Ричард Бах. Мост через вечность

--------------------------------------------------------------- The Bridge across Forever (1984) ISBN 5-9550-0132-8 Верстка Сергей Самусенко. Spellcheck: Дмитрий Шумилин--------------------------------------------------------------- В этом томе избранных сочинений Ричарда Баха, предлагаю вниманиючитателей удивительную книгу "Мост через вечность", тесно связанную сюжетомс "Единственной". Эта книга о поиске Великой Любви и смысла жизни и встречи сЕдинственной. как же мы счастливы: ты и я, чей дом лежит вне времени; мы, спустившиеся с благоухающих гор вечного сейчас, чтобы поиграть в рождение и смерть день-другой (а может быть и меньше). Э.Э.Каммингс Лесли, научившей меня летать П орой нам кажется, что не осталось на земле ни одного дракона. Ниодного храброго рыцаря, ни единой принцессы, пробирающейся тайными леснымитропами, очаровывая своей улыбкой бабочек и оленей. Нам кажется, что наш век отделяет от тех сказочных времен какая-тограница, и в нем нет места приключениям. Судьба,.. эта дорога,простирающаяся за горизонт... призраки пронеслись по ней в далеком прошлом искрылись из виду... Как замечательно, что это не так! Принцессы, рыцари, драконы,очарованность, тайны и приключения... они не просто рядом с нами, здесь исейчас, - ничего другого и не было никогда на земле! В наше время их облик, конечно, изменился. Драконы носят сегодняофициальные костюмы, прячутся за масками инспекций и служб. Демоны обществас пронзительным криком бросаются на нас, стоит лишь нам поднять глаза отземли, стоит повернуть направо там, где нам было сказано идти налево.Внешний вид нынче стал так обманчив, что рыцарям и принцессам трудно узнатьдруг друга, трудно узнать даже самих себя. Но в наших снах мы все еще встречаемся с Мастерами Реальности. Онинапоминают нам, что мы никогда не теряли защиты против драконов, что синеепламя струится в нас, позволяя изменять наш мир, как мы захотим. Интуициянашептывает истину: мы не пыль, мы - волшебство! Это повесть о рыцаре, который умирал, и о принцессе, спасшей ему жизнь.Это история о красавице и чудовищах, о волшебных заклинаниях и крепостныхстенах, о силах смерти, которые нам только кажутся, и силах жизни, которыеесть. Это рассказ об одном приключении, которое, я уверен, является самымважным в любом возрасте. Фактически, в жизни все было почти так, как здесь описано. В несколькихместах я вольно обошелся с хронологией, некоторые персонажи составлены изряда реальных людей, большинство имен выдуманы. Остальное я бы не смогпридумать, даже если бы постарался - реальность была настолько невероятной,что не укладывалась в рамки никакой выдумки. Вы как читатели, конечно, увидите, заглянув за писательскую маску, чтозаставило меня поместить эти слова на бумагу. Но иногда, когда свет лучится точно как сейчас, писатель тоже можетзаглянуть за маску читателя. Может быть, в лучах этого света мы с вамивстретимся где-нибудь на страницах этой книги, - я и моя любовь, вы - иваша.

Один

Сегодня она будет здесь. Я глянул из кокпита вниз - сквозь ветер и мерцание пропеллера, сквозьполмили осеннего дня - вниз на арендованное мною поле, на кубик сахара -вывеску "Полеты за три доллара", которую я привязал к открытым воротам. Рядом со знаком дорога с обеих сторон была сплошь заставлена машинами.Их собралось штук, пожалуй, под шестьдесят. И, соответственно, толпа народу,прикатившего поглазеть на полеты. Она вполне могла уже быть там, подъехавнесколько мгновений назад. Я улыбнулся. Вполне возможно! Я переключил двигатель на холостой ход, поддернул нос Флита немноговверх, чтобы сопротивление крыльев заставило его потерять скорость. Затем до отказа вывел руль поворота влево, и выжал ручку на себя доупора. Зеленая земля, созревшие хлеба и соя, фермы, луга, застывшие нполуденном безмолвии - все вдруг перевернулось, слившись в размытыйэффектным штопором вихрь. С земли это должно было выглядеть так, словностарая этажерка вдруг вышла из повиновения. Нос самолета рванулся вниз, цветные штрихи смерча, в который вдругпревратился мир, все быстрее и быстрее вертелись вокруг моих летных очков. Как долго тебя не было рядом со мной, мой дорогой друг - родная душа,моя милая, мудрая и таинственная прекрасная леди? - думал я. - Сегодня,наконец-то, обстоятельства сложатся так, что заставят тебя оказаться вгородке Рассел, штат Айова, и, взяв за руку, приведут сюда, на стелющеесявнизу поле скошенной люцерны. Ты подойдешь к краю толпы, не вполнеосознавая, зачем, с любопытством созерцая живой, ярко раскрашенный кусокистории, вертящийся в воздухе. Взбрыкивая и глухо подвывая, биплан несся вниз. С каждой секундой вихрьстановился круче, плотнее и громче. Вращение... а теперь... стоп. Ручка - вперед, жестким нажатием на правую педаль перебрасываем рульслева направо. Размытые очертания делаются четче, скорость растет, один, дваоборота, после чего вращение прекращается, и мы мчимся прямо вниз смаксимально возможной скоростью. Сегодня она должна здесь, появиться, - думал я, - ведь она тожеодинока. Потому что она уже знает все, что хотела узнать самостоятельно.Потому что в мире есть лишь, один-единственный человек, к встрече с которымведет ее судьба, и этот человек в данный момент управляет этим вот самымаэропланом. Крутой выход, газ нуля, выключаем двигатель, пропеллер застыл...Планируем вниз, беззвучно скользя к земле, приземляемся с таким расчетом,чтобы замереть, прямо напротив толпы. Я узнаю ее, едва лишь увижу, - подумал я, - такой яркий образ, - сразуже узнаю. Вокруг аэроплана теснились люди: мужчины, женщины, семьи с корзинамидля пикника, дети на велосипедах. Разглядывают. Рядом с детьми - две собаки. Отжавшись на руках, я выбрался из кокпита и взглянул на людей. Они мнепонравились. В следующий момент я с занятной отрешенностью уже как бы состороны слушал свой собственный голос и в то же время взглядом пыталсяотыскать ее в толпе. - Рассел с высоты птичьего полета, люди! Уникальный шанс воспарить надполями Айовы! Последняя возможность перед тем, как выпадет снег! Вперед, -туда, где обитают лишь птицы да ангелы... Кое-кто засмеялся и зааплодировал - кому-нибудь другому, кто решитсяпопробовать первым. Лица - некоторые с выражением глубокого недоверия ивопроса, некоторые - полные устремления и жажды приключений, были ихорошенькие - веселые и заинтересованные. Но того лица, которое я искал, небыло нигде. - А вы уверены, что это безопасно?- поинтересовалась женщина. - Судя потому, что я видела, вы - не слишком осторожный пилот! Покрытая зaгаpoм кожа, ясные карие глаза. Ей так хотелось, чтобы еепредположение оказалось справедливым. - Безопаснее не бывает, мэм! Легкость пушинки! Флит в воздухе сдвадцать четвертого декабря тысяча девятьсот двадцать восьмого года - еще наодин полет его, пожалуй, хватит, прежде чем он развалится на куски... Она изумленно моргнула. - Шучу, - сказал я. - Он будет летать даже спустя годы после того, какнас с вами не станет, уверяю вас! - Кажется, я ждала достаточно долго, - сказала она, - мне всю жизньхотелось покататься на одном из этих... - Тогда вам должно понравиться. Я толкнул пропеллер, чтобы запустить двигатель, помог ей забраться вносовой кокпит и застегнуть ремень безопасности. - Невозможно, - думал я. - Она не здесь. Не здесь - не может быть! Каждый день - уверенность, что сегодня - тот-самый-день, и каждый день- ошибка! После первого полета было еще тридцать - до самого захода солнца. Ялетал и болтал без устали, пока все не разошлись по домам, чтобы вместепоужинать и провести ночь. Я же остался один. Один. Неужели она - плод моей фантазии? Молчание. За минуту до того, как вода закипела, я вытащила котелок из огня,вытряхнул в него растворимый какао и размешал сухим стебельком.Нахмурившись, произнес, обращаясь к самому себе: - Дурость какая - искать ее здесь. Недельной давности булочку с корицей я наколол на хворостинку иподжарил над языками пламени. Да, странствующий пилот на старом биплане - полет сквозь семидесятыегоды двадцатого века. Вроде бы, приключение. Раньше оно было приправленомножеством вопросительных знаков. Теперь же все стало таким же знакомым ибезопасным, как фотографии в семейном альбоме. После сотого урагана я могделать их с закрытыми глазами. А после того, как я в тысячный раз обшарилглазами толпу, у меня возникают сомнения: может ли родная душа явиться мнесреди скошенных полей. Денег достаточно. Катая пассажиров, мне вряд ли когда-нибудь придетсяголодать. Но я не узнаю ничего нового, я просто болтаюсь без толку. В последний раз я по-настоящему учился два лета тому назад. Когда яувидел сверху бело-золотистый биплан "Тревл Эйр", припаркованный средиполей. Приземлившись, я познакомился с его пилотом - Дональдом Шимодой,Мессией в отставке, экс-Спасителем Мира. Мы подружились, и в те последниемесяцы его жизни он передал мне некоторые секреты своего странногопризвания. Дневник, который я тогда вел, превратился в книгу, я отослал ееиздателю. Не так давно она вышла из печати. Большинство его уроков я усвоилхорошо, так что новые испытания попадались действительно крайне редко. Новот решить проблему с родной душой не удавалось никак. Где-то возле хвоста Флита послышался тихий шорох - крадущиеся шаги посухой траве. Я повернул голову, прислушиваясь к этому звуку. Шорох стих.Потом появился опять, как если бы кто-то стал медленно подкрадываться комне. Я напряженно вглядывался в темноту: - Кто там? Пантера? Леопард? Только не в Айове, их в Айове не встречали уже... Еще один осторожный шаг по ночной траве. Как бы это ни был... Леснойволк! Я бросился к ящику с инструментом, судорожно пытаясь ухватить нож,большой гаечный ключ, но было уже слишком поздно. В это мгновение возлеколеса самолета возникла черно-белая бандитская маска, изучающий взгляд яркоблестевших глазок, нос, с сопением принюхивающийся к запаху коробки спродуктами. He лесной волк. - Эй... Привет, эй ты там... - сказал я. Я рассмеялся: так сильноколотилось сердце. Я сделал вид, что убираю ключ прочь. Осиротевших крошек-енотов на Среднем Западе часто берут в дом ивыращивают в домашних условиях. Когда им исполняется год, их отпускают наволю, но они на всю жизнь остаются домашними. А что тут плохого? Разве нельзя шуршать себе по полю, в темноте наогонек заглянуть - а вдруг у того, кто разложил костер, найдется что-нибудь,вкусненькое - погрызть, коротая ночь? - Нормально... Давай, иди-ка сюда, приятель! Проголодался? Хорошо бы чего-нибудь сладенького - кусочек шоколадки... можно зефиранемного, - все сойдет. Енот постоял немного на задних лапках, морща носик иизучая воздух в поисках запаха съестного. Остатки зефира - если, конечно, тысам на них не претендуешь - вполне сойдет. Я вытащил кулек из ящика и высыпал кучку мягких шариков в сахарнойпудре на подстилку. - Вот так... иди сюда... Мини-мишка шумно взялся за десерт. Отдавая должное зефиру, он сдовольным чавканьем набил им полный рот. От лепешки моего изготовления он отказался, едва надкусив ее, прикончилзефир, умял почти весь мой запас медовой воздушной пшеницы и вылакал мисочкуводы, которую я ему налил. Немного посидел глядя на огонь, фыркнул: порадвигаться дальше. - Спасибо за то, что зашел в гости, - сказал я. Исполненный важности взгляд черных бусин. Благодарю за угощение. А ты вполне приличное человеческое существо. Ну,ладно, до завтра, вечером увидимся. Лепешки у тебя - отвратительные. И пушистое создание двинулось прочь. Полосатый хвост растворился втенях, шорох шагов в траве слышен все слабее и слабее. И я остался наединесо своими мыслями и мечтой обрести даму сердца. Каждый раз все неизменно возвращается к ней. - Она не относится к сфере невозможного, - размышлял я, - и надежда навстречу с ней отнюдь не является чем-то чрезмерным! Интересно, что сказал бы Дональд Шимода, сидя здесь, под крылом,сегодня, если бы узнал, что я до сих пор так и не нашел ее? Что-нибудь само собой разумеющееся, это уж точно. Странное свойствовсех его секретов - они были предельно просты. А если бы я сообщил ему, что потерпел фиаско в поисках ее? Длявдохновения он покрутил бы в руках свою булочку с корицей, внимательно ееизучая, потом запустил бы пальцы в черную шевелюру и сказал: - Послушай Ричард, а тебе не приходило в голову, что летать с ветром отодного города к другому - верный способ не отыскать ее, но утратить? Все так просто. А после бы он молча ждал моего ответа. Я ответил бы на это, если бы он был здесь, я бы сказал: - О'кей. Полетза горизонт - не то. Я брошу это. Однако скажи, как мне ее найти? Он бы прищурился, несколько расстроившись оттого, что я задал этотвопрос ему, а не самому себе: - А ты счастлив? В данный конкретный миг - занимаешься ли ты тем, чемхотел бы заняться больше всего на свете? Привычка заставила бы меня ответить, что да, разумеется, я распоряжаюсьсвоей жизнью в точности так, как мне нравится. Холод нынешней ночи, и вопрос - тот же самый - с его стороны, и что-тоизменилось. Занимаюсь ли я тем, чем больше всего хотел бы заняться? - Нет! - Вот это новость! - произнес бы Шимода. - Как по-твоему, что бы этомогло означать? Я моргнул, прекратил воображать и вслух заговорил с собой: - Ага, это значит, что амплуа странствующего пилота себя исчерпало! И вданный момент я смотрю на огонь своего последнего костра, а тот парнишка изРассела, с которым мы поднимались в воздух в сумерках, был последним моимпассажиром. Я попытался еще раз вслух сформулировать: - Со странствующим пилотом покончено. Заторможенность безмолвного шока. И шквал вопросов. Новое качествоневедения - некоторое время я пытался распробовать, его, оценить, неведомыйпривкус. Что делать? И что со мной будет? После основательной определенности ремесла бродячего пилота, менязахлестнуло удивительное наслаждение новизны, подобное прохладному буруну,вспенившемуся из неизведанных глубин. Я понятия не имел, что буду делать! Говорят, что когда закрывается одна дверь, другая - отворяется. Я ясновижу захлопнувшуюся за мной дверь, с надписью "ЖИЗНЬ СТРАНСТВУЮЩЕГО ПИЛОТА".За ней остались ящики и корзины, полные приключений - тех, которыепревратили меня из того, кем я был, в того, кто я есть. А теперь пришловремя двигаться дальше. Ну, и где же эта самая только что распахнувшаясядверь? - Если бы я был просветленной душой, - подумал я, - что бы я сказалсейчас самому себе? Не Шимода, но просветленный я сам? Прошло мгновение, и я уже знал, что было бы сказано: - Посмотри-ка на то, что окружает тебя в данный момент, Ричард. Что вэтой картине не так? Я огляделся во тьме. С небом все было в порядке. Что может быть, не такв небе, испещренном сверканием взрывающихся алмазами удаленных на тысячисветовых лет звезд? А во мне - разглядывающем этот фейерверк из вполнебезопасного места? А самолет - надежный и верный Флит, готовый нести меня,куда бы я не пожелал? Что не так в нем? Все так, все правильно. А неправильно вот что: здесь нет ее! И я должен изменить, ситуацию. Иначну прямо сейчас! - Не торопись, Ричард, - подумал я. - И на этот раз измени своимправилам. Пожалуйста, не спеши! Пожалуйста, подумай сначала. Хорошенькоподумай. Продумать все до конца. Ибо во тьме скрыт еще один вопрос - вопрос,которого я никогда не задавал Дональду Шимоде, и на который он не отвечал. Почему обязательно случается так, что самые продвинутые из людей, те,чьи учения живут веками, пусть в несколько извращенной форме религий, почемуэти люди непременно должны оставаться одинокими? Почему мы никогда не встречаем лучащихся светом жен или мужей, иличудесных людей, которые на равных делят с ними их приключения и их любовь?Те немногие, кем мы так восхищаемся, неизменно окружены учениками илюбопытными, на них давят те, кто приходит за исцелением и светом. Но какчасто мы встречаем рядом с кем-нибудь из них родственную душу, человекасильного, в славе своей равного им и разделяющего их любовь? Иногда?Изредка? Я невольно сглотнул - в горле пересохло. Никогда. - Самые продвинутые из людей, - подумал я, - оказываются самымиодинокими! Может быть, у совершенных нет родных душ потому, что они переросли всечеловеческие потребности? Никакого ответа от голубой Веги, мерцающей в своей арфе из звезд. Достижение совершенства в течение всего множества жизней - это не моязадача. Но эти люди - ведь им, вроде бы, предначертано указывать нам путь.Утверждал ли кто-либо из них: "Забудьте о родственных душах, родственных душне существует?" Неторопливо стрекочут сверчки: "Может быть, может быть". Это стало каменной стеной, о которую разбились последние мгновениявечера. - Если они что утверждают, - проворчал я, обращаясь к себе, - онизаблуждаются. Мне было интересно, согласится ли она со мной, где бы она ни была.Заблуждаются ли они, моя милая незнакомка? Она не ответила из своего неизвестно-где.. К тому времени, когда наутро крылья оттаяли от инея, чехол мотора, ящикс инструментом, коробка с продуктами и таганок были уже аккуратно уложены напереднем сиденье, запакованы и как следует закреплены. Остатки завтрака яоставил еноту. Во сне ответ нашелся сам собой: Те просветленные и совершенные - онимогут предполагать что угодно, но решения принимаю я сам. А я решил, что несобираюсь прожить жизнь в одиночестве. Я натянул перчатки, толкнул пропеллер, в последний раз запустилдвигатель и устроился в кокпите. Что бы я сделал, если бы увидел ее сейчас идущей по скошенной траве?Дурацкий импульс, странный холодок в затылке, я осмотрелся. Поле было пустым. Флит взревел на подъеме, повернул на восток и приземлился в аэропортуКэнкэки, штат Иллинойс. В тот же день я продал аэроплан за одиннадцать тысячдолларов наличными и упаковал деньги в свой сверток с постельнымипринадлежностями. Последние долгие минуты наедине с моим бипланом. Я поблагодарил ипопрощался, дотронулся до пропеллера и, не оборачиваясь, быстро покинулангар. Приземлился, богатый и бездомный. Я ступил на улицы планеты, обитаемойчетырьмя миллиардами пятьюста миллионами душ, и с этого момента с головойпогрузился в поиски той единственной женщины, которая, согласно мнениюлучших из когда-либо живших людей, не могла существовать в природе.

Два

То, что очаровывает нас, также ведет и защищает. Страстная одержимостьчем-нибудь, что мы любим - парусами, самолетами, идеями - и неудержимыймагический поток прокладывает нам путь, вперед, низводя до нулязначительность правил, здравый смысл и разногласия, перенося нас черезглубочайшие ущелья различий во мнениях. Без силы этой любви... - Что это вы пишете? - она смотрела на меня с таким изумлением, словноникогда не видела, чтобы кто-то писал в блокноте ручкой по дороге на юг вавтобусе, направляющемся во Флориду. Когда кто-либо врывается в мое уединение, разрушая его своимивопросами, я имею обыкновение иногда отвечать без объяснений, чтобы напугатьчеловека и заставить его помолчать. - Пишу письмо самому себе - тому, кем я был двадцать лет назад.Называется "Жаль, Что Я Этого Не Знал, Когда Был Тобой". Несмотря на мое раздражение, ее глаза - весьма приятно было это видеть- загорелись любопытством и храбрым намерением это любопытствоудовлетворить. Глубина карих глаз, темный водопад гладко зачесанных волос. - Почитайте его мне, - ничуть не испугавшись, попросила она. Я прочел - последний абзац до того места, на котором она меня прервала. - Это правда? - Назовите что-нибудь одно, что вы любили, - предложил я. -Привязанность не считается. Только то, что неудержимо внушало вамвсепобеждающую неуправляемую страсть... - Лошади, - мгновенно отозвалась она. - Я любила лошадей. - Когда вы были с вашими лошадьми, мир приобретал иную расцветку, чемимел все остальное время. Да? Она улыбнулась: - Точно. Я была королевой Огайо. Маме приходилось вылавливать меня спомощью лассо, чтобы выдернуть из седла и заставить, идти домой. Бояться?Только не я! Я скакала на большом жеребце - его звали Сэнди - и он был моимдругом, и пока я была с ним, никому бы и в голову не пришло меня обидеть. Ялюбила Сэнди. Мне показалось, что она высказалась до конца. Но она добавила: - А сейчас нет ничего, к чему я относилась бы таким же образом. Я промолчал. Она погрузилась в свои собственные воспоминания, в тевремена, когда Сэнди был с ней. Я вернулся к письму. Без силы этой любви, мы становимся лодками, увязшими в штиле на моребеспросветной скуки, а это смертельно... - А как вы собираетесь отсылать письмо туда - в то время, котороепрошло двадцать лет назад? - поинтересовалась она. - Не знаю, - ответил я, заканчивая последнее на странице предложение. - Но разве не будет ужасно, если в тот день, когда я узнаю, какотправлять послания в прошлое, мне нечего будет послать? Так что, пожалуй,прежде всего следует приготовить пакет. А потом уже подумать о пересылке. Сколько раз я говорил себе о чем-то: "Как плохо, что я этого не знал,когда мне было десять; если бы я понял это в двенадцать; сколько времениушло попусту, пока я понял; я опоздал на двадцать лет!" - А куда вы направляетесь? - Географически? - Да. - Подальше от зимы, - ответил я. - На Юг. В самую середину Флориды. - Куда именно во Флориде? - Трудно сказать. Я собираюсь встретиться со своей подругой, но где она- я в общем-то не знаю. Похоже, она наилучшим образом поняла, что скрывалось за этой моейфразой. - Вы отыщете ее. Я замялся в ответ и взглянул на нее: - Вы понимаете, что вы только что сказали? "Вы отыщете ее"? - Понимаю. - Будьте добры, объясните. - Нет, - сказала она, загадочно улыбаясь. Ее глаза мерцали темнымсиянием, отчего казались почти черными. Гладкая кожа, покрытая ореховымзагаром, ни единой складки или морщинки, ничего, что указывало бы на то, ктоона такая. Настолько молода, что лицо выглядит неоформившимся. - "Нет". То-то и оно, - сказал я, улыбаясь в ответ. Автобус с гудением мчался по магистральному шоссе, мимо проносилисьфермы, дорожные знаки цвета осенней листвы вдоль обочины. Биплан мог быприземлиться на это поле. Правда, столбы по краю дороги высоковаты, но Флитвполне прошел бы под проводами... Кто эта незнакомка, сидящая рядом? Улыбка космоса но поводу моихстрахов? Стечение обстоятельств, посланное мне, дабы развеять сомнения?Возможно. Все может быть. Может быть - Шимода в маске. - А вы летаете на самолетах?- как бы между прочим поинтересовался я. - Сидела бы я тогда в этом автобусе?! От одной только мысли об этом уменя сдают нервы, - сказала она. - На самолетах! Она передернула плечами и тряхнула головой: - Ненавижу летать. Она открыла сумочку и начала что-то в ней искать. - Я закурю, не возражаете? Я отпрянул, рефлекторно съежившись. - Не возражаю?! Сигарета?! Мадам, пожалуйста!.. - я попытался былообъясниться, не задев ее самолюбия. - Вы не... вы намереваетесь напуститьдыму в крохотный объем воздуха между нами? Что дурного я вам сделал? За чтоже тогда вы хотите заставить меня дышать дымом? Если бы она была Шимодой, она мгновенно вычислила бы, что я думаю поповоду сигарет. От моих слов она застыла. - Ладно, извините, я сожалею, - произнесла она наконец и, взяв с собойсумочку, пересела на сиденье подальше от меня. Она сожалела, и была задета,и разозлилась. Плохо, очень плохо. Такие темные глаза. Я снова взялся заручку - писать письмо мальчишке из прошлого. Что рассказать ему о поискахродной души? Ручка в ожидании застыла над бумагой. Я вырос в доме, окруженном изгородью. В изгороди была белая калитка изгладкого дерева. В нижней части калитки - две круглые дырочки, чтобы собакебыло видно, что делается снаружи. Однажды я возвращался домой со школьноговечера очень поздно. Высоко в небе висела луна. Помню, я остановился, рукана калитке, и заговорил, обращаясь к себе и к женщине, которую полюблю, тактихо, что даже собаке не было слышно. - Не знаю, где ты, но где-то ты живешь сейчас на этой земле, и однаждымы вместе - ты и я - дотронемся до этой калитки там, где касаюсь ее сейчася. Твоя рука коснется вот этого самого дерева вот здесь. Затем мы войдем, ибудущее и прошлое будут переполнять нас, и мы будем значить друг для другатак много, как еще никто никогда ни для кого не значил. Встретиться сейчасмы не можем, я не знаю, почему. Однако придет день, и наши вопросы станутответами, и мы окажемся в чем-то таком светлом... и каждый мой шаг - это шагк тебе по мосту, который нам предстоит перейти, чтобы встретиться. Но ведьпрежде, чем ожидание станет слишком долгим? Пожалуйста, а? Я столько всего забыл из своего детства, но этот момент возле калитки ивсе сказанное тогда - слово в слово - остались в памяти. Что я могу рассказать ему о ней? Дорогой Дик, знаешь, прошло двадцатьлет, а я все так же одинок. Я опустил блокнот и невидящим взглядом посмотрел в окно. Несомненно, кнастоящему моменту мое неутомимое подсознание уже нашло ответы для него. Дляменя. Но то, что в нем есть - это всего лишь оправдания. Трудно найти тусамую женщину, Ричард! Ты уже не столь, податлив, как раньше, - ты ужепрошел фазу открытости ума. Почему так - то, во что ты веришь, за что готовумереть, большинство людей находит смехотворным, а то и попросту безумным. - А та единственная моя женщина, - думал я, - она должна сама прийти ктем же ответам, к которым пришел я: мир этот в действительности дажеотдаленно не напоминает то, чем он кажется, все, скрытое в наших мыслях,осуществляется в нашей жизни, чудеса на самом деле вовсе не чудо. Она и я -мы никогда не сможем быть вместе, если... Я моргнул. Она должна быть в точности такой же, как я! Конечно, физически намного красивее меня. Ведь я так люблю красоту. Новсе мои предубеждения она должна разделять, как и все мои страсти. И я немогу представить, себя, влипшего в жизнь с женщиной, за которой повсюдутянется след из дыма и пепла. Если для счастья ей нужны вечеринки и коктейлиили наркотики, если она боится самолетов, если она вообще чего-то боится,или если она не абсолютно самодостаточна и не обладает тягой к приключениям,если она не смеется над глупостями, которые я называю юмором, - ничего неполучится. Если она не захочет делиться деньгами, когда они у нас будут, ифантазиями, когда денег не будет, если ей не нравятся еноты... ox, Ричард,это так непросто. Без всего, что уже перечислено, и многого другого, - тебелучше оставаться в одиночестве! На оборотной стороне блокнота я принялся составлять список подназванием Совершенная женщина. На исходе сил автобус утомленно катился почерехсотмильному участку магистрали номер 65 между Луисвиллем и Бирмингемом.К девятой странице своего списка я почувствовал, что несколько обескуражен.Каждая из написанных мною строк была очень важна. Ни без одной нельзя былообойтись. Но этих требований не мог удовлетворить никто... им несоответствовал даже я сам! Вспышка объективного отношения - жестокое конфетти, роящееся вокругголовы: я несостоятелен в качестве партии для продвинутой души, причем чемона более продвинута, тем хуже обстоят дела. Чем более просветленными становимся мы, тем менее возможно для насжить, в согласии с кем-либо где бы то ни было. Чем больше мы узнаем, темлучше для нас жить самим по себе. Я написал это так быстро, как только мог. На свободном месте в нижнейчасти страницы я, сам почти того не замечая, приписал: Даже для меня. Видоизменить список? Могу ли я сказать, что список неверен? Нормально,если она курит, или ненавидит самолеты, или не может удержаться oт того,чтобы время от времени не тяпнуть склянку кокаину? Нет - это ненормально. С той стороны автобуса, где я сидел, зашло солнце. В темноте за окнами,я знал это, были маленькие фермы с треугольными крышами, крохотные поля, накоторых даже Флит не смог бы приземлиться. Ни одно желание не дается тебе отдельно от силы, позволяющей егоосуществить. А-а, Справочник Мессии, - подумал я, - где, интересно, он теперь? Вероятнее всего, где-нибудь, в земле среди трав, случайно зарытыйплугом на том самом месте, где я выбросил его в день смерти Шимоды. Страницыего открывались всегда на том месте, которое было более всего необходимочитавшему. Однажды я назвал справочник волшебной книгой, и это непонравилось Шимоде. Он недовольно сказал тогда: - Ты можешь найти ответ где угодно, даже на страницах прошлогоднейгазеты. Закрой глаза, немного подумай о вопросе и дотронься до любоготекста. И там ты найдешь ответ. Ближе всего под рукой в этом автобусе у меня был печатный текст моегособственного потрепанного сигнального экземпляра той книги, которую янаписал о нем - своего рода последний шанс, который издатель дает автору нато, чтобы тот вспомнил, что в слове "дизель" после "з" пишется "е" а не "э".Я был уверен, что это - единственная в англоязычной литературе книга, вконце которой я хотел бы увидеть не точку, а запятую. Я положил книгу на колени, закрыл глаза и сформулировал вопрос: - Как мне найти самую дорогую, самую совершенную, самую подходящую дляменя женщину? Не давая яркости формулировки померкнуть, я открыл книгу, коснулсястраницы пальцем и закрыл глаза. Страница 114. Мой палец остановился на слове "привлечь": Чтобы привлечьчто-либо в свою жизнь, представь, будто оно уже там есть. Ледяной холод прокатился вниз по спине. Я так давно не прибегал к этомуметоду, я забыл, как хорошо он работает. Я взглянул в окно и повернул отражатель светильника над сиденьем,пытаясь рассмотреть в нем ее отражение - такой, какой она могла бы быть.Стекло оставалось пустым. Я не увидел родной души. Я не мог вообразить себе,как ее вообразить. Должна ли это быть физическая картина, которую нужномысленно создать, как будто она - некая вещь? Роста примерно вот такого -довольно высокая, да? Длинные волосы, темные, глаза - цвета морской волны сочарованием небесной синевы, неуловимая, ежечасно изменяющаяся прелесть? Или качества - представлять себе их? Радужное воображение, интуициясотни прошлых жизней, которые она помнит, кристальная честность и абсолютноебесстрашие? Как все это вообразить наглядно? Это очень просто сегодня, но было очень непросто тогда. Образы мерцалии таяли, несмотря на то, что я знал: образы воплотятся в действительность,лишь если я смогу придать им ясность и устойчивость. Я пытался увидеть ее еще раз и еще раз, но результатом были толькотени, призраки, безостановочно проносившиеся по "зебре", проложенной поперекпроезжей части моего мышления. Я - тот, кто мог визуализировать в мельчайшихподробностях все, на что способно воображение - не мог даже смутноизобразить в сознании ту, которая должна была стать самым важным человеком вмоей жизни. Я попытался еще раз. Представить. Вообразить. Увидеть. Ничего. Только блики, отраженные от разбитого стекла светильника,мятущиеся тени. Ничего. Я не вижу, кто она! Через некоторое время я оставил эту затею. Да, психические силы - можно держать пари - когда в них возникаетнаибольшая потребность, они непременно куда-нибудь отлучаются, скажем,пообедать. Едва я, до смерти устав от поездки и от изнурительных попыток что-либоувидеть, заснул, как меня разбудил внутренний голос. Он встряхнул меня так,что я испугался, и сказал: - ЭЙ! РИЧАРД! Послушай, если тебе станет от этого легче! Эта твояединственная в мире женщина? Родная душа? Ты ее уже знаешь!

Три

В 8:40 утра я сошел с автобуса в самой середине Флориды. Я был голоден. Деньги - не проблема, особенно для того, у кого завернуто в скаткустолько наличных, сколько было у меня. Проблема была в другом: что теперь?Вот она - теплая Флорида. На автостанции меня не ждет никто - не только неродная душа, но никто вообще - ни друг, ни дом, ни даже ничто. Вывеска кафе, куда я зашел, гласила, что администрация имеет право пособственному усмотрению отказывать, клиенту в обслуживании. - Каждый имеет право делать, по собственному усмотрению то, что хочет,- подумал я. - Зачем об этом писать на стенах? Похоже, вы чего-то боитесь.Чего вы боитесь? Сюда что, приходят хулиганы и устраивают погромы? Илиорганизованные преступники? В это маленькое кафе? Официант оглядел меня и свернутую подстилку. Моя синяя джинсовая курткабыла слегка порвана в одном месте на рукаве, там, где нитка выбилась, из-подлатки, на свертке - несколько небольших пятен солидола и чистого масла отдвигателя Флита. Я понял, что он задался вопросом: а не настал ли тот самыймиг, когда следует отказать, в обслуживании. Я приветливо улыбнулся. - Привет, ну как тут вас?- сказал я. - Да нормально. В кафе было пусто. Он решил, что я для обслуживания сойду: - Кофе? Кофе на завтрак? Фу... Эта горькая труха, наверняка из какой-нибудьдряни типа хинной коры. - Нет, благодарю вас, - ответил я. - Наверное лучше кусок лимонногопирога - подогрейте с полминуты в микроволнушке, а? И стакан молока. - Ясненько, - сказал он. Раньше я заказал бы в этом случае ветчину или сосиску. Но не впоследнее время. Чем больше я верил в неразрушимость жизни, тем меньше мнехотелось, хоть как-то участвовать даже в иллюзорном убийстве. И если хоть уодной свинки из миллиона благодаря этому появится шанс провести жизнь всозерцании вместо того, чтобы быть заколотой мне на завтрак, то я готовнапрочь отказаться от мяса. Подогретый лимонный пирог. В любой день. Янаслаждался пирогом и через окно смотрел на городок. Похоже ли на то, что явстречу свою любовь, здесь? Не похоже. И нигде не похоже. Пара шансов намиллиард. И как это может быть, - "я уже ее знаю"? Ну, если верить, мудрейшим, мы знаем всех всегда и повсюду - невстречаясь, лично - не слишком удобно, когда намереваешься ограничить, полепоиска. - Эй, мисс, привет? Помнишь меня? Сознание не ограничено пространствоми временем, ты несомненно вспомнишь, что мы - старые друзья... - Не то, неправильное вступление, - подумал я. - Большинство миссотдают себе отчет в том, что в мире есть некоторое количество парней, скоторыми следует держать ухо востро. А такое вступление определенно выдастпарня со странностями. Я попытался вспомнить всех женщин, с которыми встречался за многиегоды. Они были замужем за карьерами, мужчинами или образцами мышления,отличными от моего. Впрочем, замужние женщины иногда разводятся, люди меняются. Можносозвониться со всеми знакомыми женщинами... - Алло? - скажет она. - Алло. - Кто говорит? - Ричард Бах. - Кто? - Мы познакомились в супермаркете. Помните? Вы читали книгу, а ясказал, что это - ужасная книга, а вы спросили, откуда я знаю, а я ответил,что сам ее написал? - А-а-а, привет! - Привет. Вы по-прежнему замужем? - Да. - Было приятно с вами побеседовать. Желаю вам удачного дня, о'кей? - Э-э-э... да, конечно... - Пока. Но есть более удачный вариант - должен быть - чем такой вот телефонныйразговор с каждой женщиной. Просто когда наступит нужный момент, я ее найду.Но ни секундой раньше. Завтрак обошелся мне в семьдесят пять центов. Я заплатил и вышел насолнышко. День обещал быть жарким. А вечером, вероятно, будут тучи комаров.Но какое мне дело? Ведь сегодня я буду ночевать в помещении! И тут я вспомнил, что забыл сверток с постелью и своими деньгами настуле возле стойки в ресторане. А здесь, на земле, совсем другая жизнь. Не то, что просто поутрусобирать пожитки, увязывая их в узел на сиденье переднего кокпита иотправляться в дневной полет. Здесь вещи носят в руках или находят себекрышу и остаются под ней. Без Флита, без моего Альфальфа Хилтона, мне большенечего делать в скошенных полях. В кафе был новый клиент - женщина. Она расположилась у стойки, там гденедавно сидел я. Когда я подошел, она слегка испугалась. - Прошу прощения, - сказал я, взяв сверток, лежавший на соседнем место.- Я пару минут назад был здесь. Я бы и душу собственную мог где-нибудьпозабыть, если бы она не была привязана ко мне веревочкой. Она усмехнулась и снова углубилась в изучение меню. - Поосторожнее с лимонным пирогом, добавил я. - Но, если, конечно, вампо вкусу лимонный пирог, в котором лимоны отнюдь не в избытке, то он вамопределенно понравится. Я вышел обратно на солнышко, помахивая свертком, который нес в руке, итут вспомнил, что в ВВС Соединенных Штатов меня учили: размахивать рукой, вкоторой что-либо несешь, не положено. На военной службе руками неразмахивают, даже если в руках всего лишь десятицентовик. Телефон в стеклянной будочке. Автоматически возникло решение позвонитьпо делу кое-кому, с кем я уже довольно давно не общался. Компания,занимавшихся изданием моей книги, находится в Нью-Йорке. Но мне-то какоедело до того, что это - дальний междугородний разговор? Позвоню, а оплатупереведу на них. В каждом деле есть свои преимущества. Бродячий пилотполучает плату за полеты вместо того, чтобы за них платить, писатель звонитиздателю за счет вызываемого абонента, то есть издателя. Я позвонил. - Элеонора? Привет! - Ричард! - воскликнула она. - Ты где был? - Надо подумать - сказал я. - С тех пор, как мы говорили в последнийраз? Висконсин, Айова, Небраска, Канзас, Миссури, потом через Индиану иОгайо обратно в Айову и Иллинойс. Я продал биплан. А теперь вот во Флориде.Давай я попробую угадать, какая у вас там погода, значит так: стратус - этооблака - тонкий слой, рваные, высота шесть тысяч фугов, над ними - плотнаяоблачность, видимость - три мили в неплотном смоге. - Мы тут на уши встали, чтобы тебя разыскать. Ты знаешь, что туттворится? - Две мили в смоге? - Книга! Твоя книга, - сказала она, - ее покупают! Ее раскупают! Еерасхватывают! - Я понимаю, что это кажется придурью - сказал я, - но меня заклинило.Ты можешь посмотреть в окно? - Могу, Ричард, могу. Разумеется, я могу посмотреть в окно. - И далеко видно? - Смог. Кварталов десять-пятнадцать. Послушай, до тебя дошло, что яговорю? Твоя книга стала бестселлером! Телевидение за тобой охотится, чтобыты у них выступил. Из газет звонят - жаждут интервью, с радио - тоже.Владельцы магазинов хотят, чтобы ты приходил и давал автографы. Мы продаемсотни тысяч экземпляров! По всему миру! Заключены контракты в Японии,Англии, Германии, Франции. С правом издания в мягком переплете. А сегодня -контракт с испанцами... Что обычно говорят, когда слышат такое но телефону? - Прекрасные новости, поздравляю! - Да это я тебя поздравляю! - сказала она. - Ты что, до сих пор ничегоне слыхал? Я знаю, ты там в где-то в лесах обитаешь. Однако теперь твое имя- во всех списках бестселлеров. В еженедельниках, в Нью-Йорк Таймс, везде.Все твои чеки мы отсылаем в твой банк. Ты проверял свой счет? - Нет. - Проверь обязательно. Плохо слышно, как будто ты очень далеко, ты меняхорошо слышишь? - Хорошо. Здесь вовсе не леса. Отнюдь не все, что находится на западеот Манхэттена, поросло лесами. - Из столовой для служащих мне видна река и Нью-Джерси за ней. И, какмне кажется, там одни сплошные леса. Столовая для служащих. Она живет совсем на другой земле! - Продал биплан? - вдруг спросила она, словно только что об этомуслыхала. - Но ты же не собираешься бросить летать? - Нет, конечно, нет, - согласился я. - Хорошо. А то я и представить тебя не могу без чего-нибудь летающего. Какая жуткая мысль: никогда больше не летать! - Ладно, - сказала она, возвращаясь к делу. - Так когда ты сможешьзаняться телевидением? - Трудно сказать, - ответил я. - Не уверен, что мне хочется этимзаниматься. - Ты подумай, Ричард. Книге это пойдет на пользу, у тебя будетвозможность рассказать обо всем довольно многим, рассказать историю книги. Телецентры находятся в больших городах. Что же касается городов, покрайней мере, большинства, то я предпочитаю держаться от них подальше. - Мне нужно подумать, я позвоню. - Пожалуйста, позвони. Говорят, что ты - явление, и все хотят на тебявзглянуть. Будь паинькой и сообщи мне о своем решении как можно скорее. - О'кей. - Мои поздравления, Ричард! - Спасибо. - Ты что, не рад? - Рад! Просто не знаю, что сказать. - Подумай насчет телевидения. Я надеюсь, ты согласишься выступить хочтябы в нескольких программах. Основных. - О'кей. Я позвоню. Я повесил трубку и сквозь стекло телефонной будки посмотрел на улицу.Как будто тот же городок, что и раньше, но как все изменилось. - Tы только погляди, - думал я, - дневник, просто листки, отправленныев Нью-Йорк почти из прихоти, и вот на тебе - бестселлер! Ура! Города, однако? Интервью? Телевидение? Не знаю, не знаю... Я чувствовал себя бабочкой в люстре, среди множества свечей. В одномгновение передо мной открылось столько замечательных возможностей выбора,но я не мог решить, куда лететь. Автоматически я снял трубку и принялся усердно пробиваться сквозь массукодов и номеров, пока, наконец, не достиг своего банка в Нью-Йорке и неубедил служащую, что звоню именно я и что мне необходимо справиться обалансе моего банковского счета. - Минутку, - сказала она, - мне нужно найти его в компьютере. Интересно, сколько там? Двадцать тысяч, пятьдесят тысяч долларов? Стотысяч долларов? Если там их двадцать тысяч, да плюс еще одиннадцать в моей"постели" - я могу чувствовать себя богачом! - Мистер Бах?- голос служащей банка. - Да, мэм. - Баланс этого счета составляет один миллион триста девяносто семьтысяч триста пятьдесят пять долларов шестьдесят восемь центов. Долгая пауза. - Вы уверены?- переспросил я. - Да, сэр. Еще одна пауза, теперь уже короткая. - Это все, сэр? - М-м-м... - сказал я, - ой, да, спасибо... В кино, когда звонят и на том конце вешают трубку, слышны сигналы"занято". Но в жизни, когда на том конце вешают трубку, телефон простохранит тишину. Жуткую тишину. Мы стоим там и слушаем ее долгое время.

Четыре

Немного постояв, я повесил трубку, взял свой сверток и куда-то пошел. Приходилось ли вам когда-либо, выйдя из кино после какого-нибудьпоразительного фильма, прекрасно снятого по прекрасному сценарию спрекрасной парой замечательных актеров, ощутить радость от того, что вы -человек, и сказать самому себе: надеюсь, этот фильм принесет его создателямуйму денег, надеюсь, актеры, режиссер заработают миллион долларов за то, чтоони сделали, за то, что они дали мне сегодня? И вы возвращаетесь и смотритефильм еще раз, и вы счастливы быть крохотной частичкой системы, котораякаждым билетом вознаграждает этих людей... актерам, которых я видел наэкране, достанется двадцать, центов из вот этого самого доллара, который ясейчас плачу за билет! Только за те деньги, которые им достанутся от меня,они смогут купить себе порцию мороженого с каким угодно десертом! Славные мгновения в искусстве, в литературе, кино и балете - онивосхитительны тем, что мы видим самих себя в зеркале славы. Покупка книг,покупка билетов - это все способы аплодировать, благодарить за хорошуюработу. И нам радостно, когда любимый фильм или книга попадает в списокбестселлеров. Но миллион долларов мне лично? И тут я вдруг понял, что это - обратнаясторона дара, полученного мною от многих и многих писателей, книги которых япрочел с того дня, когда произнес: " Фе-ликс Сол-тен. Бэмби ". Я ощущал себя подобно спортсмену на доске для серфинга. Неподвижность ивдруг - чудовищная энергия вспучивает поверхность моря, подхватывает, неспрашивая готов ли ты, и брызги рассыпаются от носа доски, от краев, закормой, - человек во власти могучей глубинной силы. и только потоквстречного ветра растягивает в улыбку уголки его рта. Это здорово, когда твою книгу читает множество людей. Однако иногда,мчась вниз по склону гигантской волны со скоростью мили в минуту, случаетсяпозабыть, что при отсутствии высочайшего мастерства вслед за этим возможенсюрприз, о котором иногда говорят: смыло волной.

Пять

Я перешел улицу и в аптеке узнал, как пройти в место, где может бытьто, что мне необходимо. Следом за забегаловкой типа "не-проходи-мимо" - наулице Лэйк Робертс Роуд, под ветвями, заросшими испанским мхом - библиотекаимени Глэдис Хатчинсон. В книгах можно отыскать все, что нас интересует, - почитай, тщательноизучи, немного практики - и вот мы уже мастерски метаем ножи, выполняемкапитальный ремонт двигателей, говорим на эсперанто как на родном. Взять хотя бы книги Извила Шута - закодированные голограммы порядочногочеловека. Опекун из мастерской, Радуга и роза. Писатель впечатываетличность, которой не является, в каждую страницу каждой своей книги, и втиши библиотек мы можем вычитать его в свою собственную жизнь, еслизахотим. Прохладный шорох большой комнаты, книги, обреченные жить на полках, яощущаю, как они дрожат, предвкушая возможность чему-нибудь меня научить. Я снетерпением ожидаю момента, когда с головой окунусь в книгу. Итак, выполучили миллион долларов! Как это ни странно, в каталоге такое не значилось. Я просмотрелкарточки на Итак, на Миллион. Ничего. На тот случай, если название звучитиначе, скажем, Что делать, если вы внезапно стали богатым, я посмотрел также Что, Богатый и Внезапно. Я попытался действовать иначе. И каталог " В печати " разъяснил мне, чтомоя проблема состоит не в том, что интересующей меня книги нет в даннойбиблиотеке, а в том, что она вообще никогда не издавалась. - Невозможно, - подумал я. Я разбогател. Это происходило и со многими другими. Должен же был одиниз них написать книгу. Не по поводу бирж, вкладов и банков - меняинтересовало не это - но о том, на что это может быть похоже, какиевозможности открываются, какие мелкие напасти рычат, норовя ухватить вас заикры, какие крупные неприятности могут, подобно хищным птицам, свалиться наменя с неба в этот момент. Пожалуйста, хоть, кто-нибудь, научите меня, какбыть. В библиотечном каталоге - никакого ответа. - Простите, мэм, - сказал я. - Да, сэр? С улыбкой я обратился к ней за помощью. С четвертого класса мне неприходилось видеть штампик с датой, прикрепленный к деревянному карандашу, ивот теперь в ее руках я вижу его с сегодняшней датой на нем. - Мне нужна книга о том, как быть богатым. Не о том, как добыватьденьги. А что делать, если получил кучу денег. Вы бы не моглипорекомендовать... Было ясно, что к странным просьбам ей не привыкать. Да моя просьба и небыла, наверное, странной... Флорида кишит цитрусовыми королями, земельнымибаронессами, внезапно возникшими миллионерами. Высокие скулы, каштановые глаза, волосы до плеч волнами цвета темногошоколада. Деловая и сдержанная с теми, кого не знает как следует. Она смотрела на меня, когда я задавал свой вопрос. Потом отвела глазавлево-вверх - направление, в котором мы обычно смотрим, когда стараемсявспомнить, что-то, что знали раньше. Вправо-вверх (я где-то читал) - туда мыбросаем взгляд, когда подыскиваем что-нибудь новое. - Что-то не припомню... - произнесла она. - Как насчет биографиибогатых людей? У нас масса книг о Кеннеди, книга о Рокфеллере, я знаю. Еще унас есть Богатые и сверх-богатые. - Не совсем то. Не думаю. Мне бы что-нибудь типа Как справиться совнезапно возникшим богатством. Она покачала головой, с серьезным видом, задумчиво. Интересно, всезадумчивые люди красивы? Она нажала кнопку селектора на столе и мягко проговорила в микрофон: - Сара-Джин? Как справиться со внезапно возникшим богатством. У насесть экземпляр? - Никогда о таком не слышала. Есть "Как я сделал миллионы на торговленедвижимостью", три экземпляра... Неудача. - Я посижу здесь у вас немного, подумаю. Трудно поверить. Должна жегде-то быть такая книга. Она взглянула на мой сверток, на который в этот миг падалгрязновато-пятнистый свет, потом опять - на меня. - Если вы не возражаете, - спокойно сказала она, - вы могли бы положитьвашу бельевую сумку на пол. У нас, знаете, везде новые чехлы на стульях икреслах... - Да, мэм. - Наверняка - думал я, - здесь на заставленных книгами полках должнобыть что-то, где написано то, что мне вероятно, следовало бы теперь знать. -Дураки очень быстро расстаются со своими деньгами. Это было единственным,что я знал доподлинно без каких бы то ни было книг. Мало кто способен посадить Флита на скошенном поле так, как это делаюя. Но в тот миг в библиотеке имени Глэдис Хатчинсон я подумал, что с точкизрения обуздания фортуны я, возможно - единственный в своем роденесравненный заведомый неудачник. Бумажная работа всегда была для моего уманеподъемным грузом, и у меня были весьма серьезные сомнения относительнотого, что все произойдет так гладко, когда нужно будет распорядитьсяденьгами. Еще минут десять я изучал каталог, в итоге меня привлекли карточки,обозначенные словами Везение и Невезение. Потом я оставил эту затею.Невероятно! Такой книги, как та, которая была мне нужна, не существовало! В растерянности и сомнений я вышел на солнышко, ощутив фотоны,бета-частицы и космические лучи, которые роились и отскакивали от всего, втишине со скоростью света вжикая сквозь утро и сквозь меня. Я уже почти дошел до той части городка, где находилось мое утреннеекафе, когда обнаружил исчезновение своего злополучного свертка. Вздохнув, яразвернулся и отправился обратно в библиотеку по солнышку, ставшему ещетеплее, за своей постелью, оставшейся лежать возле шкафа с каталогами. - Простите, - еще раз извинился я перед библиотекаршей. Сколько у нас книг, и сколь, многим еще предстоит быть написанными! Каксвежие темные сливы на самой верхушке. Не слишком большое удовольствие -карабкаться по хлипкой лесенке, извиваться среди ветвей, превосходя самогосебя в попытках до них дотянуться. Но сколь восхитительны они, когда работазакончена! А телевидение, это - восхитительно!? Или работа по рекламе моей книгиусилит мою боязнь толпы? Как мне удастся ускользнуть, если у меня не будетбиплана, в который можно вскочить, и улететь на нем над деревьями прочь? Я направился в аэропорт - единственное место в любом незнакомом городе,где летчик чувствует себя в своей тарелке. Я определил, где он находится попосадочной сетке - незаметным следам, которые большие самолеты оставляют,заходя на посадку. Я находился практически под участком между третьим ичетвертым поворотами перед посадкой, так что до аэропорта было совсемнедалеко. Деньги - это одно, а вот толпы, и когда тебя узнают, а ты хочешь тишиныи одиночества - это совсем другое. Честь и слава? В малых дозах - можетбыть, даже приятно, ну а если ты уже не в состоянии все это пресечь? Еслипосле всех этих телевизионных штучек повсюду, куда только ни пойдешькто-нибудь, обязательно говорит: "Я знаю вас! Ничего не говорите... а-а, вытот самый парень, который написал эту книгу!" Мимо в предполуденном свете, не глядя, проезжали и проходили люди. Ябыл практически невидим. Они не знали меня, я был всего лишь, прохожим,направляющимся в сторону аэропорта с аккуратно свернутой подстилкой в руках,некто, имеющий право свободно ходить по улицам, не привлекая к себевсеобщего внимания. Приняв решение сделаться знаменитостью, мы лишаемся этой привилегии. Нописателю это вовсе не обязательно. Писатель может оставаться неузнаваемымгде угодно, даже когда множество людей читает его книги и знает его имя.Актеры так не могут. И ведущие телепередач не могут. А писатели - могут! Если мне предстоит стать Личностью - буду ли я об этом сожалеть? Явсегда знал - да. Вероятно, в каком-то прошлом воплощении я старалсяприобрести известность. Это - не захватывающе, не привлекательно, -предупреждало то воплощение, - иди на телевидение - и ты об этом пожалеешь. Маячок. Мигалка с зелено-белым вращающимся стеклянным колпаком - ночнаяотметка аэропорта. Задрав нос, на посадку заходил "Аэронка-Чемпион" -двухместный тренировочный самолет с тканево-лаковой обшивкой и заднимколесом под килем вместо носового спереди. Мне заочно понравился аэропорт, -только по "Чемпиону", зaxoдящему на посадку. А как некоторая известность отразиться на моем поиске любви? Первыйответ возник мгновенно, без малейшей тени колебания: это смертельно! Тыникогда не узнаешь, Ричард, любит она тебя или твои деньги. Послушай, еслиты вообще намерен ее отыскать, - ни в коем случае никогда не становисьзнаменитостью. Ни в каком виде. Все это - на одном дыхании. И тут же забылось. Второй ответ был настолько толковым, что стал единственным, к которомуя прислушался. Родная душа - светлая и милая - она ведь не путешествует изгорода в город в поисках некоего парня, который катает пассажиров надпастбищами. И не повысятся ли мои шансы с ней встретиться, когда она узнает,что я существую? Редкая возможность, специальное стечение обстоятельств втот самый момент, когда мне так необходимо ее встретить! И, несомненно, стечение обстоятельств приведет мою подругу прямо ктелевизору как раз во время демонстрации нужной программы и подскажет, какнам встретиться. А публичное признание постепенно рассеется. Спрячусь нанедельку в Ред Оук, штат Айова, или в Эстрелла Сэйлпорте, в пустыне к югу отФеникса, и таким образом верну себе уединение, но найду ее! Разве это такуж плохо? Я открыл дверь конторы аэропорта. - Привет, - сказала она, - чем могу быть вам полезна? Она заполняла бланки счетов за конторкой, и улыбка ее былаослепительна. Мой "привет" увяз где-то между ее улыбкой и вопросом. Я не знал, чтосказать. Как ей объяснить, что я - свой, что аэропорт, и маячок, и ангар, и"Аэроника", и даже традиция дружески говорить, "привет" тому, ктоприземлился - это все часть моей жизни, что все это было моим так долго, атеперь вот ускользает и меняется из-за того, что я сделал, и что я вовсе неуверен, что хочу перемен, так как знаю: все это - мой единственный дом наземле? И что могла сделать она? Напомнить мне, что дом - это все известное нами нами любимое и что домом становится все, что мы выбираем в качестве дома?Сказать мне, что она знает ту, которую я ищу? Или что парень набело-золотистом "Тревл Эйр" приземлялся час назад и оставил для меня запискус именем женщины и адресом? Или предложить план, сообразно которому я мог бымудро распорядиться миллионом четырьмястами тысячами долларов? Чем она моглабыть мне полезна? - Да я, в общем-то, не знаю, чем вы можете быть мне полезны, - сказаля. - Я в некоторой растерянности, похоже. А у вас в ангаре есть старыеаэропланы? - "Потерфилд"- довольно старый - он принадлежит Джилл Хэндли. "Тигровыймотылек" Чета Дэвидсона. У Морриса Джексона - "Уэко", но он запирает машинув отдельном Т-образном ангаре... Она засмеялась, - "Чемпионы" уже довольно старые. Вы ищете "Чемпион"? - Это - один из лучших аэропланов в мировой истории, - сказал я. Ее глаза сузились: - Нет, я шучу! Не думаю, что мисс Рид когда-нибудь станет продаватьсвои "Чемпионы". Наверное, я был похож на покупателя. Как люди чувствуют, что унезнакомца есть миллион? Она вновь занялась счетами, и я заметил обручальное кольцо витогозолота. - А можно заглянуть в ангар на минутку? О'кей? - Конечно, - она улыбнулась. - Чет - механик, он должен быть где-тотам, если только не вышел пообедать, в кафе напротив. - Спасибо. Я прошел через зал и открыл дверь, ведущую в ангар. Я был дома. Хорошо.Кремово-красная "Чессна-172" на техосмотре - колпаки двигателя открыты,свечи сняты, замена масла проведена наполовину. "Бич Банза" - серебристый сголубой полосой на борту - аккуратно установлен на желто-черных полосатыхстойках - проверка механизма подъема массы. Самые разные легкие самолеты - язнал их все. В тишине ангара зависла напряженность того же типа,чточувствуется на лесной поляне... незнакомец ощущает на себе взгляды, замершеедействие, затаенное дыхание. Там стоял большой гидросамолет "Груммэн Виджен" с двумя трехсотсильнымирадиальными двигателями, новым отдельным лобовым стеклом, зеркалами наконцах крыльев, позволяющими летчику проверить, убраны ли колеса шасси припосадке на воду. Если на такой машине сесть на воду с выпущенными колесами,то от брызг у пилотов в глазах скачут мириады солнечных зайчиков. Я стоял возле "Виджа" и смотрел на его кокпит, почтительно держа рукиза спиной. В авиации никому не нравится, когда незнакомый человек безразрешения трогает самолет. Не столько но причине возможных повреждений,сколько потому, что такое действие является неправомерной фамильярностью.Это - примерно то же самое, что, проходя мимо, потрогать жену незнакомогочеловека, чтобы посмотреть на его реакцию. Позади меня, у двери ангара, - виднелся "Тигровый мотылек". Его верхнеекрыло возвышалось над всеми остальными аэропланами как платок, которым другмашет вам над толпой. Крыло было раскрашено в те же цвета, что и самолетШимоды - белый и золотистый! Чем ближе я подходил, пробираясь сквозьпутаницу крыльев, хвостов, станков и приспособлений, тем в большей степени ябыл поражен цветом этой машины. "Мотыльки" из Хэвилэнда! Целый пласт живой истории! Для меня всегдабыли героями мужчины и женщины, совершившие на "Тигровых мотыльках","Мотыльках" и "Лисах-мотыльках" кругосветный перелет из Англии. Эми Джонсон,Дэвид Гарнетт, Фрэнсис Шайчестер, Констэнтайн Шэк Лин и сам Нэвил Шут -имена и приключения этих людей неудержимо влекли меня к борту "Мотылька".Какой милый маленький биплан! Белый с золотистыми шевронами шириной в десятьдюймов, направленными остриями вперед, похожими на наконечники стрел назолотых полосах, протянувшихся до самых концов крыльев и горизонтальногостабилизатора. Включатели зажигания снаружи, верно, и если самолет восстановлен точно,то... да, на полу кабины - огромный английский военный компас! Я с трудомудержал руки за спиной, настолько красивой была эта машина. Так, теперьпедали руля поворота - на них должны быть... - Нравится самолет, да? Я чуть не вскрикнул от неожиданности. Человек уже, вероятно, сполминуты стоял рядом, вытирая руки от масла ветошью и наблюдая за тем, какя разглядываю "Мотылька". - Нравится?- сказал я. - Да она просто прелестна! - Спасибо. Я закончил ее год назад. Восстановил, начиная с самых колес. Я присмотрелся к обшивке... Сквозь краску слабо проступала фактураткани. - Похоже на секонит, - сказал я, - хорошо сработано. Это было сказано в качестве необходимого вступления. За один день ненаучишься отличать хлопок класса А от секонитовой обшивки старых аэропланов. - А компас? Его ты где нашел? Он улыбнулся, довольный тем, что я заметил: - Ты не поверишь: в комиссионном магазине в Дотхэне, Алабама!Прекрасный компас королевских ВВС выпуска 1942 года. Семь долларов сполтиной. Как он там оказался? Это я у тебя могу спросить. Но я его оттудаизвлек, можешь не сомневаться! Мы обошли вокруг Мотылька. Он говорил, я слушал. И знал, что цепляюсьза свое прошлое, за известную и потому простую жизнь в полете. Может быть, япоступил чересчур импульсивно, продав Флита и обрубив все концы, связывавшиеменя со вчерашним днем, чтобы отправиться на поиски неведомой любви? Там, вангаре, у меня возникло ощущение, что мой мир как бы превратился в музей илистарое фото. Отвязанный плот, который легко уплывает прочь, медленно уходя висторию... Я тряхнул головой, нахмурился и перебил механика: - Чет, Мотылек продается? Он не отнесся к вопросу серьезно: - Любой самолет продается. Как говорится, все дело в цене. Я скореесамолетостроитель, чем летчик, но за Мотылька запрошу уйму денег, это ужточно. Я присел на корточки и заглянул под самолет. Ни единого следа масла наобтекателе двигателя. Год назад восстановлена авиамехаником и с тех нор так и стоит в ангаре.Этот Мотылек - действительно особая находка. Я никогда ни на минуту недопускал и мысли, что перестану летать. На Мотыльке я могу пересечь страну.Летая на телевизионные интервью и всюду, куда потребуется, я, может быть,найду родную душу! Я положил на пол свою сложенную подстилку и сел на нее. Она хрустнула. - Уйма денег - это сколько, если наличными? Чет Дзвидсон ушел обедать с полуторачасовым опозданием. С формулярами итехническими инструкциями на Мотылька я направился в контору. - Простите, мэм, у вас тут есть телефон, да? - Разумеется. Местный звонок? - Нет. - Автомат на улице возле выхода, сэр. - Спасибо вам. У вас замечательная улыбка. - Вам спасибо, сэр. Хороший обычай - обручальные кольца. Я позвонил в Нью-Йорк Элеоноре исообщил ей, что согласен появиться на телевидении.

Шесть

Сон под крылом в полях порождает безмятежность познания. Звезды идождь, и ветер раскрашивают сны в реальность. В гостиницах же, как яобнаружил, нет ни познания, ни безмятежности. Наилучшим образом сбалансированное питание - блинная мука, замешеннаяна воде из ручья среди цивилизованной дикой природы фермерской Америки.Запихивание в себя жареного арахиса в такси, галопирующем в направлениителецентра, - не столь сбалансировано. Гордое "ура" пассажира, целым и невредимым сошедшего на землю состарого биплана, страх высоты, сменившийся чувством победы. Вымученноетелеинтервью в промежутке между коммерческой рекламой и тиканьем секунднойстрелки - ему не хватает этого духа совместного триумфа. Но она стоит гостиниц, арахиса, интервью в жестком режиме текущеговремени, она - моя иллюзорная родственная душа, и встретить ее мнедоведется, если я буду продолжать движение, наблюдение, поиск в телестудияхпо городам и весям. Я ни на мгновение не усомнился в ее существовании, потому что почти-еея встречал повсюду. Немало постранствовав, я знал, что Америку осваивалиудивительно привлекательные женщины, ведь миллионы их дочерей населяют этустрану сегодня. Проходящий мимо бродяга, я знал их лишь в роли клиентов,наблюдать за которыми в перерывах между полетами - такое наслаждение. Моибеседы с ними имели практический характер. Аэроплан гораздо более надежен,чем кажется на первый взгляд. Если вы завяжете волосы, мэм, прежде, чем мыподнимемся в воздух, то после приземления вам гораздо легче будет ихрасчесать. Да, там очень ветрено - как-никак десять минут в открытой кабинена скорости в восемьдесят миль в час. Спасибо. С вас три доллара,пожалуйста. К вашим услугам! Мне тоже полет доставил удовольствие. Телепередачи, успех книги, новый счет в банке, или просто я пересталбезостановочно летать? Я вдруг начал относиться к встречам спривлекательными женщинами совсем не так, как раньше. Намеренный поиск - ясмотрел на каждую из них теперь сквозь призму надежды. Каждая была той самойединственной до тех пор, пока не доказывала мне обратное. Шарлен - телеведущая - могла бы быть родственной мне душой, если бы небыла слишком хорошенькой. Невидимые недостатки, которые видела лишь она,глядя на себя в зеркало, напоминали ей, что Бизнес жесток, что у нееосталось всего несколько лет на то, чтобы заработать пенсию и скопитькое-какие деньги. С ней можно было бесседовать и о других вещах, но недолго.Она неизменно возвращалась к Бизнесу. Контакты, переезды, деньги, агенты.Это было ее способом говорить, что она испугана и не может придумать, как ейвыбраться из-под убийственного зеркального колпака. У Джейни страх отсутствовал. Джейии любила вечеринки, ей нравилосьпить. Очаровательная, как восходящее солнце, она хмурилась, и вздыхала,когда обнаруживала, что я не знаю, где будет какое-нибудь, мероприятиеподобного рода. Жаклин не пила и не увлекалась, вечеринками. Быстрая и смышленая, онане могла поверить в собственный ум. - Осечка средней школы. Исключили, - говорила она, - не нашлось на моеимя диплома. Без диплома человек не может быть образованным. Ведь правда, неможет. И без научной степени. Вот и приходится болтаться, полагаясь нанадежность, ремесла официантки коктейль-холла. И не важно, насколько этозадевает за живое. Деньги хорошие. Нет образования. Из школы пришлось уйти,понимаешь. Лиэнн ни капельки не беспокоили ни степень, ни работа. Она хотела выйтизамуж, и лучший способ выйти замуж видела в том, чтобы почаще появляться сомной на людях. Ее экс-муж, видя это, должен был, по ее замыслу, захотеть,чтобы она к нему вернулась. Из ревности возникает счастье. Тамара любила деньги. В своем роде она была просто ослепительна -женщина вполне достойная высокой цены. Лицо натурщицы, ум, просчитывавшийвсе даже тогда, когда она смеялась. Хорошо начитанная, многопутешествовавшая, владеющая множеством языков. Ее бывший муж был биржевымброкером, и Тамара теперь хотела открыть собственную брокерскую контору. Нато, чтобы поднять свой бизнес, ей хватило бы ста тысяч долларов. Всего стотысяч, Ричард, ты мне не поможешь? - Если бы я мог, - думал я, - если бы я мог найти женщину с лицомШарлен и телом Лиэнн, способностями Жаклин, обаянием Джейни и холоднымравновесием Тамары - тогда передо мной была бы родственная душа, правда? Но дело в том, что лицо Шарлен было неотделимо от ее страхов, а телоЛиэнн - от проблем Лиэн. Каждая новая встреча была интригующей, но проходилидни, и цвета тускнели, загадочность, заблудившись, исчезала в лесу идей,которые мы не разделяли. Мы все были друг для друга ломтями пирога,неполными и незавершенными. Неужели не существует женщины, - подумал я наконец, - которая неспособна в первый же день доказать, что она - не та, кого я ищу? Убольшинства тех, кого я встречал, было трудное прошлое, большинству нужнобыло больше денег, чем у них было. Мы были готовы принять уловки инедостатки друг друга, и, едва познакомившись, тут же начинали называть себядрузьями. Это был бесцветный калейдоскоп, и в нем каждый был настолько жеизменчивым и серым, насколько шумным. К тому времени, когда на телевидении от меня устали, я купилкороткокрылый биплан с мощным двигателем, который составил компаниюМотыльку. Я очень много тренировался и через некоторое время начал за платудавать шоу по высшему пилотажу. На летных авиационных представлениях собираются многотысячные толпы, иесли я не могу найти ее на телевидении, я, наверное, найду ее на летномпразднике. С Кэтрин я познакомился после своего третьего выступления. Это было вЛэйк Уэльс, Флорида. Она возникла из толпы, собравшейся вокруг самолета,словно была старой знакомой. Улыбнувшись нежной интимной улыбкой, прохладнойи одновременно близкой, насколько это было возможно. Неизменно спокойный взгляд, даже в сиянии яркого полудня. Длинныетемные волосы, темно-зеленые глаза. Чем темнее глаза, тем, говорят, легчепереносить яркое солнце. - Забавный, - сказала она, кивая на биплан, не обращая внимания на шуми толпу. - Не дает с тоски помереть, - отвечал я. - Если самолет подходящий,можно улиз