Прага, ночь с 15 на 16 июня 1942 года

 

В просторной комнате для совещаний Абендшен собрал около двадцати командиров оперативных групп.

– Задача перед каждой группой стоит одна и та же, – говорил штурмбанфюрер, – ликвидация подпольной явочной квартиры с арестом всех, кто там находится, отличие состоит в том, что каждая группа работает со своим адресом. Прошу учесть: мне нужны арестованные, а не покойники. Следить очень внимательно. Все английские парашютисты снабжаются ампулами с ядом. Такими ампулами они снабжают и своих пособников. Будьте внимательны и не давайте им этой возможности. На всех квартирах после ареста провести тщательный обыск. Любой подозрительный предмет следует приложить к делу. Никому из обнаруженных в квартирах не разрешать переставлять или поправлять какие-то предметы. Особенно это касается предметов на подоконниках, у входных дверей и в прихожих. Именно там заговорщики чаще всего выставляют знаки, предупреждающие об опасности. Это же замечание относится и к тем, кто будет производить обыск. В каждой квартире на ближайшие два дня оставлять засаду. О снятии засад будем разговаривать отдельно через два дня. Аресты производить по возможности бесшумно и не привлекая лишнего внимания. Предупреждаю, вы можете столкнуться с подготовленными, опытными диверсантами, поэтому требуйте от всех повышенного внимания. Операция начинается ровно в полночь. Аресты должны быть проведены все одновременно. За пять минут до начала операции оперативная группа связывается с группой наружного наблюдения и далее обе группы работают вместе. Вопросы?

Вопросов у командиров не было: Абендшен лично подбирал группы, стараясь задействовать в них только опытных сотрудников.

– Раз вопросов нет, то подходите по очереди для получения адресов, – распорядился штурмбанфюрер.

Офицеры по одному стали подходить к Абендшену и получать из его рук запечатанные конверты.

В небольшом переулочке возле ресторана «У булгара» уже около часа стояли две крытые машины, по всему чувствовалось, что обе машины полны народу, хотя оттуда и не доносилось не звука, рядом с машинами стояли только два человека, одетые в штатское, и тихо переговаривались.

– И что нас делили на две группы, – сказал тихо тот, чтобы помоложе, – дома, как я понимаю, чуть ли не соседние.

– Чтобы не было путаницы, – спокойно возразил тот, что постарше. – А потом, может быть, им надо, чтобы заключенные между собой не могли договориться. У следователей много разных хитростей, кто их знает, что они задумали на этот раз.

– Но операция, похоже, очень крупная, – не унимался молодой. – Я слышал, что сегодня пойдут аресты и в других городах.

– Это все в связи с убийством Гейдриха, – вздохнул старый, – все тюрьмы уже переполнены. Гешке постарался на славу.

– Вы думаете, они все связаны с покушением? — удивился молодой.

– Нет, далеко не все, – махнул рукой старший, – Просто когда начинают прочесывать все мелким гребнем, то попадается очень много блох. Больше всего попалось коммунистов, а они, как мне кажется, к убийству Гейдриха не имеют отношения. Тут англичане постарались. Говорят, Франк обещал фюреру поймать преступников до 18 июня. Вполне возможно, что мы с тобой в последней фазе и участвуем.

Он посмотрел на часы.

– Пора, пожалуй, снимать наружку и идти на квартиры.

А через семь минут его группа уже стучалась в парадную дверь старого коммерческого дома. За дверью долго никого не было слышно, и когда уже пожилой гауптштурмфюрер хотел приказать ломать дверь, послышались шаги. Защелкали замки, и дверь приоткрыла пожилая консьержка. Она хотела что-то спросить, но ее тут же отодвинули в сторону. Жетоны гестапо сначала привели ее в испуг, но потом она вдруг громко крикнула:

– Может, на лифте подниметесь?

– Ну-ка заткни пасть, – рявкнул на нее кто-то из молодежи. – Думает, здесь дураки и предупредить хочет.

– А дверь-то за вами запирать или как? – не унималась консьержка.

В наступившей тишине было слышно только шарканье ног по лестнице.

На третьем этаже все остановились около высокой двери с медной начищенной ручкой. Два молодых оперативника, взяв левой рукой автоматы за рожки и приподняв их, встали по краям двери. Третий оперативник потянулся к звонку. Остальные встали так, чтобы не попасть в поле зрения дверного глазка. За дверью около минуты ничего не было слышно, потом заспанный женский голос спросил:

– Кто там?

– Открывайте, гестапо, – последовал краткий ответ.

Застучали засовы. Не успела женщина открыть дверь, как двое оперативников с автоматами ворвались в квартиру. Через несколько секунд в прихожей у стенки вместе с женщиной в ночной рубашке стояли молодой человек и пожилой мужчина.

– Где парашютисты? – резко спросил старший группы.

– Какие парашютисты? – удивленно переспросил мужчина. – Я не знаю ни о каких парашютистах.

– Ничего, сейчас поедешь к нам, быстро все вспомнишь, – пообещал ему старший группы. – Где ваши квартиранты?

– Они уже давно съехали, – пролепетала женщина.

– Куда? – настаивал гестаповец.

– Не знаю, – честно призналась женщина. – Они нас поблагодарили и уехали.

А тем временем несколько человек уже обыскивали комнату.

Женщина вытерла согнутой рукой вспотевшее лицо и буквально простонала:

– Мне надо в туалет.

– Потерпишь, – отрезал старший группы и прошел в комнату посмотреть, как идет обыск.

В комнате работали двое уже немолодых мужчин. Оба внимательно осматривали каждый попавший им в руки предмет и только потом откладывали его в сторону.

– Постарайтесь, чтобы все оставалось на своих местах, – предупредил их старший группы. – Особенно то, что стоит на окнах.

– Мы порядок знаем, – заверил его один из работников.

А тем временем в прихожей остались только арестованные, автоматчик и молоденький гауптшарфюрер.

– Отпустите меня в туалет, – снова запричитала женщина, – мне правда очень надо в туалет.

– Давай, только живо, – махнул рукой гауптшарфюрер.

Женщина, словно боясь, что офицер передумает, метнулась к дверям туалета. Дверь туалета закрылась и щелкнула задвижка. Через минуту в прихожую зашел старший группы, он оглядел присутствующих и сразу же спросил:

– А где женщина?

– В туалете, – спокойно ответил гауптшарфюрер.

– Идиот! – взорвался гестаповец.

Он ринулся к туалету и с разбегу плечом врезался в дверь. Дверь затрещала, но выдержала. Офицер отклонился назад и еще раз ударил плечом в дверь. Та распахнулась. Женщина стояла и как-то страшно и странно улыбалась. Изо рта у нее шла пена. Потом она пошатнулась и начала оседать на пол.

– Воды! – закричал старший группы, – И кто-нибудь срочно в машину за врачом.

У женщины начались судороги. Арестованные мужчины с ужасом смотрели на нее, не смея пошевелиться.

Когда в прихожую вбежал запыхавшийся врач, женщина уже затихла, и все понимали, что ей уже ничего не может помочь.

– Приняла яд, – только и сказал старший врачу.

Тот присел, проверил пульс на шее у женщины и, взглянув на старшего, покачал головой.

– Черт! – выругался старший гестаповец, – Это ж надо быть таким идиотом! – со злостью взглянул он на бледного гауптшарфюрера, – Уводите этих в машину, да не спускайте с них глаз! Хватит с нас одного трупа, – приказал он.

Когда арестованных вывели к старшему, подошел довольно молодой крепкий мужчина.

– Надо что-то делать с трупом, – сказал он. – Мы, конечно, можем посидеть в засаде и в ее обществе, но, боюсь, запах очень скоро отпугнет любую дичь.

Старший подумал, потом кивнул:

– Придется взять ее с собой в машину. Сейчас я распоряжусь.

 

А в это время вторая машина стояла метрах в пятидесяти от первой на другой стороне улицы. Старший группы, комиссар Парвнниц, отозвал наружное наблюдение, переговорил с одним из наблюдателей, потом сделал знак оперативной группе выходить из машины. Он уверенно подошел к одной из парадных и позвонил. Дверь довольно скоро открыл пожилой мужчина, то ли привратник, то ли муж консьержки. Парвнниц, не дав сказать мужчине даже слова, пихнул ему в нос жетон гестапо и, отодвинув его плечом, вошел внутрь. Он поднялся на второй этаж и остановился около двери с табличкой: «Учитель пан Зленка».

Комиссар жестом руки отдал приказ группе начинать работать.

На несколько требовательных звонков, в квартире так никто и не отозвался. Парвнниц так же жестом приказал ломать дверь. Двое оперативников слаженно толкнули дверь плечами. Дверь затрещала, но не подалась. В этот момент за дверь послышались шаги.

– Сейчас, сейчас открою, — послышался испуганный женский голос.

И сразу после этого зазвенела дверная цепочка и защелкали замки.

Дверь открылась, на пороге стояла перепуганная женщина лет сорока в накинутом поверх ночной рубашке халате. За ее спиной в ванную метнулась тень мужчины. Один из оперативников грубо оттолкнул женщину плечом, ворвался в квартиру и, выхватив пистолет, два раза выстрелил в дверь ванной.

– Не стреляйте, не надо, – на хорошем немецком крикнул мужчина из ванны, – Я выхожу.

Оперативник опустил пистолет. Через пару секунд дверь ванной отворилась, и на пороге появился уже немолодой мужчина. Он сделал несколько шагов вперед, споткнулся и упал. На губах у него выступила пена.

– Срочно врача! – рявкнул Парвнниц.

Кто-то из оперативников бросился к выходу.

Врач появился буквально через минуту, но у мужчины уже начались судороги.

– Срочно промой ему желудок! – приказал Парвнниц. – Он явно принял яд.

Кто-то принес из кухни чайник и доктор прямо из носика начал вливать воду в рот мужчине. Тот, похоже, даже не глотал, по крайней мере, никто не заметил, чтобы у него двигался кадык. После этого врач сделал мужчине укол, но это делалось исключительно для Парвнница: арестованный был уже мертв.

– Заверните его в ковер и отнесите в машину, – приказал Парвнниц, когда понял, что учителю уже ничего не поможет. – И захватите с собой женщину. А мы займемся обыском.

 

К пяти часам утра в управлении гестапо собрались все оперативные группы. Абендшен молча принимал рапорта. Пять арестованных успело отравиться: это для Абендшена неожиданностью не было. Он прекрасно знал, что англичане своих людей снабжают ампулами с ядом, которые те, в большинстве случаев, носят постоянно с собой. Предотвратить отравление даже при неожиданном налете на квартиру очень трудно, практически невозможно. И все-таки он был доволен. По его мнению, операция прошла довольно успешно. Теперь надо было сопоставить полученные данные и принять дальнейшее решение.

 

Группенфюрер Франк появился в кабинет Абендшена уже в восемь часов утра.

– Ну, какие новости? – строго спросил он.

– Операция прошла, можно считать, вполне успешно, – заверил его Абендшен.

– Парашютистов взяли? – сразу же взял быка за рога Франк.

– Нет, ни одного, – покачал головой Абендшен, – но, мне кажется, я знаю, где они скрываются. Сейчас проверю некоторые данные и будем готовиться к взятию. Они сами упростили нам задачу и собрались в одном месте.

– Хорошо, – кивнул Франк. – Держите меня в курсе. Не сегодня завтра с этим делом надо кончать. Много арестованных?

– Почти сотня.

– И все связаны с парашютистами? – удивился Франк.

– Брали семьями, – ответил Абендшен, – возможно, что некоторые члены семей были не в курсе того, что делают другие.

– Это не имеет значения, – отрезал Франк, – В приказе ясно было сказано про всех членов семьи.

– Не имеет значения для вас, – возразил Абендшен. – А мне нужна информация: для меня такие члены семей пустое место.

 

 

Пардубице, 16 июня 1942 года

 

Несколько дней назад Бартош слег с приступом ревматизма. Связи с Прагой так и не было. Было решено, что Бартош поедет отлеживаться в Дашице, а супруги Крупки съездят к родственниками в Хрувим, чтобы немножко отдохнуть от постоянного нервного напряжения.

Когда оберштурмфюрер Линц с оперативной группой явился для ликвидации пардубецкой явки, квартира уже два дня как стояла пустой. Так как за квартирой не было установлено предварительного наружного наблюдения, то Линц оставил машину за углом, а в дом вошел всего лишь с двумя оперативниками. Потоптавшись у закрытой двери, они спустились вниз и вернулись в машину.

– По сведениям из Праги, – сказал Линц, – квартира является явкой, причем такой, где осуществляется все руководство местной сетью. Значит, лишнее появление нескольких мужчин не должно вызвать никакого подозрения. Ты, Курт, возьми с собой еще кого-нибудь, – обратился он к самому опытному оперативнику в своей группе, – прихватите отмычки и проникнете в квартиру. Устроите там засаду. Я пойду в чешскую полицию и попрошу их навести справки о хозяевах квартиры, в частности, попробую узнать, куда они делись.

Через полтора часа после этого Линц вместе со своей группой несся по шоссе в Хрувим. Засада на квартире Вацлава Крупки уже действовала.

Ни Вацлав, ни Ганка, находясь в гостях, к аресту были совершенно не готовы. Дверь на звонок открыла тетушка Ганки, и когда в комнату ворвались гестаповцы, молодые супруги совершенно растерялись.

Перед Линцем стояла задача арестовать хозяина явки и устроить на квартире засаду. В принципе, он с этой задачей справился. Однако Линц всю жизнь подходил к поставленным перед ним задачам творчески, поэтому после недолгого размышления он отправил Вацлава в Прагу к Абендшену, который проводил допросы лично, а Ганку повез обратно в Пардубице. Он решил организовать засаду по всем правилам, то есть сделать так, чтобы в случае появления кого бы то ни было дверь квартиры открыла Ганка. Тогда задержание будет происходить на квартире и засада станет многоразовой.

Когда Ганку привезли в Пардубице и в сопровождении всего лишь одного оперативника привели на квартиру, она сразу же прошла в заднюю угловую комнату и устало опустилась на кресло. Кресло стояло недалеко от окна, солнце уже склонялось к горизонту и наполняло всю комнату ярким светом. Сидя в кресле, Ганка несколько раз щурила глаза, когда при повороте головы лучи солнца попадали ей прямо в глаза, потом встала, подошла к окну, и задернула штору. Все это произошло так естественно, что никто не обратил на это внимания. Однако Ганку меньше всего беспокоило вечернее солнце задернув портьеру, она подала знак, что явка провалена. Ганка вовсе не ожидала, что кто-то может появиться на квартире, по крайней мере в ближайшие два дня, но сделала это для очистки совести.

Уже ближе к ночи пришел приказ из Праги засаду на квартире оставить, но Ганку срочно переправить в Центральное управление гестапо.

 

Иржи Потучек отправился в Пардубице, чтобы забрать на квартире Крупки запасные батареи для рации. Рация у него еще работала, но, по его подсчетам, батареи были на последнем издыхании: он это чувствовал по ослабевшему сигналу при приеме. О том, что Бартоша на квартире нет, он знал, но вот об отъезде Вацлава и Ганки его никто не предупредил. Иржи прогулочным шагом подошел к дому так, чтобы ему пришлось бы для того, чтобы попасть в парадную обойти дом почти кругом. У Иржи были свои понятия о правилах поведения и дисциплине, по этому поводу у него уже были неоднократные стычки с Бартошем, тот даже однажды потребовал от Лондона прислать ему нового радиста, чем очень развеселил Потучека. Однако сейчас Потучек, почти не задумываясь, взглянул на окно боковой комнаты квартиры Крупки. Штора на окне была задернута, что говорило о том, что явка провалена. До парадной оставалось еще метров тридцать, и у Иржи было время на раздумье. Здравый смысл взял верх, и Потучек прошел мимо парадной.

Если бы Потучек пришел на час раньше, то угодил бы прямиком в засаду, а если бы он покрутился около дома еще час, то увидел бы, как из парадной вывели Ганку и усадили в поспешно подъехавшую машину.

 

 

Прага, 16 июня 1942 года

 

К десяти часам вечера перед Абендшеном вырисовалась полная картина подпольной сети. Сравнив результаты допросов и отчеты наружного наблюдения над некоторыми явочными квартирами, которые до появления Чурды числились всего лишь в подозрительных, штурмбанфюрер не сомневался, что парашютисты находятся в церкви Кирилла и Мефодия. Слишком многие из хозяев явок в последнее время ходили туда с какими-то вещами и продуктами. Причем раньше ни за одним из них такой страсти к благотворительности не чувствовалось. Он уже доложил об этом и Франку, и Далюге. Франк хотел этой же ночью устроить налет на церковь, но Абендшен при поддержке Далюге отговорил его от этого. По предварительным подсчетам, в церкви находилось около десятка парашютистов и без боя они явно сдаваться не собирались. По всей видимости в церкви должны были быть какие-то подвалы, а скорее вообще катакомбы, в которых и скрывались диверсанты. Абендшен сумел убедить, что надо подождать еще один день и за это время попробовать найти план подвалов и спланировать операцию по захвату. Сейчас он сидел и ждал тех, кого послал искать план.

Однако, когда к одиннадцати часам один из оперативников все же принес какой-то план церкви, выяснилось, что подвал там действительно есть, причем подвал большой, но вот плана самого подрала нигде не существовало. Чуть позже ему принесли очередной рапорт наружного наблюдения, выставленного около церкви. Рапорт подтвердил, что в церкви явно кто-то скрывается.

Абендшен вышел в коридор. В управлении царила необычная для ночного времени суета: как управление Протектората, так и пражское управление гестапо были приведены в повышенную боеготовность. Силы гестапо были пополнены сотрудниками СД, службы безопасности.

Абендшен прошел в комнату дежурного и поинтересовался, где можно найти штурмбанфюрера Фукса из СД. Фуксу отвели комнату одного из следователей.

Штурмбанфюрер оказался высоким худым мужчиной лет тридцати пяти, с живыми быстрыми глазами и очень грациозными движениями, под которыми чувствовалась недюжинная сила. Абендшен представился.

– Мне сказали, что вы должны сегодня вечером принести мне план катакомб, которые нам придется завтра брать. Вы их принесли? – спросил он у Абендшена.

Абендшен положил перед ним план, который ему только что принесли, и ответил:

– Точного плана подвала нет. Придется действовать по обстановке.

– Плохо, – покачал головой штурмбанфюрер, – зря только потеряли день.

– Когда вы собираетесь провести штурм? – поинтересовался Абендшен.

– Думаю, самое лучшее будет начать часа в четыре утра, – ответил Фукс, – как показывает опыт, в это время у караулов самая слабая бдительность.

– Разумно, – согласился Абендшен, – значит, у меня будет в запасе еще день. Возможно, кто-то из арестованных и знает планировку подвалов. Попробуем с этого конца, хотя надежды мало.

– Молчат? – усмехнулся Фукс.

– Дело не столько в этом, – покачал головой Абендшен, – сколько в том, что в церкви было очень мало народу. Я тут подумал о другом. Если в подвал церкви ведет только один вход, то это похоже на западню. Вряд ли парашютисты пошли на это. Скорее всего, там есть еще выходы. Нам надо завтра взять схему канализации и перекрыть там все возможные выходы. Нельзя дать им уйти.

– Предусмотрительно, – согласился Фукс, – Я завтра постараюсь этот вопрос решить, а ночью будем готовиться к штурму.

 

 

Прага, ночь с 17 на 18 июня 1942 года

 

Предназначенная для штурма церкви группа была очень разнородной: здесь были и гестаповцы в полной форме, и сотрудники из СД, предпочитавшие гражданское платье. Все были собраны в большом зале: кто-то сидел и курил, кто-то проверял оружие, кто-то просто беседовал с товарищами. У входа стояли и беседовали Фукс и Абендшен.

– Мы еще днем проверили и перекрыли все возможные пути отхода, – говорил Фукс, – На всякий случай посадили группу даже в подвале расположенного напротив Политехнического института. Связи этого подвала с церковью мы не нашли, но вполне возможно, что там существует какая-нибудь слабая стена.

– Хорошо, – улыбнулся Абендшен, – теперь дело за вами. Я буду здесь ждать результатов. Все, что я мог, я сделал.

– Не беспокойтесь, – кивнул Фукс, – операция самая обычная. Все сделаем в лучшем виде. Жаль только, что мне подпихнули эту сборную команду. Со своими людьми мне было бы спокойней.

– Тут слишком многие хотят приложить руку, – вздохнул Абендшен, – Уж очень хочется быть причастным к победе.

– Вот это меня и беспокоит, – покачал головой Фукс, – Боюсь, что в последний момент рядом со мной появится кто-нибудь из высокого начальства.

Фукс прямо как в воду глядел: к четырем часам утра подъехали Франк и Гешке.

Ровно в четыре часа пятнадцать минут колонна из четырех машин двинулась по еще спящему городу в направлении церкви Кирилла и Мефодия. Когда они подъехали к церкви, то обнаружили, что квартал уже оцеплен силами гестапо и полиции. Церковь зажата между двумя высокими домами. С правой стороны ворота во двор и сторожка.

Фукс позвонил в двери сторожки. Примерно через минуту за дверью послышались шаги и звякнули запоры. Не успел старик сторож открыть дверь, как его одним рывком выдернули наружу и сразу же надели наручники. Фукс и трое его помощников быстро вошли в сторожку, прошли по коридору и заглянули в какую-то комнату. Послышался звон перебираемых ключей. Не прошло и минуты, как из сторожки во двор церкви вышли Фукс с помощниками и надзиратель церкви Петршек. Через мгновение к ним присоединились люди из штурмовой группы. Оставив Петршека во дворе, Фукс уверенно вошел с черного хода в церковь. За ним последовали люди из штурмовой группы.

Фукс еще не успел осмотреться, как откуда-то раздалось несколько выстрелов. На всю церковь разнеслись проклятия раненого. Выстрелы под высокими сводами церкви отдавались оглушительным эхом, и немцы никак не могли сообразить, откуда в них стреляют. Раздалось несколько ответных выстрелов, но, скорее всего, они были сделаны просто наугад. Вся группа моментально отступила в коридор черного хода. Во дворе остальные члены штурмовой группы были в полной растерянности. Появился врач, который начал перевязывать первого раненого.

Фукс собрал вокруг себя тех, кто уже побывал в церкви и начал обсуждать сложившееся положение. После недолгих дебатов все пришли к выводу, что стреляли с хоров церкви Фукс с разных сторон обошел церковь, заглянул в несколько окон, потом подошел к своему отряду и приказал:

– Откройте Политехнический институт и установите где-нибудь на втором этаже MG-42. Он должен будет вести огонь по хорам и прикрыть наступление сил к церкви.

Пулеметный расчет бегом кинулся к зданию института. Минуты через три в одном из окон, обращенных к церкви показалось ствол пулемета.

Штурмовая группа снова попробовала заскочить в здание церкви. Сразу же началась перестрелка, но тут из окна института ударил пулемет. Посыпались осколки стекол. Через минуту штурмовая группа отступила и снова собралась в коридоре. На этот раз обсуждение результатов атаки было более продуктивным. Группа успела определить расположение хоров, заметила минимум двоих, стрелявших с хоров, и одного, оборонявшего вход на хоры. На хоры можно было попасть только по отвесной винтовой лестнице, вход на которую и оборонял один из парашютистов. Было решено провести несколько атак. Последовательность действий установили следующую: начинает работать пулемет и под его прикрытием несколько человек заскакивают в церковь и пытаются прицельно обстрелять хоры, потом группа отходит. Было проведено три такие атаки. Был ранен еще один боец, но, судя по всему, противник не понес никаких потерь. Тогда Фукс предложил применить ручные гранаты.

После первой же атаки с применением ручных гранат стал очевиден прогресс. Время атаки удлинилось. Атакующие теперь могли вести более или менее прицельный огонь. Стало ясно точное число обороняющихся: трое.

К руководству операции попробовал подключиться Франк, но Фукс твердо заявил:

– Группенфюрер, мы готовы выслушать и обсудить ваши советы, но командовать операцией должен один человек. Безалаберщина возрастает в геометрической прогрессии в зависимости от числа командиров.

Франк с недовольным видом отошел, но возражать не стал.

Часа через полтора после начала штурма не выдержал и появился Абендшен. Он подошел к Фуксу, который внимательно следил за чередующимися атаками. Однако, завидев Абендшена, он бросил ему через плечо:

– Вы говорили, что там около десяти человек, а мы пока столкнулись только с троими.

– Вполне возможно, что они рассчитывают, что разделавшись с этой троицей, вы не будете искать остальных, – заметил Абендшен. – Я не буду утверждать, что их там ровно десять, но то, что их больше трех, могу дать голову на отсечение.

Количество раненых и убитых увеличивалось. Атакующие группы действовали по очереди. Фукс потребовал убрать из атакующих групп всех сотрудников СД. Те немедленно нажаловались Франку, который и тут же потребовал у Фукса объяснений.

– Наши ребята все в форме, их видно издали, – недовольно ответил Фукс. – Группа собрана наспех, люди в лицо друг друга знают плохо. При тесном контакте с парашютистами возможна путаница. Я не хочу никому из них давать шанс.

Франк кивнул и пошел успокаивать обиженных.

Началась очередная атака. Послышались выстрелы, потом несколько разрывов гранат и все стихло. Выждав несколько минут, командир атакующих дал знак подниматься на хоры.

На хорах в луже крови было обнаружено три тела: один парашютист был мертв, два других – тяжело ранены. Раненых поспешно погрузили на санитарную машину и под охраной отправили в госпиталь. Мертвое тело вытащили во двор и положили на земле. Вскоре во дворе в сопровождении Абендшена и еще одного гестаповца появился Чурда, который признал в убитом Опалку.

Абендшен вошел в церковь. Там был настоящий погром: на полу повсюду валялись осколки стекла, иконы, церковная утварь. Решетка вокруг алтаря повалена, сам алтарь серьезно пострадал, видимо, от взрыва гранаты. Бойцы штурмового отряда искали вход в подземелье. Здесь же были Франк и Фукс.

В поисках входа в подземелье прошло около получаса, наконец, кто-то обнаружил небольшое вентиляционное отверстие, которое, похоже, вело в подвал. Отверстие было узким и вертикальным, однако, если спустить в него веревку, то человек вполне мог по ней спуститься вниз.

Кто-то из штурмовой группы вызвался проверить, куда ведет этот лаз. Его обмотали веревкой, он закрепил на груди автомат, взял в руку гранату и двое бойцов начали спускать его вниз. Спуск продолжался очень недолго: раздался выстрел, разведчик что-то крикнул и бойцы немедленно начали его вытаскивать. Разведчик был ранен в ногу. Однако теперь было ясно, что в подвале сидят оставшиеся парашютисты и что это отверстие и ведет именно туда, куда надо.

После недолгого совещания в церковь вызвали переводчика с мегафоном. Переводчик начал предлагать парашютистам сдаться, обещая, что с ними будут обращаться как с военнопленными. Сначала он держался подальше от отверстия, но потом склонился над самой дырой. Раздался выстрел. Переводчик отскочил от отверстия.

Через несколько минут привели настоятеля церкви. Он был уже в наручниках. После недолгих переговоров он подошел к вентиляционному отверстию и закричал:

– Тут вот говорят, что вам лучше бы сдаться. Говорят, что вам нечего опасаться и что с вами будут обращаться как с военнопленными.

Снизу раздался смех.

– А пансионат на курорте не обещают? – раздался голос снизу.

Священника увели, и Фукс снова собрал вокруг себя своих офицеров. После недолгого обсуждения было решено, что один из них попробует спустится вниз и бросить гранату со слезоточивым газом. Добровольца снова обвязали веревками и начали спускать в дыру. Смельчак был ранен до того, как смог бросить гранату: пока он находился в лазу, его руки были прижаты к телу.

К Фуксу подошел Абендшен.

– Я не верю, что это единственный лаз в подземелье, – сказал он. – Надо искать настоящий вход

Начали внимательно осматривать всю церковь. С пола убрали ковер и тогда перед самым алтарем их внимание привлекла большая могильная плита.

– Вот она-то, наверное, и прикрывает настоящий вход в подземелье, – высказал предположение Абендшен.

Фукс начал оглядываться, обдумывая, как и чем поднять плиту, но кто-то из его офицеров предложил просто ее расколоть. Разговор слышал стоящий рядом Франк.

– Там на улице, на всякий случай, стоит пожарная машина, – сказал он, – У них, наверняка, есть какой-нибудь инструмент. Я сейчас распоряжусь, чтобы они занялись этой плитой.

Стоящий рядом Абендшен попытался заметить, что вход в подвал должен быть более простым, вряд ли чтобы, например, передать пищу парашютистам, устраивались такие сложности, но Франк отмахнулся и сказал, что нечего терять время.

Через несколько минут в церковь действительно пришли двое пожарных с большими металлическими кувалдами. Они начали колотить по плите. Грохоту было много, но плита только содрогалась. При каждом ударе Франк морщился, но от своей идеи не отказывался. Наконец, кажется тот же офицер, который и предложил разбить плиту, заметил, что проще было бы ее взорвать.

Пока Фукс и еще несколько офицеров прикидывали куда положить гранаты и как их взорвать, Франк успел послать за настоящими саперами. Их привезли довольно быстро и они сразу взялись за работу: начали бурами проделывать отверстия, чтобы заложить в них взрывчатку. Минут через сорок они доложили, что у них все готово и надо отвести подальше людей. Все вышли на улицу, а в церкви осталась только небольшая штурмовая группа, укрывшаяся за всевозможными архитектурными выступами.

Прогремел взрыв.

Когда вошли в церковь, увидели, что плита раскололась на несколько частей и обвалилась вниз. Фукс подошел поближе к тому месту, где только что лежала плита, и сделал радостный жест. Под плитой открылась уходящая вниз лестница. Фукс склонился, чтобы определить, насколько глубоко она спускается, но в ту же секунду раздалось несколько выстрелов и он отпрянул назад.

Снова подготовили несколько штурмовых отрядов. Сложность заключалась в том, что лестница спускалась вниз очень круто и сверху нельзя было увидеть, что там внизу. Соответственно нельзя было и прикрыть огнем спускающуюся группу. Группа начинала спускаться, проходила почти две трети лестницы и тут попадала под шквальный огонь осажденных.

Не успев ни осмотреться, ни тем более, открыть ответный огонь, группа, прихватив убитых и раненых, отступала. Было произведено несколько таких попыток, после чего Фукс снова собрал военный совет.

Пока внутри штурмовые группы пытались спуститься в подземелье, Франк раздраженно прохаживался вдоль стен церкви. В одном месте он остановился и прислушался, потом присел на корточки. Изучив что-то, он быстрым шагом направился в церковь.

– Что тут у вас? – спросил он у Фукса.

Фукс описал те трудности, с которыми столкнулись штурмовые группы.

– Там на улице я обнаружил вентиляционное окошко, ведущее в подвал, – объявил Франк. – Сейчас я прикажу, чтобы пожарные начали закачивать туда воду, а вы караульте здесь. Они выскочат из своей норы, как суслики.

Сказав это, он развернулся и так же быстро и решительно пошел к пожарным.

Через несколько минут к обнаруженному Франком слуховому окошку подогнали пожарную машину и, сунув в оконце шланг, подали воду. Однако осажденные при помощи какой-то длинной лестницы тут же вытолкнули шланг из окошка.

Так продолжалось несколько раз. Наконец Франк, наблюдавший за этой возней, приказал одному из пожарных взять багор и вытащить лестницу. Это удалось. Теперь вода в подвал начала поступать непрерывно. Выждав с полчаса, Фукс снова приказал возобновить атаки подземелья. Очевидно, он решил, что там уже набралось достаточно воды. Атака захлебнулась так же, как и предыдущие. И Фуксу пришлось приказать подождать еще.

Внезапно Абендшен увидел гестаповца, который уезжал в госпиталь вместе с ранеными парашютистами.

– Почему вы не с арестованными, а здесь? – набросился он на него.

– Оба умерли еще по дороге в госпиталь, штурмбанфюрер, – ответил молодой шарфюрер. – Я счел, что мне нет смысла караулить трупы.

На это возразить было нечего.

Абендшен вернулся в церковь, когда Фукс приказал провести очередную атаку.

– Как только начнет спускаться, – приказал он, – бросьте вниз гранаты. Под прикрытием их взрывов, вы, может быть, сумеете как-то закрепиться внизу.

Группа пошла в атаку. Громко застучали по каменным ступенькам брошенные вниз гранаты. Потом послышался всплеск и приглушенные водой взрывы. Однако это не помогло: атака снова захлебнулась.

На улице две пожарные машины непрерывно качали воду. Одна отъезжала заправляться к Влтаве, а на ее место вставала уже заправившаяся. Так продолжалось до полудня.

И вдруг, после очередной неудавшейся атаки внизу послышались четыре одиночных выстрела. Фукс насторожился и тут же приказал повторить попытку атаки.

На этот раз атакующие спустились вниз, не встретив никакого сопротивления. Через несколько минут снизу послышался призывный крик старшего штурмовой группы. Фукс тут же начал спускаться вниз. Через несколько минут из подвала мокрые по пояс эсэсовцы вытащили четыре трупа. Все парашютисты, когда у них кончились боеприпасы, застрелились.

Подошел Абендшен. Он распорядился отправить трупы в тюремный морг.

– Завтра будем проводить опознание, – объяснил он Фуксу.

Когда трупы вынесли, Абендшен спустился в подземелье. Оно оказалось намного больше, чем он полагал. Длинное высокое помещение. На полу примерно полметра воды. «Да, – подумал он, – для того, чтобы они выскочили отсюда как суслики, потребовалось бы дня два качать воду». В стенах были сделаны несколько рядов небольших ниш. Очевидно, они предназначались для гробов монахов. Но ни в одной из них не было ни одного гроба. Вместо них в некоторых нишах лежали матрацы. Многие из них были в крови. Похоже, что именно лежа в этих нишах и отстреливались осажденные. По воде плавали обрывки каких-то бумаг. Абендшен поднял несколько обрывков и начал их изучать. Это были обрывки денег, документов и, видимо, частных писем. Он бросил обрывки обратно в воду и поднялся наверх.

Операцию можно было считать завершенной. Оставались допросы и сверка показаний.

 

 

Берлин, 19 июня 1942 года

 

Рейхсфюрер Генрих Гиммлер раскрыл конверт, вынул оттуда несколько листков машинописной бумаги, протер очки лежащей на столе мягкой тряпочкой и погрузился в чтение. Через два часа его ждал с докладом фюрер и надо было срочно ознакомиться с чешским отчетом о проделанной работе. Отчет гласил:

 

18 июня 1942 года в 4 часа 15 минут центральным управлением гестапо в Праге была предпринята операция с целью обыска катакомб церкви… Уже через несколько минут после проникновения команды главного управления гестапо в базилику по группе был открыт огонь с галереи и хоров церкви. В течение нескольких часов предпринимались безуспешные попытки захватить противников живыми; трое из них хорошо укрепились на галерее за большими колоннами, а четверо скрывались в подземелье. Эти попытки оказались безуспешными и были связаны с большими потерями, так как противник применял и гранаты. Поэтому от них пришлось отказаться. Сопротивление противника было сломлено ударным отрядом войск СС, вооруженных автоматами и ручными гранатами. Пять террористов были найдены мертвыми, двое, один из которых являлся участником покушения (бросал бомбу), еще некоторое время были живы, но в сознание так и не пришли.

Для подтверждения данных, имеющихся у гестапо, были доставлены все свидетели, которым предъявили тела убитых для опознания. Все 18 лиц, знавших убитых прежде, среди них были и два парашютиста, узнали преступников сразу и без затруднений.

Два из 11 обнаруженных в церкви пистолетов (это были «кольты» с номерами 539370 и 540416) криминалистическая техническая экспертиза признала оружием, которым преступники пользовались на месте покушения и при бегстве, применяя патроны типа «Кинох». Члены семьи Сватошовых узнали в одном из участников покушения человека, которому они дали принадлежащий им портфель, а в другом преступнике – человека, в портфеле которого был пистолет и который через полчаса после покушения взял у них плащ. Сын госпожи Моравцовой узнал в одном из преступников человека, которому его мать одолжила женский велосипед, обнаруженный на месте преступления, а в другом – человека, который за несколько недель до этого показывал ему бомбу, найденную затем на месте покушения. Тем самым были получены несомненные доказательства, устанавливающие личность преступников.

Обнаруженные в церкви боеприпасы, матрацы, одеяла, одежда, белье, продукты питания и другие необходимые им предметы свидетельствуют о том, что преступникам содействовал широкий круг людей. О происходящем знали приходской священник, настоятель церкви, председатель совета старейшин, сторож и служитель приходской канцелярии. Настоятель предполагал, что среди скрывающихся агентов были участники покушения, поскольку один из них (бросивший бомбу) нуждался в медицинской помощи: у него был поврежден глаз; кроме того, преступники сами рассказывали о подготовке и проведении покушения. О том, что помощь шла и от верховного духовенства, свидетельствует тот факт, что епископ Горазд знал обо всем еще за несколько дней до операции, проведенной гестапо. Хотя он и проявил заботу о доброй репутации церкви, тем не менее о случившемся не сообщил, несмотря об объявлении о суровом наказании пособникам.

Настоятель церкви Петршек принудил церковного сторожа Орнеста к молчанию. Находясь в полном церковном облачении, настоятель заставил сторожа поклясться на «Библии» перед алтарем и зажженными свечами. Помогая агентам, капеллан доходил даже до того, что собственноручно очищал ведро с хлорной известью, которым те пользовались вместо уборной…

 

Гиммлер взял следующий лист.

 

Значительное количество преступников, и среди них, судя по всему, убийцы погибшего обергруппенфюрера СС, находилось в квартале, который обозначен буквой А на прилагаемом плане. Особое внимание следует обратить на церковь, которая находится в юго-западной части этого квартала… Сразу после того, как было замкнуто внутреннее заградительное кольцо, по сотрудникам службы безопасности СД, которые находились в церкви с несколькими из 25 приданных им членов СС, был открыт огонь. Началась перестрелка с преступниками, во время которой немецкая сторона применила ручные гранаты.

Одновременно служба безопасности начала пулеметный обстрел храма из больших окон дома, расположенного напротив. Это, однако, создало угрозу и нашим солдатам, находившимся в церкви. Поскольку в данном бою возникла дополнительная опасность и при обстреле, который бы проводился без плана, пули могли поразить солдат СС, командир отряда войск СС принял соответствующие меры и отдал приказ:

а) немедленно прекратить огонь из дома напротив церкви;

б) сотрудники СД и приданные им силы СС должны немедленно покинуть внутреннее помещение церкви;

в) ударному отряду СС во главе с командиром, обладающим опытом фронтовых боев, атаковать и арестовать упорно сопротивляющегося противника. Его численность и точное месторасположение не было известно.

Предосторожность, предусмотренная в пункте «б», была необходимой, так как сотрудники СД были в штатском, не имели никаких отличительных знаков, а это могло вызвать путаницу…

 

Он отложил в сторону уже просмотренные листы и взял очередной.

 

Ударный отряд, указанный в пункте «в», получил задачу попытаться взять преступников живыми. Выполнение задания было затруднено тем, что из церковного нефа на хоры вела вертикальная винтовая лестница, выход с которой наверху оборонял один из преступников. Командир ударного отряда, умело разместив группы с ручными гранатами и пулеметами, под прикрытием огня проник на хоры, и дальше солдаты должны были пробиваться от одной из расположенных на хорах ниш к другой. После двухчасовой перестрелки (около семи часов утра) три преступника, находившиеся в верхней части церкви, были захвачены и арестованы…

 

Он отложил листки. Ну что же, работа была проделана большая и честная. Теперь даже фюрер не откажет в награждении исполнителей. Франк уже представил список из шести человек, при этом в разговоре он намекнул, что он тоже принимал очень активное участие в расследовании. Можно, конечно, отметить и его, лишним не будет, тем более, что место протектора, о котором он так мечтал, перешло к Далюге.

Гиммлер посмотрел на часы, сложил документы в папку и решил, что если он приедет на доклад к Гитлеру чуть раньше назначенного срока, то хуже от этого не будет.

 

 

Пардубице, 20 июня 1942 года

 

Унтерштурмфюрер Флейшер сидел развалившись в кресле в угловой комнате. Лучи заходящего солнца грели ему лицо, и он почти задремал. Позавчера, во время своего дежурства он зашел в эту комнату. Здесь стоял полумрак и он раскрыл плотные портьеры. «Сидим здесь, как в склепе», – проворчал он тогда. Они ни на минуту не задумался о том, что нарушает инструкцию, запрещающую притрагиваться к вещам, особенно стоящих на виду. Хотя инструкция была нарушена еще тогда, когда Ганке Крупке разрешили задернуть портьеры. Сейчас Ганка была в Праге, а в квартире вот уже считай четвертый день сидела засада. Флейшер был совершенно уверен, что эта засада не даст никаких результатов. После того, как было объявлено, что в Праге схвачены парашютисты и что арестовано более двухсот человек, помогавших им, он был уверен, что гестапо уничтожило всю сеть. На эту квартиру больше некому приходить.

В комнату зашел шарфюрер Куртман с сигаретой в зубах.

– Мы здесь, как в доме отдыха, – усмехнулся он.

– Иди курить на кухню, – огрызнулся Флейшер. – Последняя комната с более или менее чистым воздухом, так и ту загадить хочешь.

Флейшер встал и распахнул окно. А Куртман поморщился, но пошел на кухню.

Примерно через час после этого внизу позвонили в дверь парадной. Благодаря открытому окну, Флейшер прекрасно услышал звонок. Он подошел к окну и выглянул. У парадной стоял, судя по всему, довольно молодой человек. Молодой человек поднял голову, и его глаза встретились с глазами Флейшера. Он вздрогнул, резко развернулся и побежал вдоль дома. Флейшер отпрянул от окна и закричал:

– Все вниз! Догоните и возьмите парня, который убегает. Я из окна крикну вам, в какую сторону он бежит.

 

Бартош впервые за последние три дня вышел из дому. Ревматизм отпустил, но он все же перевязал поясницу теплым шарфом. По его подсчетам, Крупки должны были сегодня вернуться от родственников из Хрувима. Возможно, они знают что-то новое о событиях в Праге. Сообщения в газетах были неутешительные, но Бартошу очень не хотелось им верить.

Приехав в Пардубице, он сразу же направился к знакомому дому. Он машинально взглянул на окно угловой комнаты: портьера была открыта. Значит, никакой опасности нет. К тому же было открыто окно, что говорило о том, что Крупки действительно вернулись домой.

Бартош подошел к парадной и позвонил. Ему показалось, что из окна угловой комнаты кто-то выглянул, он поднял глаза и остолбенел: из окна на него смотрел незнакомый мужчина. Бартошу хватило всего одной секунды, чтобы сообразить, что этот мужчина может быть только оставленным в засаде гестаповцем. Он развернулся и бросился бежать.

Когда Бартош завернул за угол дома, он услышал, как хлопнула дверь парадной. Сомнения быть не могло – это выскочила погоня. Он еще чувствовал последствия приступа ревматизма и поэтому не мог бежать в полную силу. Очень скоро он услышал у себя за спиной топот погони. Альфред выхватил пистолет и сделал несколько выстрелов. Преследователи тоже начали стрелять.

В конце концов, Бартош заскочил в какой-то маленький проулочек, спрятался за деревом и решил попробовать сделать несколько прицельных выстрелов. Он сумел подстрелить первого вывернувшего из-за угла преследователя, но второй начал обстреливать его из-за угла дома. Бартош решил побежать дальше, но как только он покинул свое укрытие, то почувствовал два удара в спину, и тут же почувствовал боль во всей груди. Он споткнулся и упал лицом вниз. Чтобы не даться живым, он хотел выстрелить себе в висок, но рука уже не слушалась. Он медленно начал погружаться в темноту.

 

Флейшер был очень раздосадован случившимся. Однако, так как никто кроме Бартоша не видел, как он высовывался из окна, то в рапорте он написал, что парашютист нашел на дверях парадной знак, говоривший о том, что явка провалена. Его коллеги потом усиленно пытались понять, что же это был за знак, но так ничего и не смогли обнаружить.

 

 

Прага, 20 июня 1942 года

 

– Итак, штурмбанфюрер, – сказал Франк Абендшену, отодвигая в сторону рапорт об окончании операции, – я считаю, что вы блестяще справились с работой. Судя по всему, руководимого англичанами подполья больше не существует. Коммунисты тоже не скоро придут в себя. К сожалению за все это мы заплатили жизнью обергруппенфюрера Гейдриха.

– Я тоже считаю, что с английскими агентами мы покончили, – согласился Абендшен, – хотя какие-то осколки еще пытаются что-то сделать.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Франк.

– Вчера в районе деревни Лежаки наши радиолокационные станции засекли работу радиостанции, – вздохнул Абендшен, – Это явно английская радиостанция. Я уже несколько месяцев охочусь за ней. Мы взяли практически всю группу в Пардубице, но вот радист все же сумел уйти. Похоже, это именно он и вышел в эфир.

– Вы хотите сказать, что эта группа продолжает работать? – нахмурился Франк.

– Нет, я уже вам сказал, что группы как таковой больше не существует, – покачал головой Абендшен. – Скорее всего, радист просто запрашивает инструкции для дальнейших действий.

– С этим надо кончать, – рассерженно заметил Франк.

– Мы пытаемся, – вздохнул Абендшен, – но этот радист очень изобретателен и осторожен. Для своих радиопередач он выбирает такие места, к которым трудно незаметно подобраться.

– Эта деревня Лежаки большая? – поинтересовался Франк.

– Нет, маленькая деревушка даже без полицейского участка, – ответил Абендшен.

– Тогда там каждый новый человек должен быть на виду, – воскликнул Франк. – Почему никто ничего не сообщил?

– Более того, – пожаловался Абендшен, – мы проводили опрос населения, и все только плечами пожимают. Никто ничего не видел, ничего не слышал.

– В таком случае, – взорвался Франк, – с ней надо поступить так же, как и с этой деревней Лидице. Всех мужчин расстрелять, женщин отправить в лагеря, а детей отдать на воспитание в немецкие семьи. Мы предупредили, что всех пособников ждет расстрел вместе с семьей. А здесь мы поступим даже мягче: расстреляем только мужчин. Это послужит уроком для всех остальных.

 

 

Лондон, 21 июня 1942 года

 

– Вы мне передаете информацию, взятую из печатных источников, – недовольно заметил президент Бенеш. – Такой обзор мог бы сделать и мой референт. Меня интересует агентурная информация из Протектората.

– К сожалению, пан президент, такой информацией я на данный момент не обладаю, – покачал головой полковник Моравец. – Можно считать, что в Протекторате у нас больше нет агентуры.

– Вы хотите сказать, что немцы раскрыли всю вашу сеть? – нахмурился Бенеш.

– Практически, да, – кивнул полковник. – Возможно несколько агентов и осталось, но у них нет не то что связи с нами, но и связи между собой. Вчера я получил неоконченную радиограмму от радиста группы «Аут дистанс».

– Вы можете мне ее зачитать? – поинтересовался Бенеш.

– Если хотите, – без энтузиазма пожал плечами Моравец, он порылся в своих бумагах и зачитал:

 

Прошу сообщить пароль от цифры 895-97 этим шифром. Деревня Лежаки, где находилась моя станция, стерта с лица земли. Помогавшие нам люди арестованы. Фреда пропал… Люди недоверчивы, невозможно установить связь. Я остался один…

 

– Надо срочно подготовить группу и забросить ее к нему, – предложил Бенеш, – Как видите, у вас все же что-то да осталось.

– Вы разве не поняли? – удивился Моравец. – Он один. У него нет крыши над головой, у него липовые документы, и в случае чего достать другие он не сможет. У него нет денег. Забрасывать группу к нему или забрасывать ее просто так для самостоятельных действий – это одно и то же.

– Но все-таки он будет уже не один, – заметил Бенеш, – И у этого радиста уже есть опыт, он будет очень полезен для вновь прибывшей группы.

– Пока я бы не стал торопиться с новыми группами, – возразил Моравец. – Давайте оглядимся после нашей Гейдрихианы. Она очень дорого обошлась всем силам Сопротивления.

 

Пардубице, 2 июля 1942 года

 

По шоссе понуро шел молодой человек. Он искоса взглянул на километровый столб и определил, что до города ему осталось всего три километра, хотя это он знал и так: всю дорогу он бросал такие взгляды на километровые столбы в надежде, что хоть какой-то из них пропущен и он прошел уже больше, чем думает. Вот уже почти две недели он вел жизнь бродяги. Перебивался случайными заработками, ночевал где придется, очень часто под открытым небом. Это был Иржи Потучек.

Последнюю свою радиограмму он дал 21 июня из-под Богдашина. Там он спрятал свою рацию и еле-еле сумел вырваться из облавы. С тех пор он и бродил по округе, стараясь долго на одном месте не задерживаться. Сейчас он шел в Пардубице в надежде найти Бартоша или Вацлава, или Франту.

С Бартошем они должны были встретиться 20 июня, но тот почему-то на встречу не явился. Потучек заходил и в Дашице, но там на квартире Бартоша уже жил новый жилец. Все известные ему явки оказались провалены. Два раза он чуть было не угодил в засаду. И вот он шел к своей последней надежде.

Мимо него пронеслась легковая машина, но обогнав его метров на десять притормозила и дала задний ход. Из машины вылез офицер в эсэсовской форме.

– Куда идем? – строго спросил он.

– В Пардубице, – пожав плечами, кивнул в сторону города Иржи.

– Зачем? – допытывался офицер.

– Мне там обещали работу, – на ходу импровизировал Иржи.

Он не испытывал ни страха, ни волнения: за эти дни он так устал бояться и волноваться, что все его чувства притупились.

– Документы, – потребовал офицер.

Иржи протянул ему свой паспорт и трудовую книжку. Тот внимательно пролистал оба документа.

– Ты уже почти месяц нигде не работаешь, – заметил он.

– Я же говорю, что иду устраиваться на работу, – напомнил Иржи.

– И отметки о регистрации в полиции у тебя нет, – продолжал офицер.

– Вот устроюсь на работу, сниму комнату и отмечусь, – пообещал Иржи.

– Ну-ка садись в машину, – приказал офицер, – Проедешь с нами, а там мы как следует проверим, что ты за гусь.

Иржи прекрасно понимал, что такой проверки он не пройдет, к тому же в кармане у него лежал пистолет, и не какой-нибудь «Вальтер», а «Кольт», который выдаст его с головой. Иржи сделал вид, что направляется к открытой дверце и в этот момент резко выхватил пистолет, почти в упор выстрелил в офицера и бросился к обочине. Он перепрыгнул обочину и бросился к лесу, когда у него за спиной раздалась автоматная очередь. Он почувствовал, как его что-то как плеткой хлестнуло по спине и начал падать в кроваво-красную бездну, полную боли. Так погиб последний из парашютистов, имевший хоть какое-то отношение к покушению на Гейдриха.

 

 

Прага, сентябрь 1942 года

 

2 сентября 1942 года в Пражском дворце Правосудия начался открытый процесс над соучастниками покушения на имперского протектора Богемии и Моравии обергруппенфюрера СС Рейнгарда Гейдриха. О процессе заранее много говорили. Первыми перед судом предстали настоятель церкви Владимир Петршек, священник Вацлав Чикль, председатель совета старейшин православной церкви Ян Зонневенд и епископ Горазд (в миру Матвей Павлик). К вечеру 3 сентября всех четверых приговорили к смертной казни.

Процесс длился до 23 числа. По делу в качестве обвиняемых проходило 252 человека. Среди них были все, кто когда-либо встречался с английскими парашютистами, передавал им какие-нибудь вещи или представлял информацию. Большинство обвиняемых было приговорено к смерти и лишь небольшая часть к длительным срокам заключения. Фактически это было ядро тех, кто представлял Сопротивление, руководимое находящимся в Лондоне чешским Правительством в изгнании.

 

 

Послесловие

 

Возможно, читателя заинтересует судьба некоторых наших персонажей. Полковник Моравец закончил жизнь в конце шестидесятых годов, работая учителем истории в сельской школе.

Лина Гейдрих, потеряв мужа, а потом и сына в Чехословакии, прожила до 1958 года и умерла естественной смертью.

Судьба Абендшена после окончания войны остается неизвестной, по крайней мере, для нас.

В отношении Пауля Тюммеля до самого конца войны остается много неясностей. Гестапо так до конца и не было уверено в его предательстве. Очевидно, именно поэтому его так и не казнили. Можно не сомневаться, что он был двойным агентом, но вот на чьей стороне, это так и осталось загадкой.

Карел Чурда получил обещанную награду и после этого продолжал очень успешную карьеру провокатора гестапо. В 1947 году он предстал перед пражским судом и был приговорен к повешению.

 

Санкт-Петербург–Прага–Берлин, 2000–2004 гг.

 

Конец