Синтагма в освещении В.В. Виноградова

Наглядно представлена пестрота мнений о синтагме (включая и мысли автора) в обзорной статье академика В.В Виноградова «Понятие синтагмы в синтаксисе русского языка (Критический обзор теорий и задачи синтагматического изучения русского языка)»[28]. Уместно обратить внимание на то, что уже само название статьи свидетельствует, что автор по традиции, идущей ещё от Ф. де Соссюра, относит синтагму к системе языка, а не к сфере речи.Виноградов определяет её в соответствии с мнением Соссюра как двучленную структуру, образуемую соединением двух и более знаменательных слов, связанных между собой подчинительной связью.

Но если “ двух и более ”, то признак обязательной двучленности структуры становится не более чем декларативным. Ведь членами синтагмы являются слова, и речь идёт о членах синтагмы, а не об отношениях между ними. Выходит, не каждое знаменательное слово в структуре синтагмы является её компонентом. Синтагма не просто структура, это речевая единица. Определяется она Виноградовым как двучленная, но тут же о ней говорится, как о многочленной. Никаких пояснений по этому поводу автор не даёт. В его толковании синтагмы отразилось смешение не только сфер языка и речи, но и понятий синтагма и словосочетание. Чётких и убедительных границ между ними мы у него не найдём. Синтагма, по мнению Виноградова, не имеет признака интонации (?), хотя, как известно, любая знаменательная единица при её произношении обязательно характеризуется интонацией и ударением. Что же касается речевых единиц, то каждой из них, даже минимальной, исходной, присуща интонация. Странно, что существует речевая единица, у которой её нет. Если интонации нет у минимальной речевой структуры, откуда она берётся при сочетании структур, не имеющих интонации? Однако если интонация характерна для речи вообще как обязательный её атрибут, то она присуща любой, в том числе и предельно минимальной, исходной речевой единице. Всё, что произносится, интерпретируется конкретной интонацией. Другое дело, что она может быть качественно разной, что естественно. Например, даже служебное слово в диалоге может выполнять функцию предложения. А значит, у него должна быть соответствующая интонация. Обратите, например, внимание на интонацию реплики в приводимом ранее речевом фрагменте:

– Тебе позвонить до перерыва или после него? – После.

Здесь не просто интонация синтагмы, а интонация фразы (в устной речи) и интонация самостоятельного предложения (в письменной. Так что синтагма характеризуется формой, содержанием и интонацией, которая взаимосвязывает форму и содержание. Сведение синтагмы как речевой единицы только к бинарным структурам, основанным на подчинительной связи, неизбежно приводит в тупик и самого автора, и его читателя, потому что в данном случае так и остаются неясными сущность синтагмы, её грамматические признаки, сфера функционирования и функции. Вызывают также сомнения мысли автора, ограничивающие синтагму рамками подчинительной связи.

В.В. Виноградов ничего не говорит о том, чем различаются словосочетание в его интерпретации и синтагма, что было бы естественно и уместно после его утверждения, что “словосочетание и синтагма могут не совпадать по объёму и по функциональному употреблению”. Если они “ могут не совпадать”, то выходит, что могут и совпадать – и по объёму, и по функции. Но иллюстраций таких совпадений и несовпадений у него нет, поэтому его высказывание остаётся декларативным. Следует отметить, что словосочетание и синтагма вообще относятся к разным сферам: первая – к языку, вторая – к речи, – у них разные признаки, в том числе и несоотносительные. У них совершенно разные функции. В.В. Виноградов упрекает Л.В. Щербу в том, что, дескать, им “не описаны разные типы синтагм в синтаксической системе русского языка” (с. 114). Однако в “синтаксической системе русского языка”, как, впрочем, и любого другого, синтагм нет. Это лингвистические реалии речи, а не языка. Нельзя описать то, чего в языке нет. Л.В. Щерба высказался предельно ясно: для него синтагма – категория речевой деятельности. Но Виноградов настойчиво объединяет язык и синтагму, что подтверждается, например, следующей его цитатой: “…дело было не только в неисследованности синтагматического строя русского языка…” (с. 114). Он и говорит о “синтагматическом строе языка”, тогда как возможен только синтагматический строй речи. Смешение языковых и речевых единиц – это проявление смешения языка и речи. Когда в теории говорят о необходимости разграничения сфер языка и речи – это декларативная, теоретическая истина, а когда на практике смешивают единицы языка и речи – это уже реальный, фактический просчёт. Эти несоответствия несколько позже проявились у некоторых учеников Виноградова. Например, Н.Н. Прокопович, говоря о словосочетании, тут же после данного термина каждый раз в скобках уточнял: “синтагма”, а говоря о синтагме, в скобках помещал термин “словосочетание”, т.е. пользовался ими как абсолютными синонимами, не различая обозначаемых ими лингвистических реалий.[29]

Понятия синтагма, синтагматическая структура приложимы к речи, к тексту – к той сфере, в которой, собственно, и существует синтагма. Синтагматическая структура (или синтагматический строй) – это то, что в результате творческого индивидуального использования средств языка создаётся субъектом речи (автором) при передаче конкретного содержания (информации), что выливается в конкретное сообщение в устной речи или в конкретный текст – в письменной. Этот текст читатель должен расшифровать, чтобы осознать и адекватно понять его содержание. У каждого текста своя синтагматическая структура, которая определена его автором. Синтагматическому членению текста способствуют деление его на абзацы, указание границ между предложениями, представляющими его мысли, выделение предложений по цели высказывания – повествовательные, вопросительные, побудительные, – что оформляется соответствующими знаками препинания. Ему способствуют пунктуация предложений, раздельное написание слов, грамматико-смысловые их сочетания и другие графические, лексические и грамматические средства.

Таким образом, В.В. Виноградов в своей статье представил сведения об истории изучения синтагмы, хотя при этом не всегда адекватно отражал мнение того или иного исследователя, например Л.В. Щербы, – не все его оценки и выводы относительно мыслей Щербы о синтагме можно разделить.