2015-07-14
299
X x x
Когда против Сократа было выдвинуто официальное обвинение, друзья сталисоветовать ему подготовить "апологию" - защитительную речь на суде. Такиеречи - наследие подлинной демократии - еще играли решающую роль напроцессах. - А разве вся моя жизнь не была подготовкой к защите? - спрашивалСократ. В ответ на возражения, что речь поможет ему оправдаться от возводимойна него клеветы, Сократ сослался на своего "даймониона": "Клянусь Зевсом, яуже пробовал обдумать защиту перед судьями, но мне противился божественныйголос" (3). Та таинственная сила, которая сопровождала мудреца все годы, теперьудерживала его от составления апологии. Более того, "даймонион", казалось,прямо толкал Сократа на гибель. Тем же, кто тревожился за него, философшутливо отвечал, что в его возрасте неплохо кончить жизнь столь легкимспособом. И друзей, и врагов Сократа изумляла эта его странная тяга к смерти.Загадочной она остается и до сих пор. Сомнительно, чтобы ее можно было и всамом деле объяснить преклонными годами мудреца. Сократ далеко не казалсядряхлым, сохранил живость ума и крепкое здоровье. Быть может, он захотелнаконец дать бой затхлому мирку узколобых фанатиков и наложить на них клеймоубийц. Его процесс мог бы стать испытанием для Афин. "Если я буду преданказни несправедливо,- говорил Сократ,- то это будет позором для тех, ктопредаст меня казни" (4). Пусть он не смог покорить невежество и ненавистьсилою своего разума, в его распоряжении остается союзница сверхчеловеческая- смерть, его смерть - мудреца и честного человека.X x x
Был конец мая 399 г. В день суда толпа выбранных судей - пятьсотчеловек - заняла свои скамьи. На особом месте стоял окруженный друзьямиСократ, напротив была трибуна главного обвинителя. Все имело вид нерасправы, а законного судопроизводства. Начал Мелет. Он заявил, что Сократ вопреки закону занимался изучениемнебесных явлений, исследовал то, что запретно, учил молодежь "делать слабыйдовод сильным" и не признавал богов. А кто его ученики? Не Алкивиад ли,предавший родину? Не Критий ли - тиран и враг демократии? Не осуждал ли самСократ демократические порядки? Он мудр, но это опасная мудрость. Искусныйоратор, он теперь легко может сбить с толку присяжных. Но нельзя позволитьему обмануть народ, он, безусловно, смертельный враг отечества. В таком же духе выступали и другие обвинители; все они упирали на то,что Сократ колеблет авторитеты, вводит новшества, отвлекает юношей от ихобязанностей. После этого предоставили слово Сократу. Наконец-то пришло время очнойставки философа с Афинами... "Как подействовали мои обвинители на вас, афиняне,- начал он,- я незнаю, а я из-за них, право, чуть было и сам себя не забыл: так убедительноони говорили. Впрочем, верного-то они, собственно говоря, ничего не сказали"(5). Он старик, но никогда не привлекался к суду, поэтому не сумелприготовить апологии; просьба же его лишь одна: не шуметь и не перебиватьего. И так легко, непринужденно, с усмешкой Сократ продолжал говорить всевремя. Казалось, речь идет не о его жизни, а о какой-то постороннейпроблеме. В первую очередь он заметил, что иск Анита, Мелета и Ликона лишь повод;на самом же деле здесь прорвалась застарелая вражда. Большинство судей повозрасту годятся ему в сыновья, и им не впервые слышать про Сократа дурное."Обвинителей этих много, и обвиняют они уже давно, да и говорили они с вамитогда, когда по возрасту вы всему могли поверить, ибо некоторые из вас былиеше детьми или подростками, и обвиняли они заочно: оправдываться былонекому. Но всего нелепее то, что и по имени-то их никак не узнаешь и неназовешь, разве вот только случится среди них какой-нибудь сочинителькомедий" (6). Это был прямой намек на Аристофана. "Стало быть, афиняне,- продолжал Сократ,- мне следует защищаться ипостараться в малое время опровергнуть клевету, которая уже много временидержится среди вас. Желал бы я, чтобы это осуществилось на благо и вам и мне- чего же еще я могу достичь своей защитой? Только я думаю, что это трудно,и для меня вовсе не тайна, каково это дело. Пусть оно идет, впрочем, какугодно Богу, а закону следует повиноваться - приходится оправдываться" (7). Сократ не строил никаких иллюзий: он великолепно понимал, что перед нимаудитория в большинстве своем враждебно настроенная. И как бы нехотя онберется за защиту, пункт за пунктом разбивая доводы обвинения. Мелет приписывает Сократу исследование запретного и к тому же считаетего софистом, мастером словесных уверток. Но откуда это известно, кроме какиз аристофановского фарса? "Спросите друг у друга, слыхал ли кто из васкогда-нибудь, чтобы я хоть что-то говорил о подобных вещах" (8). Его считают платным учителем? Он знает, что есть такие люди, которые заденьги обучают молодежь мудрости. "Я бы сам чванился и гордился, если бы былискусен, афиняне!" (9) Он напомнил присутствующим о давнем прорицании Пифии, рассказал о своихсомнениях и поисках человеческой мудрости. Ему пришлось убедиться, что этатак называемая мудрость - ничто. Друзья Сократа, молодые люди, в подражаниеему также испытывали многих и легко приходили к подобному выводу. "От этоготе, кого они испытывают, сердятся не на самих себя, а на меня и говорят, чтоесть какой-то Сократ, негоднейший человек, который портит молодежь. А когдаих спросят, что же он делает и чему их учит, то они не знают, что сказать,и, чтобы скрыть свое затруднение, говорят о том, что вообще принято говоритьобо всех, кто философствует... А правду им не очень-то хочется сказать, ядумаю, потому, что тогда обнаружилось бы, что они только прикидываются,будто что-то знают, а на деле ничего не знают. А так как они, по-моему,честолюбивы, сильны, многочисленны и говорят обо мне упорно и убедительно,то давно уже прожужжали вам уши клеветой на меня" (10). Тут Сократ обратился к Мелету: он заботится о том, чтобы молодежь былалучше? Но кто сделает ее таковой? Законы? Прекрасно! Может быть, и судьи?Конечно. Может быть, члены Народного собрания? Так? "По-видимому, значит,кроме меня, все афиняне делают их безупречными, только я один порчу. Ты этохочешь сказать?" Здесь Сократ в своей стихии, он уточняет мысль собеседника и в концеконцов восклицает с комическим отчаянием: "Большое же ты мне, однако,приписываешь несчастье" (11). Но спор не кончен. Если уж Мелет знал, что Сократ в чем-то действуетневерно, почему он избегал его, а не наставил? Значит, он считал философа незаблуждающимся, а закоренелым и умышленным преступником. Тогда еще раз нужнокоснуться конкретных пунктов обвинения. - По твоим словам, я вообще не признаю богов, и не только сам непризнаю, но и других этому научаю. - Вот именно, я и говорю, что ты вообще не признаешь богов... - Это невероятно. Мелет, да мне кажется, ты и сам этому не веришь (12). И тут Сократ коснулся своего "внутреннего голоса". Не является ли"даймонион" силой божественной? Как же можно тогда утверждать, будто Сократотрицает богов? Хотя Сократ по своему обыкновению как бы исследовал истину, но в каждомего слове чувствовалось сознание правоты. Он заявил, что необходим городу,даже если приносит малую пользу; отказаться от своего призвания было быравносильно дезертирству. Даже угроза казни не остановит его: "Если бытеперь, когда меня Бог поставил в строй, обязав, как я полагаю, жить,занимаясь философией и испытуя самого себя и людей, я бы вдруг испугалсясмерти или еще чего-нибудь и покинул строй, это был бы ужасный проступок. Иза этот проступок меня в самом деле можно было бы по справедливости привлечьк суду и обвинить в том, что я не признаю богов, так как не слушаюсьпрорицаний, боюсь смерти и, воображаю себя мудрецом, не будучи мудрым. Ведьбояться смерти, афиняне,- это не что иное, как приписывать себе мудрость,которой не обладаешь, то есть возомнить, будто знаешь то, чего не знаешь.Ведь никто не знает ни того, что такое смерть, ни даже того, не есть ли онадля человека величайшее из благ, между тем ее боятся, словно знают наверное,что она - величайшее из зол" (13). Итак, его позиция неизменна: "Я вам предан, афиняне, и люблю вас, нослушаться буду скорее Бога, чем вас, и, пока я дышу и остаюсь в силах, неперестану философствовать... Могу вас уверить, что так велит Бог, и я думаю,что во всем городе нет у вас большего блага, чем это мое служение Богу...послушаетесь вы Анита или нет, отпустите меня или нет, но поступать иначе яне буду, даже если бы мне предстояло умирать много раз" (14). Это был вызов. Толпа заговорила, загудела, послышались возмущенныевосклицания. Спокойствие обвиняемого и его речь, проникнутая чувствомсобственного достоинства, вызвали досаду, а рассуждения Сократа были длясудей неприемлемы. Людям, как правило, трудно бывает примириться с тем, ктоявляется для них укором. Судьи чувствовали силу в словах Сократа, но силу имвраждебную. А Сократ попросил не шуметь и продолжал, как бы подливая масла в огонь:"Таким образом, афиняне, я защищаюсь теперь вовсе не ради себя, как этоможет казаться, а ради вас, чтобы вам, осудив меня на смерть, не лишитьсядара, который вы получили от Бога. Ведь если вы меня казните, вам нелегкобудет найти еще такого человека, который попросту - хоть и смешно сказать -приставлен Богом к нашему городу, как к коню, большому и благородному, нообленившемуся от тучности и нуждающемуся в том, чтобы его подгонялкакой-нибудь овод... Но очень может статься, что вы, рассердившись, каклюди, внезапно разбуженные от сна, прихлопнете меня и с легкостью убьете,послушавшись Анита. Тогда вы всю остальную жизнь проведете в спячке, еслитолько Бог, заботясь о вас, не пошлет вам еще кого-нибудь" (15). Как на свидетельство бескорыстия своей миссии Сократ указал на своюбедность. Он еще и еще раз отрицал звание "учителя", подтверждая это тем,что не брал за обучение денег. Можно ли брать плату с друзей? И кстати,почему их, его постоянных слушателей, не пригласили в качестве свидетелей?Ведь они могли бы лучше рассказать о его жизни и учении. В заключение Сократ сказал, что не хочет умолять судей и пытатьсяподействовать на их чувства; он не будет лить слезы, приводить жену и детей."Не думайте, афиняне, будто я должен проделывать перед вами то, что я несчитаю ни хорошим, ни правильным, ни благочестивым". Судьи должныруководствоваться только законом: если обвиняемый виноват - осудить его,если нет - оправдать. Приступили к голосованию. Приговор: виновен. Впрочем, к удивлениюСократа, большинство было не слишком значительным - всего 30 человек. "Я недумал,- сказал Сократ,- что перевес голосов будет так мал, и полагал, что онбудет куда больше". Его, кажется, больше заботило нравственное состояниесудей, чем собственная участь. Анит требовал смертной казни, но по закону в такого рода процессахосужденному предоставляется право самому назначить себе наказание,разумеется, более мягкое. И тут Сократ заговорил снова, приведя своими словами в ужас друзей и вярость врагов. "Этот человек,- сказал он,- требует для меня смерти. Пусть так. А что,афиняне, назначил бы я себе сам? Очевидно, то, чего заслуживаю. Так что жеименно?.. Чего-нибудь хорошего, афиняне, если уж в самом деле воздавать позаслугам, и притом такого, что мне пришлось бы кстати. Что же кстатичеловеку заслуженному, но бедному, который нуждается в досуге для вашего женазидания? Для подобного человека, афиняне, нет ничего более подходящего,как обед в Пританее!" (16) Это звучало почти как издевка: осужденный на смертную казнь требует,чтобы его бесплатно кормили, как знатных людей города! Поднялсяневообразимый крик... Платон и другие богатые ученики мудреца стали умолятьего согласиться на штраф. Сократ ответил, что только по их настояниюпредлагает от себя одну мину серебром: "Платон, присутствующий здесь,афиняне, да и Критон, Критобул, Аполлодор - все они велят мне назначитьтридцать мин, а поручительство берут на себя. Итак, я столько и назначаю, апоручители в уплате будут у вас надежные". Прошел второй тур голосования. При подсчете оказалось, что числовысказавшихся за казнь возросло на 80 человек. Это был явный результатнезависимого поведения Сократа. Друзья мудреца были в полном отчаянии, полагая, что если бы Сократ велсебя иначе, исход дела не принял бы трагического оборота. Но он стоял насвоем: "Я скорее предпочитаю умереть после такой защиты, чем оставаться вживых, защищавшись иначе". Обращаясь к судьям, он сказал: "Я ухожу отсюда, приговоренный вами ксмерти, а мои обвинители уходят, уличенные правдою в злодействе инесправедливости. И я остаюсь при своем наказании, и они при своем. Так оно,пожалуй, и должно было быть, и мне думается, что это правильно". Но это было еще не все: под конец Сократ приберег пророчество своимсудьям: "Мне хочется предсказать будущее вам, осудившим меня. Ведь для меняуже настало то время, когда люди бывают особенно способны к прорицаниям,-тогда, когда им предстоит умереть. И вот я утверждаю, афиняне, меняумертвившие, что тотчас за моей смертью постигнет вас кара тяжелее, клянусьЗевсом, той смерти, которой вы меня покарали. Сейчас, совершив это, выдумали избавиться от необходимости давать отчет в своей жизни, а случится свами, говорю я, обратное: больше появится у вас обличителей - я до сих порих сдерживал. Они будут тем тягостней, чем они моложе" (17). Это был намек на многочисленных последователей Сократа. Философоказался прав. "Апологии" Платона и Ксенофонта и другие памфлеты егоучеников разнесут по миру позор Афин, заклеймив убийц Сократа как душителейсвободы и разума. Но в самом философе не ощущалось никакой озлобленности противослепленных ненавистью афинян. Палачи заблуждаются, полагая, что смерть -худшая из кар. Если умерший ничего не сознает, то смерть - это сон, носкорее она есть "как бы переселение отсюда в другое место". И то и другое -в руках Бога, и, следовательно,- добро. "Моя участь,- сказал Сократ,- сейчасопределилась не сама собою, напротив, для меня ясно, что мне лучше умереть иизбавиться от хлопот. Вот почему и знамение ни разу меня не удержало, и ясам ничуть не сержусь на тех, кто осудили меня... Но уже пора идти отсюда,мне - чтобы умереть, вам - чтобы жить, а что из этого лучше, никому неведомо, кроме Бога" (18). Стража окружила приговоренного, и Сократ в сопровождении плачущихдрузей был выведен из здания суда. Мудрец шел твердым шагом, был спокоен иясен. Увидев слезы учеников, он воскликнул: - Что это? Вы только теперь плачете? Разве не знаете, что с самогорождения я осужден природой на смерть? Да если бы мне приходилось погибатьбезвременно, когда течет счастье, то, несомненно, надо было бы горевать мнеи расположенным ко мне людям; если же я кончаю жизнь в ту пору, когдаожидаются в будущем разные невзгоды, то я думаю, что всем вам надорадоваться при виде моего счастья. - Но мне особенно тяжело, Сократ, что ты приговорен к смертной казнинесправедливо,- сказал один из учеников. - А тебе, дорогой мой Аполлодор, приятнее было бы видеть, что яприговорен справедливо? - улыбнулся Сократ и потрепал юношу по волосам. Мимо с видом победителя прошествовал Анит. "Он гордится,- весело заявил Сократ,- как будто совершил какой-товеликий славный подвиг, предав меня смертной казни за то, что я, видя, какихвеликих почестей удостоили его сограждане, сказал, что не следует ему учитьсына кожевенному делу. Как жалок он! Видно, он не понимает, что кто из нассовершил дела более полезные и славные на вечные времена, тот и победитель"(19). Теперь жилищем Сократа на долгий месяц должна была стать афинскаятюрьма. Казнь отложили, так как накануне суда ушел корабль на праздник вДелос. Согласно обычаю, до его возвращения приводить смертные приговоры висполнение в Афинах запрещалось. Таким образом, Сократ получил отсрочку. Посвидетельству Ксенофонта, он все это время оставался верен себе, был бодр,разговорчив, не терял отличного расположения духа. Для этого непостижимогочеловека даже смерть, казалось, не была чем-то трагическим. Надо заметить, что в темнице Сократ пользовался относительной свободой;к нему допускали близких, и он подолгу беседовал с ними. Когда же оноставался в одиночестве, то вспоминал тот таинственный голос, которыйпризывал его служить музам. Впервые в жизни он написал стихотворение. Но всеже делал он это, по-видимому, для того, чтобы скоротать досуг. Друзья сделали все, чтобы спасти его от казни; старый товарищ СократаКритон организовал побег и явился в тюрьму, чтобы помочь философу скрыться. Когда он вошел, закованный старец спал тихим, безмятежным сном, словноего ожидала не чаша с ядом, а радостное пиршество в кругу друзей. Критонапоразило это зрелище, и он долго в молчании сидел у изголовья Сократа. Дождавшись пробуждения узника, Критон сообщил ему, что скоро прибудеткорабль с Делоса и нужно бежать, пока не поздно. Друзья сочтут позором длясебя, если не спасут учителя. Но Сократ только улыбнулся: он был уже как бы за пределами этого мира.Он рассказал Критону, что ему снился вещий сон: прекрасная женщина в белом одеянии произнесла слова из Гомера о скоромвозвращении на родину. - Странный сон, Сократ! - А ведь смысл его как будто ясен, Критон. Очевидно, он имел в виду,что сон знаменует близость перехода в иной мир. О побеге Сократ не желал ислушать. Где он, старик, будет скитаться, покинув город, к которому его"приставило" Божество? К тому же бегство будет нарушением законов, а он самтребовал их соблюдения. "Оставь же это, Критон, и сделаем так, как указываетБог" (20).X x x
И вот настал день, которого в трепете и горе ждали ученики. По Афинамразнеслась весть: в порту появился корабль, украшенный венками... Десять самых близких людей поспешили в тюрьму к Сократу. Платона срединих не было. Он был болен, и болезнь была, видимо, тяжелой, ибо иначе какмог бы он пропустить этот день. А скорее всего Платон просто чувствовал себяне в состоянии присутствовать при последних часах учителя (21). У ворот тюрьмы ученикам и родным объявили, что казнь состоится сегодня.Вскоре их пустили. Ксантиппа вела детей. Она заплакала и начала причитать:"Ох, Сократ, нынче в последний раз беседуешь ты с друзьями, а друзья - стобой". Но Сократ не хотел душераздирающих сцен и попросил, чтобы кто-нибудьувел жену. Слуги проводили Ксантиппу, и она ушла, крича и ударяя себя вгрудь; для нее все случившееся было совершенно непонятным: чем мог ее мужтак провиниться перед городом? Тюремщики, исполнявшие свою должность по избранию, сняли с осужденногоцепи. Сократ довольно улыбнулся и стал растирать затекшие ноги. Подавленныеученики молчали. Они никак не могли заставить себя поверить, что это конец."Сидя подле него,- говорит очевидец казни,- я испытывал удивительноечувство. Я был свидетелем кончины близкого друга, а между тем жалости к немуне ощущал - он казался мне счастливцем... я видел поступки и слышал речисчастливого человека! До того бесстрашно и благородно он умирал, что у менядаже являлась мысль, будто и в Аид он отходит не без божественногопредопределения и там, в Аиде, будет блаженнее, чем кто-либо иной". Последние часы Сократа скрасила привычная дружеская беседа. Разговор,разумеется, касался посмертной судьбы человека, но то, что мы находим в"Федоне", скорее уже выражает воззрения Платона. Несомненно одно: вера в Провидение не покидала Сократа, и в этипредсмертные минуты она восторжествовала над естественным человеческимстрахом смерти. Тюремный сторож пытался заставить мудреца молчать: он знал, чтовозбуждение может помешать яду и его придется приниматъ несколько раз. НоСократ отмахнулся; он готов два и три раза пить яд, но не откажет себе вудовольствии еще раз поговорить с друзьями. Незаметно пролетели часы. Наконец Критон робко спросил: - А как нам тебя похоронить? - Как угодно, если, конечно, сумеете меня схватить и я не убегу от вас. Он засмеялся: неужели Критон может думать, что окоченелый труп, которыйони скоро увидят, будет тем самьм Сократом, который учил их мыслить? Неследует так легкомысленно бросаться неточными выражениями. Потом Сократ вышел, чтобы совершить омовение: ему хотелось избавить отхлопот тех, кто будет его хоронить. "И мы ждали,- вспоминает его ученик,- переговариваясь и раздумывая отом, что услышали, но все снова возвращались к мысли, какая постигла насбеда: мы словно лишались отца и на всю жизнь оставались сиротами". По возвращении Сократа к нему еще раз пустили Ксантиппу, но он,простившись с ней, пожелал остаться только в окружении друзей. Наступил вечер. Перед заходом солнца в камеру вошел служитель,смущенный и печальный. Он сказал, что никогда не видел такого кроткого испокойного узника, и выразил надежду, что Сократ не винит его: "Итак, прощайи постарайся как можно легче перенести неизбежное". Заливаясь слезами, онпошел к выходу. "Прощай и ты,- ответил тронутый сочувствием Сократ, а потомдобавил, обращаясь к ученикам:- Какой обходительный человек! Он все этовремя навещал меня, а иногда и беседовал со мною, просто замечательныйчеловек! Вот и теперь, как искренне он меня оплакивает. Однако ж, Критон,послушаемся его - пусть принесут яд, если уже стерли. А если нет, пустьсотрут". Но Критон цеплялся за каждую минуту, словно смерть ждала его самого.Видя замешательство, Сократ твердо сказал, что эти отсрочки смешны: "Неспорь со мною и делай, как я говорю". Принесли чашу с цикутой. Деловым тоном Сократ обратился к палачу: - Вот и прекрасно, любезный. Ты со всем этим знаком - что же мне надоделать? - Да ничего,- ответил тот,- просто выпей и ходи до тех пор, пока непоявится тяжесть в ногах, а тогда ляг. Оно подействует само. Было что-то отвратительное в этих прозаических советах исполнителяказни, но старец, не дрогнув, не изменившись в лице, принял из его рук чашу.Можно совершить этим питьем возлияние богам? Нет? Яда приготовлено лишьнеобходимое количество? Но помолиться, конечно, можно, чтобы "переселение"совершилось благополучно... И со словами: "Об этом я и молю, и да будет так",- Сократ неторопливоосушил кубок. Тут ученики уже не в силах были сдержаться и заплакали, а один изюношей так громко рыдал, что Сократ воскликнул: "Ну что вы, что вы, чудаки!Я для того главным образом и отослал отсюда женщин, чтобы они не устроилиподобного бесчинства,- ведь меня учили, что умирать должно в благоговейноммолчании. Тише, сдержите себя!" Все постарались взять себя в руки, а Сократ стал прохаживаться покамере. Когда ноги отяжелели, он лег и покрылся плащом. Тело его постепеннотеряло чувствительность, но он по-прежнему оставался невозмутимым. Вдруг оноткинул плащ и обернулся к Критону: "Критон, мы должны Асклепию петуха. Такотдайте же, не забудьте"... Это были последние слова Сократа. Петуха приносили в дар богу Асклепию по выздоровлении; очевидно,умирающий хотел сказать этим, что считает свою гибель выздоровлением длялучшей жизни в вечности. Так закончил свой долгий жизненный путь этот удивительный человек,неутомимый искатель истины. Он уверовал в разум, но с улыбкой встретитьсмерть помогло ему нечто более глубокое, нежели логика,- его доверие кблагости высшего Начала. Принимая яд, он не знал, что ожидает его за гробом,но до конца предался небесной воле. Это и было источником его мужества испокойной радости, которые так поразили учеников. Не случайно Отцы Церквипричислили Сократа к "христианам до Христа" (22).
