Клубника

(Алекс)

Когда он, наконец, в вертикальном положении, он придвигается ближе и говорит:

– Я думаю, нам нужно еще одно правило.

– Да?

Он вдыхает через нос и говорит:

– Да. Эм... тебе нужен другой шампунь.

Что. За. Черт?

– О чем ты говоришь? – спрашиваю я, вдруг почувствовав дискомфорт.

– Ты все еще пахнешь клубникой, и это разбивает мне сердце, – говорит он, его голос похож на низкое рычание. С этими словами он поворачивается, перекидывая сумку через невероятно широкие плечи, и идет прочь.

Он был в двадцати футах, прежде чем я смогла подумать еще раз. Не обдумывая, без оглядки на последствия, я кричу так громко, как могу:

– Ты не можешь сделать этого! Это нарушение первого правила! Ты слышишь меня, Дилан?

На меня смотрели окружающие. Он махнул через плечо и продолжил идти.

Ублюдок.

Я собрала свою сумку и повернулась, чтобы идти в другом направлении, обратно в общежитие. О Боже, я была не в порядке. Из-за его невероятно синих глаз, из-за того, что пока он был в армии, его руки и грудь стали…мускулистее. От него пахло так же, как и всегда, и быть рядом с ним было невозможно. Иногда, когда он был близок ко мне, я не могла даже дышать. Как, черт возьми, я должна была придерживаться профессионализма, когда он пробуждал каждый нерв в моем теле?

Почему он сказал это?

Я до сих пор помню. Я вспомнила, как он говорил со мной в самолете миллион лет назад во время нашей игры в вопросы и ответы, он спросил меня тогда: «Почему от тебя пахнет клубникой?»

Черт.

Мы даже толком не знали друг друга. В Израиле я была совсем другим человеком. Я была свободной. Дома и здесь, в колледже, я была... ну, я была стервой. Я стремилась к успеху в учебе. Я училась как обезумевшая. У меня не было места для сумасшедших ощущений и эмоций, которые я испытывала во время нашей поездки.

Пока я шла, я вспоминала. Его запах. Его прикосновения.

Через три дня после прибытия в Израиль, мы не отправились к первой принимающей семье в Рамат Гане, пригороде Тель-Авива. Так или иначе, из-за глупой путаницы получилось, что я была единственной студенткой, которую назначили в мужскую семью. Эриэл был гигантским шаром из гормонов и тестостерона, гипермужественный придурок, который был абсолютно уверен, что он переспит со мной на десятый день моего отдыха в его доме. В конце дня я была истощена, парируя его ухаживания, и пошла к нашему консультанту. Слава Богу, она перевела меня в другую семью. В ту ночь наши семьи устроили вечеринку для всех нас.

Я помню, как смотрела на Дилана на вечеринке. Все пили. Некоторые, как я, пили по минимуму, но некоторые, как Рами, хозяева вечеринки, напивались.

Все, кроме Дилана. Ночь он провел, попивая колу и отдыхая в углу. В какой-то момент он достал гитару и сыграл несколько песен, с ним было несколько пьяных учеников, подпевающих ему. Я смотрела и улыбалась, думая про себя о том, какие у него были красивые глаза. Когда он играл на гитаре, то поджимал губы, или иногда закрывал глаза. Он продолжал смотреть на меня.

Позже, в ту самую ночь, он подошел и спросил:

– Мы можем минутку поговорить?

Я немного смутилась. О. Боже. Что это было? Он собирался пригласить меня? Я хотела этого. Мы дошли до комнаты Рами, расположенной в дальней части квартиры, и сели рядом друг с другом на кровати.

– Послушай, – сказал он. – Я знаю, что мы будем здесь несколько недель. И все. Может ничего не выгорит. Но…я очень увлекся тобой. Я хочу знать, если ты испытываешь то же самое.

Я дышала неглубокими вдохами. Я не могла поверить, что это происходит. Наконец, я кивнула.

– Да, я испытываю то же самое, – ответила я.

– Может… может, мы просто посмотрим, что из этого выйдет?

Я улыбнулась.

– Хорошо, – сказала я.

Два последних года были бы менее болезненными, если бы я сказала ему тогда, чтобы он катился к чертям. Но, возможно, я была маленькой любительницей книг, и у меня не было жизни, потому что я влюбилась в него. Словно я упала с обрыва. И до сих пор не восстановилась.

Когда позже мы встретились с Келли, она ахнула, когда я рассказала ей то, что он сказал.

– Он сказал что?

Я вздохнула.

– Он сказал, что хочет, чтобы я сменила шампунь. Потому что запах клубники разбивает его сердце.

Она смотрит на меня, широко раскрыв глаза, и говорит:

– Это так романтично.

– О, Боже, Келли, это вообще не помогает!

Она кивает.

– Знаю.

– Я думала, что ты ненавидишь его.

– Только потому, что он сделал тебе больно. Но очевидно, что у тебя к нему чувства. Возможно, тебе просто нужно наброситься на него и избавиться от мыслей о нем.

– Достаточно! Единственное, что я собираюсь с ним сделать – это пережить год работы на Форрестера. Он сделал мне больно, Келли. Больше, чем я могла себе представить.

– Я знаю, – говорит она тихо. – Но может для этого была причина. Я имею в виду. Я просто говорю, что это возможно.

– Нет. Это абсолютно невозможно. Я и Дилан? Ни за что.

Она вздыхает и откидывается на спинку кровати.

– В любом случае, что с Джошем? – спрашиваю я, пытаясь сменить тему.

Она пожала плечами.

– Он до сих пор такой козел.

– Шокирующе, – отвечаю я.

– Я была слишком прилипчивой? Я не понимаю этого.

– Нет, – говорю я. – Было время в прошлом году, когда вас двоих нельзя было разлучить даже при помощи «Челюстей жизни»[11]. Должно быть другое объяснение.

– О, Боже. Ты же не думаешь, что он обманывал меня, пока мы встречались?

Я качаю головой.

– Я уверена, что это не так. Может, ему просто… Я не знаю. Страшно?

Келли хмурится.

– Чего ему бояться?

Я засмеялась грустным смехом.

– Может, он боится, что его сердце разобьют? Такое случается.

Она смотрит мне в глаза.

– Возможно.