Розовый кварц и опалы

В сокровенных глубинах первичных горных пород нашей Земли отдыхает благородный камень, который неповторимостью своей окраски издавна восхищал человека; это ­ розовый кварц. В относительно немногих местах, где он обнаруживается в загадочных пегматитовых ходах в граните, он чаще всего имеется в таких количествах, что не представляет никакой особой ценности или редкости. Кому случалось встречать розовый кварц в природе, когда он, в полном смысле слова ­ расцветает вдруг на фоне невзрачных красок серой и желтоватой породы, тот спросит себя: как же это случилось, что эта окраска, которую мы обычно встречаем только у нежной розы или у кожи ребенка, появилась здесь, в мрачной породе?

Чтобы хотя бы намеком ответить на такой вопрос, надо бы посмотреть на историю минерального мира нашей Земли совершенно другими глазами, чем смотрели в последние столетия.

В уже упомянутом цикле докладов «Облики мистерий» Р. Штайнер показал, что древнейшие жизненные процессы всего существа «Земли» были минерально­растительной и растительно-животной природы. Пережиток первых мы можем находить в примечательных, подобных древесине и вообще ­ растительно­органических структурах определенных пород и минералов, а также в чрезвычайной красочности многих минералов того «времени». Отчетливо органическое окончание той эпохи жизни Земли образует нефть, соответствующую эфирным маслам наших высших растений, и каменный уголь.

Растительно­животные жизненные процессы, которые начинаются в то время, сильно пересекаясь с предшествующими минерально­растительными, оставили свои следы в уже упомянутом агате и сходных образованиях. Мы могли бы охарактеризовать эти, приближающиеся к животному, жизненные процессы образованием полостей так называемых мандельштайнов*, материнской породы агата.

Такое образование полостей выступает уже в гранитах, очень древних породах, которые образуют основную твердь минеральных пластов Земли. Только эти полости не сферические, как в агатовых миндалинах, а длинные, подобные рукавам и простирающиеся на большие расстояния. Они роятся сквозь гранит, извиваясь, суживаясь и расширяясь снова в обширные полости. На периферии этих рукавообразных ходов отдельные составные части гранита ­ кварц, слюда и полевой шпат ­ становятся все более грубозернистыми, вплоть до гигантских размеров зерен, которые, особенно у полевого шпата и слюды, могут вырастать в виде гигантских кристаллов. Эту метаморфозу составных частей гранитов в направлении грубозернистости и образования больших кристаллов-индивидов, при одновременном образовании полостей, называют пегматитом. В полостях этого пегматита и образуются великолепнейшие кристаллы кварца, слюды и полевого шпата, сопровождаемые изобилием самых различных цветных и редких благородных камней.

Знаменательно то, что гигантские формы составных частей гранита не сидят в полости, как гигантские кристаллы, но окружают полости как могучие гигантские зерна. Зерна полевого шпата становятся настолько большими, что в единственном зерне, которое является одновременно кристаллом, может поместиться целая каменоломня. На Урале известен пегматит, в котором каменоломня полевого шпата разрабатывает один единственный кристалл. В Индии известен пегматит, поставляющий пластины слюды диаметром свыше метра. В нормальном же граните величина зерен этих минералов ­ всего лишь от двух до пяти миллиметров. Кварц многих таких пегматитов превращен в огромных размеров розовые кварцы. Так что если полевой шпат и слюда при укрупнении меняют величину, но не окраску, то кварц, который сам по себе сер или бесцветен, может появляться в этом пегматите в виде розового кварца.

Увеличение составных частей гранита вокруг пегматитовых ходов, появление благородных камней в этих ходах и неожиданное появление розового кварца ­ все это указывает на то, что вокруг ходов действовали совершенно другие формообразующие силы, чем в граните. Здесь в образование горной породы вмешивается то, что мы уже в начале наших рассмотрений охарактеризовали как индивидуализирующий принцип. Этот принцип, известный нам в бесчисленных метаморфозах в царствах жизни и духа, создал свое отображение также и в образовании минералов.

Когда мы в человеческом царстве наблюдаем выражение личности в действиях, жестах и свершениях, вплоть до оформления телесности и физиономии, мы знаем, что здесь проявляется нечто непосредственно действенное в настоящее время, что в высокой степени живет в сознании, действует и формирует себя и окружающий мир.

В животном царстве мы не можем наблюдать такое. Отдельное животное является членом и выражением чего­то подчиняющегося, которое, пожалуй, образует форму и сущность, но не создает себе непосредственного выражения, как человек. Поэтому в духовной науке говорится о групповых душах животных, которые нужно понимать как высокие духовные сущности.

В растительном мире мы имеем дело лишь с проявлениями жизни, которые не пронизываются душевными силами. Психический элемент появляется, собственно, лишь парящим над растением, создавая себе лишь слабое отражение в сущности цветка. Сущностное, которое творчески и жизнесохраняюще деятельно в растительном мире, нужно искать в совершенно иных регионах, чем обиталища групповых душ животных и Я человека. Оно правит из космического окружения Земли, из планетных сфер и живет в смене времен года.

В минеральном царстве ­ напротив, мы должны иметь дело с чем­то, идущим к своему концу, выделенным из потока жизни, с тем, что может представляться нам как бы покоящемся в глубочайшем сне. То, что было здесь ранее творчески деятельным ­ полностью отошло от своих дел; все, созданное им прежде, оно предоставило законам Земли, которые это сотворенное, ставшее ­ разрушают и растворяют. Но само становление этого минерального царства было теснейшим образом связано со становлением царства природы и человека.

Чтобы понять это становление минерального царства, нужно рассмотреть строение человеческой головы: известковая костная оболочка, заключающая в себе мозг ­ такое же образование в человеке, как мощные известняковые формации юры и мела в минеральном царстве, покрывающие предшествующие им пласты сланца и первичных горных пород. В слоистом строении мозга отражаются метаморфизированные формообразующие силы сланца, а в органах чувств и их функциях нам следует искать те творческие силы, которые в мире горных пород образовали так называемые первичные горные породы. В этом аспекте становится вообще понятно, почему существует филогенетическая связь между благородными камнями, которые встречаются преимущественно в первичной породе, и органами чувств с их функциями.

Другой, уже упомянутый ранее аспект ­ происхождение этих первичных горных пород из минерально­растительных жизненных процессов, связанных с приходом кремния. В иной связи Р. Штайнер характеризовал эти, самые ранние жизненные процессы как разновидность цветочных процессов, в которых ничто еще не принадлежало функциям листа или корня. Отсюда понятна красочность минералов этих первичных пород, которая, как мы знаем, связана с тончайше распределенными металлами.

При этом следует отметить тот важный факт, что в образовании окраски цветков наших сегодняшних растений ­ также большую роль играют определенные металлы. Прежде всего, железо и родственный ему марганец (как и у аметиста) ­ вещественно или функционально тесно связаны с образованием красящих веществ цветка. И марганец придает неповторимый цвет инкарната * также и розовому кварцу. И эта окраска розового кварца ­ очень восприимчива к свету. Многим розовым кварцам из определенных месторождений свойственно малоутешительное для любителей благородных камней качество ­ утрачивать на свету свою окраску и становиться серыми. Можно говорить о почти цветочной чувствительности окраски розового кварца. Другие благородные камни совсем не проявляют этого качества.

Указав таким образом на происхождение розового кварца из древних минерально­растительных жизненных процессов Земли, мы можем, с другой стороны, в этих минералах кремния, которые образовались вокруг пегматитовых полостей, видеть некий прообраз того цвета инкарната, который мы наблюдаем, когда содержащая железо кровь мерцает сквозь кожу человека. Кожа является органом, который полностью пронизывается действием, силами кремния; сам этот орган содержит субстанцию кремния, чтобы быть органом чувств.

Рассматривая обычный кварц (не горный хрусталь) как таковой в мире горных пород, что соответствует образованию кожи у человека, то розовый кварц можно понимать как образ жизненного процесса, лежащего в основе пронизываемой кровью человеческой кожи. В этом смысле розовый кварц является минералом, связанным с совершенным человеческим здоровьем, той гармонией духа, души и тела, которое выражается в чистом цвете инкарната.

Красивейший розовый кварц происходит с острова Мадагаскар. Этот примечательный остров в Индийском океане приобрел особое положение на Земле своими горными породами, минералами и благородными камнями. В малагасийском розовом кварце лучше всего видно, что этот благородный камень произошел из того древнего состояния геля, о котором мы уже неоднократно говорили. От кварцев месторождений других стран этот малагасийский розовый кварц отличается не только более насыщенной окраской: он прозрачнее и намного меньше пронизан трещинами, хлопьями и другими включениями.

Значительные месторождения розового кварца обнаружены также в Бразилии в провинциях Минас Жерайс и Баия.

Дальнейшие месторождения лежат в Северной Америке (Колорадо, Калифорния, Майн, Южная Дакота), в Индии, Японии и Южной Африке. Чешское месторождение Писэк, и соответственно ­ в Баварском лесу в Гюнеркобеле у Боденмаиса, разрабатывали уже в средние века, добывая вещество для стен из благородного камня в капелле собора св. Витта в Праге и на Карлсштайне, упомянутых в первой главе.

Розовый кварц находят также в Шотландии, на Гебридах, на Шетландских островах, в Ирландии, на Урале, в Штейермарке и Зибенбюргене (Германия). Во всех упомянутых месторождениях розовый кварц связан с тем примечательным образованием пегматита, которое мы описали выше.

 

Благородный камень, определенным образом противоположный розовому кварцу ­ опал. Если родину розового кварца нужно искать в самых древних твердых основах Земли, то опал принадлежит к недавним образованиям мира минералов. Окраска этого, самого пестрого из всех благородных камней, которая содержит в себе все цвета, основывается не на тонко распределенных металлах, но на ткани из воды и воздуха, тончайшей структурой пронизывающей камень. Возможно, поэтому опал издревле рассматривался как камень, имеющий особое отношение к легким: это орган, в котором в процессе дыхания жидкое и воздушное тесно соприкасаются в крохотных легочных пузырьках.

Субстанция опала является водосодержащей кремнекислотой*, которая полностью сохранила древнее состояние геля и не обнаруживает никаких следов кристаллизации. И с этой точки зрения опал также составляет противоположность розовому кварцу, который, хотя и стал кристаллическим, но в кристаллах встречается редко. Содержание воды в опале может составлять до 34 процентов, в среднем примерно от шести до десяти процентов. При высушивании воды может становиться меньше и цветовая игра камня вследствие этого уменьшается. Но во влажном воздухе камень может снова «вдыхать» воду и этим регенерировать. Эта способность субстанции опала ­ принимать воду и в сухом воздухе снова отдавать ее, меняя при этом игру окраски ­ чрезвычайно изменчива.
Для нормального благородного опала важно, чтобы он не высыхал, так как содержание воды в нем является решающим для силы и разнообразия цветовой игры. Но имеются также разновидности опала, к примеру ­ коричневые и непрозрачные гидрофаны из Мексики, которые очень пористы и поэтому могут даже иногда прилипать к языку. Эти мексиканские гидрофаны в сухом природном состоянии показывают более красивую игру окраски, чем благородные опалы. И напротив ­ если их положить в воду, они становятся прозрачными и игра окраски полностью исчезает. По-видимому, у этих камней большую роль для проявления окраски играет тонко распределенный воздух.

Собственно гидрофан, который находят преимущественно вместе с благородным опалом, демонстрирует прямо противоположное поведение. От природы окрашенный относительно незначительно, пористый и едва ли прозрачный камень приобретает в воде почти совершенную прозрачность и часто прекрасную игру окраски. Называют этот камень поэтому также глазом мира, lapis mutabilis или камнем­хамелеоном. Того же эффекта можно также достичь, если пропитать камень маслом, воском или смолой. Красивейшие экземпляры этого примечательного гидрофана находят близ Губертусберга в Саксонии, вместе с аметистом, горным хрусталем и обычным опалом. Минерал находится в залежах в горной породе или заключен вместе с вышеупомянутыми минералами в шарах из халцедона. В этих синеватых халцедоновых шарах часто находят гидрофан в ещe не затвердевшем желеобразном состоянии, так что природа здесь наглядно демонстрирует, как может сохраняться первичное состояние материнской субстанции благородного камня.

В противоречивом поведении описанного гидрофана просматривается прафеномен, составляющий существо опала: в проветриваемой и орошаемой водой субстанции кремния ­ свет, действуя и испытывая воздействие, наколдовывает краски. Свет, воздух и вода ­ существенная часть жизненного элемента. Опал развивает в этих элементах свою минеральную «жизнь», но всю полноту его первоначальной жизни мы узнаем, лишь взирая на сферу минерального мира, в котором он образовался. Здесь мы обратимся не к первичным горным породам, но к весьма «молодым» процессам, известным сегодня под названием вулканизма. Здесь мы встречаем четвертый элемент жизни, тепло, которое участвовало в образования опала. В «юные» времена вулканических процессов весь мир горных пород ещe пластичен и мягок, а часть его ­ ещe и в значительной степени прогрета. Это прогревание следует представлять не как огненно­жидкий жар, но как равновесное взаимодействие воды, воздуха и тепла, как в живом организме. В какой­то мере это можно сравнить с горячей кашей. Но эта каша не мертва и бесформенна, а пронизана силами, которые действуют на нее извне. Этими силами она движется, течет и устремляется в пустоты и трещины уже более холодных и твердых частей Земли. Только намного позднее она застывает, становясь действительно безжизненной и больше не пронизанной силами.

В современном вулканизме есть целый ряд явлений, которые ещe указывают на древнее состояние прогретых, мягких масс горной породы. Примечательное взаимодействие воды, воздуха, тепла и тверди в жидкой магме во внутренностях вулкана выражается, например, в том, что температура этой магмы в глубине Земли, перед выбросом, на сотни градусов ниже, чем после начала выброса, когда эта магма в виде лавы низвергается с горы. Чаще всего жидкая магма внутри вулкана вовсе не нагрета до 900°­1000°, в то время как жидкая вырывающаяся лава на воздухе быстро нагревается на 1100°­1200°, извергает газы и пары и лишь очень медленно застывает. Что же здесь происходит?

Если учесть, что точка плавления кремнекислоты примерно 1800°, что полевой шпат и слюда, т.е. другие минералы, содержащие кремнекислоту ­ также требуют температуры примерно 1500°, чтобы стать жидкими, то можно понять, какую роль в магме играют вода и газы. В присутствии стихий ­ воды и воздуха кремниевая горная порода вовсе не нуждается в неслыханном тепле, чтобы быть жидкой. Если в лаборатории пытаются имитировать внутриземные условия и плавить твердые горные породы в присутствии воды и газов, то смесь приходится заключать в стальные бомбы, так как иначе вода и газы ­ улетучиваются. В этих бомбах возникает неслыханное давление, и горная порода «плавится» в них уже при температурах намного ниже 1000°. Но внутри Земли вовсе нет никакого высокого давления. Это ­ заблуждение, возникающее вследствие того, что условия лаборатории переносят на природу.

Жидкое бытие магмы в вулканическом кратере не имеет с давлением ничего общего. Если войти измерительным зондом в жидкую магму в кратере, то эта магма, которая открыто бурлит на воздухе, на глубине нескольких метров имеет, как сказано, более низкую температуру, значительно ниже 1000°. Но на поверхности, где она касается внешнего воздуха, ее температура ­ выше 1000°. Это происходит вследствие того, что магма на воздухе разлагается. Она разлагается на воздушное (газы), водяной пар и твердое, тепло же, которое сохраняло единство целого ­ становится свободным и измеримым.

Переведя это состояние масс горной породы сегодняшних вулканов к ещe более низким температурам, мы имеем те процессы, которые связаны с образованием опалов.

Везде, где находят опал, он имеет отношение к таким древним «вулканическим» процессам. Поэтому он также часто связан с определенными горными породами, пустоты и трещины которых он заполняет почковидными и кистевидными образованиями.

Пронизанность субстанции опала водой и воздухом связана, таким образом, с тончайшей структурой, существо которой открыли лишь несколько десятилетий назад. Было найдено, что тонкие, лежащие друг над другом плоскости, на которых происходят опалесценция и интерференция, создающие красочную игру опала, подчинены закономерности, которая математически соответствует внутреннему строению кристалла кальцита. Из этого заключили, что субстанция опала была сформирована при ее проникновении в трещины кальцита. От кальцита в опале найдена лишь структура, самой известковой субстанции в нем нет. Может ли это явление, которое наблюдается у всех благородных опалов, фактически основываться на «вытеснении» кальцита ­ доказать нельзя. Ведь нельзя «доказать», что пчела использует маленький горный хрусталь, чтобы правильно формировать соты. Пчела «знает» форму горного хрусталя, и сущность, которая в жизни Земли формировала опал ­ так же могла «использовать» формирующие силы извести.

Опалы из разных месторождений ­ очень отличаются друг от друга. Австралия из Квинсленда и Нового Южного Уэльса поставляет опалы, которые на больших, пронизывающихся на границах красочных поверхностях, играют прекраснейшим красным, зеленым и голубым. Субстанция опала часто «превращает в камень» древесину, раковины или даже кости ископаемых ящеров. Часть месторождений поставляет известные черные опалы, которые иризируют красным, зеленым, желтым и пурпурным. Один из самых больших найденных черных опалов весил почти пять килограммов.

В других месторождениях Австралии добывают опал арлекин ­ с полихромным мозаичным рисунком опалесценции красного, голубого, желтого или зеленого цвета. К арлекинам относится также крапчато­огненный опал с опалесценцией в виде густо расположенных мельчайших крапинок или точек, а также опаловый кошачий глаз обычно ярко­зеленого цвета с концентрически­зональными переливами. В проходящем свете все эти опалы ­ красновато­желтые до бесцветных, рисунок опалесценции появляется в отраженном свете, на молочно-белом ­ до серо­голубого, или на почти черном фоне.

Так называемые венгерские опалы, которые добываются ныне в Чехии, отличаются мелко­пятнистой игрой окраски в сине­фиолетовом, сине­зеленом и красном цветах.

Мексика ­ месторождение прекрасных огненных опалов, именуемых также солнечными опалами или джиразолями, собственная окраска которых ­ от коричнево­желтой до коричневато-красной; опалесцируют они мало. Огненный опал ещe более восприимчив к свету, воздуху, воде и температуре, чем другие опалы.

Кроме того в Мексике находят так называемый лехос­опал, огненно­красного и интенсивного изумрудно­зеленого собственного цвета, с карминово­красной и темнофиолетово­синей цветовой игрой.

Все опалы в своем природно­влажном состоянии крайне восприимчивы к быстрому «высыханию». Их приходится выдерживать в ящиках во влажной глине, чтобы они не растрескались и не потеряли цветовой игры: по-видимому, этот мертвый камень оказывается так же «восприимчивым», как цветок, сорванный с материнского растения. Его родина, ведь ­ теплое и влажное материнское лоно Земли.