Донатизм

В доктринальном плане донатисты вряд ли чем отличались от обычных церковников. «Преступление донатистов состояло, собственно, в следующем: по их заявлению церковь в Африке, которую возглавлял Цецилиан, потеряла достоинство и привилегии истинной церкви и лишена даров Святого Духа из‑за тех преступлений, в которых новый епископ и Феликс Аптунгский, его посвятивший, были обвинены» [11].

Донатисты утверждали, что только они составляют истинную церковь, и когда им возразили, что они не могут претендовать на католичность, то они ответили, что католичность – это чистота, святость и отправление таинств богоугодными епископами.

«Самым странным во всей этой истории было то», удивляется Дон Пуле в своей Истории Католической церкви, «что попытки донатистов увенчались успехом. С точки зрения теории религии, эта доктрина несет в себе явное сходство с учением св. Киприана о бездейственности таинств, совершаемых еретиками. И вот, та ошибка, за которую схватился св. Киприан, чтобы сражаться со схизмой, обратилась в орудие защиты самой схизмы. Донатизм должен был вскоре стать местом встречи всех раздраженных схизматиков»[12].

«Как стало такое возможным, чтобы донатизм, с его моральной строгостью и пренебрежением к Риму и синодам, так быстро вдруг стал движущей силой среди северо–африканских церквей на фоне существовавшей ортодоксальной церкви? Около 330 г. н. э. примерно 270 епископов донатистов собрались на Синод в Карфагене, и, согласно находкам Адольфа Гарнака, трудно поверить, что в этом регионе ортодоксальная церковь имела намного больше священников. Такое церковное разделение, которое в сути своей проходило по обычному сценарию для подобных событий, имело место и там, где Тертуллиан и Киприан внесли весьма значительный вклад в развитие церкви. Понимание большого прогресса донатистов частично лежит в монашеской, свободно–церковной традиции, которой даже Тертуллиан посвятил себя».[13]

Последовавшее примерно в 340 г. н. э. преследование не смогло заставить донатистов отречься от своих убеждений. Донатизм с того момента стал свободным церковным движением, потому что категорично встал в оппозицию любому смешению государственной власти и церковной организации.[14]

«Константин, уже во дни своего правления, ограничивал свободу и привилегии, которые он пожаловал церкви, ортодоксальными католиками, то есть, главенствующей иерархической церкви. На Никейском соборе эдиктом от 326 г. н. э. Константин лишил еретиков и схизматиков всех привилегий и многих прав»[15].

В течение короткого правления язычника Юлиана, начавшегося около 360 г. н. э., все «еретики» смогли облегченно вздохнуть. Однако свобода продолжалась не долго. Феодосий Великий вскоре после своего крещения в 380 году издает указ против еретиков:

«Кроме проклятия божественного правосудия им следует ожидать тяжких наказаний, которые наша власть, руководимая божественной мудростью, посчитает справедливой наложить на них».

За пятнадцать лет своего правления император издаст по крайней мере пятнадцать карательных законов против еретиков, посредством которых он постепенно отберет у них все права на исповедание своей религии, снимет их со всех гражданских должностей и накажет штрафами, конфискациями, ссылками, а в некоторых случаях, как, например, с манихеями, аудианами и даже с квартодецимианами, смертью.

Со времени Феодосия начинает свой отсчет учение о необходимости и обязанности как для церкви, так и для государства, преследовать. Учение это сразу же нашло свое письменное выражение в законодательстве[16]. Начинается новый виток гонений – на этот раз христиане гонят христиан. Примерно с того же времени увеличивается поток эмигрантов в Восточную Европу. Многие из них высылались в отдаленные уголки империи, и даже за ее пределы, за свои религиозные взгляды. Обосновавшись на новых местах, на территории Восточной Европы, эти люди объединялись в группы, строили церкви, находили новых сторонников. Таким образом положено было начало христианизации народов Восточной Европы.