2018-01-08
279
Машина подъехала к специальному входу для военных команд. Мы высадились, нас построили, и я тут же увидел бегущих ко мне друзей и родителей.Я в очередной раз рад был увидеть мать и отца. Тут же подошли родители и друзья остальных призывников. Мамка моя, как узнала, что нас везут моряки-подводники, сразу же заплакала, так как подумала, что я попаду на подводную лодку. На тот момент прошло около пяти лет, как затонула подводная лодка «Курск», а с ней на дно Баренцева моря отправились 118моряков… Лодку с моряками, а точнее с их останками, подняли только через год. Плакала вся страна, для всех это была невосполнимая потеря.
Моряки, которые нас сопровождали, успокоили мою маму, сказав, что маловероятно сейчас попасть на подводную лодку. После трагедии с «Курском» в подводный флот берут военнослужащих по контракту. Вопросов у родителей было не меньше, чем у нас самих. В общей сложности мы простояли с родителями чуть больше часа. Потом пошли строем к своему поезду и начали в него садиться. Наш путь в Североморск проходил через Санкт-Петербург и Мурманск. Ранее я не бывал в этих городах. Родители нам столько вкусной еды надавали, что кушать продовольственный паёк не пришлось всю дорогу до Санкт-Петербурга. А ехали мы туда двое суток. В поезде ехали весело, так как немножко выпили (тогда я ещё употреблял алкоголь).
Моряки оказались весёлыми ребятами – морили нас анекдотами, рассказывали о службе, да и вообще, о жизни в целом. Приехав в северную столицу России, мы первым делом определились, что будем делать в городе,так как до отправления поезда в Мурманск было 6 часов. Сдав вещи в камеру хранения, мы отправились гулять под бдительным присмотром своих сопровождающих моряков. Первым делом решили посетить музей Военно-Морского Флота, но тот, к сожалению, оказался закрыт на ремонт. Тогда пошли во Всероссийский Геологический Музей. В нём нам очень понравилось. Там я впервые увидел маленького мамонтёнка, которого нашли где-то на севере в вечной мерзлоте, а также чучела медведей, в том числе и северного. Музей был необъятных размеров, и мы ходили по нему около 2-х часов. После этого нашими начальниками было принято решение не спеша идти обратно на вокзал.
Санкт-Петербург очень красивый город. Удивительно было то, что уезжая из Челябинска, мы оставили там мороз и снегопады, а в Петербурге было довольно-таки тепло и снега не было вообще. Этот город очень трудно описать словами, его нужно видеть. Миллионы огней, миллионы людей, старинные здания, широкая река Нева… Красота, одним словом.Дорога обратно на вокзал показалась нам очень длительной, и мы были этому рады, ещё бы - это были последние часы и минуты свободной, всё ещё гражданской жизни. На вокзале мы встретили группу призывников, которые ехали тоже, как и мы на Северный Флот. Везли их из Саратова. С сопровождающими им не повезло, те были из сухопутных войск морской пехоты. Они их заставляли пришивать воротнички из белой ткани на форму – занятие непростое, требующее определённой сноровки. Ещё они дневальными в поезде стояли и караулили друг друга, выпить спиртного им, конечно же, не разрешали. По виду они были более измотанные, чем мы. Приехали на час позже нас и даже гулять никуда не пошли, так и просидев на вокзале около 5 часов. Бедняги…
***
Поезд отправился в Мурманск около 19:00. Родительских запасов еды уже не осталось, и мы принялись поедать продовольственный паёк, выданный нам ещё в Челябинске. Он оказался очень даже питательным. На протяжении суток, что мы были в дороге, я не переставал думать о доме, родителях и друзьях. Я, как и все призывники, ехавшие в этом поезде, не знал, что меня ждет и куда именно я попаду.
Сутки пролетели одним мгновением, и мы прибыли на вокзал города Мурманск. Там нас ожидали 2 автобуса пазик.Погрузившись в них, мы поехали в Североморск, который находится в 30-40 км от Мурманска. Ехали мы минут 40.Было очень темно и дороги не было видно. В автобусе стоял сумрак. Было жутковато, но мы не отчаивались, наоборот, даже развеселились, всё шутили…
«Пазики» привезли нас в 8-мой флотский экипаж – сухопутно-морская войсковая часть. Там служили и по «зелёнке», и в морской форме. Морскую форму я увидел тогда впервые. Те, кто носил морскую форму, а состояла она из рабочего платья (робы)[3], гюйса[4], бескозырки[5] и были очень запуганными. В дальнейшем я узнал, что в этот экипаж отправляли с кораблей моряков, косящих от службы. Заправляли там сержанты, якобы с морской пехоты. Они были «дембеля» нам по призыву, то есть служить им оставалось до весны. Встретили они нас жёстко, крутые такие, а мы никто. Проверили содержимое наших «рундуков», повели нас подстригаться. Стригли не бесплатно, а за сигареты. А кто отказывался их давать, обстригали наполовину, попросту уродуя голову. Медик провёл нам телесный осмотр, это обязательная процедура. После этого нас повели в небольшую казарму. В ней уже спали призывники, дожидавшиеся своей очереди – 8-мой флотский экипаж оказался не единственным в России перевалочным сборным пунктом войск, относящихся к Военно-Морскому Флоту в целом. Такой же Экипаж был в Москве – 3-тий флотский экипаж (Тушино), ещё в Санкт-Петербурге – Ломоносово и 9-тый флотский экипаж в Калининграде. Тут мы заметили, что наши сопровождающие моряки куда-то удалились.
С утра нас подняли уже по-военному –в 6:00 утра. Подъём - крикнул дневальный. А процесс нашего пробуждения контролировал очень злой сержант, который и время засекал, в течение которого мы одевались, угрожал нам, что вместо завтрака мы будем тренироваться быстро одеваться и заправлять кровать, которую на сленге, наверное, всех войск называют «шконкой». Он нам говорил: «Правильно заправленный «шконарь» – это лицо матери». Тут же нас заставили подметать прилегающие коридоры и убирать снег возле крыльца. Мы были испуганы, поэтому повиновались. На наше счастье, появилисьнашиморяки-подводники, пьяные-пьяные и начали гонять этих сержантов. Мы сразу поняли, что это они перед нами только пальцы веером держат. Конечно же, мы обрадовались появлению «своих спасителей».
После «разборок по-русски» нас строем повели на завтрак в соседнее здание.Завтрак оказался неплохой, просто мне есть, по-видимому, очень хотелось: каша, яйцо, хлеб с маслом и чай. На обратном пути я поскользнулся и задел плечом сержанта, поравнявшегося со мной. Он начал на меня орать и материться самыми последними словами, которые есть в языке нашем русском. Мне стало обидно. Ну, задел и задел, подумаешь… Так меня ещё никто и никогда не обзывал. Вот она – АРМИЯ, подумал я. После завтрака нас повели обратно в экипаж. Выдали нам конверты, и я написал первое письмо домой. Помню, как аккуратно выводил адрес экипажа, он являлся ещё и войсковой частью, и адрес дома. Очень боялся, что письмо не дойдёт до дома, но один мичман меня заверил, что ласточкой, мол, долетит. У меня сразу же поднялось настроение.На улице в это время была темнота. Была полярная ночь. Светало только в 11 утра, а темнело в 3 часа дня. Это были 4 часа света, 4 часа радости. Потом наступала тьма и настроение падало… Первый день в 8-мом флотском экипаже пролетел очень быстро, и уже в 10 вечера мы легли спать.
Следующий день оказался знаменательным, решающим то, где я буду служить. С самого утра, после завтрака, нас повели на медкомиссию за пределы экипажа. Шли недолго и увидели небольшое 2-х этажное здание, в котором находились куча всяких врачей и таких же покупателей, как и в областном сборном пункте. В дальнейшем я узнал, что помимо морских войск в Североморске, да и вообще на Кольском полуострове, куча сухопутных. Меня эта новость не обрадовала, так как возрастали шансы попасть на сухопутку, а мне очень-очень хотелось на корабль. После первого же врача на моей медицинской карточке поставили штамп: «Годен в местные стрелковые части». Я был в шоке… Потом выяснилось, что это они всем такие штампы ставят. В общей сложности мы прошли около 10 врачей. Тем временем «покупатели» ходили и присматривали себе бойцов. Троих парней из нашей 10 роты, кто был записан на эсминец «Безудержный», уже присмотрели представители 3-х морских служб. Одного забрали в морскую разведку, другого в авиацию, третьего в док ремонта подводных лодок. Эти пареньки, как и я, имели рабочие специальности. Но им не повезло, они попали на сушу. 14 человек нашей роты начали распределять непонятно куда. В одном из кабинетов было несколько столов, за которым сидели мичмана, старшины, офицеры. Возле входа/выхода в кабинете стоял стол, за которым сидел дядька с двумя большими звёздами на погонах (это потом я узнал, что есть такое звание капитан 2-го ранга или подполковник, если на суше) который посылал каждого из нас к разным столам. Меня он отправил к столу с табличкой 43. 9 человек нашей роты тоже подошли туда. После этого я узнал, что нас записали в 43-тью Дивизию Ракетных Кораблей. Что это такое я и предположить не мог, но обрадовался, что хоть на корабль записали.Оставшиеся 4 человекаподошлик другим столам. Я до сих пор не знаю, куда их записали и где они служили.
На следующий день нас повели в баню. На тот момент, я не мылся около недели… Помню, как расчесал себе левую ногу правой ногой, и место царапин загноилось. Мало приятного, скажу вам.Баня представляла собой несколько душевых кабин, расположенных близко друг к другу.В предбаннике перед душевыми кабинами нас построили кругом,заставили раздеться и скидывать свои вещи в середину помещения. Образовалась гора из вещей. В тот момент, когда «банщик»готовил подачу воды и мочалки, старшина с кликухой «Евген», видимо, его Евгением звали, ходил по кругу и требовал, чтобы мы рассказывали ему анекдоты. Если анекдот ему нравился он переходил к следующему человеку, если нет, то рассказчик приседал 50 раз. Это на военном сленге называлось «прокачкой». Пройдя несколько кругов, он окрикнул банщика, и тот дал добро заходить в душ. Самому банщикубыло лет 35-40, и он являлся военнослужащим по контракту в звании ефрейтор[6]. Перед тем как мы зашли в душ, каждому выдали по куску мыла с выпуклой армейской звездой на одной стороне, а из синей пластмассовой бочки с тем самым хлорным раствором, мы взяли небольшие мочалки белого цвета. Вода оказалась горечущей, но уж лучше так помыться, чем неделю грязным ходить. На выходе из душа всё тот же ефрейтор-банщик выдал нам вафельные полотенца (по структуре ткани они напоминали вафли, только были белого цвета). После того как мы вытерлись, нас повели одеваться уже в военно-морскую форму. В отличие от сухопутной формы вместо кальсон нам выдали трусы чёрного цвета, которые после первой же стирки приобретали почти белый цвет. Выдали носки, а это было лучше портянок, которые наматывают на голые ноги и суют в кирзовые сапоги, сделанные из свиной кожи. Вместо самих сапог мы получили так называемые именно на военно-морском сленге «прогары» - тяжёлые ботинки без шнурков.
Мы шли из одного складского помещения в другой, и постепенно нас облачали в то самое «рабочее платье». Повторюсь, что оно состоит из штанов, фланелевой рубашки без пуговиц, под эту рубашку мы надели выданную зимнюю тельняшку, а в руках держали 2 гюйса, пилотку и 2 бескозырки (черного и белого цвета)[7]. Гюйс и головные уборы, в том числе и зимнюю шапку чёрного цвета, мы несли в руках. Сверху этого нам закидывали шинель, кому какую – размер у нас не спрашивали (мне повезло – шинель я получил по-размеру, и проносил её всё время своей службы), оставшиеся тельняшки – на то время нам полагалось 2 зимние тельняшки с начёсом внутри, 2 летние тельняшки без начёса и две тельняшки-майки без рукавов и много чего другого.В перечень всего другого входили: 2 вафельных полотенца, несколько носовых платков белейшего цвета, запасной гюйс, чёрные пятипалые вязаные перчатки, трёхпалые толстые рукавицы и «сопливчик»(надевался на шею, где горло, и использовался вместо шарфа), а также парадную форму – «тройку»[8].Выдали ещё вещьмешок - «рундук», в который мы аккуратно засунули всю свою форменную одежду. Шинель мы сразу надели на себя, на голову «водрузили» шапку, еле как надели «сопливчик»,на руки нацепили трёхпалые рукавицы и вышли на улицу. Я сразу почувствовал себя как-то возвышенно. Я гордился этой формой.
