Все ближе

– Скорее, горизонт чист. – Бобби потянула Кейна из тайного лестничного прохода в направлении Дома Бронте. Бобби подумала о том, как большинство девушек Пайпер Холла находились сейчас у себя дома и лакомились домашней едой, сидя перед настоящими каминами и широкоэкранными телевизорами.

Они не останавливались, пока не оказались в безопасности комнаты. Ная с беспокойством ждала у двери. Как только они переступили порог спальни, она тут же захлопнула за ними дверь.

– Я не могу дышать. – Кейн согнулся пополам, прижав руку к сердцу.

Их приветствовал крайне невосторженный косой взгляд.

– Ночевать с парнем, – насупилась Ная, отвечая на сообщение, которое Бобби отправила ей перед приходом. – Должна сказать, твой план по исключению из школы может сработать.

Бобби отмахнулась от ее слов.

– Нам нужно держаться вместе. Не знаю, почему. Мы просто должны.

– Моя мама сегодня работает в ночную смену. – Кейн сообщил Нае то же, что сказал ей ранее. Да, ночевка с ним была безумным риском, но это казалось гораздо менее опасным для жизни, чем позволить ему спать в пустом доме.

Ная смягчилась.

– Ладно. Я принесла из кафетерия столько еды, сколько смогла. Накрывающая на стол дама, должно быть, подумала, что я запасливая маниакальная обжора или что-то типа того. – Она указала на массу завернутых бутербродов, чипсов и йогуртов на письменном столе под окном. Почти полуночное застолье.

Скинув кроссовки, Бобби плюхнулась на кровать, скрестив ноги в позе Будды.

– Всё наконец-то начало приобретать какой-то смысл.

– Правда? – Ная расстегнула круглую сережку, в то время как Кейн прислонился к ее кровати, сидя на полу.

– Да! Если Мэри была беременна, то это объясняет плач ребенка на видео Марка с одной стороны, а также дает повод для побега.

Кейн кивнул.

– А в 1954 году были работные дома[19]? Готов поспорить, она отправилась туда.

Бобби погладила его по голове, ее безумные руки не желали быть нигде, кроме как на Кейне.

– Не тот век, но попытка хорошая.

– Смогла бы она сделать аборт в то время? – спросила Ная, копируя ее позу на своей собственной кровати.

– Не знаю, – призналась Бобби. – Полагаю, даже если бы это было законно, вероятно, это не та тема, на которую ты будешь болтать за поздним завтраком со своими дерзкими подружайками.

Ная неожиданно выпалила:

– Вы знаете «Грязные танцы»?

– Да… – Бобби взглянула на Кейна, не понимая, к чему был этот вопрос. Его голова опиралась о ее ногу, и пока этого было достаточно, но она прикинула, что приблизительно двенадцать процентов ее мозговой деятельности безвозвратно обращены к воспоминанию о поцелуе.

Если Ная и заметила нарастающую между ними близость, их потребность находиться в миллиметрах друг от друга, то она этого не показала. Бобби подозревала, что будет подвержена допросу, как только они останутся наедине. Удастся ли им в будущем посплетничать – будет видно.

– Ну, в «Грязных танцах» танцовщица Пенни делает подпольный аборт у какого-то шарлатана и чуть не умирает.

Бобби обдумала теорию, которая показалась ей логичной.

– Неплохая идея. Если она была молодой, напуганной и отчаявшейся, возможно, она сделала бы все что угодно, чтобы избавиться от младенца.

– Но это не то, что ты видела во сне, – напомнил ей Кейн. – Ты сказала, что Мэри была счастлива, когда она была с Милларом.

– Угу. – Бобби нахмурилась и быстро рассказала своей соседке по комнате личность возможного тайного любовника Мэри. Теперь она понимала то блаженство, которое Мэри разделяла со своим учителем, поскольку сама впервые испробовала его во время поцелуя в зале, подобно ребенку, тайком глотнувшему шампанское на свадьбе. Сны Мэри были словно снимки в инстаграме – такие же многоцветные и яркие, что она только что испытала лично. Во снах не было ничего, чтобы заставило ее считать, что Мэри не была влюблена в Миллара. Но она была одинока и, возможно, если бы она устала от одиночества…

– Может быть, ребенок…

– А может она родила ребенка и УМЕРЛА ПРИ РОДАХ! – проговорила Ная с неподобающей степенью нездорового ликования. – В то время это случалось часто.

– Боже мой, сегодня ты полна ужасных крайностей! – Бобби скорчила лицо. – Но идея возможная. Все взаимосвязано. Мэри, Миллар, ее ребенок. Сейчас мы ближе, действительно, по-настоящему суперблизко.

Кейн пропыхтел. Он поднялся на ноги и начал рыться в еде, которую притащила для них Ная.

– Тоже хорошо, так как у нас осталось меньше суток.

Это, мягко говоря, подпортило настроение. Бобби повернулась к Нае.

– Ная, а ты уверена, что ничего не видела в своих снах?

Ее подруга пожала плечами, перекидывая метры черных волос над головой.

– Я же говорила тебе, что не видела снов целую неделю. Ничего. Ноль.

Кейн взглянул на нее с сомнением.

– Что? Тебе ничего не снилось всю неделю? Можно подумать.

– Ну… не знаю. Это как будто я грежу – ну, знаете, как понять, что вам снится сон? Но ничего не происходит.

– Да? – Кейн вытащил салат из бутерброда с ветчиной и салатом, морщась от обилия горчицы.

– Во сне нет ничего – только большое черное пятно. Хотя, там холодно.

Бобби села прямее.

– Вот это и есть сон. Тебе снится, что ты находишься в каком-то холодном темном месте.

– Может быть. Но я не двигаюсь. Как будто, я застряла.

Мороз пробежался по позвоночнику.

– Застряла? Или похоронена?

Ная вздрогнула.

– Я… я не знаю. Возможно. Я не думала об этом в этом смысле… но, да.

Кейн проглотил огромный кусок бутерброда, прежде чем выбросить остальное.

– Окей, это полнейшая путаница.

– Боже, я не хочу об этом думать. – Ная обхватила себя руками.

Бобби же теперь не могла думать ни о чем другом (за исключением тех двенадцати процентов).

«Мэри, что случилось, – думала она про себя. – И все? Это все, что ты даешь нам?»

Им дали пять дней – пяти дней может быть не достаточно.

– Что нам теперь делать? – спросил Кейн.

– Не знаю. Мы не можем рисковать, блуждая по школе. То, что тебя никто не увидел – чудо. – Из-за того, что большинство девушек уехали до понедельника, в школе спокойнее, чем обычно, поэтому миссис Крэддок будет более сосредоточена на тех немногих, кто остался. – Считаю, нам следует как-то избавиться от зеркала. – Бобби кивком указала на шкаф. Мысль о дверце шкафчика, со скрипом открывающейся посреди ночи…

– Ты права, – согласилась Ная. – Каким образом?

Оказалось, что зеркало было прикручено внутри дверцы. Ушла всего лишь пара минут, чтобы отвинтить болты, удерживающие его на месте. Если Мэри и была в зеркале, то Бобби не увидела ее в этот раз, но она избегала смотреть прямо на свое отражение. Она и Ная взяли стекло и понесли его, как носилки, в Общую территорию, пока Кейн прятался в их комнате. Их заметила пухленькая ученица из младшего класса, которую Ная прогнала чересчур крутым словечком.

– Пойдем, – проговорила Ная, прислоняя зеркало к стене. – Нам не следует оставлять там сама–знаешь–кого одного.

– Подожди, – Бобби попятилась. – Мне надо кое-что сделать. – Проверив, что никого не было в пределах слышимости, Бобби юркнула в Домик, не включив даже свет. Ная вернулась в их комнату, чтобы Кейн не поддался желанию отправиться на их поиски. Бобби глубоко вздохнула и набрала мамин номер.

Мама ответила после четвертого звонка.

– Привет, дорогая, как ты?

– Я в порядке. Ты не занята?

– Нет-нет, все отлично. У нас перерыв. Дорогая, между нами, Джаред – полнейшая заноза. Он ничего не хочет делать, конечно же, если режиссер не одурачит его, заставив считать, что это его идея. – Бобби улыбнулась. Где-то в другом месте жизнь текла в точности, как обычно. Если она должна умереть преждевременно, то ее мать все еще будет ее матерью.

– Что у тебя нового?

– Ничего. Я просто хотела извиниться за то, что была такой странной, когда разговаривала с тобой последний раз.

– Не говори глупостей. Я для этого и дана! Я волновалась, сладкая. Ты так редко меня о чем-то просишь, я всерьез задумалась о том, чтобы забронировать себе ночной рейс.

Бобби закрыла глаза. Она не будет плакать. Ее последний разговор с мамой не будет полным слез.

– Не делай этого. Я в порядке.

– Ты уверена? Не поздновато ли для тебя, дорогая? Разве ты не должна быть в постели? – На заднем фоне она услышала, как кто-то прокричал «Пять минут!» и завывание Нью-Йоркской «скорой помощи». Было шумно, как будто ее мама была на улице, вероятно, с кружкой латте размером с ведро и сигаретой.

Бобби не подготовила речь и немного пожалела об этом. Последние слова должны быть эпическими, трогательными и запоминающимися. У нее ничего не было.

– Мам, со мной все хорошо. Я не хочу, чтобы ты беспокоилась обо мне как бы вообще, поскольку я в порядке. Так что, просто веселись и даже не думай обо мне.

– Ты немного пьяна, милая?

Она рассмеялась.

– Нет, я не пьяна. Я просто подумала, в кои-то веки попытаюсь сказать то, что действительно думаю.

– Тебе следует. Я учила тебя всегда высказываться.

– Учила. Так что, если по существу, я люблю тебя. – Это было так не по-английски, и казалось нелепым, исходя из ее уст. – На самом деле.

На сей раз рассмеялась ее мать.

– Ну, я не знаю, что на тебя нашло, Бобби Роу, но мне это нравится. Я тоже тебя люблю. Больше всего в целом мире.

«Ох, могло быть и хуже», – подумала Бобби. Кто сказал, что жизнь должна быть долгой для того, чтобы она считалась удавшейся. Вероятно, она завтра умрет, но Бобби по-настоящему чувствовала себя любимой. Всегда чувствовала. Это и было достижением.

– Ладно, мам, мне надо идти. – Более или менее правдиво в данной ситуации. Она не будет обманывать ее «услышимся позже или поговорим в скором времени». – Прощай, мам. – Оказывается, понимание того, что это последнее прощание, не делает его легче.

Когда она вытерла слезы (ее самообладание рухнуло в ту же секунду, как она повесила трубку) и вернулась в спальню; Кейн сидел, прислонившись спиной к ее кровати, с согнутыми ногами и локтями на коленях. Он болтал с Наей, но прервался, чтобы задать вопрос.

– Ты считаешь, что нам следовало разбить его?

– Думаю, нам и так достаточно выпало несчастья с зеркалами, верно? – Бобби слегка улыбнулась, надеясь скрыть, что она только что скинула половину своего веса вместе со слезами. – Мне не нужны еще семь лет вдобавок к этой неделе.

Кейн улыбнулся ей в ответ, глядя из-под темных бровей.

– Я ни за что не усну. А вдруг она придет ночью?

– Однозначно, – согласилась Ная. – Мы могли бы спать по очереди?

Он покачал головой.

– Ни в коем случае. Я не хочу умереть во сне, как какой-то старый дед. Если она придет… если она придет, я буду драться.

В комнате повисла тишина, в которой прозвучало невысказанным, что Бобби с Наей также не сдадутся без боя. Вот и все. Еще одна ночь. Мысль о том, что может принести утро, была для ее усталого мозга больше, чем она могла переварить. По ту сторону ночи что-то выжидало. Когда тишина стала слишком невыносимой, Бобби проговорила с блеском в глазах:

– А кто-нибудь знает какие-нибудь истории о призраках?