Иначе мотивированные (инфантильные)

Дети, чьи темпы развития отстают от сверстников, попадают в трудную ситуацию не из-за своих индивидуальных отличий (они бы с ними чувствовали себя вполне спокойно), а оттого, что общество и государство не допускают никакого индивидуализма в сроках предъявления результатов воспитания. В школу нужно идти в семь лет, в армию – в восемнадцать, нести ответственность по закону – в четырнадцать и т.д. и т.п. Все нужно делать вовремя и осваивать положенную программу в срок. Кто отстает, того напрягают. Инфантильным все время приходится делать то, что не очень интересно (под давлением взрослых), а расслабляться в компании тех, кто помладше (если это доступно) по своей инициативе. На языке техники одновременное усилие в разных направлениях называется «раздрай». Думается, что этот термин годится и для этого случая.

В раннем детстве, пока дети еще не обязаны что-то целенаправленно делать, а просто живут, отставание почти незаметно, но по мере того, как ребенку приходится приноравливаться к системе, обстоятельства усложняются. Уже в начальной школе, где игра неуместна, камнем преткновения выступает низкий интерес к учебе (педагоги называют этот феномен недостаточной мотивированностью). Умом такие дети не отстают от сверстников, но заставить себя сосредоточиться у них недостает стимула, (страх когнитивного диссонанса не довлеет). Так что соблазн оторваться от дела и пустить воображение путем непроизвольных ассоциаций (пустая мечтательность желательна в этом возрасте каждому) у них гораздо больше, чем у их сверстников. Он не встречает должного противодействия. Учителю постоянно приходится возвращать их внимание к тому, что делается в классе. Тут необходимо терпение. У педагогов его не так уж много. Воспитательная ситуация окрашивается конфликтными тонами. «Лень» начинают искоренять привычными методами.

В средних классах, когда отроческая психология заставляет детей активно искать достойные роли и позиции (возраст героических мечтаний), страх когнитивного диссонанса смещается в социальное пространство. А его запоздалое появление во взаимодействии с учителями оказывается некстати. И поскольку ребенка перестают понимать как сверстники, так и учителя, энергия развития уходит как бы в сторону. Дети ищут общества тех, кто не озабочен своим имиджем. Такихже, как они, или отстающих по другим причинам (умственным, социальным, физическим). В дворовых клубах, кружках разного рода для неодаренных детей, где руководители нацелены на удержание детей в коллективе, а не эксплуатацию выдающихся способностей, их можно встретить почти всегда. Особенно когда это в той или иной мере обеспечивает общение с животными. Инфантильные отроки – настоящие любители собак. Если родители понимают своих детей и не просто перебрасывают на них заботы о своих питомцах (которые самим надоели), а позволяют подобрать тех, что психологически подходят (добрые, большие, умные, привязчивые), фрустрации обыденной жизни можно заметно уменьшить. Во всяком случае, в чем-то противостоять уходу в виртуальный мир, что в наше время доступно любому, кто чувствует себя отчужденно. Естественно, потом заботы о животном лягут на плечи взрослых, но это уже другая тема. Пока же родителям нужно облегчать ситуацию здесь и сейчас. Тем более что и в школе, где учителя перестали командовать (как в начальных классах) и сделали ставку на состязательность, накапливаются проблемы с успеваемостью. Интерес к учебе появился, но навыков самостоятельно удовлетворять его недостает. Без индивидуальной внеклассной работы обойтись, чаще всего, не удается.

В подростковом возрасте, когда эмансипация погонит сверстников прочь от взрослых, инфантильные еще не видят и не понимают, зачем им нужна свобода, которая ничего хорошего не приносит. Самосознание еще дремлет, и следовать ожиданиям старших (а те приветствуют послушных и вежливых подростков) кажется естественным или, во всяком случае, не зазорным. В поведении появляется своеобразная солидность подражания. Но ее надежность иллюзорна. Всякое подражание полно сомнений, неуверенности в себе, тревожных ожиданий. На этой почве возникает множество самых разнообразных неврозов: аллергических кожных высыпаний, расстройств аппетита (анорексии или булимии), навязчивостей как фобического, так и волевого (ананкастного) характера. Должно пройти некоторое время, чтобы пришло стремление вступить в диалог с собой и начать работу по строительству личности. Чаще всего оно приходит к инфантильным тоже с запозданием, когда от человека ожидают известной зрелости мотивов. И бывает перегружено тягостными ожиданиями неудач и нестыковок с окружающим миром, опыт которых накопился с детства.

В условиях педагогической депривации, когда учителя и родители совместными усилиями загоняют ребенка в шаблон традиционных экспектаций, спонтанность личности уходит в воображение, мало связанное с повседневной реальностью. Воспитательная ситуация навязывает много условных ценностей, принимать которые заставляет ум, а не побуждает чувство. Это создает устойчивое фрустрационное напряжение, так что и актуальное переживание связано, главным образом с желанием освободиться от необходимости изображать то, что не хочется. А драйв – уйти в общество, где не мешают играть и воображать. Но поскольку взрослые контролируют образ жизни детей (на то и депривация), улизнуть к играющим во дворе не так просто. Приходится больше полагаться на собственную фантазию и отождествлять себя с кем-то или чем-то отвлеченным. При этом ценность официального признания своей значимости не теряет. Дети остаются детьми (а похвалу ценят даже самые маленькие). Так что надежда со временем превратиться из гадкого утенка в лебедя остается в полной сохранности. Лишь с годами, по мере того, как груз разочарований, которые демонстрируют взрослые, будет оседать в душе, она (надежда) постепенно трансформируется в комплекс аутсайдера.

В подростковом возрасте реальный конфликт с родителями, во-первых, не по силам, во-вторых, в нем не чувствуется необходимости. Привычка подчиняться еще не изжита, а стремление к отождествлению явно доминирует над отчуждением. В группе сверстников это делает юношу или девушку «белой вороной», от кого лучше держать секреты подальше из опасения, что тот (та) проговорится по наивности. Остается держать дистанцию со сверстниками и откладывать эксперименты, необходимые для строительства личности, на более поздний возраст. Что не очень хорошо, так как за ошибки в те годы спросят гораздо строже.

Особенно уязвим для инфантилизма отроческий возраст, когда сверстники, чье самомнение подогревается героическими мечтаниями, начнут смеяться над наивной мечтательностью. Сейчас особенно вероятен уход детей и подростков такого склада, угнетаемых воспитанием, в виртуальное пространство. Компьютер для детей такого склада в такой воспитательной ситуации – настоящий друг.

Сочетание с умственной отсталостью еще больше разочаровывает взрослых, нацеленных на успех воспитательных усилий. А возможность оторваться от надоедающих экспектаций во внутренний мир невелика из-за примитивности воображения. Приходится искать реальную среду из тех, с кем можно пообщаться свободно. Ребенка начинает «тянуть во двор» к огорчению близких. И дело может дойти до побега из дома. Во всяком случае, такой вариант не нужно упускать из вида.

Сочетание с невропатичностью усугубляет функциональные расстройства, сопровождающие фрустрационнное напряжение, и делает так называемые детские неврозы очень упорными.

Сочетание с психопатической предрасположенностью окрашивает защитные реакции инфантильно-истероидными оттенками.

Социальная (семейная) изоляция на первых порах защищает от завышенных ожиданий со стороны общества и государства. Детей опекают, с ними играют, не драматизируют неважные успехи в школе, помогают выполнять домашние задания и при этом искренне сопереживают. Развитие личности идет темпами, которые присущи ребенку. Но бесконечно в семье не отсидишься. Коллектив заявляет свои требования, а возрастная психология начинает подталкивать к отчуждению. Ситуация вызывает напряжение, образно говоря, извне. Положение «крайнего в команде», которому не то, чтобы недоступно, но неинтересно оправдывать ожидания окружающих, вызывает стойкую неприязнь к тому, что составляет ценности и интересы системы и среды. Комплекс отщепенца пускает корни вглубь характера. Семья же (родительская или супружеская), где такого склада люди стараются забаррикадироваться, становится заложницей инфантильной тирании. Причем задолго до совершеннолетия.

Дело в том, что родители, которые предпочитают возводить психологические барьеры между семьей и обществом, любят играть с детьми. Они включаются в общение как бы на равных. Но руководить игрой и участвовать в ней – вещи разные. Нормальный взрослый человек ведет и организует игру, но не стремится к победе. Во всяком случае, не должен этого делать. Или только обозначать свое стремление и огорчение от проигрыша более или менее артистично. С маленькими детьми это получается у каждого. Но по мере того, как дети растут, состязание приходится изображать все более искусно. Тут и скрывается подвох. Если игровые отношения затягиваются до возраста, где они уже неуместны, условность ситуации начинает подменять саму жизнь. Дети начинают придавать серьезным вещам игровые смыслы, и взрослые теряют свое нравственное преимущество. Тем быстрее, чем им было свойственно поддаваться соблазну под видом увлечения воспитанием «черпать эмоции» из игры с детьми, а не отдавать их.

Наиболее уязвимым возрастом при таком воспитательном подходе является отроческий, когда уход в семейную экологическую нишу становится наиболее вероятным, но внешне не ведет к заметным инцидентам и даже нравится родителям. Проблемы внешнего свойства приходят позже и выражаются в разнообразных неудачах при устройстве личной жизни, за что и приходится рассчитываться семье, куда повзрослевший ребенок возвращается все чаще и остается там все дольше.

Сочетание с умственной недостаточностью усугубляет сепаратистские настроения и способствует тому, что ребенок уходит в экологическую раковину быстрее, чем обычно. Недоверие к системе и боязнь среды делают его пригодным исключительно для семейного уклада жизни. Он это чувствует и с целью (а по большей части бессознательно) сохранить свой статус держится за роль беззащитного ребенка. У женщин это получается вполне естественно, у мужчин не лишено истероидной демонстративности. Картину завершает более или менее выраженная ипохондричность.

Сочетание с невропатичностью расцвечивает картину самыми разнообразными фобиями.

Сочетание с психопатической предрасположенностью заостряет эгоцентризм до крайности.

Социальная запущенность инфантильных детей – не редкость. Дело в том, что у родителей, которые заводят детей невзначай, игнорируя необходимость готовить организм матери и отца к этому ответственному шагу и уберегать плод от вредных воздействий, генотипические характеристики потомства нередко довольно сомнительны. К чему прибавляется скудное питание и плохой уход в младенчестве. Так что двор, на который полагаются недостойные родители, получает зачастую не лучших представителей человеческого рода. И стоит присмотреться к тем детям, что играют в нем целыми днями, чтобы убедиться – с более или менее развитыми и воспитанными играют запущенные, которые их на несколько лет старше, а разницы не видно. Когда обычные дети расходятся по домам, те остаются одни и им приходится общаться со старшими. Приноравливаясь к тому, что есть. Недаром среди тех, кто составляет «уличное племя» инфантильных немало, если не большинство. Им приходится самим налаживать взаимопомощь и поддержку, так как среда безжалостна, а на школу полагаться не приходится. Там с младшими можно общаться разве что на переменах, а в классе нужно соответствовать возрасту. И понятно, что отсутствие интереса к учебе расценивается как умственная отсталость. Перевод в школу для детей с задержками психического развития (если не во вспомогательную) обычно не заставляет себя ждать. Если такая возможность имеется. В противном случае психология изгоя, не надеющегося на официальную поддержку, формируется еще в начальных классах, а дальше только укрепляется. Так что актуальное переживание полностью связано с потребностью найти покровителя любым способом.

По мере взросления социальное отчуждение, навыки которого усвоены с ранних лет, плавно трансформируется в маргинальные ориентации на самом примитивном уровне. Детская наивность преступников из числа социально неустроенных людей давно описана криминологией.

Сочетание с умственной отсталостью ускоряет маргинализацию.

Сочетание с невропатичностью весьма вероятно обусловливает стремление защитить себя от любого вмешательства извне, максимально ограничив общение с окружающими (вплоть до жизни в собачьей будке).

Сочетание с психопатической предрасположенностью нередко способствует тому, что в стремлении зарекомендовать себя, чтобы быть принятым в «уличное племя», по детски наивные, но не чувствующие опасности дети становятся жертвами опасных экспериментов (задыхаются токсическими парами, попадают под электричество, падают с высоты и т.п.).

Иначе реагирующие (носители мозговых дисфункций)

В детском возрасте так называемая органическая недостаточность центральной нервной системы (исключая клинические варианты, когда ребенок нуждается в серьезном лечении, а то и в инвалидизации, например, детский церебральный паралич), проявляет себя «минимальной мозговой дисфункцией» (в дальнейшем – ММД). Ее основные признаки – моторная гиперактивность и дефицит активного внимания. В литературе можно встретить и другие аббревиатуры, например, BMD (brain minimal damage) в патохарактерологическом подростковом опроснике А.Е.Личко, или СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивности) в отечественной литературе по этой проблематике [12,13]. Непоседливая импульсивность, лишенная эмоциональной вовлеченности, выглядит как суетливость и раздражает окружающих. Естественно, прилежание и послушание даются детям такого склада с большим трудом, а проблемы общения возникают чуть ли не ежедневно. Недаром в известной работе (для своего времени) «Учителю о детях с отклонениями в развитии» Власова Т.А. и Певзнер М.С. перечисляют такие качества как: активность; примитивность влечений; поверхностность привязанностей; отсутствие ранимости; драчливость; недостаток внимания; самодовольство; отсутствие когнитивного диссонанса. Эпитеты, образно говоря, режут слух. И если в раннем детстве, когда игра не требует особой сосредоточенности, отвлекаемость внимания если не желательна, то хотя бы простительна, то по мере вовлечения ребенка в организованную деятельность она начинает все больше мешать работе. Так что «бестормозным» детям приходится испытать на себе гнет системы (на помощь которой родители поначалу сильно надеются). И дело здесь не только в учителях. Психическое напряжение нарастает и за счет того, что сверстники, особенно в начальных классах, не любят тех, кто ведет себя как «шут гороховый», а те, кто постарше, забавляются их недостатками с присущей этому возрасту безжалостностью. К подростковому возрасту «бессмысленная спонтанность» уменьшается и зачастую сменяется вялостью, что само по себе тоже не очень хорошо, но все-таки позволяет избавиться от постоянных эксцессов, присущих детству.

В условиях педагогической депривации постоянное ожидание окрика лежит в основе актуального переживания, формируя негативное отношение даже к близким людям. Взаимное недопонимание закрепляет упрямство и своеволие. Ребенок стремится вырваться из-под давления воспитательной ситуации в среду, где можно играть без определенных правил. И с ранних лет тянется во двор, к вящему огорчению родителей, которые стараются максимально правильно организовать уклад жизни. С годами стремление к улице крепнет и становится упорнее. Сопротивляться ему удается все меньше. Приходится мириться с тем, что ребенок выбирает для общения довольно примитивную среду, где игра бывает самой непритязательной и простой. Во взаимодействии с системой, а потом и с семьей нарастает трещина.

Наиболее уязвимым возрастом бывает отроческий, когда напряжение, накопившееся в младшем школьном из-за того, что родители хотели перебросить на школу проблемы воспитания и занимали проучительскую позицию, а педагоги безоговорочно требовали «быть таким, как все», получает возможность вырваться наружу. Побеги из дома или уличная безнадзорность без побега становятся истинным бичом приличной семьи. Если контроль за поведением ребенка удается сохранить, упрямство и стремление превратить в игру серьезные занятия переломить значительно труднее. С течением времени у взрослых появляется все более отчетливо заметное желание откреститься от проблем воспитания и все списать на непреодолимую силу аномально измененной психики. Зацикленные на своей непогрешимости взрослые начинают искать врача, чтобы за диагнозом «психопатизация на органически измененной почве» чувствовать себя более уверенно. К сожалению, врачи охотно идут им навстречу.

Сочетание с умственной отсталостью лишает ребенка единственного шанса сохранить конструктивные отношения со школой, который давала ему живость ума, цепкость памяти и хорошее воображение. Суетливый ученик, отстающий в учебе, вряд ли может рассчитывать на сострадание формалистов от педагогики при любых обстоятельствах.

Сочетание с невропатичностью встречается довольно часто и в условиях трафаретного применения стандартных методов обучения и воспитания неизменно выливается в детские неврозы. Тем паче, что организация автономного управления физиологическими функциями обязательно страдает при органической недостаточности центральной нервной системы в той или иной степени. Ночной энурез у такого склада детей и без излишнего давления – обычное дело, а в обстановке педагогической депривации встречается очень часто. Причем затягивается чуть ли не до подросткового возраста. Почему родители не догадываются ослабить нажим в такой ситуации, лично меня в своей практике всегда сильно удивляло.

Сочетание с ретардацией личностного развития придает воображению дополнительную наивность и образность. Полет фантазии становится истинным спасителем от угнетающего воспитания. С годами привязанность к компьютерным играм может стать как конструктивным выходом из ситуации (при овладении навыками работы с информацией), так и одним из вариантов вредной и неконструктивной зависимости.

В целом же трудности в реализации естественных социальных стремлений (общий темп развития не нарушается и эмпатийные, аффилиативные, когнитивно обусловленные потребности дают о себе знать своевременно), вызванные отклонениями в организации психической деятельности, оставляют в душе устойчивое ощущение неудачника. Так что комплекс аутсайдера вполне вероятно может сформироваться еще в школьные годы.

Изоляция разделяет адаптивные проблемы на семейные и остальные. Родители, отгораживая ребенка от общества, берут на себя серьезную нагрузку обеспечивать переключение внимания в темпе, не свойственном взрослому человеку. Это сильно утомляет даже при самом благожелательном отношении к ребенку. Ситуация усугубляется тем, что ответственность за неудачи в школе, особенно по части дисциплины, родители подобного склада нередко перекладывают на педагогов, которые «думают только о себе». Почувствовав поддержку за спиной, ребенок с дефицитом внимания и не старается работать над собой (разумно и рационально использовать моменты, когда удается запомнить главное, если ждать и готовиться уловить это главное). Он переключается на семью, где обеспечить развитие при помощи интеллектуальных игр (приноравливаясь к недостаткам психического склада) удается далеко не всегда, если не сказать почти никогда. И поскольку от неудач в школе, да и в среде, где тоже не жалуют тех, кто суетится без толку, деться некуда, недовольство и раздражение тоже уходят под крышу дома. Однако со временем, когда возрастная психология начинает требовать все-таки выходить за рамки внутрисемейных отношений, со стремлением обрести среду общения, где бесцельное существование позволяет переключаться на что угодно по собственному усмотрению, приходится считаться. Так что тяга к самой непритязательной «улице» детей такого склада из приличной семьи не должна вызывать особого удивления (особенно – осуждения с подозрением, что к детям в ней относятся хорошо только для вида, что, к сожалению, очень свойственно официальным лицам, принимающим меры в связи с детской безнадзорностью). Пресловутая разнузданность сильно привлекательна и может стать причиной даже побега из дома и бродяжничества при самой благоприятной обстановке воспитания.

Наиболее уязвимым является отроческий возраст, когда снисходительное отношение близких уже не в состоянии компенсировать неудачи в школе. И если характер не столь решителен, чтобы удрать во двор (или двор не принимает), семейная обстановка начинает окрашиваться гневливой раздражительностью, зачастую не лишенной истероидной демонстративности. Отзвуки ее уходят и в школу, где весьма нередко за ребенком закрепляется статус «тупоумного кривляки». Такая защитная реакция по типу демонстративной оппозиционности встречается нередко и столь же часто диагностируется как «ранняя психопатичность на почве мозговой дисфункции». Педагоги и врачи всегда и быстро находят общий язык, когда семья не дает повода для критики.

Сочетание с умственной отсталостью усиливает изоляционистскую позицию семьи, готовой защищать ребенка от «придирок» со стороны учителей, которые «не хотят замечать проблесков способностей». До подросткового возраста это позволяет держать скорлупу экологической ниши более или менее прочной, но затем эмансипация в любом случае начнет будить стремление к отчуждению. Хорошо, если его (это стремление) можно реализовать в рамках «большой семьи», где родственники позволят, например, пожить у тетки или дедушки. В уличной среде подросток может оказаться под влиянием и с его неопытностью и несообразительностью стать жертвой самых низкопробных интересов социальной стихии, в которую он окунется «очертя голову».

Сочетание с невропатичностью вынуждает ребенка все время липнуть к родителям, изводя из своей гиперактивностью. Взаимное раздражение на много лет окрашивает стиль внутрисемейных отношений, так что спад инициативы в подростковом возрасте (даже при сохранении навязчивых страхов и тревожных предчувствий) приносит облегчение как родителям, так и самому ребенку.

Сочетание с ретардацией личностного развития может сделать семью основным полигоном для весьма сомнительных инициатив с детства, но особенно в отроческом и подростковом возрасте. Уход из дома с разрывом отношений по достижении самостоятельности возможен и об этом не следует забывать.

В целом же, при всем многообразии вариантов расстройства адаптации, вероятнее всего ребенок останется или вернется в семью, которая была его прибежищем, и будет сохранять дистанцию с системой и средой. Но для этого потребуется некоторое время и груз огорчений и неудач.

Социальная запущенность, когда «бестормозность» сочетается с «отвязанностью», делает детей истинными заложниками социальной стихии в ее самых неприглядных проявлениях. В школе их даже не хотят понимать, так как они несут с собой в ее стены навыки и привычки, совершенно неприемлемые в нормальном коллективе, так что статус «озлобленного дезорганизатора» закрепляется за ними с первых шагов в организованном сообществе. Тем более что диагноз «задержка психического развития по органическому типу» не заставляет себя ждать. Чужие в семье и системе, такие дети, если не удастся найти покровителя, слишком рано остаются один на один с проблемами средовой адаптации и отчуждение пускает корни в саму спонтанность. А дальше характер определит выбор жизненной позиции. Смелые и решительные в отроческом, а особенно – в подростковом возрасте ищут социально враждебную среду, где готовы согласиться на скромные роли ради участия в чем-нибудь антиобщественном. По мере накопления соответствующего опыта они могут вполне рассчитывать на более достойные роли в криминальной среде. Те, кто не отличается такими качествами, чаще становятся игрушкой в руках лидеров, которые используют импульсивность и несообразительность страдающих минимальной мозговой дисфункцией для забавы или достижения своих (как правило, нехороших) целей.

Наиболее уязвимый возраст – младший школьный, когда, натерпевшись во дворе от сильных и жестоких ребят, ученик готов отождествлять себя с коллективом и ждет облегчения судьбы. Статус неприветствуемого переживается очень тяжело, а когда он трансформируется в статус бойкотируемого – надлом в душе не удается залечить даже правильно организованной реабилитационной педагогикой. Шрам остается, хотя и сглаживается с годами.

При сочетании с умственной отсталостью рассчитывать на приязнь в школе тем более не приходится. Сближение с маргинально ориентированной средой происходит как бы само собой.

Сочетание с невропатичностью ведет к тому, что с раннего детства дети стараются отгородиться от мира доступными им способами, чаще всего самыми примитивными. Здесь многое зависит от возможности прилепиться к кому-нибудь из взрослых. Если такие находятся, дальнейшее развитие идет в экологической нише и сильно зависит от обстановки в ней. Если нет – предсказать, куда повлечет ребенка его воображение, просто невозможно.

При сочетании с ретардацией личностного развития дети стараются оставаться среди младших столько, сколько позволяют обстоятельства. Так называемый «вторичный инфантилизм» здесь встречается особенно часто.

В целом, социально запущенным детям с минимальной мозговой дисфункцией, особенно осложненной другими психическими недостатками (а чаще всего именно так и бывает), очень трудно налаживать конструктивные отношения с семьей и системой. Это продолжается и в зрелые годы. Да и в среде им редко достаются престижные роли, так что психология изгоя, который ориентируется лишь на близких ему по судьбе, возникает и закрепляется с ранних лет.