Историосемантика серого цвета

Археологи и этнологи называют серый цвет керамики цветом «смены времен», так как вместе с красным он предшествует возникновению каждой новой культуры [cclx]. Мифологии практически всех традиционных культур утверждают, что человек создан из глины, грязи, пепла или праха земного.

Так, в “черный” пост евреи обмакивают крутое яйцо в серый пепел — пищу горюющих. Проводят пеплом полосу на лбу, чтобы исполнить сказанное “Пепел вместо красоты”. Некоторые даже рассыпают пепел на полу и валяются в нем [cclxi]. Еще Авраам говорил “... я, прах и пепел”. Ибо: Создал Господь Бог человека из праха земного (Быт.2, 7; 18, 27). А ведь до сих пор “человек” во многих языках это мужчина. И одежды современного мужчины — серые, из пепла и праха...

В традиционном Китае серым цветом изображается лицо богини в экстремальной ситуации устрашения противников. И цвет траурных одежд, по данным Л. и В. Сычевых, — это цвет неокрашенных, неотбеленных, то есть светло-серых тканей[cclxii]. Их-то европеец до сих пор и называет белыми, быть может, в силу своей приверженности к крайностям, включая сюда и крайности цветовосприятия.

Индийские иоги различали в ауре серого цвета семантику трех основных оттенков: серый светлого оттенка — эгоизм; серый особого (трупного) оттенка — страх и ужас; серый же темного оттенка — подавленность и меланхолия[cclxiii].

Античный мир наделял серый цвет значением траура по умершим (отказ от ярких цветов). В рассуждениях о душе человеческой Платон, скорее всего, наделил бы серым цветом ведущую ее часть, которая всю жизньпытается совместить необузданность черного и социальность белого элементов души (Федр, 253 d)[cclxiv]. Однако, античные авторы еще не затрагивали смысл серого цвета, впрочем, как и библейские.

В христианских канонах Средневековья за серым цветом закрепилось значение телесной смерти и духовного бессмертия[cclxv]. Поэтому серый цвет одеяний Христа связан с такими символическими представлениями как смирение и победа духа над телом

Серым пеплом посыпали голову в трауре и христиане. Ибо пепел знаменует раскаяние и в символике цвета. Ибо “пепел — дерево, превращенное огнем в пепел”[cclxvi]. Отсюда же в раннем христианстве этот цвет соотносится не столько с нищими и убогими, сколько со странствующими монахами.

Однако в исламе, как отмечает Л. Н. Миронова, серый цвет уже воспринимается полностью негативным [cclxvii]. Действительно, все мы недавно могли наблюдать по Интернету или ТВ комментарии о забытой чистоте ислама, реально отражаемой в темно-серых чалмах ваххабитов. С другой стороны, в Коране мне не удалось найти вообще какие-либо значения серого цвета. Да и в искусстве ислама мы не найдем, наверное, ни одной мечети без серых деревянных палок, вставленных в зеленовато-голубые поля стен еще при постройке.

В Средней Азии мусульмане на мой вопрос «Зачем же на таком красивом фоне были вставлены серые стержни?» отвечали: «Для того чтобы глаз врага нашей веры отвлекся на них и не мог сглазить божественную красоту остального». Поэтому я не нахожу достаточных оснований для констатации полностью негативной семантики серого цвета в исламе.

В персидской же поэзии серый дым — символ печали. Однако, как считал Дехлеви:

«Почтенна белизна седых волос,

Аллах всесильный сам ее вознес».

Средневековая Европа называет серый цветом джентльменов, цветом высшего света и т. п. И одновременно геральдика обозначает им несчастье и страдание. Серый цвет встречается, впрочем, довольно часто в одежде для торжественных случаев; вероятно, и трауру он придавал некоторый элегический нюанс, — отмечает Й. Хейзинга, обсуждая цвет одежд эпохи Возрождения[cclxviii].

Возникает и каббалистический “цвет мудрости”. Цвета одежды масона, посвящаемого в высшие степени приобщения к таинствам ложи, — серые. О серых же цветах «униформы современных чиновников» говорить вообще не приходится — сегодня это видит каждый.

Любопытную психоаналитическую трактовку серого цвета приводит Мишель Пастуро[cclxix]. Так, он анализирует сказку о Красной шапочке с позиций Зигмунда Фрейда и усматривает какую-то непонятную чисто мужскую настойчивость серого волка съесть сначала бабушку и лишь потом полакомиться Красной шапочкой.

Как пишет о мужской моде конца ХХ века Ульрих Бер[cclxx], «серый костюм — самая популярная форма одежды. Он говорит об исполнительном, стремящемся к успеху и уверенности в завтрашнем дне, мужчине». Или, как это наглядно выразил в свое время М. Ю. Лермонтов:

На нем треугольная шляпа и

Серый походный сюртук

“Серый кардинал” — человек, правящий незаметно, за спинами красных, белых и т. п. И только потом — по прошествии времени, то есть в прошедшем времени — выясняется его истинная роль[cclxxi]. Серый же — это время настоящее. И в Фаусте замечательным образом Гете связывает с серым цветом именно настоящее время:

Ведь удалось Ахиллу в Ферах

Как, верно, ведомо тебе

С ней жить вне наших рамок серых,

Вне времени, назло судьбе!

О настоящем же пишет «Возлюбленной» и Эмиль Верхарн:

– О ты, которую напрасно призывали

Мольбы моей души — сюда, на остров мой,

Обвитый белою змеящейся каймой,

Появишься ли ты из бледно-серой дали?

Или, как в «Зеркале» — разумеется, отражающем только настоящее время — Борис Пастернак упоминает тень с ее серыми полутонами настоящего[cclxxii]:

Там книгу читает Тень.

Или, как говорит Иосиф Бродский то же о зеркалах — с их принципиально неразделимым настоящим:

«Там в моде серый цвет — цвет времени и бревен».

Лицам, которых интересует зеркальная проблема настоящего, следует обратить внимание на тот факт, что зеркало меняет левое направление на правое и наоборот. Так, крестное знамение православных в зеркальном отражении соответствует крестному знамению католиков. Аналогично этому отображение стимульных цветов — при переходе от красного через зеленый к синему в цветовом круге — Ньютоном, Ламбертом, Юнгом, Гельмгольцем, Максвеллом и Джаддом располагалось по часовой стрелке. В то же время расположение перцептивных цветов Гете, Рунге, Шопенгауэром, Герингом, Оствальдом, Манселлом, МКО, DIN и NCS — против часовой стрелки [cclxxiii]. Единственными цветами, сохраняющими свое местоположение для объемных представлений оставались ахромные цвета, и прежде всего серый.

Таким образом, данные физиков и физиологов оказались зеркальным отображением данных, полученных психологами и художниками. Отсюда можно предположить, что существует некая взаимодополнительность данных физиков и физиологов, с одной стороны, и психологов, с другой. Левое же и правое направление цветов в цветовом круге с позиций латерализации объясняется преимущественным расположением цветообозначений стимульных цветов в левом полушарии головного мозга и перцептивных в правом. В хроматизме латерализация связана с определенной стереотипией функций левого полушария (С- и М-планы) и функциональной индивидуализацией правого (Ид-план)[cclxxiv].

С категорией настоящего времени безусловно связана и семантика понятия «туман». Как отмечали психологи, монотонность и блеклость серых тонов обыкновенно вызывают ассоциации с дымом, туманом, сыростью[cclxxv]. В толковых словарях приводятся следующие значения для слова туман: непрозрачный воздух, насыщенный водяными парами, а также загрязненный пылью, дымом, копотью и т. п.

Метафорическое определение «туманный» обычно трактуется как неясный, невыразительный, тусклый, непонятный, неопределенный, что полностью совпадает с цветовыми характеристиками как серого цвета[cclxxvi], так и подвыпившего человека с доминантой подсознания. В. И. Даль приводит замечательную русскую поговорку: «Пьяный, хоть в тумане, а все видит Бога». Да и в других культурах существуют подобные выражения: «Все вижу как в тумане», «Вино туманит голову» и т. п.

Так, во Франции серым цветом нередко характеризуют выпившего человека. «У него затемнение рассудка» говорят французы о человеке, который много выпил и называют его «серым». «Этим они хотят сказать, — подчеркивает Р. Л. Руссо[cclxxvii], — что его разум, его сознание (белое) затемнено пьянством».

В России тоже существует поговорка «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». По-видимому, алкоголь-то (как и серый цвет) и освобождает творческое подсознание от догматов и условностей контролирующего его белого сознания.

Вспомним, как сидя за гостеприимным грузинским столом, Борис Пастернак воспевал всеобъемлющую гениальность Тициана Табидзе:

Свой непомерный дар

Едва, как свечку, тепля,

Он — пира перегар

В рассветном сером пепле.