X x x
|
|
|
|
|
|
|
|
X x x
Хотя пророки Библии и признавали необходимость нравственной активностичеловека, однако они утверждали, что истинное спасение можно ожидать толькоот Бога. Поэтому они так настаивали на бесплодности политическогомессианизма и изобличали надежды на "коней и колесницы". Пророк же, принявший имя Заратустры, стоял на противоположной точкезрения. Правда, цель его была высокой. Он выступал как борец против ложныхбогов, против неправды, суеверных обрядов, против зла. Он грезил о Кхшатре,Царстве Божием, которое во многом близко библейскому понятию "МалхутЭлогим". С гневом говорил Заратустра об одуряющем напитке, которыйизготовляли поклонники Хаомы, и называл его "жидкой мерзостью" (Ясна 48,10).Спитама отрицал все сложные ритуальные символы, за исключением священногоогня. Он призывал человека следовать Мазде "в мысли, слове и деле" (Ясна30,3). Эта боевая позиция Заратустры привела к бурному конфликту в Раге, гдеон выступил впервые после отшельнического периода своей жизни. Подробностистолкновения в Раге неизвестны, но из Гат явствует, что пророк вынужден былбежать из отечества или прямо подвергся изгнанию. Строки гимна, проникнутыеунынием, свидетельствуют о том, что положение проповедника стало нелегким: В какую страну бежать мне? Куда идти? От семьи и племени моего отрывают меня. Родной город и злые вожди страны не признают меня, Как, о Агура, обрести мне Твою милость? (Ясна 46,1) Спитама решил искать прибежища в далеких восточных областях Закаспия.Там, среди песчаных равнин у берегов Аму-Дарьи, в Бактрийском княжестве,народ более всего страдал от набегов кочевников, и можно было рассчитыватьна то, что проповедь новой веры найдет сочувствие. Первая попытка оказалась снова неудачной. Несколько лет Спитама тщетноискал могущественного покровителя, который стал бы его последователем. Онбыл уверен, что без этой поддержки не добьется успеха: Я знаю, о Мазда, почему я бессилен! Это потому, что у меня мало стад и мало людей. Я обращаю к Тебе мою жалобу, выслушай ее, Агура. Окажи мне помощь, которую дал бы друг своему другу, Научи меня Правде и обладанию Благой Мыслью. (Ясна 46, 2) Наконец успех пришел, неожиданный и большой. Сам властитель БактрыВиштаспа, которому подчинялись Хорезм, Согдиана и другие соседние земли,уверовал в миссию Заратустры и принял его при своем дворе (10). Влияние пророка в Бактрах стало столь сильным, что первый греческийписатель, который слышал о нем, Ктесий (V-IV вв. до н. э.), полагал, чтоЗаратустра был царем Бактрии. Теперь Спитама мог свободно возвещать своеучение. Но одной проповеди ему казалось мало. По его мнению, с поклонникамидэвов нужно вести войну с оружием в руках. Язычник - враг не только идейный,но и политический. Зло может быть сломлено лишь при помощи земных средств.Поклонник дэвов это ничтожный "неарий", "двуногое", "человек-насекомое"(11). Тот, кто отнимет у него власть или жизнь, о Мазда, Преуспеет на пути благого учения. (Ясна 46,4) Впоследствии ненависть к многобожникам и дэвам была провозглашенапервым пунктом символа веры заратустризма: "Проклинаю дэвов, исповедую себя поклонником Мазды, заратустрийцем,врагом дэвов, последователем Агуры, славословящим Амешаспентов, молящимсяАмешаспентам... Клятвенно обязуюсь вершить добрую мысль, доброе слово идоброе дело" (Ясна 12, 1, 7). Итак, победа добра - это победа оружия. Только после того как злые силыбудут повергнуты, настанет благое царство мирной жизни. Об этом говорит всета же маздеистская присяга. "Я выбираю для себя святое, доброе Благочестие; пусть оно будет моим.Отрекаюсь от хищения и захвата скота, от причинения ущерба и разорениямаздеистских селений". "Людей-насекомых" следует беспощадно истреблять, но между единоверцамидолжно царить полное согласие. "Клятвенно обязуюсь быть верным маздеистскойвере, прекратить военные набеги, сложить оружие, заключать браки междусвоими, быть верным праведной вере, которая из всех существующих и будущих -величайшая, лучшая и светлейшая, которая - от Агуры и Заратустры" (Ясна 12,2, 9). Библейские пророки говорили о моральной ответственности язычников передБогом, допуская тем самым некоторый элемент истинности в их религиозномсознании. Заратустра же, напротив, абсолютно непримирим и решает религиозныйспор так, как впоследсгвии его будет решать Магомет. О религиозных войнах, вспыхнувших в результате проповеди Заратустры, донас дошли лишь смутные и малодостоверные легенды, но в том, что они имелиместо, сомневаться не приходится. Таково первое отличие иранского пророка от пророков Библии.Второе-связано с пониманием Заратустрой проблемы зла.X x x
Вооружаясь против темных сил, Спитама не мог не задумываться о самом ихпроисхождении. На вопрос, откуда явилось зло, он дал ответ, которыйотносится уже не столько к области веры, сколько к области метафизики.Именно этот ответ стал наиболее характерной особенностью маздеизма. В знаменитой "Гате добра и зла" торжественно звучат слова учителя,который открывает единоверцам начальные принципы бытия: Выслушайте ушами своими, что есть высшее благо, Посмотрите ясной мыслью на две стороны, Между которыми каждый должен сам выбрать, Заботясь о том, чтобы великое свершение кончилось всем на благо. Итак, изначала, как близнецы, явили себя два Духа, Один-добрый, другой-злой, в мысли, слове и деле; И между ними обоими правильно избирают Мудрые, но не глупцы. И когда эти два Духа встретились, То установили вначале жизнь и нежизнь И то, что в конце концов худшее бытие назначается злым, А следующему Правде - Благая Мысль. (Ясна 30, 2-4) Таким образом, Заратустра, этот страстный борец против зла, как быотдает ему невольную дань, объявляя его изначальным. Понять ход его мысли нетрудно, ибо Спитама, в отличие от индийцев, несчитал зло иллюзией и знал, что воюет не с призраками. Как никто, он ощутилсилу и могущество зла, а поэтому оно обрело в его метафизике характерисконного полюса мироздания. Если Мазде "принадлежит всяческое добро", еслиОн творит все прекрасное во Вселенной, то для ее темных сторон долженсуществовать иной источник. Но здесь встает важный вопрос: какое же положение в отношении к этимпротивоборствующим силам добра и зла занимает у Заратустры сам Бог? Стоит лиОн "над схваткой", контролируя ее, или же, напротив, космическая поляризациянезависима от Него и есть нечто лежащее в самом порядке вещей? И то и другоетолкование мысли Спитамы имеет много защитников. Но в самих Гатах можнонайти указание на третье решение. Заратустра говорит: Из этих двух Духов злой избирает дурные дела, Но Святейший Дух, облеченный в небесную твердь, соединился с Правдой, И так же поступили все те, кто готов добрыми делами служить АгуреМазде. Между ними обоими дэвы не выбрали правильно, Ибо, когда они принимали решение, они обезумели И избрали Дурную Мысль, Бросившись к Айшме, Чтобы вредить человеческой жизни. (Ясна 30, 5-6) Из этих слов явствует, что дэвы признаются Заратустрой реальнымисуществами; но еще важнее, что в одном из "близнецов", по-видимому, следуетвидеть самого Мазду, ибо именно ему принадлежит титул "облеченный в небеснуютвердь" и наименование "Святейший Дух" (Ясна 45,2). Его извечный противникименуется Айшмой, Насилием, а в другом месте - Друджем, Ложью. ВпоследствииНасилие и Ложь будут объявлены в заратустризме ипостасями злого Духа,которого назовутАнгра или Ангра-Майнъю (греч. Ариман), что означает"Дух-Противник". Слово это этимологически родственно "сатане" (противнику) Библии. Ноесли "сатана" - это тварное существо, отпавшее от Бога во имясамоутверждения, то в Авесте Ангра-Майнью вырисовывается как вечный соперникБога, нечто вроде второго "злого дворца". В одной из более поздних глав"иранской библии" говорится, что Мазда создал все прекрасные земли дляобитания людей, а Ангра-Майнью в противовес ему сотворил воинственныеплемена, колдунов, суеверия, зимнюю стужу и другие бедствия (Вендидад 1 и19, 5). Но как же согласовать это с монотеизмом Спитамы? Почему пророк, будучипо своему религиозному сознанию поклонником единого Бога, выступив какметафизик, усмотрел в злом начале некий самодовлеющий, самосущий принцип? Есть основания думать, что дуализм не был созданием самого Спитамы.Скорее всего он явился у пророка уступкой древней традиции, свойственнойпочти всему дохристианскому миру.X x x
Дуализм Отца и Матери, Неба и Земли восходит еще к отдаленнымпервобытным временам. В некоторых случаях он носил мирный, гармоническийхарактер, и следы его можно видеть в учении китайцев о Ян и Инь и в"противоположностях" Эмпедокла. Но более распространенным стал дуализм,выраженный в мифах о борьбе богов. Стихийные божества Океан и Хаос мыслилиськак одна из сторон этой битвы. Против них выступали силы творчества ипорядка: Мардук воевал с Тиамат, Ваал - с Лотоном, Зевс - с титанами,Аполлон - с Тифоном. Стройный божественный порядок иногда представлялся ибезличным. У шумеров он назывался Ме, у вавилонян - Шимту, у египтян - Маат,у греков - Дике, у арьев - Рита, у иранцев - Арта. Картина Вселенной как арены борьбы, в которой созидается мироваяструктура, была великим открытием человеческого духа, подлиннымпроникновением в суть сотворенных вещей. Но ахиллесовой пятой всех этихучений являлось обожествление хаотического начала, неизбывный страх передним. Во многих мифах оно почиталось даже как нечто предшествующее порядку ирождающее его поборников. А поэтому космическая битва представляласьнескончаемой и лишенной перспективы. Нужны были постоянные усилия богов илюдей, чтобы не дать Хаосу завладеть миром. Во всем внебиблейском мире один Заратустра, хотя и принял теориюдуализма, все же отверг его пессимистический характер. Его живая вера в Богаоткрыла ему грядущую победу Добра. Старый арийский миф о вселенском пожарепревратился у него в конечное торжество Мазды. Здесь он снова приближается кБиблии, к ее эсхатологии. Заратустра был убежден, что рано или поздно дэвы, сеющие в мире зло,будут посрамлены, а все люди, служившие Мазде мыслью, словом и делом,получат награду в Царстве Божием. Тогда, о Мазда, Твое Царство Будет дано вместе с Благой Мыслью Тем, кто предаст Друджа в руки Арты, о Агура. (Ясна 30, 8) Если греки достигли высочайшей вершины в философском осмыслении идеиБога, если индийцы пришли к высочайшему пределу "естественной мистики", то,исключая библейское Откровение, в религии Заратустры мы видим наибольшееприближение к Богу Живому. И все же это было "человеческое, слишкомчеловеческое" приближение. Идея священной войны омрачала его чистоту, ауступка традиционному дуализму оставляла уязвимое место, обрекавшеезаратустризм на поражение (12). Рассказывают, что Константинополь пал потому, что забыли заперетьмаленькую дверь в городской стене. Нечто подобное случилось и с религиейЗаратустры. Сохранив в своей доктрине черты прежнего многобожия, Заратустраоставил лазейку, через которую в его учение просочилось язычество, а вместес ним и ложная магическая религиозность. Уже через два-три поколения после смерти Заратустры арийские богивозвращаются в опустевший пантеон. В V веке Геродот пишет, что персы,почитая небесного Зевса (Агурамазду), приносят жертвы также солнцу, луне,огню, земле, воде и ветрам (История 1,131). А в надписи персидского царяАртаксеркса II (IV в. до н. э.) рядом с Агурамаздой упомянуты Митра и богиняАнахита (13). Однако было бы неверным сказать, что заратустризм кончился вместе сЗаратустрой. Пусть акцент на дуализме и языческие влияния усиливались в нем,но тот духовный импульс, который исходил от личности пророка, не умер.Наиболее благотворным и долговечным оказалось его учение о нравственнойсвободе. Не слепое, уныло-покорное исполнение предписаний, но сознательный иответственный выбор доброго начала должен побудить человека встать в рядывоинов Мазды. О Агура Мазда! Заратустра сам избирает Твой Святейший Дух. Пусть Арта воплотится, полная жизни и силы, Пусть Благочестие будет в лучезарном Царстве! (Ясна 43, 16) Динамичность, бодрость, готовность служить правому делу-вот главныеинтонации в призывах Спитамы. Подобно тому как Бог свободно избирает свет идобро, их принимает и Его поклонник. "Согласно выбору... какой сделалАгурамазда... я являюсь маздеистом",-гласит заратустрийская присяга (Ясна12,7). Этот религиозно-нравственный пафос вдохнул силы в иранские племена,сделав их предметом удивления для окружающих народов. "Лживость почитают онипостыднейшим пороком",- писал Геродот, принадлежавший к нации, враждебнойперсам. Вера в Кхшатру, Царство Божие, как итог и венец мирового бытия,воодушевляла Заратустру в его скитаниях и неустанной борьбе. Он был убежденв своей особой роли в судьбах народа и присваивал себе титул Саошианта,Избавителя (14). Он надеялся, что в конце концов станет всеобщим вождем исокрушит царство Друджа. Тем, кто возненавидит дэвов и врагов Саошианта, Тому душа грядущего Саошианта, Владыка Дома, Будет другом, братом, отцом, о Мазда Агура! (Ясна 45, 11) Но мечтам пророка не суждено было сбыться. При его жизни маздеизм нераспространился дальше Бактрии, а религиозные войны кончились, как гласитлегенда, вторжением врагов в Бактру и гибелью престарелого Заратустры. После его смерти у заратустрийцев возникла вера в то, что Мазда пошлетлюдям нового Саошианта. Как мы увидим, на эту роль одно время будутпретендовать персидские цари. Но постепенно ожидание Избавителя приобрететчерты, сходные с иудейским мессианизмом. Маги, приняв заратустризм, будутучить, что через большие промежутки времени Саошиант приходит на землю,чтобы обрушиваться на силы Аримана. Не эта ли вера побудила их отправиться в далекий путь за вифлеемскойзвездой?X x x
Около 546 года Бактрия вошла в состав персидской державы Кира.Присоединение ее, по свидетельствам Геродота и Ктесия, произошло мирнымпутем. Это вполне правдоподобно, ибо Кир сумел завоевать себе симпатии исторонников во многих областях Ирана. Этот человек, вызывавший страх одних и восхищение других, уже при жизнистал предметом легенд. Говорили, что его подвиги были предсказаны еще до егорождения, что он был принцем царской крови, внуком мидийца Астиага, которыйпытался умертвить его, но ребенок был чудом спасен. По более достоверным сведениям, Кир был правителем города Аншина,находившегося в вассальной зависимости от Мидии. Благодаря своейнаходчивости и энергии, молодой царь сумел сплотить вокруг себя персов иподготовить восстание против Мидии. Астиаг надеялся на легкую победу надбунтовщиком, но Кир снискал популярность даже среди мидийцев, часть которыхперешла на его сторону. В 550 году Кир разбил Астиага и взял его в плен. Пощадив жизньпобежденного царя, он еще больше увеличил число своих сторонников. Возвышение Кира, ставшего во главе мидян и персов, встревожило Креза,царя богатой малоазиатской страны Лидии. Он заключил договор с фараоном иНабонидом с целью совместно сокрушить узурпатора. Но Кир опередил союзников,вступив со своим войском в Малую Азию. В 546 году пала столица Креза. Самцарь попал в руки персов, но, как и Астиагу, ему не причинили зла. Вслед затем покорились ионийские города, а вскоре власть Кира признала Бактрия, надкоторой Кир поставил своего сына Бардию (15). Кир всюду проводил гуманную политику: с уважением относился к местнымобычаям и верованиям, не допускал массовых убийств и пыток пленных, вгородах сохранялось самоуправление, подати устанавливались умеренные. Слухи об этих событиях не могли не дойти до иудейских пленников вВавилоне. Второисайя пристально следил за успехами нового повелителяВостока. В его глазах это победоносное шествие Кира, угрожавшего теперьсамому Вавилону, являлось предвестием новых времен. Поведение перса впокоренных странах особенно должно было восхищать пророка. После ассирийскихи халдейских зверств Кир казался посланником всеобщего мира. Если он придетв Халдею, плен Израиля, несомненно, кончится. Руками перса будет действоватьСам Бог. Если раньше язычники были "бичами", то теперь, когда дни гневакончились, они станут вершителями дела избавления. В эти дни пророк пишет поэму, в которой говорит о Кире как об орудииПровидения: Кто воздвиг с востока мужа правды и призвал его Себе на служение, Народы отдал ему, покорил царей, обратил их в прах мечом его, луком его-в солому, носимую ветром? Он гонит их и спокойно шествует по пути, где не ступала нога его; Кто сделал и совершил это? Тот, Кто племена призвал изначала! (Ис 41, 2-4) Понимая, вероятно, что схватка Кира с Вавилоном неизбежна, пророкрешает обратиться прямо к персидскому царю. В то время пророчествам,исходившим даже от иноземных провидцев, придавали большое значение. Поэтомуслово иудейского мудреца должно было быть небезразлично для Кира. Как прежде вестники Ягве обращались к царям Иудеи, так теперьВтороисайя от лица Бога указует путь персу. Он даже называет его "мессией",помазанником (в данном случае этот титул в устах пророка означает простомонарха, поставленного Богом): Так говорит Ягве помазаннику Своему Киру, которого держит за правуюруку, Кому во власть Он отдал народы, для кого царей обезоружил? Перед кем распахнул ворота, чтобы двери никогда не затворялись? Я пойду перед тобою и сровняю дороги, сокрушу медные запоры, Я опоясал тебя, хоть ты и не знал Меня. Пусть узнают от востока до запада, что Я - Сущий, и нет иного! (Ис 45, 1-2, 5-6) Кир шел из той страны, о которой распространялись удивительные ирадостные известия: там язычники начинают оставлять своих ложных богов!После присоединения Бактрии эхо религиозного брожения, возникшего вокругучения Спитамы, могло дойти до Второисайи. Купцы из Ирана часто приходили вВавилон, и пророк, вероятно, слышал о том, что в царстве Кира появилисьлюди, отвергающие старую религию (16). Это должно было окрылить проповедникавселенского Откровения. Не при дверях ли время, когда народы откликнутся напризыв Ягве? Обратитесь ко Мне, все концы земли, и вы обретете спасение! (Ис 45, 22) Вполне естественно, что пророк лелеял надежду на то, что и сам Киробратится к Господу и узнает в иудейском Ягве Бога Вселенной, Богачеловечества, не ограниченного ни страной, ни племенем. С удвоенной силой возвещает теперь Второисайя о Творце мира, прибегаяпорой к выражениям, напоминающим гимны Заратустры: Поднимите глаза свои к небесам и посмотрите, Кто создал их? И Кто выводит по порядку воинства их? Он пребывает над кругом земли, а населяющие ее-как саранча, Он простер небеса, как покров, раскинул их, как шатер. (Ис 40, 26, 22) Ни один из библейских пророков не возвращается с такой настойчивостью ктеме миротворения, как Исайя Второй. Шестнадцать раз он употребляет глагол"бара" (творить)... Создается впечатление, что это не случайно, что пророк уже был знаком сиранским учением о двух Духах и хотел как можно яснее утвердить чистоеединобожие. Кажется, что он с кем-то спорит, когда с неистовым жаром истрастью говорит о том, что у Бога нет "двойника". Так говорит Ягве, ЦарьИзраилев... Я - первый, и Я - последний,кроме Меня нет Бога!.. И Моя рука основала землю, и десница простерла небо... Я - Ягве, и нет другого, кроме Меня нет Бога!.. Я - Ягве, и нет другого! Я вывожу свет и творю тьму, создаю благоденствие и творю бедствие. Я, Ягве, все это делаю! (Ис 44, 6; 48, 13; 45, 5, 7) Но в таком случае пророк делает Бога ответственным и за мировое зло? Незвучит ли это кощунством? Не кажется ли теодицея Заратустры болееблагочестивой? Однако следует уточнить, что же имел в виду Второисайя, когда говорил оБоге, творящем "добро" и "зло". В словах пророка заключено безусловноеотрицание каких бы то ни было бытийственных корней зла. Если "шалом",благоденствие, проистекает от Бога, то и "ра", бедствие, в конечном счетесвязано с Ним, ибо зависит от того, какое положение занимает человек вотношении к Сущему. Ягве для пророка есть альфа и омега. "Шалом" - это результат жизни сБогом, а зло проистекает от человеческой измены Ему. Бог есть источник жизнии блага, поэтому вдали от Него жизнь становится ущербной, превращаясь в"ра", бедствие. Таким образом, пророк выражает ту же мысль, что заключена врассказе книги бытия об Эдеме и первом человеке, нарушившем Завет. Второисайя знает о том, что Богу противостоят злые силы. Единственныйиз всех авторов Библии, он прямо говорит о космической битве Творца счудовищем Хаоса (Ис 51,9; 27,1) (17). Но, в отличие от языческих мифов, этотдракон (Левиафан, или Рахав) является в глазах пророка символом мятежныхбогоборческих сил в самом творении, сил, которым дарована свобода быть сБогом или же отталкиваться от Него. Борьба Хаоса с Богом и победа Творца над Драконом-это не схватка"близнецов", как у Заратустры, но торжество Божиего Царства над злой волейтвари, извратившей пути Создателя... И все же для людей того времени, да и для многих в наши дни, ответЗаратустры казался более наглядным и удобопонятным. С тем большей силойвнутренний голос заставлял библейского пророка противиться этому соблазнуложно понятого благочестия. Метафизике дуализма Второисайя непротивопоставляет никакой умозрительной теодицеи, ибо все они в основе своейесть продукт ограниченного человеческого ума. Не все то, что просто и яснодля интеллекта, соответствует глубинной тайне. Изобразить ее в виделогической модели вряд ли возможно. Пророк знает о близости Бога к человеку, знает из собственного опыта овозможности связи между ними, но теперь он хочет сказать об ином: о "кадош",неисповедимой безмерности Творца. Второисайя ищет образы и слова, чтобы на конкретном и красочномбиблейском языке передать эту мысль: Кто исчерпал воды горстью своею и измерил пядью ширь небес, Вместил в меру прах земли, на весах взвесил утесы и холмы-на чашевесов? Кто постиг дух Ягве и кто дал Ему совет? С кем совещался Он, чтобыполучить мудрость? Кто показал Ему путь Правды или указал дорогу познания? Поистине народы - капля в сосуде и пылинка на весах, поистине рассыпает Он острова, как песчинки. (Ис 40, 12-15) Земля и человечество, как бы ни были они велики и значительны,несравнимы с бездонным сверхкосмическим таинством бытия Божия. Любаявеличина перед лицом бесконечности почти равна нулю. Об этом и хочетнапомнить пророк тем, кто претендует на знание сокровенных глубин: Все народы перед Ним - ничто. Ливана мало для жертв Ему, и всех животных его - для всесожжения. Кому уподобите вы Бога и с кем сравните Его? (Ис 40, 16-18) Иными словами, пророк определяет границу для разума, пытающегосяохватить тайну Божиих судеб. Широкими мазками рисуя картину Вселенной, онприводит слушателей к мысли о непостижимости Высшего. Это та же самая мысль,которую выразил великий поэт-философ, захваченный зрелищем полярного сияния,когда в ответ мудрецам мира сего говорил: "Неведом твари вам конец? Скажитеж, сколь велик Творец?" Здесь Второисайя сближается с мистиками всех времени народов, которые отказывались давать словесное определение Богу. Если неттакого благоговейного подхода к божественной Реальности, она неизбежноподменяется идолами и иллюзиями. Восхищенное смирение, рожденное панорамоймироздания,-вот один из верных путей к Богу. Это изумление лучше самойостроумной метафизики приводит к подлинному соприкосновению с верховнойРеальностью Сущего. Таким образом, мы видим, что если восстание против богов в Иране могловызвать радость и сочувствие у израильского пророка, то искушению поставитьрядом с Богом некоего "близнеца" он противился всеми силами души. Для негозло измерялось расстоянием, которое отделяет человека от Бога. Притязание жеразума на точное истолкование тайны зла он решительно отверг.X x x
Неизвестно, дошли ли до Кира пророчества Второисайи, и если дошли, токак он к ним отнесся (18). Прежде думали, что Кир принял заратустризм ипоэтому мог увидеть в иудействе - враге многобожия - близкое для себяучение. Но теперь можно считать установленным, что Кир исповедовал традиционноеиранское язычество (19). Его победы и счастливое правление внушали ему мысльоб особом небесном покровительстве, и он, по словам Геродота, считал себячеловеком, отмеченным высшей печатью. Впоследствии в Вавилоне он будетговорить, что город отдан ему Мардуком, а к иудеям станет обращаться какпоклонник Ягве. Вероятно, он полагал, что любое верховное Божество достойнопочитания, и, быть может, видел в каждом из них лишь разные облики"небесного Бога". Во всяком случае, из слов Второисайи следует, что Кир "не знал" Ягве ичто сам пророк только надеялся на его обращение. Но вот приблизилось время, когда Второисайя смог проверить, насколькоего надежды основательны. Вскоре после присоединения Бактрии армия Кирадвинулась на Вавилон.