Которые будут способствовать поимке преступников

ПОКУШЕНИЕ НА ИСПОЛНЯЮЩЕГО ОБЯЗАННОСТИ ПРОТЕКТОРА

МИЛЛИОНОВ КРОН ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ ЗА КОНКРЕТНЫЕ СВЕДЕНИЯ,

КОТОРЫЕ БУДУТ СПОСОБСТВОВАТЬ ПОИМКЕ ПРЕСТУПНИКОВ

 

27 мая 1942 года около 10 часов 30 минут было совершено покушение на исполняющего обязанности имперского протектора обергруппенфюрера Гейдриха. Исполняющий обязанности имперского протектора ехал на своей машине из Паненске-Бржежан по улице Кирхмайера, квартал Прага-Либень, и в момент поворота на улицу «В Голешовичках» по направлению в город дорогу преградил мужчина, который пытался выстрелить из автомата по людям, сидящим в машине. Одновременно другой мужчина бросил в машину взрывчатку, которая при соприкосновении и взорвалась. После покушения один из преступников побежал по улицам Кирхмайера и «На Колинске» до улицы «На Запальчи». Он вбежал в мясной магазин Франтишека Браунера, дом 22. Сделав оттуда несколько выстрелов, он снова бросился бежать по улице «На Запальчи» к улице «В Голешовичках», очевидно, по направлению к городу. Второй преступник уехал на заранее приготовленном велосипеде по улице Кирхмайера в направлении к городскому кварталу Старая Либень.

Один преступник – мужчина среднего роста, худой, был одет в темный, почти черный костюм и черную шляпу.

Приметы второго преступника – того, который бежал по улицам Кирхмайера и «На Колинске»: рост 160–162 сантиметра, широкоплечий, крепкого телосложения, лицо полное, круглое, загорелое, большой рот с полными губами, темные, занесенные назад волосы, возраст примерно 30–35 лет. Одет в темный, скорее темно-коричневый костюм в светлую полоску и коричневые ботинки. Во время бегства головного убора не имел.

Один из преступников оставил на месте преступления светлый бежевый плащ из шелкового репса со светлыми пуговицами. У каждого из преступников был темно-коричневый портфель. Оба портфеля обнаружены на месте преступления.

В одном из этих портфелей оказалась грязноватая кепка бежевого цвета из верблюжьей шерсти с большим круглым сине-желтым фирменным знаком торгового дома «Била Лабуть».

Преступник, скрывшийся с места преступления пешком, оставил там женский велосипед фирмы «Мото-Вело Я. Крчмарж, Теплице», фабричный номер 40363. У велосипеда черные ободья колес с красными полосами шириной 9 миллиметров; цвета слоновой кости, с красными полосами вилка и рама; красный, окаймленный черным руль; бордовое, в хорошем состоянии седло на пружинах; коричневая сумка для инструментов; черный предохранительный щиток над цепью и сильно поврежденные, окрашенные в темные и светлые цвета крылья.

К велосипеду прикреплен никелированный воздушный насос с ножным держателем и шлангом длиной 25 сантиметров. На этом велосипеде висел один из портфелей, обнаруженных на месте преступления.

Преступники, по всей видимости, ждали исполняющего обязанности имперского протектора на месте покушения длительное время, может быть, даже несколько часов.

При установленном вознаграждении в 10000000 крон за сведения от населения, способствующие поимке преступников, которое будет полностью выплачено, предлагаются следующие вопросы:

1. Кто может дать сведения о преступниках?

2. Кто видел преступников на месте преступления?

3. Кому принадлежат вышеописанные вещи, у кого пропали вышеописанный женский велосипед, плащ, кепка и портфели?

Вышеописанные вещи с 9 часов утра сегодняшнего дня выставлены в витрине обувного магазина «Батя», Прага II, Вацлавская площадь, 6.

Лица, располагающие требуемой информацией, но не сообщившие ее добровольно полиции, будут в соответствии с объявленным приказом имперского протектора в Чехии и Моравии о введении с 27 мая 1942 года чрезвычайного положения вместе со всей семьей расстреляны. Заверяем всех, что их сведения будут рассматриваться как исключительно доверительные.

Домовладельцы, квартирохозяева, владельцы отелей и так далее по всей территории протектората начиная с 28 мая 1942 года обязаны зарегистрировать всех проживающих у них лиц, до сих пор не зарегистрированных, со ссылкой на настоящее постановление в соответствующем полицейском отделении. Невыполнение этого предписания карается смертью.

Сведения принимает гестапо, главное управление гестапо в Праге (Staatspolizeileitstelle, Прага) по адресу: Прага II, Бредовская улица, 20, номер телефона 20-041, а также любое другое немецкое или протекторатное полицейское управление. Сведения принимаются лично или по телефону.

Прага, 28 мая 1942 года.

Шеф СС и полиции при имперском протекторе в Чехии и Моравии статс-секретарь К. Г. Франк.

 

Ян вскочил с постели и подбежал к зеркалу. Лицо у него было распухшее и все в синяках. Он быстро оделся и вышел на кухню.

– У вас есть какой-нибудь грим? – спросил он у пани Новаковой, – Мне срочно надо выйти на улицу. Хоть как-то надо прикрыть эту радугу.

– Давайте сначала еще раз сделаем компресс, – предложила пани Новакова, – а уж потом будем думать о гриме. Опухоль на вашем лице привлекает больше внимания, чем синяки.

– Только быстро, – согласился Кубиш.

– Через час можно будет выходить, – заверила его хозяйка.

Кубиш посмотрел на часы: до обусловленной встречи с Габчиком оставалось более двух часов.

– Час у меня, пожалуй, есть, – согласился он.

 

 

Прага, Дейвице, 28 мая 1942 года, 11 часов 30 минут

 

Ганка прямо с поезда пошла в Дейвице к «тете», чтобы узнать у Вальчика подробности покушения: сегодня вечером Бартош должен был отправить в Лондон радиограмму с докладом о произведенной операции. Трамвай подошел очень удачно, и на дорогу у нее ушло не более двадцати минут. Еще на вокзале она купила утреннюю газету и в трамвае прочитала сообщение о покушении.

Когда она вошла в его комнату, Вальчик даже не вышел ее встретить, он продолжал сидеть на диванчике. Очевидно, он не хотел показать ей, что ранен.

– Рассказывай, – без всякого приветствия приказала она, усаживаясь напротив него на стул и передавая ему газету.

– Рассказывать особо нечего, – покачал головой Вальчик, – Покушение произвели. Гейдрих с тяжелым ранением в больнице. Ранен он бомбой с начинкой, так что, будем надеяться, что не выживет. С нашей стороны пока потерь нет. Ранен Кубиш, но насколько серьезно – не знаю. Плохо, если в него тоже попала картечь с начинкой. Я пока никого еще не видел. Чуть позже пойду, попробую найти ребят. Так что подробности передадите позже. Как у вас там в Пардубице?

– Ночью была облава, – вздохнула Ганка. – Говорят, проверяли квартиры, но к нам, слава Богу, не заходили. В поезде раза три проверяли документы, ходят слухи, что вообще на время закроют пассажирское движение. Бартош приказал сидеть всем тихо, на улицу без особой нужды не показываться. Надеюсь, как-нибудь переживем.

– Все на это надеются, – согласился Вальчик. – Нам надо найти какое-нибудь очень укромное местечко, чтобы отсидеться. На квартирах мы и хозяев ставим под угрозу, и сами живем как на пороховой бочке.

– Бартош нам говорил, что вы, возможно, поменяете квартиры, – кивнула Ганка, – говорил даже, что вас, может быть, отправят в лес, а туда прилетит самолет из Лондона и заберет вас.

– Куда уж им забирать нас, когда они отбомбиться и то не могут нормально, – махнул рукой Вальчик. – Мы теперь здесь до конца войны, – и после небольшой паузы добавил: – Если не погибнем.

С этой встречи Ганка ушла очень разочарованной: никаких подробностей узнать ей так и не удалось.

Не прошло и десяти минут с того момента, как ушла Ганка, как в квартире у «тети» снова раздался условный звонок.

Несмотря на то, что звонок был условный, Вальчик на всякий случай встал за дверь и достал пистолет, но тут услышал в прихожей взволнованный голос Ганки. Он снова сел на диванчик.

– На, полюбуйся! – объявила она, врываясь в комнату Вальчика и, прихлопнув ладонью, положила перед ним на стол небольшой листок бумаги.

С бумаги на Вальчика смотрела его фотография, а внизу было написано следующее:

 

100000 крон вознаграждения!

 

Кто знает этого мужчину и его местонахождение? Изображенный здесь мужчина по имени Мирослав Вальчик родился 20.01.20 в Годонине. Приметы: рост примерно 1 метр 65 сантиметров, волосы белокурые, зачесаны назад и немного спадают на правую сторону так, что создается впечатление пробора. Лицо круглое, чистое (родинок нет), бритое, на щеках здоровый румянец. Голубые глаза, нормальный нос и маленькие уши.

Сообщения от населения, способствующие поимке вышеуказанного человека, по желанию будут рассматриваться, как абсолютно доверительные. Сообщения за объявленное вознаграждение в 100000 крон принимаются гестапо, главным управлением гестапо в Праге по адресу: Прага II, Бредовская улица, 20, телефон 20-041, добавочный 156, а также любым отделением немецкой полиции и любым отделением полиции протектората.

Прага, 28 мая 1942 года.

Начальник Главного управления гестапо Праги,

штандартенфюрер СС д-р Гешке.

 

– Думаю, чтобы не дать кому-нибудь возможности заработать 100.000, тебе лучше сегодня не выходить из дома. Такие объявления висят по всему городу, – добавила она, видя, что Вальчик кончает читать.

– Значит, за меня дают только 100.000, – обиженно хмыкнул Вальчик, – Получается, что за Йозефа и Яна они дают по 5000000 без 50000. Да, мне до них еще жить и жить.

– Не паясничай, – нахмурила брови Ганка, – сиди здесь, пока все не позабудется. Сейчас тебе показываться на улицу – чистое самоубийство.

Она встала и на этот раз уже окончательно ушла.

 

 

Прага, дворец Печека, 28 мая 1942 года 13 часов 00 минут

 

Дверь кабинета Абендшена без стука отворилась, и на пороге появились Франк и Далюге. Штурмбанфюрер отложил в сторону рапорт, который только что просматривал и вскочил с места.

– Сиди, сиди, – чуть ли не дружески сказал Франк. – Мы просто решили сами зайти к тебе, чтобы не отрывать тебя от дела. Я лечу в Берлин с подробным докладом о случившемся. Хотелось бы узнать, что дала ночная облава.

– Пока то, что и ожидалось, – ответил Абендшен, продолжая стоять и подвигая к себе листки с рапортами. – Всего было задержано 541 человек. Это только те, кто оказался на улице после начала комендантского часа и при этом не имел при себе нужных документов. В каждом полицейском участке эти люди подвергались проверке под надзором представителя службы СД. 430 человек после проверки были отпущены, а 111 передано гестапо. После проверки в гестапо из этих 111 человек 88 были отпущены. Четверо, проститутка, два бродяги и несовершеннолетний, были переданы обратно в полицию. Среди остальных: один член ЦК Коммунистической партии, которого мы разыскивали с 1939 года, двое подозреваемых в с связях с подпольем, 4 еврея и 3 чешки по подозрению в осквернении расы, 4 человека за ненормативное хранение продовольствия, одна женщина за хранение боеприпасов, один еврей за то, что покинул предписанное ему место жительства и один еврей за хранение запрещенной литературы. Однако по интересующему нас вопросу пока никого нет.

– Жаль, – вздохнул Франк, – я все-таки в глубине души надеялся, что нам повезет. Ладно, а что с опознанием девочки?

– Опознание будут проводить во второй половине дня, – пожал плечами Абендшен, – Во многих классах занятия уже кончились, так что приходится ходить по домам и собирать девочек. К вечеру, думаю, управимся.

– Позвоните мне прямо в Берлин о результатах, – попросил Франк.

– И что вы собираетесь предпринять дальше? – поинтересовался Далюге.

– Следствие ведь только началось, обергруппенфюрер, – напомнил Абендшен, – подождем, что даст опознание, что дадут объявления о вознаграждении, а потом мы одновременно разрабатываем и уже накопленный материал: ведется слежка за подозрительными квартирами, продолжается радиоперехват и радиопеленгация. Давайте не будем пока забегать вперед. Есть, в конце концов, просто догадки, которые требуют проверки.

– Хорошо, – согласился Далюге, – в отсутствие группенфюрера можете обращаться прямо ко мне. Это вовсе не будет нарушением субординации, так как я руковожу следствием.

– Слушаюсь, обергруппенфюрер.

 

 

Прага, Либень, 28 мая 13 часов 10 минут

 

Пани Новакова возвращалась из магазина, когда к ней подбежала Татьяна, девочка из соседнего дома, ходившая в школу вместе с ее Индрой.

– Здравствуйте, пани Новакова, – еще издали закричала она, – передайте, пожалуйста Индре, чтобы к половине четвертого пришла в школу.

– Это зачем еще? – удивилась пани Новакова.

– Я толком не знаю, – призналась девочка, – меня вызвали в школу утром и велели передать всем нашим девочкам, чтобы приходили туда к половине четвертого. Там будет кто-то из полиции. Наверное, опять будут рассказывать, как надо вести себя на улице.

Пани Новакова побледнела как мел. Она даже поставила на землю сумку. Однако вскоре она пришла в себя и бросилась домой.

Индра была дома.

Пани Новакова, придя домой, вынула кошелек, долго пересчитывала деньги, потом строго сказал Индре, чтобы никуда не уходила и бросилась к соседке.

– Пани Огоун, – начала она прямо на пороге, как только соседка открыла дверь, – вы мне не одолжите на два дня пятьдесят крон. Послезавтра у мужа зарплата и я обязательно вам их отдам. Просто у меня тут случились непредвиденные расходы.

Пани Огоун с удивлением посмотрела на взволнованную соседку и пошла за деньгами.

Взяв у соседки деньги, пани Новакова чуть ли не бегом вернулась в свою квартиру и строго сказала Индре:

– Сейчас пойдем со мной в парикмахерскую, подстрижем тебя и сделаем завивку.

– Что это ты, мама, надумала? – удивилась девочка, – То я тебя просила постричь меня, а ты наотрез отказывала, а теперь нате вам.

– Я подумала, что сейчас лето настанет, так будет лучше, не так жарко, – как-то не очень уверенно ответила пани Новакова. – Пойдем быстрее, а то я встретила Татьяну, та велела тебе передать, чтобы ты к половине четвертого пришла в школу.

Удивленная девочка только пожала плечами. Еще больше ее удивило то, что мать повезла ее в парикмахерскую на другой конец города.

Вернулись они уже около трех часов, когда пан Новак уже покончил в одиночестве со своим обедом и собирался возвращаться на работу.

– Где это вы бегаете? – спросил он, а когда заметил постриженную и завитую дочку, даже рот открыл от удивления. – Что это ты с девочкой сделала? Не рано ли ей красоту наводить?

– Потом все расскажу, – отмахнулась от него пани Новакова и обернувшись к дочке сказала, – А ты иди сейчас в школу. Будут спрашивать, что с твоими волосами, скажи, что еще вчера постриглась на лето, чтобы жарко не было.

Когда за Индрой закрылась дверь, пани Новакова, как мешок с песком осела на табурет и с ней началась истерика. С большим трудом пан Новак сумел выяснить, в чем дело. Осознав, наконец, что происходит, он взял жену под руку и отвел ее к соседке.

– Пани София, – обратился он к ней, – у меня жене что-то плохо, а мне надо срочно возвращаться на работу. Приглядите, пожалуйста, за ней, пока не вернусь я или кто-нибудь из дочек. И, ради Бога, только не выпускайте ее никуда одну. Очень вас прошу.

– Конечно, конечно, – засуетилась соседка.

Она провела почти бесчувственную пани Новакову в комнату, уложила ее на диван и стала делать холодный компресс. Пани Новакова была словно в забытье и только время от времени словно в бреду начинала бормотать:

– Ах, Индрочка, девочка ты моя.

Все девочки из дома уже к шести часам вечера вернулись из школы, а Индры все не было. Пани Новаковой становилось все хуже и хуже.

Но, наконец, около восьми часов появилась и Индра. Услышав про ее возвращение, пани Новакова ожила прямо на глазах.

– Ты что там так долго? – слабым голосом спросила она дочь, когда они вернулись домой.

– Знаешь, нас всех привели в спортивный зал, – сказала Индра, и там заставляли пройтись с велосипедом перед какой-то женщиной. Я испугалась, решила, что это ищут твоего знакомого, и мне стало плохо. Поэтому я и пошла самой последней. Но женщина меня не узнала.

– Ну, и слава Богу, – сказала пани Новакова, наливая себе в рюмку какие-то капли. – Ну, и слава Богу. И забудем об этом. И не будем больше вспоминать.

 

 

Прага, дворец Печека, 28 мая 1942 года 21 час 00 минут

 

Дверь кабинета Абендшена открылась, и в ней появился Далюге. Штурмбанфюрер вскочил, но Далюге махнул рукой:

– Сидите, сидите. Я шел мимо, увидел, что вы еще здесь, и решил зайти узнать, что нового принес сегодняшний день.

Вид у обергруппенфюрера был довольно мрачный.

– Состояние у Гейдриха тяжелое, – устало сказал Далюге, усаживаясь на стул рядом со столом, – если он умрет, в Берлине будут в ярости. Я только что разговаривал с Франком: он обещал фюреру, что поймает преступников до 18 июня.

– Почему именно до 18-го? – удивился Абендшен.

– Не знаю, – пожал плечами Далюге, – наверное, просто отсчитал три недели.

– А что с Гейдрихом? – поинтересовался штурмбанфюрер. – Вчера говорили, что операцию он перенес хорошо. И, насколько я разбираюсь в медицине, ранение у него серьезное, но далеко не смертельное.

– Сегодня с утра у него поднялась температура, – пояснил Далюге, – До сорока. Врачи рассматривают три варианта: где-то идет воспалительный процесс, бомба была отравлена или у него началось заражение крови. Из этих трех вариантов как-то бороться можно только с первым.

– Если бомба была отравлена, – заметил Абендшен, – то каким-то слабым ядом медленного действия. Но в этом случае и один из преступников сейчас должен находиться в тяжелом состоянии: осколки попали и в него. Надо подумать, как этим можно воспользоваться.

– Что с опознанием девочки? – перевел разговор Далюге.

– Девочку не нашли, – признался Абендшен.

– Почему? Ведь ваша свидетельница заверяла, что узнает ее. И она ведь сама пришла к нам.

– Все так, – вздохнул штурмбанфюрер. – И, однако, опознание ничего не дало. Я сам сейчас сидел и думал, почему так получилось. Изменить внешность девочка не могла.

– Что ей могло помешать? – не согласился Далюге. – Есть множество простых способов изменить внешность. Причем они не требуют ни особых навыков, ни специального оборудования.

– В данном случае это не подходит, – покачал головой Абендшен. – У девочки было слишком мало времени: никто не знал, что мы знаем про эту историю с велосипедом. Во-вторых, если девочка придет в школу с измененной внешностью, то это обязательно вызовет интерес со стороны подруг. Такого нигде не замечено. Я тут подумал о другом. Тот, кто посылал девочку за велосипедом, знал, что это дело рискованное. И все же послал. Он вряд ли посылал своего ребенка. Своим ребенком так не рискуют. А значит, девочка могла быть из другого района.

– Хотите проверить все школы города? – нахмурился Далюге.

– Нет. На это уйдет слишком много времени и слишком слабая надежда на успех. С девочкой у нас не получилось.

– И за что вы теперь хотите зацепиться?

– Пока не знаю. У меня такое чувство, что мы знаем об этих парашютистах больше, чем подозреваем. Я с самого начала года так или иначе занимаюсь парашютистами. Информации набралось достаточно много. Надо только ее систематизировать. Ведь этот Вальчик был почти у нас в руках. Надо попробовать собрать воедино все, что с ним связано и поискать зацепку там. Группа была выброшена в ночь на 29 декабря. Обычно забрасывают тройками, но, возможно, здесь мы имеем дело с усиленной группой. Одной из задач группы была связь с агентом, которым являлся офицер абвера. Вполне возможно, что после ареста этого агента группа была переориентирована на покушение. Я ждал, что они вчера выйдут в эфир, чтобы доложить о выполнении задания. Но этого не произошло. Возможно, радист тоже участвовал в операции и не успел добраться до рации. Посмотрим, что принесет сегодняшний день. Я отправил туда еще две пеленгационные машины. Рация работает за городом, в дикой местности, и это осложняет ее ликвидацию. На сегодняшний день я приказал оцепить весь район и выделил для этого дополнительные силы.

– Это где-то под Прагой, – нахмурился Далюге.

– Нет, довольно далеко, в Пардубице.

– Но большинство пассажирских поездов отменено, – напомнил Далюге, – на дорогах усиленные патрули. В связи с этим у них могут возникнуть проблемы.

– Могут, но нельзя упускать и того, что они могли добраться туда еще вчера, – предположил Абендшен. – Просто ждут условного времени для связи.

– Какие еще возможны варианты? – спросил Далюге.

– Многие хозяева подозрительных квартир срочно выехали в другие регионы, – сказал Абендшен, – Причем некоторые даже еще до покушения. Если те, кто уехал после, могут сослаться на то, что испугались возможных репрессий, то те, кто уехал раньше, явно знали о покушении.

– Может быть, стоит взять вторую часть и применить к ним жесткие методы допроса? – предложил Далюге.

– Я не сторонник жестких методов допроса, – покачал головой Абендшен, – в таких случаях люди часто оговаривают себя и других, или выдают второстепенную информацию, а главное все же умудряются скрыть. Нет, с этим, я думаю, пока подождем.

– Дело ваше, – согласился Далюге, – но не забывайте, что скоро Берлин начнет требовать результатов.

 

 

Пардубице, ночь с 28 на 29 мая 1942 года

 

Иржи Потучек собрал рацию и подготовился к работе. Сегодняшняя радиограмма была очень короткой:

 

Покушение совершено. Подробностей пока не знаем и сообщим позднее. Временно количество сеансов связи сокращаем до двух в неделю. Либуша.

 

Либуша – это был позывной Потучека. Страховал сеанс связи сегодня Вацлав.

Иржи передал текст и принял подтверждение приема и дальнейшие инструкции. Потом отключил антенну, спрятал чемодан с рацией в тайнике и уже собирался уходить, когда в пещеру вбежал взволнованный Вацлав.

– Немцы! – сообщил он, – Весь район окружен. Надо попробовать уходить через запасной ход.

– Они еще далеко? – поинтересовался Иржи.

– Когда я уходил, они еще только разворачивали цепь около дороги, – ответил Вацлав. – Для того чтобы образовать цепь и дойти сюда, им потребуется минут пятнадцать.

– Тогда успеем, – вздохнул Потучек, – надо унести рацию. Антенну они обнаружат и наверняка сделают здесь засаду. Даже если они и не найдут рации, то мы ею долго не сможем воспользоваться.

Он подбежал к тайнику, быстро вынул рацию и они с Вацлавом углубились в боковой проход.

Заброшенная каменоломня представляла из себя запутанный лабиринт больших и малых ходов. Иржи потратил много времени, чтобы хоть частично изучить их. Теперь это должно было принести свои плоды. Надежда была на маленький ход, который начинался за кучей камней, образованной обвалом, и поэтому был не сразу заметен. Местами по нему можно было пробраться только на четвереньках, зато этот ход вел к выходу наружу, расположенному совсем недалеко от деревни. Сам выход тоже зарос кустами и был почти незаметен. Скорее всего, о нем знали только что разве местные мальчишки. Пробираться по узкому низкому лазу с рацией было очень тяжело, но Потучек упорно тащил ее с собой.

Когда почувствовался свежий воздух, Вацлав сказал:

– Рацию надо спрятать здесь. Идти с ней на поверхность нельзя. Если немцы устроили облаву здесь, то в деревне полно патрулей. С пустыми руками мы еще как-то сможем отболтаться. А с рацией мы попадемся однозначно.

– Но, я же сказал, нам потом будет за ней не вернуться, – напомнил Иржи.

– Вполне возможно, что они не найдут этот ход, – настаивал на своем Вацлав, – и тогда мы сможем проникнуть сюда и забрать ее. Пройти через тот же ход, через который мы сейчас выйдем. Другого выхода я не вижу.

После недолгих раздумий Потучек согласился с его доводами.

Рацию они закапывали голыми руками прямо в проходе. Тайник получился плохим, но все же была надежда, что даже если здесь кто-то и будет пролезать, его не заметит.

Первым наружу вылез Потучек. Не поднимаясь с четверенек, он осторожно осмотрел окрестности. Район, где располагались основные входы в каменоломню, был все еще окружен: там виднелось множество огоньков от карманных фонариков.

Однако в деревне, казалось, все спокойно. И все же ребята решили не испытывать судьбу, после недолгого совета было решено по оврагу обогнуть деревню и выйти на дорогу уже по ту сторону от нее. А далее уже по дороге идти в Дашице к Бартошу.

 

У Бартоша они появились, когда уже начало светать. Заспанный Бартош впустил товарищей, оделся, поставил на плиту чайник и начал расшифровывать полученное сообщение. С расшифровкой он покончил как раз к тому моменту, когда закипел чайник. Альфред налил ребятам чаю и выставил на стол все, что нашел у себя съестного.

– И что говорит Лондон? – поинтересовался Потучек, намазывая себе маслом кусок хлеба.

– Про покушение там уже знают, – ответил Бартош. – Поздравляют. Обещают в ближайшее время прислать за Габчиком и Кубишем самолет. Хотят, чтобы вместе с ними в Лондон слетал и Индра. А потом его обратно забросят сюда. Только что-то мне не верится, что они сумеют это осуществить. Посадить самолет можно было бы в районе, контролируемом партизанами, а на неподготовленной и неохраняемой площадке – это просто безумие.

– Может, они надеются, что Индра воспользуется своими связями и договориться с каким-нибудь вооруженным отрядом? – высказал предположение Потучек.

– Не знаю, – покачал головой Бартош, – к тому же я очень сомневаюсь, что Индра согласится лететь. И вообще все это как-то проблематично: нам в ближайшее время дорога в Прагу закрыта.

– Что будем делать с рацией? – поинтересовался Потучек.

– Денька два выждем, потом выясним обстановку и попробуем вытащить ее из каменоломни, – пожал плечами Бартош, – а за это время надо подумать о новом месте для радиопередач.

 

 

Дахов, 30 мая 1942 года

 

Перед Абендшенем стоял молодой оберштурмфюрер. По его внешнему виду сразу можно было сказать, что он провел бессонную ночь, однако форма у него была в полном порядке и держался он подчеркнуто подтянуто.

– Как случилось, что операция не дала никакого результата? – строго спросил Абендшен, – Вы заблаговременно знали место радиопередачи: вам оставалось только оцепить район и взять радиста.

– Все так, – устало и грустно согласился оберштурмфюрер, – Грузовики с солдатами были спрятаны в двух сараях недалеко от деревни, радиопеленгационные машины расположились в лесу. Хотя им надо было только проверить пеленг. Как только началась радиопередача, мы немедленно выехали на место. Прибыв на место, мы взяли в окружение весь район, и я послал специальные штурмовые группы перекрыть известные нам входы и выходы в каменоломню. Но все оказалось напрасно.

– Вы считаете, что их там не было? – нахмурился Абендшен.

– Возможно и были, – покачал головой молодой человек, но они знали ходы, о которых мы и не имели представления. Я, например, не исключаю возможность, что они и сейчас еще находятся там.

– Как так? – не понял Абендшен.

– Они могли пробраться в какой-нибудь тупиковый лаз и залечь там, – пояснил свою мысль оберштурмфюрер.

– Вы не осмотрели всю каменоломню? – Абендшен был готов взорваться.

– Мы осмотрели ее главные ходы, – оправдывался молодой человек, – но полностью осмотреть каменоломню мы были просто не в состоянии. Если бы я заставил солдат лезть и в те проходы, по которым можно продвигаться только ползком, то я бы сейчас ждал большую спасательную группу, которая должна бы была разыскивать половину моих людей. Пещеры вещь очень специфичная: в них могут потеряться не только Том Сойер со своей подружкой. Для полного обследования каменоломни нужны были специалисты, нужно было специальное снаряжение.

– Так что же вы об этом молчали раньше?! – в ярости воскликнул Абендшен.

– Я говорил об этом, когда передо мной ставили эту задачу, – возразил молодой человек, – но мне ответили, что у парашютистов тоже нет специального снаряжения, и что они тоже не специалисты в этой области. Я попытался сказать, что им могли показать ходы те, кто хорошо знает каменоломню, кто работал на ней, но от меня только отмахнулись.

– Черт, – выругался Абендшен, – и где сидят такие умники?

– В Пардубенском отделении гестапо, – усмехнулся молодой человек, – я подчиняюсь им.

– Какие меры вы предприняли после операции? – поинтересовался штурмбанфюрер.

– Оставил засады в известных мне ходах каменоломни, усилил патрулирование деревни. Радиоперехват мне не подчиняется, но, насколько я знаю, машины продолжают дежурство.

– Хорошо, – недовольно кивнул Абендшен и направился к выходу.

 

 

Прага, 1 июня 1942 года

 

В небольшом кафе под открытым небом на берегу Влтавы за столиком сидели трое мужчин. Вид у всех троих был хмурый и озабоченный.

– Я сам приказал владельцам многих явок выехать на время из города, – говорил Индра. – И эта мера оказалась совершенно правильной. Во время облавы в ночь на 28-е проверялись многие квартиры.

– Знаю, на себе испытал, – грустно улыбнулся Опалка.

– Сейчас многие явки находятся под наблюдением, – продолжал Индра, – зайти туда еще можно – и то при условии, если у тебя в порядке все документы, но переночевать там без отметки в полиции невозможно. Я понимаю, что вы сейчас оказались в очень тяжелом положении. К тому же надо учесть, что теперь те, кто вас укрывает, рискуют в два раза больше. Но не думайте, что мы сидели сложа руки. Пока у нас для вас есть четыре возможных убежища: неплохое место вблизи Седлчан, можно вывезти вас в Будские леса и поселить там в больнице противотуберкулезной лиги, предварительная договоренность с кое-кем из обслуживающего персонала уже есть, возможно на время укрыть вас в склепе в Вифлееемовской часовне и в подвалах церкви Кирилла и Мефодия.

– Боюсь, что выбраться из Праги будет очень не просто, – с сомнением покачал головой Опалка.

– Можно будет поговорить с кем-нибудь из наших шоферов и вывезти вас, спрятав под грузом в какой-нибудь машине, доставляющей продукты или что-то в этом роде, – высказал предположение Индра. – В основном город закрыт для частных лиц. Тот же мусор просто необходимо вывозить из города.

– Это было бы можно осуществить, если бы надо было вывести двух-трех человек, – возразил Опалка, – а нам надо укрыть не менее семи человек. Такое количество из города вывезти будет очень трудно. Остаются только часовня и церковь.

– Ну что же, – согласился Индра, – давайте рассмотрим эти варианты. Возможно, несколько позже мы подыщем вам что-нибудь получше. Все будет зависеть от ситуации. Пока ситуация в городе крайне тяжелая. Усиленные патрули и контроль на всех видах транспорта уже привели к чувствительным потерям. Сейчас даже коммунисты приостановили свою деятельность. Все ждут, пока немцы успокоятся после покушения.

– Ну что же, – вздохнул Опалка, – давайте остановимся на церкви. Когда туда можно будет перебираться и как это сделать?

– Я сегодня же попрошу, чтобы туда собрали все, что нужно для временного там пребывания, – кивнул Индра. – Туда надо будет переправить какие-то одеяла, матрацы, продовольствие. В общем решить, если так можно выразиться, все бытовые вопросы. Приходить будете сами, спросите настоятеля и назовете себя. Я ему передам список имен. Это будет надежнее, чем пароль. Завтра с утра и начинайте там собираться.

– Этот вопрос решили, – кивнул Опалка. – Есть что-нибудь от Бартоша?

– Ничего, – отрицательно покачал головой Индра, – Связь с Бартошем придется восстанавливать нам самим. Он не знает наших новых явок. Когда появится возможность, надо будет посылать кого-то в Пардубице.

– Это очень плохо, – заметил Опалка, – через него у нас идет вся связь с Лондоном.

– Лондон должен понимать, что вы сейчас вынуждены бездействовать, – отмахнулся Индра. – Чтобы сидеть в тайнике, инструкции из Лондона не нужны. Бартош сам, думаю, опишет сложившуюся здесь ситуацию.

 

 

Прага, ночь с 1 на 2 июня 1942 года

 

Карел Чурда оказался в очень тяжелой ситуации. Утром 28 мая он распрощался с хозяевами квартиры, на которой жил и отправился на встречу с Опалкой. Однако по дороге его задержал патруль. Самое обидное было то, что патруль был из чешской полиции. Придрались они к тому, что у Чурды в трудовой книжке была вот уже два дня просрочена отметка о работе. Никакие уговоры не подействовали, и его отвели в гестапо.

В гестапо люди оказались более сговорчивыми и более понятливыми. Карел описал им, что вчера не сумел попасть на работу в связи с убийством Гейдриха. Он-де работает в пригороде и должен был выйти во вторую смену. В связи с отменой движения поездов, он на работу попасть не сумел, а, значит, не сумел и поставить штамп в трудовую книжку. Теперь у него рождается подозрение, что, если так дело пойдет дальше, то он и сегодня не сможет попасть на работу. Дежурный в гестапо внимательно выслушал его объяснения, долго листал документы и, в конце концов, отпустил. Но встреча с Опалкой сорвалась.

Он попробовал найти Кубиша или Габчика, но те и до покушения постоянно меняли квартиры, а теперь и подавно никто не знал, где они находятся. Ситуация становилась критической: во-первых, у него не было крыши над головой, а, во-вторых, он уже не мог поставить штамп в трудовую книжку. После длительных размышлений он пришел к выводу, что ему непременно надо выбраться из Праги. Выбравшись из Праги, он во-первых, мог обратится за помощью к родственникам, как он уже делал при приземлении, а, во-вторых, отправиться на явку в Пардубице.

Несколько дней он просто болтался по городу, а вечерами придумывал, как ему лучше провести ночь. Один раз он даже провел ночь у проститутки, но это оказалось очень накладно. А деньги таяли с каждым днем. Наконец, он нашел выход: он решил украсть лодку и спуститься вниз по Влтаве. Сделать это надо будет ночью: вряд ли кто следит за рекой и ночью, а если и следят, то он просто ляжет на дно лодки и даже не будет пытаться грести, течение само вынесет его из города. И все же, весло надо бы раздобыть, хотя бы одно: когда он выберется из города, то ему надо будет обязательно подгрести к берегу.

Сначала он нашел подходящую лодку. Это была маленькая плоскодонка, привязанная к небольшим мосткам на окраине Праги. Близко к лодке он подходить не стал, чтобы не вызвать лишних подозрений. Даже если лодка на цепи и под замком, то с этим будет несложно и справиться. Теперь надо было решить вопрос с веслом. Он зашел в спортивный магазин и чуть ли не на последние деньги купил две небольшие лопатки для надувной лодки. Теперь он был готов.

Карел к девяти часам спустился к реке и спрятался в кустах. Комендантский час еще не отменили и надо было до темноты избежать встречи с патрулем. Около полуночи он выбрался из своего убежища, тихонько подобрался к лодке и почти на ощупь начал изучать привязь. Лодка была на цепи, закрытой на небольшой замок. Цепь с обоих сторон крепилась к небольшим металлическим скобам, одна из которых была вбита в мостки, а другая в корму лодки. После недолгого раздумья Карел решил попробовать вытащить скобу, забитую в мостки. Мостки от воды должны были подгнить, в то время как лодка должна была быть просмоленной.

И все же скобу надо было чем-то поддеть. Карел осторожно пробрался на лодку и начал шарить по днищу. Очень скоро он обнаружил подобие якоря. Это была скорее всего примитивная кошка, но кованная и крепкая. Чурда взял этот импровизированный якорь и подпихнул его в скобу, надавил и вздрогнул. Раздавшийся в ночной тиши скрип показался ему оглушительным. Он замер и прислушался. Кругом стояла тишина. Он попробовал еще раз. Скоба еще раз скрипнула и выскочила из доски.

Карел забросил цепь в лодку, оттолкнулся от мостков и лег на дно. Лодку тихо покачивало, и он очень скоро, забыв о всякой осторожности, задремал.

Проснулся он, когда было уже совсем светло. Он осторожно выглянул из лодки. Он плыл посередине реки где-то в сельской местности. Впереди была деревенька, но оттуда лодка, наверное, была еще не заметна. Карел достал лопатки и начал подгребать к берегу. Через несколько минут лодка ткнулась носом в песок пологого берега.

Чурда выскочил на берег и, не оборачиваясь назад, быстрым шагом пошел от речки. Первый этап его плана прошел успешно.

 

 

Прага, 4 июня 1942 года

 

Франк приехал из Берлина еще 30 мая и подтвердил, что действительно дал фюреру слово, что поймает преступников до 18 июня. Почему он выбрал именно эту дату, он объяснять не стал. Как исполняющий обязанности протектора, он издал приказ о создании специальной комиссии по расследованию покушения под председательством Далюге. Но, когда вышел этот приказ, он вызвал к себе Абендшена и сказал:

– Комиссия – комиссией, но с вас ответственность за расследование не снимается. Комиссия будет заниматься своими вопросами и, так сказать, отвлекать на себя руководство, чтобы дать вам спокойно работать. Я очень надеюсь на вас. И очень прошу вас приложить все силы, чтобы раскрыть это дело как можно быстрее.

Абендшен старался, но дело продвигалось совсем не так быстро, как хотелось бы. Вчера, 3 июня снова заработала пардубецкая радиостанция. Теперь она работала где-то в районе небольшой деревеньки Лежаки. И вот сейчас Абендшен сидел и мучался вопросом: не устроить ли повальный обыск по всей деревне. Его останавливало то, что он боялся найти там в лучшем случае только рацию, а на данный момент его больше всего интересовал радист. После недолгих размышлений он пришел к выводу, что лучше найти какого-нибудь надежного чешского полицейского, под каким-нибудь благовидным предлогом послать его в деревню и попробовать выяснить, не появился ли там за последние дни кто-нибудь посторонний. А потом у этого постороннего можно будет и проверить документы, а, если потребуется, то придравшись к какой-нибудь печати, временно задержать.

От этих размышлений его оторвал появившийся в кабинете Франк.

– Прогресс есть? – мрачно спросил он.

– Какой-то прогресс есть всегда, – уклончиво ответил Абендшен, – но вас-то интересует окончательный результат.

– Не только меня, – проворчал Франк. – Только что позвонили из больницы – Гейдрих умер. Учтите, что когда я обещал фюреру закончить расследование к 18 июня, он был еще жив. Теперь фюрер может потребовать ужесточения сроков.

– Я делаю все возможное, – заверил Абендшен, – но мне нужны исполнители, а не те, кто им помогал. Если мы поспешим, то вполне возможно, что мы и ограничимся только помощниками.

– Возможно, придется пойти на это, – заметил Франк. – Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Ну ладно, работайте. Я зашел просто предупредить вас.

 

 

Прага, 6 июня 1942 года

 

Пани Моравцова никакого отношения к чехословацкой разведке не имела. А вот к армии отношение имела: ее старший сын Адольф служил до Мюнхена поручиком в артиллерии. Когда произошла оккупация Чехословакии, он сумел выехать за границу. И пани Моравцова очень долго не имела о нем никаких вестей. Однажды она встретилась с цыганкой, которая взялась ей погадать. Пани Моравцова сразу же задала ей больной вопрос: где мой сын и что с ним? Цыганка разложила карты, долго причмокивала, потом сказала: «Вижу я твоего мальчика. Он в комбинезоне и весь перепачкан маслом. Где-то за границей. Наверное, служит в авиации». Хотя пани Моравцова особого значения ее словам и не придала, однако и не забыла их, а время от времени с надеждой их вспоминала. Первая весточка от сына пришла в начале 1941 года. Его письмо кто-то уже в Чехословакии заботливо положил в местный конверт, написал адрес и бросил в почтовый ящик. Из этого письма пани Моравцова узнала, что ее сын действительно находится в Англии и служит в авиации оружейником. С тех пор она верила всем цыганкам без разбора и ненавидела немцев.

Второе письмо от сына ей принесли молодые парни, которые сказали ей, что служат с ним вместе, а сейчас заброшены сюда для выполнения особого задания. Ребята не раз ночевали у пани Моравцовой, а та заботилась о них, как о собственных детях. За это время ребята подружились и с ее младшим сыном Атей. Тот неоднократно рвался помогать им, но они разве что иногда давали ему какие-нибудь мелкие поручения. Атя возмущался, но один из парней, которого звали Ян, всегда улыбаясь говорил Ате, что в разведке никогда не знаешь, какое задание важное, а какое – нет.

Числа двадцать шестого мая ребята зашли к ней и предупредили, чтобы она вместе с сыном на недельку-другую съездила бы куда-нибудь навестить родственников, лучше найти каких-нибудь родственников в деревне. «В городе в ближайшее время будет беспокойно, – сказал тот, которого звали Йозеф. – Так будет лучше и для вас и для Ати». Пани Моравцова вняла этому совету только наполовину: она отправила в деревню Атю, а сама решила, что ей ничего не может грозить. В ночь после убийства Гейдриха ее квартиру проверяли, но ничего подозрительного не обнаружили, и пани Моравцова совсем воспрянула духом, поэтому когда она узнала, что жившие у нее ребята и еще несколько человек, также прибывшие из Англии, прячутся в церкви и им нужны продукты и теплая одежда, она сразу же с великим энтузиазмом взялась за дело. Узнала она об этом от учителя Зленки, с которым ее познакомили ребята, собственно говоря, он сам обратился к ней за помощью в этом вопросе, дал адреса, куда можно было обратиться за помощью.

Теперь пани Моравцова ходила по разным знакомым и незнакомым людям, брала у них продукты, одежду, одеяла, спирт и все это носила в церковь. Сначала она с подозрением отнеслась к требованию спирта, но потом ей объяснили, что ребята живут в подвале, там холодно и они периодически греют себе чай или кофе на спиртовке. От священника она узнала, что Ян болен, у него высокая температура и нужны какие-то лекарства. Это ее очень обеспокоило: она хотела узнать, какие лекарства нужны, но настоятель церкви сказал, что насчет лекарств они уже договорились с одним доктором.

Постепенно она познакомилась со многими из тех, с кем так или иначе были связаны парашютисты. Теперь женщины обсуждали, что бы повкуснее приготовить да так, чтобы ребята могли это как-то разогреть в походных условиях. Готовили по очереди. Иногда вместо пани Моравцовой еду относил кто-нибудь другой.

Сегодня пани Моравцова достала для ребят несколько пар шерстяных носков и хорошее стеганое одеяло. Завернув все это в пакет, она направилась в церковь. Всю дорогу ее не оставляло чувство, что за ней кто-то следует, но как она ни пыталась определить, кто же это, ей это так и не удалось. Вечером, при встрече с паном учителем, с которым она договорилась время от времени встречаться для того, чтобы передать весточки ребятам или наоборот что-то от ребят передать учителю, она обмолвилась об этом ощущении. Пана учителя это очень взволновало. Он строго-настрого велел ей ходить в церковь реже и установить очередь так, чтобы каждая женщина показывалась в церкви не более двух раз в неделю. Пани Моравцова, конечно же, сказала, что постарается сделать все возможное, но такого количества женщин у них не наберется.

В лучшем случае, каждая женщина может появляться в церкви через два дня.

Они договорились с паном учителем, что когда она пойдет в церковь в следующий раз, то он незаметно будет следовать за ней и проверит, не следит ли кто за ней.

Через день пан учитель прошел за ней до самой церкви, но никакого хвоста так и не обнаружил.

 

 

Прага, 7 июня 1942 года

 

Индра встретил настоятеля церкви Кирилла и Мефодия Петршика во дворе.

– Мне необходимо встретиться с ребятами, – поздоровавшись, сказал Индра.

– Вообще-то меня не предупреждали, что кто-то будет их навещать, – с сомнением заметил настоятель.

– Я знаю, сам оговаривал это условие, но у меня для них важные новости, – ответил Индра.

Настоятель задумался, но потом кивнул и повел Индру через черный ход в помещение церкви. Когда они оказались в церкви, настоятель подвел Индру к одной из стен и сказал:

– Повернитесь лицом к стене и ждите. Я схожу за ребятами.

Прошло около пяти минут. Наконец, Индра снова услышал за своей спиной голос настоятеля:

– Пройдите в алтарь. Там вас ждет Опалка.

Индра прошел в алтарь и сразу же увидел стоящего там Опалку. На нем был толстый теплый свитер, очевидно там, где сидели парашютисты, было довольно холодно.

– Почему ты один? – удивился Индра.

– Никто больше не захотел сюда подниматься, – пожал плечами Опалка, – всех мучает совесть. Настроение у всех очень подавленное.

– И по какой причине их так мучает совесть? – поинтересовался Индра.

– Нам приносят сюда газеты, – очень грустно усмехнулся Опалка, – В каждой газете сообщения о новых арестах. Арестованы даже члены ЦК КПЧ. А мы отсиживаемся тут.

– Как будто вы бы кого-то защитили, – недовольно хмыкнул Индра. – Лондон был предупрежден о последствиях, но решил, что шкурка выделки стоит. Вашей вины здесь нет. А как Габчик и Кубиш?

– Они хотели пойти к министру Эмануилу Моравцу, признаться, что это они совершили покушение, а потом убить его, – ответил Опалка. – Насилу удержал.

– Бред какой-то, – покачал головой Индра. – Аресты скоро пойдут на спад. Сейчас мы подготавливаем все, чтобы вывести вас в леса. Лондон обещает в ближайшее время прислать за Кубишем и Габчиком самолет. Подумайте над тем, кому еще стоит вернуться.

– Я скажу им об этом, кивнул Опалка, – но идея не нова. Никто не верит, что Лондон способен на такое. А вот с лесом было бы хорошо. Вывести нас в лес, сделать новые документы, а там, смотришь, можно будет вернутся и в Прагу. Бездействие очень угнетает, тем более, когда за твои действия расплачиваются другие.

– Насчет самолета все-таки подумайте, – настаивал Индра, – Лондон имеет опыт подобных операций в Западной Европе. А с лесом мы и сами торопимся – прятать вас здесь слишком затруднительно, слишком много народу приходится задействовать. Да еще в такое время, когда Прага как на осадном положении. А ребятам передайте, чтобы так не переживали: намечая эту акцию, Лондон на что-то рассчитывал. Мы не знаем, что они этим хотели достичь, поэтому не можем судить о ценности этой акции.

Опалка кивнул, но ничего не ответил.

 

 

Колин, 7 июня 1942 года

 

Карел Чурда проснулся, когда солнце было уже почти в зените. Впервые за последнюю неделю он по-настоящему хорошо выспался. Дорога до Колина заняла у него почти три дня. Сначала он хотел пойти в Пардубице к Бартошу, но потом передумал. С Бартошем у него уже было несколько стычек, и у него не было никакого желания встречаться с ним снова. Первая стычка произошла из-за того, что Чурда появился в Пардубицах почти через месяц после того, как его забросили. То, что группа была выброшена совершенно в другом районе и то, что явки, которые Чурде дали в Лондоне оказались проваленными, Бартош во внимание принимать не хотел. Неделю он устраивал какие-то, как считал Карел, идиотские проверки. Потом выложил перед ним несколько написанных от руки листков бумаги, на которых оказались составленные им же правила поведения парашютистов и заставил его под ними расписаться. И вообще, он сразу же дал понять, что он здесь старший по званию и все должны стоять перед ним по стойке «смирно» и заглядывать в рот. Самое противное было то, что командир группы «Аут дистанс», в которую и входил Чурда, Опалка, вполне с этим смирился. Вот Габчик и Кубиш на это не пошли. Они объяснили Бартошу, что у них свое задание и выполнять они его будут без руководства Бартоша. Короче говоря, Чурда решил какое-то время отсидеться у своих родственников в Колине, тем более, что и добираться туда было поближе.

Вчера поздно вечером он добрался до тетки, та его с дороги накормила и уложила спать. Карел с наслаждением потянулся и подумал, что минимум неделю отдыха он честно заслужил.

Карел оделся и вышел на кухню, здесь его ожидал сюрприз. Тетки на кухне не было, зато сидел его двоюродный брат Ян. Они не виделись с 1938 года, хотя когда-то были большими друзьями.

Ян был на три года старше Карела и в детстве был для него во всем примером. Когда они подросли и разница в возрасте стала не столь явной, отношения у них стали дружескими, но верховенство Яна все равно не оспаривалось. Сейчас на Яне была немецкая форма.

– Проснулся, диверсант, – усмехнулся Ян.

– Почему диверсант? – обиделся Карел.

– А кто же ты еще? – все с той же улыбкой пожал плечами Ян. – Насколько я помню, ты после Мюнхена бежал за границу, как, впрочем, многие другие военные. Бежали вы тогда все в Польшу или Францию. Но если бы ты так там и остался, то появился бы еще года два назад. Значит, ты бежал дальше, в Англию. А из Англии сюда приезжают только диверсанты.

– Чувствуется немецкое воспитание, – попробовал съязвить Карел.

– Причем тут немецкое воспитание, – пожал плечами Ян, – Это любому здравомыслящему человеку понятно.

– Ну и беги, докладывай в гестапо, – предложил Карел.

– Не побегу, – покачал головой Ян, – Зачем? Ты от них не уйдешь. Это ведь точно так же, как не бывает счастливых воров: они обязательно когда-нибудь попадаются.

– Так уж и обязательно?

– Обязательно, – как-то грустно кивнул Ян, – Ну ладно, давай пить кофе. Я только что приехал и после казарменного домашний медом кажется.

 

Ближе к вечеру Ян предложил Карелу пойти на речку половить рыбу. Карел с удовольствием согласился: он уже года четыре не сидел на берегу с удочкой. Ян так и пошел в форме, это оказалось очень кстати: полицейские и патрули козыряли ему и проходили мимо. У Карела в голове не переставал крутиться утренний разговор и, в конце концов, он не выдержал:

– Тебе не противно носить эту форму? – спросил он.

– А она не многим отличается от той, что ты носил в Лондоне, – пожал плечами Ян.

– В Лондоне я носил форму чехословацкой Освободительной армии, – не без гордости заявил Карел.

– Это понятно, – кивнул Ян, – непонятно только, что, от кого и для кого она будет освобождать.

– Чехословакию от оккупантов, – недоуменно ответил Карел, – Она восстановит правление всенародно избранного президента страны.

– Да, когда-то Бенеш действительно был всенародно избранным президентом, – согласился Ян, – но устрой теперь выборы, и он не наберет и десятой части голосов. Он предал страну, и это ему не простится. А предал он ее, кстати, вместе с теми, кому сейчас служит.

– Тогда он не хотел большого кровопролития, – напомнил Карел.

– А теперь, сидя на кровавых английских бифштексах, он вошел во вкус крови? – усмехнулся Ян. – Тогда наша армия была не меньше немецкой. Вооружение было не хуже немецкого. Наши заводы и сейчас гонят оружие для немцев. Ты был тогда военным, и тебе не надо все это объяснять. Нам бы помогли Советы: тогда они прямо заявляли, что выполнят свои союзнические обязательства. Было бы кровопролитие? Да! Но после этого не было бы еще большего кровопролития под Москвой и нынешнего на Украине. А твой Бенеш призывает к сопротивлению народ, который не вооружен и не обучен, а значит, понесет громадные потери. Это тебе о кровопролитии. А теперь подумай о том, что будет, если Англия все же выиграет войну. На континент она спустит свои войска, прикрытые живым щитом. Да, да, чешские и польские дурачки, вроде тебя, будут идти первыми. А потом Англия потребует компенсации за то, что она нас освободила. И тогда Чехословакия снова будет под протекторатом или патронажем, или наставничеством, политики умеют придумывать названия. То есть сменится только хозяин и больше ничего.

– Но это, как ты говоришь, хозяин, по крайней мере, не будет нацистом, – поднял указательный палец Карел.

– А это тоже еще большой вопрос, – покачал головой Ян. – Тебя англичане встретили как братья? Они ведь там смотрят на вас даже не как на непрошеных приживальцев, нет, они чувствуют себя сильными, умными и имеющими право решать вашу судьбу. Скажи мне, что они не смотрели на вас сверху вниз глазами, полными высокомерия, и я скажу, что ты лжешь. Посмотри на Ирландию и тебе все станет ясно.

Карел вспомнил, сколько раз ему приходилось сталкиваться с высокомерием англичан, и подумал, что Ян не так уж и далек от истины.

– Но самое главное в том, что Англии эту войну не выиграть, – продолжал Ян. – Ты можешь отнести это опять к геббельсовской пропаганде, но это не меняет сути дела. Ее войска бегут от танков Роммеля в Африке, а в Европе она только и способна, что наносить время от время бомбовые удары по мирным городам. Как я подозреваю, ей уже не хватает средств на войну. Так что думай сам, к какому берегу тебе прибиться.

– Ты хочешь сказать, что Чехословакия никогда не будет независимой? – иронично спросил Карел.

– Конечно, – пожал плечами Ян. – Нет маленьких независимых государств. Они все входят в какую-нибудь империю. Даже те двадцать лет, когда Чехословакия считалась независимой, она постоянно смотрела то на Францию, то на Англию. И слушалась их с первого слова.

– Ты хочешь сказать, что Чехословакии просто сейчас надо сделать правильный выбор империи? – продолжал иронизировать Карел.

– Империю не выбирают, – покачал головой Ян. – Выбирает империя. Но зато потом империей гордятся. Вспомни, как в детстве мы показывали фотографию деда в форме офицера австрийской армии и гордились этим. И все те годы чехи жили, говорили на своем языке, пели свои песни, плясали свои танцы и при этом гордились империей, к которой принадлежали.

– И что же ты мне предлагаешь?

– Я тебе предлагаю перестать быть игрушкой в чужих руках и зажить самостоятельно.

– Это как? – поинтересовался Чурда.

– Вот посмотри на меня, – предложил Ян, – Я каждый день хожу на службу и вечером возвращаюсь к жене. Я получаю достаточную зарплату, чтобы прокормить не только свою семью, но и помочь родителям. Скоро у нас с Мартой будет ребенок. Я живу так, как жили наши отцы. Ты скажешь, что тяжелые времена, карточки и все такое. Да, но тяжелые времена переживает любое поколение. Наверное, это такой закон истории. А теперь посмотри на себя. Твоя жена не видела тебя считай три года. И на вопрос, когда ты к ней вернешься, кроме мифического «после победы», ты ей ничего не можешь сказать. Родителям от тебя тоже помощи нет, и отцу приходится искать работу потяжелее. Зато ты бегаешь с пистолетом и их освобождаешь.

– Но я сделал свой выбор и назад пути нет, – вздохнул Карел.

– Ерунда, ты еще ничего не успел сделать. Сейчас ты еще можешь придти с повинной и зажить как все нормальные люди. Пока можешь. Но очень скоро твои хозяева постараются привязать тебя кровью или чём-то там еще. И вот тогда уже пути назад не будет. Может и будет, но он будет намного сложней.

– Ты хочешь сказать, что я приду в гестапо, повинюсь и они меня отпустят на все четыре стороны? – уставился на Яна Карел.

– А кому ты нужен? – с каким-то презрением сказал Ян, – Ты им расскажешь, что знаешь и все.

– Ты предлагаешь мне стать предателем! – сказал Чурда.

– Просто ты предашь своих хозяев раньше, чем они тебя, – пожал плечами Ян, – А заодно можешь спросить у своей жены Марты, не чувствует ли она себя преданной, после того, как три года не знает кем себя считать: женой, вдовой или обманутой невестой.

Ян достал из кармана кителя газетный листок и протянул его Карелу.

– Вот смотри, – сказал он, – за сведения об убийцах Гейдриха обещают десять миллионов. За какого-то, такого же, как ты дурака – сто тысяч. Я думаю, что те сведения которыми ты владеешь, имеют ценность пониже первого, но повыше второго. Если ты получишь за них хотя бы двести тысяч, то вполне сможешь устроить себе жизнь. Даже в такие тяжелые времена как, сейчас.

Карел даже не стал брать в руки предложенный ему листок: он прекрасно знал оба эти объявления.

 

 

Прага, 14 июня 1942 года

 

Перед Абендшеном сидел мужчина лет тридцати, крепко сложенный и очень напуганный.

– Итак, вы пришли к нам, чтобы дать показания по поводу вещей, которые были выставлены на витрине магазина «Батя»? – спросил Абендшен.

– Да, – скорее промычал, чем ответил мужчина.

– Ну что же, и что из вещей вы узнали? – поинтересовался Абендшен.

– Один из портфелей, – ответил мужчина.

Абендешен взял трубку телефона и позвонил в следственную часть.

– Принесите, пожалуйста, мне в кабинет портфели для опознания, – попросил он.

Через минуту у него на столе стояло пять портфелей.

– И какой же портфель вам знаком? – поинтересовался Абендшен.

Парень безошибочно и не очень-то всматриваясь указал на портфель с автоматом.

– Очень хорошо, – кивнул Абендшен. – А не можете ли вы сказать, что лежит в этом портфеле?

– Автомат «Стен», – не задумываясь ответил парень.

– Просто прекрасно, – улыбнулся Абендшен, – А теперь расскажите мне, при каких обстоятельствах, где и у кого вы видели этот портфель.

– Этот портфель я видел у поручика Габчика, когда он был в квартире семьи Сватошовых.

– Опишите мне, пожалуйста, этого поручика, – попросил Абендшен.

Карел Чурда подробно описал Габчика, что в общем-то очень хорошо согласовывалось с тем, как описали одного из преступников свидетели преступления.

– Этот поручик Габчик живет в семье Сватошовых?

– Нет, кажется, он там не жил, – покачал головой Чурда, – одно время он жил в Полувсине близь Жилины, но боюсь, что сейчас он скрывается где-то в другом месте.

– А что вы можете сказать на счет второго портфеля? Кстати, вы сможете его опознать?

– Второй портфель я видел только на витрине магазина, – признался Чурда. – Я могу только предположить, что он принадлежит поручику Кубишу, ближайшему другу Габчика.

– Опишите, пожалуйста, этого Кубиша, – насторожился Абендшен и получил точное описание второго преступника.

Несколько секунд Абендшен молча обдумывал сложившуюся ситуацию, а потом наклонился вперед и сказал:

– Молодой человек, давайте будем до конца откровенными. Что вы ожидаете от нас?

– Вообще-то, – начал, заикаясь, Чурда, – я хотел бы получить хотя бы часть вознаграждения и жить спокойно.

– Судя по всему, вы сможете заработать если не всю сумму вознаграждения, то приличную ее часть, – заверил его Абендшен, – Только вот объясните мне понятней, что вы подразумеваете под «жить спокойно»?

– Видите ли, я тоже парашютист, – выдавил из себя Чурда, – Я бы хотел получить документы, вознаграждение для того, чтобы обустроить свою жизнь и жить как все люди.

– Все это вполне реально, – пожал плечами Абендшен, – Вы нам даете правдивую информацию – и мы выполняем все ваши условия. У нас уже есть один такой парашютист. Он пришел к нам сразу же после приземления.

– Кто это? – насторожился Чурда.

– Возможно, мы вас с ним потом познакомим, – уклонился от ответа Абендшен. – Я это вам говорю к тому, чтобы вы поняли, что мы подобные условия принимаем. А заодно вы должны иметь в виду, что мы можем проверить данную вами информацию. Пусть не в полном объеме, но хотя бы частично. Разговор у нас с вами будет очень длинный. Может быть, заказать кофе, чай или коньяк?

– От чашечки кофе и рюмки коньяка я бы не отказался, – улыбнулся Чурда, и Абендшен понял, что его посетитель справился со своими страхами.

Пока дежурный нес кофе, Абендшен разложил на столе несколько папок и конвертов. Потом налил две рюмки коньяка, себе и гостю, и снова сел за стол.

– Ну, начнем с Англии, – предложил Абендшен, – Где расположены курсы парашютистов?

– В Шотладии, в местечке под названием Каммес-Дэррахе, – без запинки тут же ответил Чурда. – Это те курсы, на которые направляют чешских военнослужащих. Есть еще курсы для поляков, французов и англичан, но их местоположения я не знаю.

– Понятно, – ответил Абендшен и приложился к своей рюмке. – А с каких аэродромов производится заброска?

– Меня забрасывали с аэродрома Велесбен, но, насколько я знаю, есть еще запасной аэродром в Нарвике.

Абендшен положил перед Чурдой несколько фотографий.

– Скажите, пожалуйста, кого вы из этих людей знаете и что можете сказать о роде их занятий, – попросил он.

Чурда внимательно перебрал фотографии и ответил:

– Вот штабс-капитан Шустр. Он фактически является командиром для всех парашютистов. Он же лично сопровождает группы на заброску. А это майор Блавиц. Он отвечает за снаряжение. Вот это, кажется, полковник Моравец, шеф разведки Чехословакии. Но здесь я не уверен – полковника я видел мельком и всего один раз. А этих двоих не знаю, хотя у меня такое чувство, что я их где-то видел.

– Просто великолепно. Я начинаю верить в вашу искренность, – заверил Абендшен, – Кстати, вы так мне и не представились. Как прикажете к вам обращаться?

– Ротмистр Чурда, – вскочил Карел с места.

– Сидите, сидите, – махнул рукой Абендшен. – Поищите знакомые лица вот в этой пачке, – протянул он Чурде еще несколько фотографий.

Чурда начал перебирать фотографии – на них были изображены парашютисты, многие из них были довольно старыми и мелкими, очевидно, взяты из каких-то местных архивов. Сначала Чурда хотел было сказать, что почти никого не знает, но потом вспомнил о парашютисте, который уже пришел в гестапо раньше него, и начал называть всех подряд.

– Герек входил в вашу группу? – внезапно оборвал его Абендшен.

– Нет, – покачал головой Чурда, – Он летел со мной в одном самолете, но выбрасывали его после меня. Где именно, я не знаю.

– А кто является командиром вашей группы?

– Надпоручик Опалка, – ответил Чурда и показал фотографию.

– Каково кодовое название группы, обосновавшейся в Пардубице? – поинтересовался Абендшен.

– «Аут дистанс».

– Как я знаю, ее задача состояла в установлении связи с одним из чешских агентов, – сказал Абендшен. – После провала агента группу переориентировали на покушение?

– Нет, – покачал головой Чурда. – Для покушения готовилась, теперь это можно сказать с уверенностью, группа, состоящая из Габчика и Кубиша. Почему к ним присоединился Вальчик, я не знаю. О задаче, стоящей перед «Аут дистанс», я тоже ничего не знаю.

– Но ведь Габчик и Кубиш были связаны с группой «Аут дистанс», – напомнил штурмбанфюрер.

– Габчик и Кубиш пользовались радиостанцией этой группы и только, – заверил Чурда, – хотя, честно говоря, зачем им эта связь я не знаю. Я слышал, что были долгие дебаты о том, стоит ли проводить покушение на протектора. Все местное Сопротивление было против, но Лондон настоял на своем.

– Местное Сопротивление было против покушения? – удивился Абендшен.

– Да, они считали это несвоевременным и излишним.

– Я пока проверю то, что вы мне сказали, – вздохнул Абендшен, – А вас на это время отведут в комнату, где вы проведете какое-то время. Комната вполне комфортабельна. Пищу можете заказать по телефону. Также можете заказать сигареты и что-то там еще в разумных пределах. Чтобы не терять зря времени, вы за это время возьмите листок бумаги и напишите адреса всех известных вам явочных квартир. Это постарайтесь сделать побыстрее – за списком зайдут часа через полтора.

Абендшен в приподнятом состоянии духа отправился к Франку.

– Группенфюрер, – с порога обратился Абендшен, – я прошу вашего разрешения взять на завтрашнюю ночь все возможные силы для создания оперативных групп.

– Все возможные силы? – удивился Франк. – Вы задумали столь крупномасштабную операцию?

– Завтра ночью я собираюсь арестовать почти всех пособников покушения, а в ближайшее время и самих исполнителей. Похоже, мы укладываемся в назначенный вами срок, – улыбнулся он напоследок.

– У вас такой прогресс? – тоже приободрился Франк. – Но почему тогда ждать завтрашней ночи, а не сделать это сегодня?

– Во-первых, у нас не хватит времени для создания оперативных групп и их инструктажа, – начал пояснять Абендшен. –