2015-10-16
430
Т р и г е й. Да из Софокла вдруг он Симонидом стал.
Гермес. Как Симонидом?
Т р и г е й. Старец и дряхлец, пошел
Он за наживой в море на соломинке.
(«Мир», ст. 697–699; пер. Адр. Пиотровского)
п·15 «Вавилоняне» – утраченная комедия Аристофана. Примеры диминути‑вов легко найти и в его дошедших комедиях («серебришко» – «Птицы», ст. 1622, «плащишко» – «Лисистрата», ст. 470, «судишко» – «Осы», ст. 803, и др.).
гал, что рвение их будет целесовершительно»; он же «убедительность речей» объявил «целесовершительной», а «настил моря» – «темноцветным». Все эти <слова> представляются поэтическими из‑за своей двусоставности.
2 <Необычные слова.> Итак, одна причина <вычурности> такова, другая же – пользование необычными словами, как Ли‑кофрон <называет> Ксеркса «дивьим мужем», и Скирон <У него> «муж‑лиходей», и κέικ Алкидамант <говорит> об «игралищах поэзии» и о «природной продерзости», и о том, кто «воспламенен беспримесной яростью помыслов».
3 Злоупотребление эпитетами.> Третье – пользование пространными, или неуместными, или частыми эпитетами. В поэзии можно назвать молоко «белым», но в прозе такие <эпитеты> либо не совсем уместны, либо, если их чересчур много, они выдают с головой и выставляют на вид – что это поэзия. Однако ими должно пользоваться: это разнообразит привычное и
111,1 «Вычурность» – буквально «холодность»; в обиходе античной риторической критики этим термином обозначалось неестественное, натужное, тяжеловесное велеречие. – Ликофрон – ритор эпохи софистов (не смешивать с поэтом Ликофроном!): вероятно, приводимые Аристотелем выражения взяты из его панегирика в честь Афин. – Алкидамант – софист IV в., ученик Горгия. – Двукорневые и многокорневые существительные и прилагательные в нашем языке обычно относятся к «интеллектуальной» (философской, научной, политической) лексике, а потому воспринимаются как «прозаизмы» («самосознание», «закономерность», «народнохозяйственный»). Для грека это был прежде всего поэтический пласт речи. Некоторую возможность пережить греческий опыт нам дает знакомство с игрой двукорневых слов в старославянских «витийственных» текстах, а также, напр., в переводе «Илиады», выполненном Н. Гнедичем.
111,3 «Белое» молоко – постоянный эпитет в поэмах Гомера (напр., в «Илиаде», песнь IV, ст. 434). – «Не “школа Муз”, но “природная школа Муз”» – интерпретация и даже текстология этой цитаты из Алкидаманта сомнительны. – Дифирамб – жанр хоровой лирической поэзии, связанный изначально с культом Диониса; выделялся изысканностью лексики, бурной экстатичностью интонаций, причудливостью построения («лирический беспорядок», перешедший в классицистическую оду) и общей выспренностью. – «Как сказано выше» – см. гл. I, 9.
делает слог неожиданным. Но следует держаться умеренности, ибо <чрезмерность> наделает больше зла, чем необработанность речи: второе не очень хорошо, но первое худо. Потому и сочинения Алкидаманта представляются вычурными: он употребляет эпитеты не на приправу, но в еду, до такой степени они у него обильны, пространны и заметны – не «пот», но «влажный пот»; не «на Истмийские игры», но «на всенародные торжества Истмийских игр»; не «законы», но «градовластительные законы»; не «порывом», но «порывистым устремлением души»; не «школа Муз», но «природная школа Муз»; и «хмурая забота души»; и «содетель» не «одобрения», но «всенародного одобрения»; и «попечитель о наслаждении слушателей»; и не «в ветвях» укрыв, но «в ветвях леса»: и не «тело» одевши, но «телесный стыд»; и «вожделение», которое «подобнообразно душе» – что есть одновременно и двукорневое слово, и эпитет, так что прямо получается поэзия; и еще в том же роде – «чудовищный преизбыток порочности». Отсюда те, кто изъясняются поэтически, из‑за этой неуместности становятся смешны и вычурны, а из‑за многословия – и невразумительны: ведь если <говорящий> досаждает <многословием> тому, кто уже понял, он затемняет ясное. Люди прибегают к двукорневым словам, когда для понятия не существует имени и когда слово легко составить, как, например, «времяпрепровождение»; но 1406b если <их> много, это совершенно в поэтическом роде. Поэтому двукорневые слова чрезвычайно полезны для сочинителей дифирамбов, которые стремятся к звучности; а необычные слова – для эпических поэтов, ибо <в них есть> торжественность и дерзновенность; а метафора – для ямбов, которыми, как сказано выше, ныне пользуются трагические поэты.
4 <Метафоры.> В‑четвертых, вычурность бывает от метафор. Есть ведь и неуместные метафоры, одни по своей смехотворности – ведь и комедиографы пользуются метафорами, – другие же по излишней торжественности и трагичности. Есть и неясные, если <взяты> издалека, как у Горгия: «дела зелены и в соку»; «ты же посеял постыдный посев и пожал злую жатву», – ведь это не в меру поэтично. И κέικ Алкидамант <называет> философию «крепостью закона», а «Одиссею» «прекрасным зерцалом жизни человеческой», и <говорит>: «не предлагая поэзии никакого подобного игралища». Ведь все это неубедительно по вышеназванной <причине>. И Горгиево <слово> к ласточке, когда <та>, пролетая над ним, сбросила помет, есть наилучший трагический <слог> – ведь он сказал: «стыдно, о Филомела». В самом деле, птице, если она <это> сделает, не стыдно, а девице стыдно. Он ловко ее попрекнул, назвав тем, что она была, а не тем, что она есть.
1 <Сравнения.> IV. И сравнение (είκών) – <своего рода> метафора; они различаются незначительно. Ведь если <кто> скажет
об Ахилле («Илиада», XX, 164):
Словно лев, выступал...–
это сравнение, а если «лев выступал» – метафора; поскольку
2 оба храбры, он перенес бы на Ахилла наименование льва. Сравнение полезно и в прозе, но изредка, ибо оно поэтично. Их следует употреблять так же, как метафоры; ведь они и суть
3 метафоры с оговоренным выше различием. Сравнения – это как Андротион сказал про Идриэя, что тот похож на спущенных с цепи собачек; как те кусают любого встречного, так же крут и освобожденный от уз Идриэй. И как Феодамант уподобляет Архидама Евксену, не обученному геометрии, по уравнению: и Евксен будет Архидам со знанием геометрии. И в «Государстве» Платона: что оскорбители трупов подобны собачонкам, которые кусают <брошенные в них> камни и не трогают
111,4 «Крепостью законов» – по другому толкованию, «крепостью против закона»; «угрозой законам» (έπιτείχισμα чаще означает крепость на вражеской территории). Метафоре «поэзия – зеркало» предстояло стать общим местом (вплоть до современной метафорики «отражения» применительно к литературе), но во времена Аристотеля она была еще чересчур оригинальной. – Филомела и Прокна – героини античного мифа, превращенные богами после страшных приключений соответственно в ласточку и соловья; Горгий и Фукидид исходили из того, что Филомела стала ласточкой, а Прокна – соловьем, но позднейшая европейская традиция связала имя Филомелы с образом соловья.
IVtl Цитата из Гомера не вполне точна.
бросившего. И <сравнение> относительно народа, что он подобен мощному, но глуховатому начальнику корабля. И другое, о стихах поэтов, что они похожи на цветущие юностью <лица> без <настоящей> красоты: как те, отцветая, так и эти, лиша‑1407а ясь размера, становятся неузнаваемы. И <сказанное> Периклом о самосцах, что они похожи на детей, которые берут свой кусочек, а всё плачут. И о беотийцах, что они подобны дубам: как дубы бывают повалены один другим, так и беотийцы, воюющие между собой. И Демосфеново <сравнение> народа с мающимися морской болезнью на корабле. И то, как Демократ уподобил риторов нянькам, которые сами выпивают лакомство, а младенцев мажут по губам слюной. И как Антисфен сравнил Кефисодота Тонкого с ладаном, который доставляет удовольствие своим исчезновением. Все это можно высказать и в качестве сравнений, и в качестве метафор, так что <оборо‑ты>, одобренные как метафоры, очевидно, будут и сравнения‑4 ми, а сравнения, лишась <одного только> слова <«как»> – метафорами. При этом метафора «от соответствия» (έκ του άνάλογον) должна допускать поворот применительно к любому
из обоих однородных <предметов>: так, если кубок – «щит Диониса», значит, и щит удобно назвать «кубком Ареса».
1 <Чистота речи и ее условия. 1. Правильное употребление частиц и союзов.> V. Итак, вот из чего слагается речь. Для слога цачало (άρχή) – чистота эллинской речи (τό έλληνίζειν), а это зависит от пяти вещей. Во‑первых, от связующих частиц (έν τοΐς συνδεσμοΐς), ставят ли их в естественной очередности предшествования и следования, чего некоторые <из них> требуют: так, μέν требует δέ и έγώμέν – ό δέ. Притом следует, чтобы аподосис появлялся, пока <протасис> еще свеж в памяти, а не был отделен длинным промежутком, и чтобы лрежде необходимого по <синтаксической> связи предложения не вводилось другое; это редко выходит складно. «Я же, когда он мне сказал, потому что Клеон приходил с просьбами и требованиями, отправился, прихватив их». Здесь прежде того, чему предстоит стать аподосисом, вставлено много <слов>. И вот, если промежуток до <слова> «отправился» стан«3" "°лик, <фраза> неясна.
3 <2. Употребление точных обозначение Итак, первое – хорошо <строить синтаксическук» связь, а второе – выражать <все> собственными обозначениями, а не в общих <словах>.
,ν'4 Обратимость метафоры рассматривается также в «Поэтике», гл. XXI, 6. Для нее необходимо, чтобы оба предмета были «однородными», т.е. попадали в одну логическую категорию и рассматривались в соотнесении с ней: так, «кубок» и «щит» попадают в категорию «характерный атрибут божества» (соответственно Диониса и Ареса). Возникает «уравнение»: как кубок относится к Дионису, так щит относится к Аресу. «Кубком Ареса» назвал щит лирический поэт Тимофей в одном из своих дифирамбов; эта метафора неоднократно пародировалась.
v,‘ Аристотель систематически смешивает два требования, по‑видимому, в его время еще не различавшиеся: «пуристическое» требование чистоты «истинноэллинской» речи и утилитарно‑логическое требование ясности. Перевод этого места наталкивался на трудности: ключевой термин «σύνδεσμός» означает одновременно 1) факт синтаксической связи, 2) выявляющий эту связь союз или соединительную частицу вроде μέν или δέ, 3) охваченное этой связью простое предложение (главное, подчиненное или вводное), которое входит в состав сложного предложения, и 4) отдельное слово, попадающее в поле действия синтаксической связи.
4 <3. Исключение двусмысленности.> Третье – без двусмысленности! Но это <в том случае>, если добровольно не выбрано противоположное; именно так поступают те, кому нечего сказать, но кто делает вид, будто говорит нечто: и говорят они это в стихах, как, например, Эмпедокл. Многословием околичности морочат голову, и со слушателями творится то же самое, что с народом у гадателей, когда он согласно кивает в ответ их двусмысленным изречениям:
Крез, Галис перешед, расточит великое царство.
Потому и гадатели изъясняются родовыми обозначениями, что в общем меньше <возможности для> ошибки. Ведь при игре в чет и нечет скорее попадешь в точку, сказав «чет» или «нечет», нежели назвав число; потому же сскорее угадаешь>, что <не‑что вообще> будет, нежели срок, и потому прорицатели не обозначают срока. Все это похоже одно на другое, и если не иметь в виду вышеназванной цели, такого следует избегать.
5 <4. Соблюдение грамматического рода.> Четвертое – роды имен, как их разделил Протагор: мужской, женский, средний. Нужно и это соблюдать правильно: «она же, пришедшая и переговорившая, отошла».
6 <5. Соблюдение грамматического числа.> Пятое <состоит> в правильном обозначении множественного и единственного числа: «они же, пришедшие, побили меня».
v'4 Примечательно уничтожающее суждение о великом мастере философской поэзии Эмпедокле. В «Поэтике», 1,11 Аристотель отказывает Эмпедоклу в праве называться поэтом. Диоген Лаэрций в своей биографии Аристотеля приписывает философу, напротив, высокое мнение о «гомеровском характере», «мощи слова» Эмпедокла (VIII, 57). – Изречение, цитируемое Аристотелем, было, согласно рассказу Геродота, дано лидийскому царю Крезу в Дельфах; поверив оракулу и перейдя реку Галис, т.е. границу персидских владений, Крез «расточил великое царство» – свое собственное.
v’5 Протагор – знаменитый софист V в. до н. э. Софисты положили начало грамматической теории.
v’6 Цитата из Гераклита, данная без пунктуации.
<Удобочитаемоеть.> Вообще же написанное должно быть легко для прочтения и для произнесения, что одно и то же. Этого нет ни при обилии вводных предложений, ни там, где нелегко расставить знаки препинания, как у Гераклита. Ведь у Гераклита расставить знаки препинания – великий труд, потому что не ясно, что к чему относится, к последующему или к предыдущему, как, например, в начале его сочинения; ведь он говорит: «к логосу сущёму вечно непонятливы люди», – и неясно, к чему
7 отнести при расстановке знаков препинания слово «вечно». Далее, солецизм получается от утраты соответствия, если с двумя <словами> соединяется третье, которое подходит только к одному из них. Например, «звук» и «цвет»; «увидев» не подходит к обоим, а «уловив» – подходит.
Неясно <будет и в том случае>, если ты, намереваясь многое вставить в середине, не договоришь начала, как например: «я намеревался, переговорив с ним о том‑то и том‑то, и таким‑то образом, и прочая, отправиться», вместо: «я намеревался отправиться, переговорив с ним, и тогда случилось то‑то и то‑то и таким‑то образом».
1 Торжественность слога.> VI. Торжественности слога способствует следующее. <Во‑первых>, употреблять описание (λόγος) вместо имени, как‑то: не «круг», но «плоскость, <граница> которой равно удалена от центра». Краткости же <способству‑
2 ет> обратное – имя вместо описания. И если <есть> что‑ни‑будь безобразное или непристойное: если безобразное в описании – <надо> употребить имя, если же в имени – описание.
3 <Во‑вторых>, изъясняться метафорами и эпитетами, но осте‑
4 регаясь поэтичности. <В‑третьих>, делать из единственного числа множественное, как поступают поэты; когда гавань одна, они все равно говорят:
ν'7 Солецизм – погрешность против правильности языка.
VI·4 «К ахейским устремляясь гаваням» – цитата из неизвестного (трагического?) поэта. – «Таблички складни вижу многосложные» – Еврипид, «Ифиге‑ния в Тавриде», ст. 727. «Таблица» письма, о которой идет речь, представляет собой складень, но, конечно, не «складни».
...К ахейским устремляясь гаваням.
И еще:
Таблички складни вижу многосложные.
5 <В‑четвертых>, не соединять <два имени в одном падеже одним артиклем>, но каждому <слову придавать> свой <ар‑тикль> – «τής γυναικός της ήμετέρας»; если же <нужно> кратко,
6 тогда напротив – «τής ήμετέρας γυναικός». И <в‑пятых>, употреблять в речи союзы; если же кратко, то <обходиться> без союзов, хотя не без связи. Например: <или> «придя и сказав»,
7 <или> «придя, я сказал». <В‑шестых>, полезен также <при‑ем> Антимаха – описывать через отрицания, как последний делает по отношению к Тевмессу:
Малый холм, овеваем ветрами...
Ведь это можно распространять до бесконечности, применяя и к хорошим, и к дурным <свойствам>, которые у <данного пред‑мета> отсутствуют, в каждом случае сообразно с тем, что полезно. Отсюда поэты почерпывают также имена – «бесструнный» и «безлирный» напев; ведь они же черпают из отрицания. Это пригодно и для метафор, называемых «по соответствию», например, если назвать трубу – «безлирный напев».
1 <Уместность.> VII. Слог будет уместен, если выразит собою страсть и характер (εάν ή παθητική τε και ήθική) и будет соответст‑
2 вовать предмету (τοΐς ύποκειμένοις πράγμασιν). Соответствие бывает, если о вещах важных не говорится как попало, а об обыден‑
v1,7 Антимах Кларосский – эпический поэт V–IV вв. до н. э., автор поэмы ♦Фиваида». Поскольку в цитате вовсе не присутствует прием, о котором идет речь (описание предмета через перечисление свойств, которых у него нет), следует полагать, что Аристотель просто указывает первые слова длинного пассажа, который был у всех в памяти. То же самое делает Страбон, упоминая отрывок из Антимаха и приводя его начало в своем описании Беотии (кн. IX, гл. 2).
VI1·2 Клеофонт – по‑видимому, трагический поэт, упоминаемый в «Поэтике» (гл. II и XXII) и в византийском словаре «Суда».
ных – торжественно, и когда к обыденному имени не прибавляется украшение; в противном случае <все> представляется комедией, как у Клеофонта, – ведь он говорит кое‑что подобно тому, как если бы сказал: «досточтимая смоква». Страсть выра‑
3 жается, если предмет – обида, слогом рассерженного; если нечестивые и срамные дела – <слогом> негодующего и страшащегося выговорить; если похвальные <предметы> – <надо го‑
4 ворить> восхищенно, если жалостные – униженно, и так в каждом деле. Подобающий слог прибавляет убедительности самому делу; душа дается в обман, заключая, что говорящий правдив, потому что при таких обстоятельствах <каждый> будет испытывать то же самое; потому люди думают, что дело обстоит так, что бы ни было на самом деле, и слушатель всегда сочувствует (συνομοιοπαθεΐ) говорящему со страстью, даже если тот не говорит ничего <дельного>. Потому многие <ораторы>
5 шумом доводят слушателей до исступления.
6 Обнаружение дела посредством знаков также выявляет характер (ήθιχη δέ αΰτή έκ των σημείων δεΐξις), коль скоро оно соответ‑
VII'S «Если жалостные – униженно». – Античная практика судопроизводства допускала попытки разжалобить судей; Сократ навлек на себя неудовольствие и смертный приговор тем, что отказался от таких попыток.
VIM «Душа дается в обман» – Аристотель не раз называет риторическое внушение «обманом». На этот раз он хочет сказать, что иллюзия естественной, непроизвольной эмоциональной реакции принуждает слушателя принимать на веру реальность обстоятельств, якобы вызвавших эту реакцию. – «Что бы ни было на самом деле» – возможно, интерполяция.
VI1’6 «Обнаружение дела посредством знаков...» – не вполне ясное место, по‑разному понимаемое различными комментаторами и переводчиками. – «Состояние» (έξις) – один из центральных терминов Аристотелевой этики и психологии; имеется в виду устойчивое (в отличие от страсти – πάθος) расположение души, моральное предрасположение к ряду поступков, в своей единообразной совокупности образующих «образ жизни» (βίος – этически оцениваемая и характерологически определяемая жизнь, в отличие от физиологической жизни – ζωή; византийский лексикон XII в. расшифровывает слово «βίος» как «είδος ζωής» (т. е. именно «образ жизни»). Категории «έξις» и «βίος» соотнесены с категорией «ήθος» («характер»).
ствует каждому роду и состоянию <людей>. Говоря «род», я имею в виду <разницу> в возрасте, как‑то: между мальчиком, мужем и старцем, и <разницу> между лакедемонянином и фессалийцем; <говоря> «состояния», – то, сообразно чему чья‑либо жизнь имеет такой, <а не иной> образ; ибо не каждое
7 состояние дает такой образ жизни. Потому если кто будет говорить слова, сообразные состоянию, он представит характер (то ήθος); ибо человек образованный будет говорить не то и не так, как деревенщина.
На слушателей действует и то, чем до отвращения часто пользуются сочинители речей (οί λογογράφοι): «Кто же этого не знает?», «Все знают!» Слушатель в смущении соглашается, чтобы разделить суждение «всех остальных».
1408Ь8 Все эти виды в равной степени могут быть употреблены кстати
9 и некстати. Лекарство против любого нарушения меры общеизвестно: следует самому укорить себя, – представляется, что <говоримое> правдиво, коль скоро говорящий отдает отчет в
10 том, что делает. Далее, не следует применять все эти соответствия (το άνάλογον) сразу, дабы ввести слушателя в обман. Я хочу сказать, что если слова жестки <по звучании», не надо <про‑износить их жестким> голосом, с <жестким> выражением лица и прочим в том же роде; в противном случае обнаружится, что каждое из этих средств <искусственно>. Если же одно есть, а другого нет, <расчет> останется скрытым. Впрочем, если мягкие <слова> выговариваются жестким <голосом>, а жесткие мягким, это неубедительно.
11 Что до имен двукорневых, до изобильных эпитетов и чуждых слов, они наилучше подходят говорящему со страстью; разгневанному простительно назвать беду «безмерной, как небо» или «чудовищной». И еще Ото допустимо, когда <оратор> уже
ν|1'7 «Говорить слова, сообразные состоянию» – так называемая этопея. Мастером имитировать речь, присущую тому или иному человеческому типу, был Лисий. – «Сочинители речей» – в афинском суде каждый должен был говорить за себя сам, не прибегая к помощи адвоката, но можно было заказать свою речь профессиональному сочинителю и затем разучить наизусть.
овладел своими слушателями и влил в них неистовство похвалами или порицаниями, выражениями гнева или выражениями любви, как это делает Исократ под конец своего «Панегирика»: «слава и молва» и «те, кто дерзнули». Люди говорят такое, впав в неистовство, а потому, разумеется, принимают это, находясь в сходном состоянии. Для поэзии это пригодно, ибо поэзия – дело неистовства. <Можно применить такой язык> либо подобным образом, либо с иронией, как делал Горгий или каковы примеры этого в «Федре».
1 <Ритм.> VIII. Облик слога (τό σχήμα τής λεξεως) не должен быть ни метрическим, ни лишенным ритма. Первое неубедительно, ибо представляется искусственным, и притом отвлекает, ибо заставляет следить за возвращениями одних и тех же <повыше‑ний и понижений>. Это как дети подхватывают вопрос глашатаев: «кого изберет покровителем отпускаемый на волю?» –
2 «Клеона!» С другой стороны, то, что лишено ритма, лишено предела, а предел нужно внести, хотя и не при посредстве метра, ибо все, лишенное предела, неприятно и невразумительно. Получает же все предел от числа; но по отношению к облику слога число – это ритм, подразделения которого суть метры.
3 Поэтому надо, чтобы речь имела ритм, но не имела метра; ведь <иначе> это будут стихи. Ритм же не должен быть точным; это получится, если он будет <доведен> не далее <определенной меры>.
VII>11 «Неистовство» – Аристотель употребляет формы от глагола ενθουσιάζω, восходящего к прилагательному ενθεος «имеющий внутри себя бога», «обуреваемый», «обуянный», «одержимый» (семантика древних оргий, на которых человек «выходил из себя» в буквальном значении этих слов, чтобы говорить и действовать от лица «вселившегося» в него бога). Восторг исступленного самозабвения как предпосылка поэтического творчества – тема рассуждений Демокрита (по свидетельству Цицерона, «Демокрит утверждает, что никто не может быть великим поэтом, не впадая в безумие») и Платона (диалог «Ион»). – «Как это делает Исократ под конец своего “Панегирика”» – § 186; § 97. – «Каковы примеры этого в “Федре”» – имеются в виду такие места диалога Платона, как 231D или 241Е.
VIIU «Клеона» – неясно, какой носитель этого имени (знаменитый демагог V в. до н. э.?) имеется в виду.
4 Из ритмов героический важен и удален от гармонии разговорной речи (λεκτικής αρμονίας), между тем как ямб и есть обиходный слог, почему из всех метров говорящие чаще всего произносят ямбические <стопы>. Но следует иногда быть торжест‑
1409а венности и восторгу (έκστησαι). Трохей чересчур близок <так‑ту> кордака; на тетраметрах это очевидно: ведь тетраметры – скачущий ритм. Остается пэан, которым <риторы> пользовались со времени Фрасимаха, но не могли сказать, что же это такое. А пэан – это третий <ритм>, примыкающий к вышеназванным: он – как три к двум, а из тех второй – один к одному, а первый – два к одному. Посредствующее между этими двумя отношениями будет полтора к одному – а это и есть
5 пэан. Прочие <ритмы> можно миновать как по упомянутой причине, так и потому, что они метричны (μετρικοί); пэан же следует принять, так как среди перечисленных ритмов он один
Уш·2 «Что лишено ритма, лишено предела, а предел нужно внести <...> ибо все, лишенное предела, неприятно и невразумительно» – это рассуждение Аристотеля чрезвычайно характерно для античной эстетики в целом. Еще пифагорейцы оценивали «предел» как благо, а «беспредельность» как зло. «Предел» тождествен с оформленностью, с законченностью, завершенностью образа в самом себе, и он есть условие интеллектуального наслаждения, получаемого от четкой обозримости образа, от возможности схватить, охватить его познающим созерцанием, т.е. от его «вразумительности». Напротив, «беспредельность» уничтожает условия для всего этого; она «неприятна», ибо не радует замкнутым образом, и «невразумительна», ибо необозрима. Ритм нужен именно для того, чтобы наперед наметить, задать, предуказать тексту его предел, искоренить возможность в принципе бесконечного прибавления новых и новых объемов.
νιιι,4 «Героический» – гексаметр. – «Говорящие чаще всего произносят ямбические <стопы>» – эта мысль высказывается в «Риторике, III, 1, 9, и в «Поэтике», XXII, 19. – «Восторгу» – Аристотель употребляет более сильное слово, означающее состояния экстаза и умоисступления, но, как отмечают комментаторы, смягчает его смысл. – «Кордак» – бурная и грубая пляска, отличавшаяся резким ритмом и непристойными телодвижениями. – Фрасимах Халкидонский – см. выше прим. к I, 7.
1/111,5 «Метричны» – т. е. метрическая природа выявлена отчетливо и не может укрыться от уха.
не являет собой метра и потому в наибольшей степени скрыт. Нынче одним и тем же пэаном пользуются и в начале, и в конце <фразы, периода и т. д.>; нужно, однако, чтобы конец был
6 отличен от начала. Есть два пзана, противоположные один другому, из которых один подходит для начала, соответственно чему и бывает употребляем: это тот, у которого в начале долгий <слог>, а затем три кратких:
Линией ли, Делосом ли выпестован... –
и еще:
Золото кудрей твоих, о Зевсов сын...
Противоположен этому другой, у которого в начале три кратких, а в конце – долгий:
Омрачена и Океана широта...
Это образует завершение: потому что краткий слог по своей неполноте образует обрубок. Нет, надо кончать долгим <сло‑гом>, и конец должен быть ясен не благодаря писцу и помете, но из самого ритма.
7 Итак, мы сказали о том, что слог должен быть благоритмичным (εύρυθμον), а не лишенным ритма, и о том, какие ритмы и при каких условиях делают <его> благоритмичным.
1 <Слог нанизывающий и слог сплетенный.> IX. По необходимости слог может быть либо нанизывающим (ειρομένην) и непрерывным благодаря союзам, каковы зачины дифирамбов, или сплетенным (κατεστραμμένην) и подобным сстрофам и> антистро‑
