Послесловие

Эта рукопись возникла в основном осенью 1975 года. В нее были добавлены

дневники боев 311 с. д., написанные в 1943 году и глава "Сон" -- 1945 года.

Еще несколько незначительных подробностей в разных местах добавлены позже. В

целом же эти записки -- дитя оттепели шестидесятых годов, когда броня,

стискивавшая наши души, стала давать первые трещины. Эти записки были робким

выражением мыслей и чувств, долго накапливавшихся в моем сознании.

Написанные не для читателя, а для себя, они были некой внутренней

эмиграцией, протестом против господствовавшего тогда и сохранившегося теперь

ура-патриотического изображения войны.

Прочитав рукопись через много лет после ее появления я был поражен

мягкостью изображения военных событий. Ужасы войны в ней сглажены, наиболее

чудовищные эпизоды просто не упомянуты. Многое выглядит гораздо более мирно,

чем в 1941 -- 1945 годах. Сейчас я написал бы эти воспоминания совершенно

иначе, ничем не сдерживая себя, безжалостней и правдивей, то есть, так как

было на самом деле. В 1975 году страх смягчал мое перо. Воспитанный

советской военной дисциплиной, которая за каждое лишнее слово карала

незамедлительно, безжалостно и сурово, я сознательно и несознательно

ограничивал себя. Так, наверное, всегда бывало в прошлом. Сразу после войн

правду писать было нельзя, потом она забывалась, и участники сражений

уходили в небытие. Оставалась одна романтика, и новые поколения начинали все

сначала...

Большинство книг о войне советского времени не выходит за пределы,

определенные "Кратким курсом истории ВКПб". Быть может, поэтому они так

похожи, будто написаны одним автором. Теперь в военно-исторической

литературе заметен поворот к созданию правдивой картины военных лет и даже

намечается некая конфронтация старого и нового. Своими воспоминаниями я

вовсе не стремился включиться в эту борьбу, а просто хотел чуть-чуть

приподнять завесу, скрывающую темную сторону войны и заглянуть туда одним

глазом.

Всесторонний анализ того, что там скрыто, мне не под силу. Для этого

нужен человек, обладающий абсолютным знанием фактов и мощным интеллектом,

профессионал, а не любитель. Человек масштаба Солженицина, ибо война не

менее, а, может быть, более сложна, чем ГУЛАГ.

В этой рукописи я решал всего лишь личные проблемы. Вернувшись с войны

израненный, контуженный и подавленный, я не смог сразу с этим справиться. В

те времена не было понятия "вьетнамский синдром" или "афганский синдром" и

нас не лечили психологи. Каждый спасался, как мог. Один пил водочку, другой,

утратив на войне моральные устои, стал бандитом... Были и такие, кто бил

себя в грудь кулаками и требовал мат матки-правды. Их быстро забирали в

ГУЛАГ для лечения... Сталин хорошо

знал историю и помнил, что Отечественная война 1812 года породила

декабристов...

Я спасался работой и работой, но когда страшные сны не давали мне жить,

пытался отделаться от них, выливая невыносимую сердечную боль на бумагу.

Конечно, мои записки в какой-то мере являются исповедью очень сильно

испугавшегося мальчишки...

Почти три десятилетия я никому не показывал эту рукопись, считая ее

своим личным делом. Недавно неосторожно дал прочесть ее знакомому, и это

была роковая ошибка: рукопись стала жить своей жизнью -- пошла по рукам. Мне

ничего не оставалось делать, как разрешить ее публикацию. И все же я считаю,

что этого не следовало делать: слишком много грязи оказалось на ее

страницах.

Война -- самое грязное и отвратительное явление человеческой

деятельности, поднимающее все низменное из глубины нашего подсознания. На

войне за убийство человека мы получаем награду, а не наказание. Мы можем и

должны безнаказанно разрушать ценности, создаваемые человечеством

столетиями, жечь, резать, взрывать. Война превращает человека в злобное

животное и убивает, убивает...

Самое страшное, что люди не могут жить без войны. Закончив одну, они

тотчас же принимаются готовить следующую. Веками человечество сидело на

пороховой бочке, а теперь пересело на атомную бомбу. Страшно подумать, что

из этого получится. Одно ясно, писать мемуары будет некому...

Между тем, моя рукопись превращается в книгу.

Не судите меня слишком строго...

СПб., 2007