Что же есть нерушимое на свете?

Ловац из Йоваца и храм внутри дуба

Петр Давыдов | 25 февраля 2017 г.

Несколько лет назад два друга устроили в огромном дубе в лесу неподалеку… самый настоящий храм, будучи твердо убеждены, что Бог – не в бревнах, а в ребрах.

 

 

Храм в дубовом лесу

Бранимир сидел у окна, пил кофе и соображал погоду.

– Что ж это ты на крылечко не выйдешь? – вежливо его спрашиваю, подкладывая полено в печь на кухне. – Тепло ли тебе, юноша?

Улыбается, но отвечает ворчливо:

– А-а, понаехали тут некоторые с севера, понавезли с собой холода сибирские – сиди теперь, думай: то ли минус 25, то ли все 30! Я что-то градуснику не верю. Сам иди – снег заодно разгребешь. Всё польза. Только кофе сначала выпей, северянин тоже мне.

– Между прочим, я к вам греться приехал!

– Лопату в руки – во дворе и согреешься! Таких холодов я с детства не помню. Из-за некоторых с севера даже автобусы не ходят, с электричеством проблемы, водопровод заикается. Приглашай вас потом в Сербию…

– И это всё я? И часовню – тоже я?

Бранимир расхохотался:

– Собирайся, давай! Пора ехать!

Сербско-русское утро удалось на славу. Снег вокруг дома, конечно, давно уже убран, стол, несмотря на раннее утро, ломится от угощения, машина, несмотря на действительно серьезные минус 25, готова.

Насчет часовни – и шутка, и не шутка: несколько месяцев назад Бранимир, разъезжая по окрестностям городка Владичин Хан, по селам и деревенькам, набрел в лесу на храм, который находится… внутри огромного дуба.

– Вот те раз, – говорит, – самый настоящий маленький храм, иконы, свечи – и всё это в дубовом лесу! Что такое? Кто построил? Кто служит?

Надо выяснить. Позвонил: «Приезжай зимой – у нас тут такое диво. Вместе и узнаем».

Бранимир Антич с сыном Лазарем и отцом Гвозденом

Что же есть нерушимое на свете?

Село Йовац – это ориентир. От Владичина Хана по холмам, покрытым снегом, по сумрачному, спящему лесу – километров 30. Дальше знает только Бранимир. Лес, тропинка: ага, уже кто-то прошел до нас сегодня. Идем в чащу по следам, только снег поскрипывает. Оглядываюсь: где же церковь-то?

Крик Бранимира:

– Ну ничего ж себе!

Подбегаю: огромный ствол дуба, надломленный, видимо, ураганом, наклонился к земле метрах в двух над сохранившимся, но сильно пострадавшим храмом.

– Ведь пару месяцев назад еще стоял крепко, а сейчас – гляди-ка: обрушился дуб! Но вход – вот он.

Заходим внутрь дуба. Разбитые иконы лежат под коркой льда, часть образов еще висят на стенах, свечи стоят у малюсенького аналоя, крест. Судя по количеству свечей, несмотря на обрушение этой самодельной церкви, прихожане все-таки есть. Только заходить сюда можно по одному, максимум по двое.

Бранимир – печально:

– Жалко-то как! Такой красивый храм был, уютный, а потом, получается, пострадал из-за недавнего урагана. Разбился храм…

Помолчал, взглянул на серое небо.

– Какое все-таки грустное чувство: всё на свете, любая красота, любые наши начинания – им всегда приходит конец. Я не фаталист, сам понимаешь, но, честно говоря, вот именно сейчас, у этого разбитого храма в дубе, я просто слышу голос Христа, когда Он говорил Своим ученикам, восхищавшимся тем, иерусалимским, Храмом. Всему на свете приходит конец. Если даже храмы разрушаются, то что же есть нерушимое на свете?