double arrow

Испытания ядерного оружия — полигоны

Завершающим этапом в создании атомной бомбы являлось перенесение ее испытаний на специальные полигоны с проведением всего комплекса научно-технических исследований свойств самого изделия и медико-биологических наблюдений эффектов атомного взрыва. Между периодом наработки делящегося материала и его изучением (комбинат № 817 и КБ-11) и первым ядерным взрывом прошел очень небольшой срок — около месяца. Более сложным и длительным был поиск физических основ и технических путей реализации условий протекания взрывной реакции синтеза, т.е. изготовления термоядерного оружия и его испытания (1948–1953 гг.). Для каждого из этих испытаний Министерством обороны (Военно-медицинская академия им. С.М. Кирова) и МЗ (ИБФ) составлялся план, обеспечивающий максимальную безопасность участников этих масштабных экспериментов в Семипалатинске и на Новой Земле. Одновременно формировалась и схема размещения на опытном поле животных, на которых испытывалось и оценивалось действие всех факторов взрыва, а также ряда средств и методов, минимизирующих их влияние на живой организм. В этом принимали непосредственное участие медики из ИБФ и ВМА им. С.М. Кирова.

Место для первого полигона было выбрано в 130 км западнее Семипалатинска. Возводился полигон инженерными войсками Вооруженных Сил. Председателем приемочной комиссии был М.Г. Первухин, начальником полигона — С.Г. Колесников. Район диаметром около 20 км представлял безводную (редкие заброшенные колодцы), окруженную невысокими горами и холмами равнину, опытное поле — круг диаметром до 10 км (я увидела его впервые в 1958 г. с вертолета). Одним из 14 секторов опытного поля был биологический. Жилой городок (позднее г. Курчатов) был построен в 60 км от него. Рядом располагался лабораторный городок, где проводились всевозможные исследования. В нем мне тоже довелось дважды побывать, выслушивая необходимые пояснения И.Я. Василенко, В.А. Резонтова, Ю.А. Классовского и других сотрудников биологического отдела.

Ответственным за первое испытание был назначен Ю.Б. Харитон. По мощности реализованный 29.08.49 г. взрыв удовлетворительно соответствовал расчетной. Подрыв первого заряда проводился дистанционно на башне высотой 37,5 м. Взрыв, таким образом был наземным.

Участники испытаний были за час до взрыва эвакуированы с опытного поля (на расстояние около 10 км) к месту нахождения штаба. Их возвращение на опытное поле в танке для осмотра зоны взрыва было резко ограничено узким кругом лиц и лимитировано по времени.

Взрывы 1949, 1953 и 1956–1957 гг. сопровождались непредвиденным выбросом осадков на ограниченную (приблизительно 20 тыс.) группу населения сел Долонь (около 200 бэр), Мостик, Канонерка, Белокаменка (дозы 20–150 бэр), Саржал, Караул, Кайнар (дозы до 30 бэр), а также еще нескольких сел Жана-Семейского района (доза до 10 бэр). Эта группа была передана под наблюдение организованного в 1957 г. диспансера № 4 МЗ СССР.

В 1958–1959 гг. я принимала участие в комплексных экспедициях МЗ СССР с участием специалистов МО и сотрудников АН Казахстана (С.Б. Балмуханов). Результаты исследований были доложены правительству Казахской ССР. К 1990 г. контингент наблюдения в диспансере № 4 уменьшился до 3500 человек в связи с интенсивной миграцией и естественной смертностью.

В 1989 г. Межведомственная комиссия, возглавляемая А.Ф. Цыбом, провела контрольное обследование состояния здоровья и экологической обстановки в Семипалатинской области, в котором участвовали сотрудники России и Казахстана.

Результаты медико-биологических исследований были обобщены в серии отчетов (1949–1958 гг.) и кратко систематизированы в ряде изданных в последнее десятилетие монографий, посвященных деятельности полигонов. По материалам отчета комиссии А.Ф. Цыба появились публикации в открытой печати.

Специальному изучению в клинике ИБФ были подвергнуты три нештатные ситуации:

— во время атомного взрыва на Семипалатинском полигоне (у 8 участников развилась ОЛБ от гамма-бета-излучения);

— при взрыве на Новой Земле (из 14 участников у 8 зафиксированы легкие проявления ОЛБ);

— при подземном ядерном взрыве в Якутии (из 4 участников у одного имелись МЛП).

Остановимся несколько подробнее на отдельных этапах наиболее полного участия медиков в изучении последствий атомных взрывов.

Очень важными в оценке действия атомного взрыва явились работы 1949–1963 гг. по изучению эффектов у различных биологических объектов. Врачам, особенно в первое время, недоставало сведений по феноменологии, срокам возникновения и исходам лучевой болезни, протекавшей на фоне действия других факторов взрыва.

Особый раздел составило изучение баротравмы и вторичных травм. Зона продуцирующих их факторов была значительно шире зоны реального действия радиации. Это очень существенно для понимания возникавшего страха облучения у людей, испытавших на себе лишь действие взрывной волны. Все эти события и ощущения участников очень ярко описал один из фотокорреспондентов — С. Панютин, впоследствии ставший нашим пациентом. Он оставался для целей съемки в эвакуированном лабораторном городке при воздушном взрыве — в 85 км от его эпицентра. Повторная ударная волна сбила его с ног, ударила о простенок, выбила из рук кассету. На короткий момент отключилось сознание. За пострадавшим через некоторое время прилетел вертолет. Остальные участники съемки позднее в сопровождении военных на дополнительно бронированном танке направились в сторону эпицентра для снятия регистрировавших взрыв устройств (О. Лебединский). На танке был установлен дозиметр, по показателям которого определялся и последующий регламент входа в ближайшую к эпицентру взрыва зону. Съемки велись и с вертолетов.

Установленный на срок и длительность входа на опытное поле регламент порой, к сожалению, нарушался самими руководителями работ, которым не терпелось лично оценить эффекты взрыва (А.И. Бурназян, И.В. Курчатов и др.). Иногда это мотивировалось и производственной необходимостью (осмотр павших животных с разной степенью защиты от гамма- и бета-излучения). И уж совсем серьезным по последствиям был нерегламентированный вход на опытное поле группы кинооператоров в сопровождении нескольких военнослужащих. У всех 8 человек развилась типичная ОЛБ различной тяжести от гамма-бета-облучения. Их непростой путь от места констатации значительного переоблучения по дозиметру при наличии выраженной первичной реакции до клиники в Москве и пребывание в ней образно и с юмором характеризует кинооператор А., дольше всех (более 40 лет) остававшийся под нашим наблюдением.

Ушли из жизни 5 человек. У одного из них, как это характерно для действия высоких доз облучения, в относительно ранние сроки — 2 года развился острый лейкоз. У остальных причины смерти и характер заболеваний были типичны для их необлучившихся сверстников.

На этой группе мы еще раз убедились в значимости исходных свойств личности и образа жизни для социальной да и физической и психологической адаптации пациента после тяжелого лучевого заболевания.

Кинооператоры довольно быстро вернулись к активной профессиональной деятельности, очень ценили общение с людьми, сохраняли живой интерес к окружающему, тому, что происходит в стране. Злоупотребление алкоголем, социальная пассивность ускоряли течение обычных инволюционных процессов, приводили к физической и психологической дизадаптации; двое таких пациентов относительно рано умерли. Трудной оказалась социальная адаптация у рядовых военнослужащих, не имевших ранее определенной профессии и места работы.

Группа участников ситуации на Новой Земле с наибольшей возможностью гамма-бета-облучения обследовалась в клинике в ранние сроки (14 человек), а в последующем была даже несколько расширена (Н.М. Надежина с сотр.). Лишь в одном случае можно было ретроспективно заподозрить (помимо 8 ранее диагностированных А.И. Воробьевым случаев) очень легкую форму ОЛБ (Н.М. Надежина с соавт.). Остальные участники спустя более 30 лет после ситуации были либо практически здоровы, либо имели признаки обычных соматоневрологических заболеваний, как правило, удовлетворительно компенсированных. У некоторых удалось при исследовании ЭПР эмали зуба подтвердить диапазон доз, близкий к расчетному.

Были уточнены и некоторые детали рассматриваемой ситуации, существенные для понимания условий и основных компонентов излучения, а также адекватность первых лечебно-профилактических мероприятий на месте и по пути следования в клинику.

Полигон на Новой Земле и характер работы на нем и в обычных условиях существенно иные, чем в Семипалатинске. Создан он был в 1954 г. на группе островов (более чем в 300 км от Архангельска, 1000 км от Мурманска, 400–500 км от Воркуты и Нарьян-Мара). Размеры его — 750 × 150 км, при этом на водную часть приходится почти половина общей площади. Обслуживался он полностью ВМФ, методически курировался в основном военно-научными учреждениями Ленинграда. Первое время на полигоне проводились воздушные, наземные и подводные ядерные взрывы, с 1964 г. — только подземные камуфляжные. Последние не представляют опасности для населения и даже для участников испытаний. В 1987 г. был зарегистрирован однократный выброс газообразных продуктов без последствий для здоровья персонала.

Критической группой среди населения считали оленеводов, выпасавших стада на территориях, мхи и лишайники которых могли более длительно фиксировать выпавшие осадки, содержащие изотопы цезия.

Зависимость изменений в состоянии здоровья жителей Крайнего Севера от уровня доз не была очевидной. Работы эти проводились с участием ИБФ МЗ (В.А. Логачев, А.А. Моисеев) и Ленинградского института радиационной гигиены (П.В. Рамзаев). Некоторые особенности питания и быта (как и в Казахстане) наложили свой отпечаток лишь на структуру онкологической патологии (большая доля рака пищевода).

Несмотря на достаточно полные и убедительные научные данные, в СМИ по-прежнему муссируется вопрос об опасности расположения полигона вблизи северных территорий страны, что отвлекает внимание медиков и администраторов от полезной для людей деятельности на поиски ложного «врага».

Следует вернуться к описанию результатов повторного обследования населения Казахстана и его анализу, в чем активное участие на первых этапах принимали сотрудники ИБФ. Вспоминаю очень тщательно продуманные по маршруту и подбору широкого круга специалистов (интернисты, гематологи, офтальмологи, гинекологи, педиатры и др.) экспедиции 1958–1959 гг.

К этому времени было проведено основное число наиболее неблагоприятных в плане возможных последствий взрывов в воздухе и на земле. Экспедиция непосредственно работала в селах с максимальной дозой облучения (20–150 бэр). Было подобрано несколько групп сопоставления, адекватных по условиям проживания, характеру хозяйственной деятельности, этническому составу. Попутно впервые был оценен очень сложный предшествующий медико-демографический фон (высокая заболеваемость бруцеллезом, паразитарными тифами, тип планирования семьи, особенности питания, неврологический статус, состояние сред глаза в так называемом контроле).

Население в то время встречало нас очень приветливо, с доверием, признательностью и трогательными попытками (с обеих сторон) преодолеть языковый барьер. Вспоминаю колоритные впечатления от быта казахских, русских и с большой долей немецкого населения сел, которые очень различались. Детвору в поселках охотно возил верблюд, при этом «строго требуя высадки после проделанного по поселку круга», при попытках кормить верблюда конфетами он ненадолго брал их в рот, а потом выплевывал.

Помню живописную ладонь (длань) полуостровной формы с зелеными ухоженными огородами поселка Долони. Вспоминаю выжженную желтоватую землю или непролазную грязь сельских проселков, через которую нас провозили в двуколках к месту осмотра населения.

Самым трудным был выход к Иртышу с обилием озверевших комаров в палатках — даже после тщательного их прокуривания на ночь. Утром мы выползали из них с опухшими от укусов лицами и ныряли в Иртыш, чтобы снять с себя ночную одурь. Полевая кухня требовала от каждого наличия вымытых алюминиевой миски, кружки и ложки. Не желавшие этому подчиниться (проф. П.М. Киреев) были вынуждены довольствоваться остатками со дна котла, в которых были перемешаны косточки от мелкой рыбы и частицы очередной каши. «Каша утром, каша днем, каша даже вечером, с каши пшенной мы начнем, а закончим гречневой».

С признательностью вспоминаю участие к нам И.Я. Василенко, который «забрасывал» иногда с полигона в экспедицию огурчики или арбузы.

И наконец, выход через оз. Иссык в Алма-Ату (ее предгорье). Сказочный комфорт, великолепие природы, правительственный уровень приемов с фруктами, кумысом, жаркие и при этом дружелюбные дискуссии по итогам экспедиции во время доклада.

Ну и главный вывод: отсутствие достоверных различий в состоянии здоровья лиц с разным уровнем доз при общем весьма неблагоприятном его уровне, требовавшем внимания медиков. Интересно отметить его документально подтвержденное свидетельство, когда в первые годы деятельности полигона призванная оценить последствия взрывов министр здравоохранения М.Д. Ковригина указала в своей докладной записке на определяющую роль именно этих общих неспецифических неблагоприятных влияний. Она также порекомендовала обратить первоочередное внимание на санитарную культуру питания и быта, профилактику и лечение инфекций, заботу о беременных и правильное ведение родов. Лишь при осуществлении этих мер, а не в поиске связей с действием взрывов можно было, по ее мнению, получить эффект в оздоровлении населения.

Результаты работы комплексной экспедиции во главе с А.Ф. Цыбом показали, что к 1988 г. текущая радиационная обстановка в Казахстане уже не вызывает тревоги. Если исключить воронку искусственного оз. Чаган (взрыв с выемкой грунта), содержание радионуклидов и гамма-фон в окружающей среде не превышали допустимых значений. «Меткой» перенесенного облучения (как и в материалах диспансера № 4), однако уже без корреляции с уровнем доз было достоверное увеличение частоты хромосомных аберраций в основных группах по сравнению с контрольными без существенной динамики в процессе наблюдения. Это также делает сомнительной роль облучения: нет их закономерной элиминации и очевидной связи с развитием опухолей.

Следует отметить, что, возможно, в связи с систематическим йодированием в Казахстане не только соли, но и хлеба в работах ближайшего к взрывам срока (П.И. Буренин с соавт.) не было обнаружено достоверного учащения патологии щитовидной железы, чего ожидали исходя из данных экспериментальных исследований (Ю.А. Классовский). Было обращено внимание на то, что при посмертном морфологическом исследовании частота тиреоидной патологии была выше (Благова), чем по данным о заболеваемости, но также без очевидного влияния зоны проживания.

Особо нужно остановиться на экспериментальном атомном взрыве на Тоцком полигоне в 1954 г., целью которого была оценка действия войск в условиях применения атомного оружия и сопутствующего этому эмоционально-психологического стресса. Заранее были разработаны специальные памятки для участников и населения, которые на руки не выдавались, но зачитывались и разъяснялись в разных аудиториях и в беседах. Были определены (а позднее подтверждены) максимальные уровни доз для участников учения (до 13 бэр). Участники были обеспечены спецодеждой, защитными очками. В медицинском сопровождении учения участвовал опытный хирург клиники ИБФ — В.Н. Петушков, подтвердивший в общении с нами, что главной трудностью являлось преодоление реального страха при прохождении «радиационно-опасной полосы».

Дозы облучения окружающего населения по всем оценкам не превышали 2 бэр. Таким образом, для понимания истинных причин изменений в состоянии здоровья участников учения и тем более населения следовало искать другие — более реальные факторы.

Мне приходилось беседовать с участниками учения и изучать документы ряда лиц, претендовавших на связь возникших у них болезней с облучением во время учения на Тоцком полигоне. Подтвердились прочно зафиксированная в их сознании связь самых разнообразных заболеваний с последствиями «имевшего место» облучения, недоверие к информации о дозах, что подогревалось некоторыми популистами и СМИ. К сожалению, далеко не всегда адекватными были решения и экспертного совета, занимавшегося делами подразделения особого риска, и некоторых научных советов (диссертационный совет Оренбургской медицинской академии).

Создание социальной напряженности у контингента военнослужащих — участников учения и в регионе путем нагнетания радиофобии при игнорировании прямых и научно обоснованных данных следует обоснованно считать недопустимым и опасным для здоровья людей.

На самом деле ядерный взрыв атомной бомбы, сброшенной с самолета на высоте 350 м, соответствовал 40 кг ТНТ эквивалента. Отклонение от намеченной оси по эпицентру составляло 280 м. Через час независимая радиационная разведка обозначила предупредительными знаками зоны на разных расстояниях от эпицентра по мощности дозы от 85 Р/час (200 м) до 0,2 Р/час (1 км).

К моменту продвижения передового отряда дозы составляли от 140 до 0,3 Р/час через 30 минут и от 12 до 0,02 Р/час через 5 часов. Маршруты проходили в 400–500 м от эпицентра. Техника на более близких расстояниях следовала на бронетранспортерах и танках. В районе реального радиационного фона действовало около 10% общего числа участников учений (примерно 30 тыс. человек), а через зону, близкую к эпицентру, прошло не более 500 военнослужащих.

Оградительные знаки были выставлены и в районе сброса бомб-имитаторов, что укрепляло участников учения в представлении, что и они действуют в зоне радиоактивного излучения. С учетом скорости продвижения войск (4–6 км в час) время прохождения эпицентральной зоны не превышало 20–30 минут, что соответственно снижает возможную дозу облучения (в 2–3 раза) из расчета мощности дозы в час.

Публикации о современном состоянии полигонов с максимально доступным уточнением и данными по ним в период наиболее интенсивных испытаний стали достоянием международной научной общественности. Однако, к сожалению, явно недостаточна и малодоступна объективная адресная научно-популярная информация, оставляющая свободным поле для «произрастания сорняков» — мифологических измышлений и псевдонаучных домыслов, отвлекающих необходимые и всегда недостаточные средства для подлинной, а не ханжеской заботы о людях.

Наверное, не способствуют психологической реабилитации «надписи на памятных знаках»: «презревшим смерть» и «зову живых, оплакиваю мертвых», установленных на Тоцком полигоне. Можно было найти другие — полные уважения и признательности слова мужественным исполнителям своего воинского долга, а не сопроводить их действия словами скорби по надуманным жертвам учения в сентябре 1954 г.

С 1965 по 1988 г. в СССР с многообразными и очень важными для народного хозяйства целями проводились подземные ядерные взрывы. Всего их было 115 (в сравнении с 714 взрывами военного назначения, в том числе 468 на Семипалатинском полигоне и 131 на полигоне Новой Земли). В прессе активно дискутируется вопрос и о целесообразности их использования, и о радиационной безопасности в соответствующих регионах.

Как и при взрывах военного назначения, для обеспечения безопасности привлекались физики, медики ИБФ, его филиала № 4, диспансера № 4 и ряда МСЧ 3-го Главного управления МЗ СССР. Для обслуживания, как правило, немногочисленных участников проведения взрыва формировалась медицинская бригада из трех человек с необходимыми оборудованием и оснащением. В нескольких случаях имел место непредвиденный выброс радиоактивных продуктов взрыва с локальным загрязнением. Об одном из них мы говорили выше. Единственная пострадавшая с местными лучевыми поражениями (МЛП), заснув на крыльце дома, не услышала объявления по радио об эвакуации, за ней вынуждены были вернуться и увести в безопасное место трое других сотрудников.

После проведения дезактивационных работ, в том числе при указанных испытаниях («Кротон-3», «Грифон»), уровни радиоактивного (локального) излучения снижались до фоновых.

В случае получения в отдаленные сроки информации об обнаружении локальных пятен с низкофоновым излучением производится их герметизация (бетонирование и пр.), восстанавливаются утраченные с годами ограждения и знаки радиационной опасности. Ни в одном из таких случаев говорить о каких-либо серьезных последствиях для состояния здоровья людей, живущих поблизости от указанных зон, нет основания. Контроль этих мест остается актуальным — как плановый, так и по отдельным сигналам о неблагополучии.

Все сказанное о внимании к медицинским аспектам отдаленных последствий участия в сложных, нештатных ситуациях изготовителей атомного оружия («Маяк», КБ-11, Снежинск) относится и к лицам, испытывавшим его на полигонах. Это важно как для исключения необоснованных связей заболеваний у большинства из них с собственно воздействием радиации, так и для целенаправленного выявления небольших групп повышенного риска в связи с другими факторами — обычными и сопутствующими участию в испытаниях, а также для проведения соответствующих заболеваниям эффективных лечебных мероприятий.

Зоны испытаний, в том числе подземных взрывов, были весьма многообразны по расположению и характеру. Однако до настоящего времени деятельность этой группы персонала (а иногда и населения) освещалась преимущественно инженерно-техническими работниками самостоятельно или в виде интервью журналистам, не обладающим достаточными знаниями в области действия радиации.

Последние «живописали» творческие, эмоционально-психологические, личностные свойства участников испытаний, не уделяя должного внимания ни точным сведениям об уровнях их облучения, ни медицинским оценкам эпидемиологических данных. Не были журналисты достаточно компетентны и в суждениях о медицинских данных по состоянию здоровья участников в поздние сроки.

Увлеченность персонала полигонов проблемой, особый режим секретности, не позволявший «доверить» даже врачам отраслевого здравоохранения специфику деятельности, привели к тому, что они, как и работники специальных КБ, обращались за медицинской помощью эпизодически, лишь по поводу острых или очень тяжелых заболеваний в самые разные медицинские учреждения. В то же время очевидны их огромные психоэмоциональные перегрузки, эпизоды чрезмерной интенсивной профессиональной деятельности на фоне обычной работы по анализу полученных данных.

Систематических сведений о динамике их здоровья нет и тем более не было попыток сопоставить ее с какими-либо своеобразными периодами работы, а также с характером облучения.

Большинство этих людей сейчас вступили в возраст высокого риска развития ряда соматических и онкологических заболеваний, а некоторых уже нет. Иными словами, в полной мере оценить, чего стоила этой научно-инженерной самоотверженной элите деятельность по созданию и испытанию атомного оружия, едва ли возможно.

Еще сложнее оценить контингенты из населения, обращавшегося к медикам спустя многие годы в поиске социальной компенсации в трудных жизненных ситуациях и при выявлении обычной и закономерной возрастной патологии, которую эти люди относили к «облучению» на следах взрывов в далеком прошлом.

Нужно сделать в короткие сроки все возможное, чтобы к спискам «награжденных» (ветеранов отрасли и немногочисленных лиц из подразделений действительно особого риска) добавились короткие строки о медико-демографических характеристиках этих людей, хотя бы на конечный срок наблюдения или на основании одномоментного среза данных.

Размывание сведений об этих ограниченных группах (например, о 500 прошедших через эпицентр взрыва на Тоцком полигоне среди 30 тыс. участников) лишает решение вопроса о социальных льготах, в том числе и по состоянию здоровья, элементарной справедливости.

Повышение культуры эпидемиологических исследований больших групп и максимально доступное уточнение ретроспективно их дозовых нагрузок в сравнении с международным опытом также будут способствовать смягчению напряженности радиофобических расстройств у тех, кто был действительно испуган, и, надеемся, они создадут преграду политическим спекуляциям искателей популярности.

Многочисленные специальные исследования по России позволили О.И. Шамову и В.А. Логачеву с соавт. обосновать избирательное воздействие нескольких ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне на ограниченную группу лиц, проживающих в некоторых районах Алтайского края (средняя доза 0,5 сЗв, максимальная до 52 сЗв, коллективная для примерно 13,5 тыс. человек — Зв).

Однако указанные уровни отнюдь не поддерживают спекулятивных утверждений группы сотрудников А.Н. Шойхета о возможности развития каких-то якобы детерминистских эффектов облучения (катаракта) или связи изменений в здоровье детей (желтуха новорожденных) с облучением их родителей, проживавших много лет назад на следах выпадений атомных взрывов, проведенных на Семипалатинском полигоне.

Мне представляется трудным установить в отсутствие данных динамического наблюдения в условиях значительной миграции и при фоновом вкладе глобальных выпадений и высокой природной радиоактивности в регионе значимость в регионах следов испытательных взрывов в прошлом и в онкопатологию этого региона.

Хочется думать, что значительные инвестиции в здравоохранение Алтайского региона, полученные на основе упомянутых мифологических сведений, окажутся полезными в оздоровлении нуждающегося в этом населения края в целом по общим принципам совершенствования медицинской помощи в наше непростое время. Однако они не должны стать источником подпитывания научных домыслов, необоснованных программ и стимулирования деятельности ученых, обслуживающих тенденциозные запросы политиков разного ранга.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: