молитвы почувствовал сразу же по возвращении из отпуска. Но и когда через время выпали иные испытания, я вспоминал слова отца Антония, и воспринимались они уже совсем по-другому.