Книга третья. Логово вампира

Цитата

«И вот, путь с неизбежностью привёл нас в замок Дракенхоф, место действия ужасных легенд. К несчастью, я могу лишь констатировать, что старые истории нисколько не преувеличены. Более того, действительность куда хуже. Я не стремлюсь потревожить сны моих читателей или вызвать кошмары, но честность и необходимость изложить деяния Истребителя в подлинной хронологии событий, заставляют меня и подобные вещи доверить бумаге. Впечатлительные читатели могут на этом остановиться. И пусть те, кто продолжит, не говорят потом, что их не предупреждали»

„Мои странствия с Готреком“ Том IV Феликс Ягер (Альтдорф Пресс 2505)

— Сегодня ты какой–то очень задумчивый, человечий отпрыск, — пробурчал Готрек.
Феликс щёлкнул поводьями, подгоняя пони, затем повернулся и посмотрел на Истребителя. Впереди них уже скакали кислевиты. Карета графини Габриеллы и её эскорт следовали позади. Феликс слышал громкие разглагольствования Родрика, что будущей весной эта часть леса станет хорошим местом для охоты на зверолюдов. На взгляд Феликса, прямо сейчас она выглядела неплохим местом для охоты зверолюдов на самих путешественников.
— Мне нужно о многом подумать, — сказал он.
Он гадал, стоит ли ему, наплевав на всё, рассказать Истребителю об откровениях графини, сделанных прошлым вечером. В конце концов, Готрека стоит предупредить на случай, если та окажется предательницей. Уж это, на взгляд Феликса, гном заслуживал. Он и Истребитель вместе прошли через множество отчаянных приключений, и гном столько раз спасал ему жизнь, что Феликс сбился со счёта. Ягер чувствовал, что утаивать этот секрет от гнома неправильно. Исходя из личного опыта, графиня может оказаться всего лишь весьма убедительной обманщицей, ведущей их всех прямиком в ловушку.
— Я не доверяю тем сильванцам, — наконец произнёс Феликс.
— Кажется, ты вполне хорошо ладишь с графиней Габриеллой, — заметил Истребитель, в голосе которого звучало веселье.
— Она — часть проблемы.
Готрек посмотрел на него с недоумением. Похоже, гном сегодня находился в необычно добром расположении духа, несмотря на огромное количество эля, поглощённого прошлым вечером. Возможно, его радует перспектива встречи с Кригером и приближение долгожданной гибели. По гномам сложно догадаться.
— Продолжай.
— Не уверен, что могу.
Усмешка Истребителя сделалась шире.
— Почему нет?
— Дело в доверии. Я дал слово.
Теперь гном выглядел куда серьёзнее. Его народ крайне серьёзно относился к клятвам.
— Тогда я не буду настаивать, — заявил он.
Феликс был разочарован. Он–то почти надеялся, что гном задаст несколько вопросов. Он поглядел на дорогу, изучая их путь через заснеженную страну. Дорога проходила через лес, который с каждым пройденным шагом становился темнее и мрачнее. Ему вообще не нравился вид этой местности.
— Если тебя это утешит, человечий отпрыск, у меня тоже имеются подозрения на счёт наших случайно встреченных спутников.
Феликс ощутил нервную дрожь, вызванную страхом. Готрек сам разгадал секрет графини? Ягер знал, что, несмотря на брутальную внешность, Готрек далеко не глуп.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
— Я думаю, что они не совсем те, кем кажутся.
Феликс гадал, о чём конкретно догадывается Готрек. Вряд ли ему известна вся правда, иначе он бы уже атаковал карету графини с высоко поднятым топором. Феликс решил, что лучше ему предпринять какие–нибудь действия.
— Ты доверяешь моему суждению? — внезапно спросил он.
Истребитель долго и пристально смотрел на него. Глядя в единственный безумный глаз гнома, Феликс сразу вспомнил, насколько чуждой является раса гномов. Они выглядят вполне как люди, но таковыми не являются. Они продукт иной культуры, иного воспитания, дети иных богов.
— Да, — наконец ответил Готрек.
— Я знаю очень опасную тайну графини, которая может послужить поводом твоего недоверия к ней. Обещаешь ли ты не нападать на неё или любым иным образом не причинять ей вред, пока мы не освободим Ульрику или не покончим с Кригером?
Феликс заметил, что теперь он вызвал любопытство гнома. Раздумывая, Истребитель долго не отвечал. Феликс гадал, правильной ли была его оценка ситуации, и не попытается ли Готрек прямо сейчас отправиться к Габриелле, чтобы выбить тайну у неё самой. Возможно, гном просто рассматривает ситуацию со всех сторон. Феликс знал, что гномы крайне серьёзно относятся к клятвам и обещаниям, и не дают их попусту.
— Ты установил интересный временной предел, человечий отпрыск, — наконец произнёс Готрек.
Феликс осознал, что тот прав. Похоже, что, несмотря на убедительность аргументов графини, он не собирается доверять ей в долгосрочной перспективе.
— Ты обещаешь?
— Да, при условии, что она не попытается навредить кому–либо из нас, — подытожил Готрек.
Слова вылетели у него неохотно, словно вопреки его собственному мнению. Феликс почувствовал гордость за то, что Истребитель готов настолько довериться ему. Что сильно упростило ему задачу пересказать всю историю.
Рассказывая, он думал, что Готрек взорвётся. По его поведению было явно заметно, что Истребитель чувствует себя несчастным от мысли, что на расстоянии его удара находится один из неумирающих, а он ничего не может поделать. Феликс поспешно перешёл к объяснению причин, по которым им следует принять помощь графини, по меньшей мере, до момента освобождения Ульрики. Готрек смотрел на него с таким видом, словно считал себя обманутым. Феликс почти ждал, что в любой момент Истребитель спрыгнет с обозных саней и помчится к карете, но тот удержался. Судя по мрачному и сердитому взгляду, Готреку расклад не нравился. Феликс видел, как напряглись костяшки его пальцев, сжимающие рукоять топора.
— Мне это не нравится, человечий отпрыск, — произнёс гном.
— Однако оставь её в покое. На время.
— Клятва есть клятва.
Слова Истребителя вызвали у Феликса кратковременное чувство вины. Ему стало нехорошо от того, что он рассказал Истребителю тайну графини. Феликс твердил себе, что это смехотворно. Он ничего не должен вампирше. Она чудовище, питающееся кровью невинных мужчин и женщин. Несмотря на чувство вины, он почувствовал, что с его плеч словно упал тяжёлый груз. По крайней мере, Истребитель предупреждён о происходящем и будет начеку.
Если графиня замыслила предательство, ей предстоит принять смерть от топора, которого она столь опасается. Не особо обнадёживающая мысль, но на сей момент иной у него нет.
— Кто ещё знает об этом? — пробурчал Готрек.
— Только Макс.
— Несомненно, к лучшему будет не упоминать об этом при Снорри Носокусе, — почти смущённо произнёс Истребитель.
Феликсу оставалось лишь согласиться.

По мере их продвижения в лесу становилось тише и пустыннее, пошли более низкорослые и искривлённые деревья. Макс постоянно оборачивался назад, стараясь держать в поле зрения карету графини. Он явно не доверял ей, равно как и Феликс. Маг держал Глаз Кхемри в руках и чувствовал его силу. Он понимал, что талисман будет столь же полезен не одному, так другому вампиру, и, несмотря на заявления графини, маг не мог заставить себя поверить в абсолютное бескорыстие её мотивов.
Он чувствовал, как меняется сущность леса. Место было порченным, но весьма тонким способом. Он испытывал слабое подташнивание, которое иногда возникало у него в присутствии Хаоса. Максу начало казаться, что недалеки от правды истории о том, как эта земля была испорчена звездопадом искривляющего камня 1111 года.
Помимо этой догадки, он чувствовал необычное изменение ветров магии в этом месте, почти напоминавшее тот способ, которым те притягивались при атаке Праага ордой Хаоса, хотя и не такое сильное. Пока что. Он гадал, связаны ли между собой все эти события. Похоже, что в настоящий момент потоки чёрной магии слишком уж податливы воле злобных чародеев. Возможно, Повелители Хаоса приложили усилия, чтобы поддержать своих последователей. Макс вздрогнул, и не холод был тому причиной.
Применив своё магическое зрение, возле кареты он не увидел ничего. По крайней мере, графиня не пользуется магией, которую он мог обнаружить, и сие означает, что она, по всей вероятности, не плетёт заклинаний. Макс был достаточно компетентным чародеем, чтобы обнаружить подобное. Теперь даже мастер магии не сможет скрыть от него своей заклинательной активности.
Макс обдумывал план, к которому он и Феликс пришли прошлым вечером. Даже если графиня–вампирша останется верна своим заявлениям, лучше удостовериться, что Глаз Кхемри не попадёт в её руки. Если получится, его заберёт Феликс. Максу крайне не хотелось делать это самому. Феликс чародеем не является, и вряд ли предмет способен оказать на него такой эффект, как на Макса. Но даже если так, отсутствие у Ягера магических способностей станет гарантией того, что вреда он не получит.
Макс пытался вспомнить о Глазе всё, что он выяснил за короткий контакт с тайным сердцем талисмана. Кажется вполне возможным, что то удивительно сложное нагромождение заклинаний в ядре талисмана способно оказывать эффект, о котором говорила графиня. Там явно были заклинания усиления и принуждения, и самого необычного вида. Ни то, ни другое не выглядели так, словно предназначались для подчинения людей.
Макс понимал, что они брели в темноте, ориентируясь на слабый направляющий свет, если тот вообще был. Они собирали воедино намёки, смутные воспоминания и подозрения, чтобы построить теорию о своём враге и его намерениях, но не было никакой уверенности, что их суждения верны. Им оставалось лишь двигаться дальше и надеяться, что когда придёт время, они будут готовы к схватке с вампиром.

Луна Хаоса столь ярко сияла над головой, что Маннслиб казалась тусклой. Адольфус Кригер шёл через лес, окружающий его новый замок. До сих пор у его приспешников не было времени, чтобы очистить местность, оставив мёртвую землю, но вскоре всё изменится. Он улыбнулся, обнажив клыки.
Он чувствовал силу. Ему принадлежал Глаз Кхемри. Его заклинание призыва распространялось по стране. Скоро на его зов начнут собираться гули и прочие создания тьмы. Он знал, что в своих потаённых снах все дети Тьмы в пределах сотен лиг начнут ощущать притяжение его воли. Скоро у его порога соберётся аристократия ночи, чтобы спланировать возвращение всего, что некогда им принадлежало.
Сегодня у Кригера была иная цель. Путь привёл его к протяженному кладбищу, скрытому в глубине леса недалеко от обрушившихся руин городка Дракенхоф. Это была огромная территория, изначально посвящённая Морру, богу смерти. Место, где люди некогда рассчитывали улечься на веки вечные, убежище, место упокоения.
Адольфус собирался всё изменить. Сегодня кладбище станет призывным пунктом для величайшей армии в истории. Сегодня он поднимет первые из множества полков, составленных из рядов мёртвых.
Коснувшись талисмана, он ощутил его силу. Сразу после того Кригеру показалось, что он слышит голос, нашёптывающий ему тайны мощной некромантии. Его понимание природы чародейства странным образом углубилось после того, как он настроил Глаз.
Древние заклинания, некогда казавшиеся ему бессмысленными, ныне обрели скрытое значение. Он мог выявлять и контролировать потоки чёрной магии с лёгкостью, что его удивляла. Кригер всегда был равнодушен к изучению магического искусства, но теперь у него возникло чувство — со временем он докажет, что является одним из величайших мастеров. Похоже, нет конца дарам, которыми наделяет творение Нагаша. Кто знает, со временем он может сравниться познаниями с древним личем и сам сможет создавать столь же могущественные артефакты.
Кригер отбросил эту мысль. Такие сладкие мечты — дело будущего. Сейчас же для него найдётся более важная работа. Сейчас он должен сделать очередные шаги на пути к империи. Пророчества исполнятся. Его долг — стать глашатаем Кровавого века.
Он ловко запрыгнул на покорёженные останки древнего мавзолея. Отсюда ему открывался отличный вид на всё кладбище. Он видел множество опрокинутых надгробных камней, статуй с отбитыми конечностями, изображений давно позабытых мертвецов, что вскоре восстанут его солдатами.
Запрокинув голову назад, Кригер открыл рот и начал проговаривать слова древнего ритуала.
— Во имя Нагаша, повелителя нежити, я призываю тебя…
На его горле сиял Глаз, холодным чистым светом озаряя окрестности. Вокруг Кригера закрутились ветры магии, легко касаясь его на пути к талисману.
— Во имя Нагаша, повелителя нежити, восстань…
Жгучие огненные змеи крутились и извивались в его внутренностях. На сей раз для управления ими не пришлось прилагать усилий. Ему подчинялась вся эта сила. Тёмная магическая энергия проходила сквозь Кригера, стекая на порченную землю Сильвании.
Щупальца энергии распространялись подобно сложной корневой системе. Посредством их он мог чувствовать — то была странная комбинация зрения, осязания и прочих чувств, не имеющих названия. Он узнал о многих сотнях трупов, закопанных в земле и столетиями сохраняемых слабой концентрацией искривляющего камня в почве. Он увидел копошащихся раздутых белых червей и других мерзких существ, вид которых вызывал отвращение даже у него.
Когда энергетическая паутина касалась тел, возникали слабые отголоски жизни, что некогда сильно пылала внутри них. Там был гордый аристократ, хоронивший своих крестьян в грязи. Рыцарь, при жизни бывший благородным защитником своей веры. Кригер коснулся женщины, умершей при мучительных родах, и мужчины, умершего от голода во время одного из периодических неурожаев, случавшихся в Сильвании.
Кригеру не было дела, как они умерли. Его не волновало, кем они были при жизни. Нужно лишь, чтобы они служили ему в смерти. Его заклинание отворило путь куда–то ещё, в параллельный мир, колышущееся море неукротимых хаотических энергий, в которых скрывались злобные сущности. Некоторые из слабейших были захвачены потоком и вошли в гниющие тела, сливаясь с ними и приводя в движение.
Своим мысленным взором Кригер увидел зелёные ведьмины огни, вспыхнувшие в пустых глазницах. Увидел движение белых костяных конечностей, сгибание костяных пальцев. Объеденные червями скелеты пришли в движение, погружаясь в море грязи, словно пловцы. Не имело значения, что их похоронили вниз лицом, чтобы сбить с толку на случай тёмного воскрешения. Они чувствовали направление поступавшей к ним энергии, и они пришли.
Извиваясь, ворочаясь, вращаясь и ввинчиваясь, они пробивали себе путь на поверхность. Пока Кригер повторял древние запретные слова, его голос трансформировался в пронзительный вой. Земля дрожала, пока сотни мертвецов пробуждались от своего долгого сна. Где–то вдали в ужасе завыл волк. Зловещие охотничьи кличи гулей раздались в ночи, как бессознательная реакция на силы, высвобождение которых они почуяли этой ночью.
Губы Кригера исказила усмешка, знаменующая его триумф. Он открыл глаза. В воздухе дрожали энергетические линии. Словно в ответ на его чудодейство с небес посыпался дождь падающих звёзд, сияющих на фоне скалящегося лика луны Хаоса. Зловещие зелёные остаточные следы прорезали ночь, словно когти некоего гигантского хищника, располосовавшего тонкую, словно пергамент, поверхность неба.
Слабая белая точка возникла на земле. Она могла оказаться головой одного из тех червей–альбиносов, которых Кригер видел в глубине, но нет, то был кончик пальца. Показались четыре почти идентичные палочки цвета слоновой кости, затем из земли целиком появилась костяная рука, размахивающая в пустом воздухе, словно тонущий на глубине пловец.
Рука ладонью упёрлась в грунт, создавая рычаг, и появился остальной скелет. Сперва череп с горящими глазами и злобным оскалом, затем грудная клетка и вторая рука, потом хребет, бёдра и странные, выглядящие удлинёнными, ноги. Первый солдат нового набора армии Адольфуса встал в ночи и торжественно вытянулся, победно вытягивая руки к небесам. Когда он двигался, раздавалось пощёлкивание. Скалящиеся челюсти раскрылись и захлопнулись, безумно пародируя человека, делающего глубокий вдох.
Воздух наполнился запахом разложения и свежевскопанной земли, пока всё больше и больше оживлённых трупов выбиралось на бледный лунный свет. При появлении скелетов опрокинулись надгробья, попадали старые таблички. Некоторые скелеты оглядывались, вертя головами по сторонам и поскрипывая шеями. Другие дико отплясывали среди могильных плит, словно проверяя свою подвижность после проведённых в земле столетий. Несколько рассудительно кивнуло, словно осознав и приняв случившееся.
Затем один за другим, пощёлкивая при движении, они приблизились к Кригеру и склонились в поклоне, подобно почитателям какого–нибудь грозного древнего бога перед его покрытым кровью алтарём.
«Сегодня, — думал Кригер, — наступила новая эра. Этой ночью я сделал первый шаг к империи, что просуществует вечность. Эта ночь запомнится на тысячелетия. И я тоже запомню её».
Он продолжал произносить слова, накачивать больше энергии и увеличивать зону действия заклинания, формируя из тёмной магической энергии расширяющуюся сферу, поглощающую лигу за лигой. Повсюду, куда дотягивалось заклинание, мертвецы начинали двигаться в своих могилах.
На горле Кригера глазом злобного божества сиял талисман Нагаша. Время Крови пришло.

Макс отвернулся от костра, возле которого они все скучились. Он заметил, что все почувствовали выброс огромного количества энергии где–то в лесу. Чтобы его заметить, не требовалось быть волшебником. Импульс оказался столь сильным, что даже самый недалёкий мужлан мог почувствовать его и испытать страх. По тому, как даже закалённые кислевиты вздрогнули и уставились в окружающий сумрак, маг понял, что они тоже это почувствовали.
Если событие стало заметно и тем, кто был лишён дара, для Макса оно было подобно удару грома. Всё его существо отозвалось на выброс энергии, который он почувствовал. Макс понял, что где–то там, в ночи, плетётся заклинание невероятной силы. Направление ощущалось им столь же отчётливо, как горящий в ночи маяк. Столь же явно, как рулевой корабля чувствует ветер, маг чувствовал накатывающиеся волны энергии. «Что предпринял этот неумирающий безумец?» — гадал Макс.
Группа метеоров прорезала небеса, словно некое небесное существо подало знак о пришествии зла. Цвет их яркого остаточного следа подсказал Максу, что это частицы искривляющего камня — концентрированного экстракта чистого зла. «Что такого в этой стране, что притягивает сюда и это вещество? — гадал Макс. — Почему именно сюда направлен чрезмерно плотный устрашающий звездопад? Географический рельеф? Притяжение подобного к подобному? Божественное проклятие? Или появление этого звездопада вызвано заклинанием, действие которого ощутил? Узнаю ли когда–нибудь?»
Пока разум был занят такими мыслями, Макс ощутил дальнейшие нарушения в ткани реальности. Они были достаточно сильны, чтобы определить точное направление и расстояние, и всё же достаточно отдалёнными, чтобы доставить Максу сильные неудобства. Маг подозревал, что окажись он ближе, то испытал бы кое–что похуже, чем слабое ощущение головокружения и тошноту.
Он с неохотой поднялся от костра и пошёл к небольшому шатру, в котором расположилась графиня Габриелла. Словом и жестом он призвал шар света. Тот повис в воздухе над его плечом, освещая путь. Другой жест и заклинание, и вокруг него возникла незримая паутина энергии, заметная лишь глазу чародея. Кто или что–либо, любое заклинание или пагубное воздействие вызовет срабатывание многочисленных мощных защитных чар. Макс решил не рисковать.
Возле шатра товарищи Родрика преградили ему путь перекрещенными клинками, но самого Родрика нигде не было видно.
— Что тебе нужно, волшебник? — спросил младший из них.
Голос у него был пронзительный и немного женственный. В сиянии магического огня Максу было отчётливо видно его молодое лицо с небольшой полоской пробивающихся усов над верхней губой. Парень был немного напуган, но старался показать отвагу, что было заметно по голосу.
— Мне нужно поговорить с графиней Габриеллой.
— Всё в порядке, Квентин. Дай ему пройти, — донёсся из шатра голос графини.
Юные воины неохотно расступились. Макс одарил их приятной улыбкой, хотя по коже у него побежали мурашки при мысли о том, кем они являются. Несмотря на защитную паутину, он не исключал вероятности получить меч в спину, пока откидывал полог шатра и входил внутрь.
Внутри пахло мускусом и корицей, а сильный аромат духов перебивал запах чего–то ещё. Возможно, неживой плоти. Пол устилал арабский ковёр. По одну сторону стояли два тяжёлых сундука. Помимо сияющего шара мага в шатре не было иных источников света. По предположению Макса, обитатели в свете не нуждались.
Родрик растянулся на полу. Выглядел он истощённым и счастливым. Лицо было румяным. Губы опухшими и покусанными. Дыхание было судорожным, словно у человека, только что пробежавшего длинную дистанцию. Рядом лежала графиня, обхватив руками его плечи. Её голова была запрокинута. Вуаль по–прежнему была на ней. Судя по обстановке, Макс не сомневался, что только что пропустил зрелище того, как графиня принимает вечернюю трапезу из вен своего поклонника.
Хладнокровно и взвешенно, Макс мысленно перебрал все быстрые и наиболее разрушительные заклинания, известные ему. Движением руки светящийся шар может быть превращён в орудие разрушения. Одно слово, и более сложное плетение отправит сотни остроконечных лучей света во мрак. Ещё одно, и он окажется внутри кокона защитной энергии. Он глубоко вздохнул и расслабленно улыбнулся, в то же время готовый поразить насмерть за единственный удар сердца.
— Нам нет нужды прибегать к насилию, господин Шрейбер, — весело произнесла графиня, словно прочитав его мысли.
— Будем надеяться, что так, — сказал Макс, не теряя бдительности.
— Не смей угрожать миледи, — слабо произнёс Родрик, стараясь подняться на ноги.
Голос у него был невнятный, словно у человека, перебравшего алкоголя или наркотических веществ.
— Неразумно угрожать мне, — в ответ произнёс Макс, переводя взгляд с рыцаря на женщину, чтобы не было сомнений, кому адресованы его слова. — Оставь нас, Родрик. Мне нужно кое–что обсудить с твоей госпожой.
Вопреки желанию, Макс не удержался и сделал ударение на последнем слове, подчёркивая его двусмысленность.
Затуманенным взором Родрик уставился на графиню. Та почти с любовью погладила его по щеке и кивнула в знак согласия. Юный рыцарь собрался с силами, поднялся на ноги и нетвёрдой походкой направился к выходу.
— Миледи, если понадоблюсь, я буду неподалёку.
— Какая трогательная преданность, — иронично заметил Макс, когда Родрик вышел, сделав неуклюжий поклон.
— Уверяю вас, господин Шрейбер, его преданность вполне искренняя и добровольная. И я уверена, что вы пришли сюда не для того, чтобы насмехаться над моими поклонниками.
— Отличный способ сменить тему, — заметил Макс.
— Я полагаю, что господин Ягер всё вам про меня рассказал. Это было также заметно по вашему поведению в пути.
— Давайте проясним один момент, — предложил Макс. — Мне не нравитесь вы и то, кем вы являетесь. Так случилось, что сейчас мы союзники, потому что нуждаемся друг в друге. При иных обстоятельствах мы были бы врагами.
— Вы откровенны, господин Шрейбер. Хорошо, раз уж, как вы заметили, мы нуждаемся друг в друге, я прощу вам неучтивые манеры и то, как вы явились ко мне укутанным энергиями. И буду общаться, как разумная личность. Ожидаю того же и от вас.
Макс холодно улыбнулся ей. Упрёк был сделан отменно, тоном родителя, делающего замечание недовольному ребёнку. Только этого бы хватило, чтобы напугать многих мужчин. Но Макс был не из таких.
— Ваш протеже Кригер приступил к делу. Вы должны были бы почувствовать это столь же отчётливо, как и я.
— Как вы думаете, почему я пошла на риск, принимая Родрика в моём шатре? Скоро мне потребуются все силы, которые я смогу собрать, равно как и вам. Я боюсь, что мой потомок явно становится чрезвычайно сильным.
— Я понял, что он незаурядный чародей. Запущенное этим вечером заклинание не было работой неуклюжего подмастерья.
— Тогда мы можем предположить, что он либо многому научился за последние несколько лет, либо Глаз Кхемри усилил его способности в этой области.
— Если так, то перед нами воистину ужасающий противник.
— Который, если только я не ошибаюсь, призывает себе армию. То, что мы оба ощутили, является некромантией самого мощного и тёмного вида. Поверьте, господин Шрейбер, у меня достаточно опыта в подобных вещах.
— И что ваш опыт подсказывает нам предпринять?
— Поспешить в крепость Кригера и уничтожить его, если удастся. Я уже чувствую, как увеличивается воздействие Глаза Кхемри на мой разум. Он вызывает Восставших, и на расстоянии сотен лиг немногие способны сопротивляться побуждению.
— Вы говорите, что он, возможно, сможет обратить вас против нас?
— Да, господин Шрейбер, именно это я и говорю. Видите, я честно предупреждаю вас обо всех опасностях.
Макс глядел на графиню, размышляя над её словами. С одной стороны, он приветствовал бы возможность уничтожить это существо, но с другой, не хотел, чтобы до такого дошло, потому что ситуация тогда станет воистину отчаянной. Она кивнула головой, словно снова прочитав его мысли.
— Я верю, что смогу долго сопротивляться влиянию Кригера. Я гораздо старше него и значительно опытнее в этих вопросах.
— Думаю, Глаз Кхемри способен всё это изменить.
— Вам виднее. У вас было более близкое знакомство с талисманом, чем у меня.
— Расскажите мне всё, что вам о нём известно.
Макс принялся слушать рассказ вампира, стараясь заметить любое несоответствие между тем, что говорят ему, и сказанным Феликсу. Он уже подозревал, что расхождений не найдёт. Внимая чистому успокаивающему голосу графини, Макс обнаружил, что мыслями обратился к Ульрике. Его действительно ужасало то, что могло с ней произойти.

Ульрика очнулась в темноте. Она чувствовала слабость и необычное ощущение. Что–то не так с её глазами. Она почти отчётливо могла видеть окружающие предметы, но все они полностью утратили цвета. Всё смотрелось в разных оттенках чёрного и белого.
Она приподнялась. Движение вызвало у неё головокружение. Всё тело болело. Болела голова. Мутило желудок. Рот пронизывала боль. Ульрика огляделась. Она лежала на холодных камнях в усыпальнице. Похоже, что её похоронили в каком–то склепе. Ульрика ощутила панику. Неужели её заключили в какой–то склеп, ошибочно посчитав умершей, в то время как она по–прежнему жива?
«Могло быть и хуже», — решила она. Её могли похоронить в гробу. По крайней мере, когда они придут её хоронить, она будет на ногах. Если её придут хоронить. Что произошло? Она подозревала, что Кригер выпил так много её крови, что она провалилась в напоминающий смерть транс. И было легко ошибочно принять её за мёртвую.
Мысль о вампире и его последнем объятии вызвала у неё поток противоречивых эмоций: ненависть, негодование… и скрываемое, заслуживающее порицания удовольствие. Она вытянулась и встала, чтобы пройтись по помещению. Оно было небольшим, с вырезанными на стенах изображениями скелетов, черепов и прочих символов смерти. Она понюхала воздух. Кажется, чувства её стали острее, чем некогда. Пахло пылью и слабым ароматом коричного парфюма, которым пользовался Кригер. Дальше ощущался очень слабый запах разложения. В воздухе она ощущала запах плесени, а издалека доносился свежий запах живых существ. Ульрика прислушалась. Ей показалось, что она различает звук далёких шагов.
Нестерпимый голод усиливался. Побуждаемая каким–то животным инстинктом, Ульрика двинулась к выходу. Дойдя до лестничного колодца, она обнаружила, что путь закрыт. Проход закрывали хоть и узорчатые, но ржавые металлические ворота. «Как это по–сильвански, — подумала она, — превращать свои мавзолеи в темницы, словно мертвецы как–то могли сбежать из своего заключения». Ульрика покачала головой. Произошедшее с ней показывало, что какое–то оправдание этому имеется. Её мысли обратились к тем вопросам, о которых ей пока размышлять не хотелось. Вместо того, она попробовала прутья на крепость, чувствуя холод металла под своими пальцами.
Они казались старыми и непрочными. «Явно проржавели», — с благодарностью подумала Ульрика, с силой давя на прутья. Даже будучи столь слабой, Ульрика умудрилась достаточно разогнуть их, чтобы образовался зазор, через который она смогла выбраться и затем побежать вверх по лестнице. Что ей теперь делать? Где Адольфус Кригер? Имеет ли это значение?
Она, наконец–то, предоставлена сама себе, и есть шанс на побег. Лучше бы ей поскорее выбраться, пока Кригер или его омерзительные почитатели–люди не явятся проверить склеп. Ульрика взвесила имеющиеся варианты. Голод усиливается. У неё нет ни оружия, ни зимней одежды. В этой населённой призраками стране по снегу ей далеко не уйти. Ей нужно разыскать оружие, припасы и тёплую одежду, и неважно, насколько это рискованно. Из сего следует, что нужно обыскать дом и молиться всем богам, чтобы ей не встретился вампир или его прислуга. Часть её существа восставала против самой идеи бегства, а часть желала снова и снова оказываться в объятиях вампира, несмотря на последствия. Она безжалостно подавила подобные мысли. Он них никакой пользы.
Насколько возможно тихо, она двинулась дальше. Ульрика оказалась в той части усадьбы, где никогда ранее не бывала, что вряд ли удивительно, поскольку она, по большей части, не покидала своих комнат, за исключением тех случаев, когда Кригер призывал её в тронный зал. Ноздри Ульрики пощекотал слабый запах готовящейся еды, жарящегося на жиру мяса животных. Несмотря на чувство голода, запах вызвал у неё отвращение. Тем не менее, она заставила себя двинуться в том направлении.
Одну за другой, она проходила двери. Ульрика знала, что следует задержаться и проверить их, поискать нужные ей вещи, но обнаружила, что не может. Какое–то побуждение, лишь наполовину осознанное её смятённым разумом, вело туда, где она могла встретить людей.
Впереди она заметила движение. Первой мыслью было метнуться за дверь и спрятаться, однако Ульрика заметила, что её шаги ускоряются и она уже бежит к толстому купцу Осрику. Тот стоял с куриной ножкой в руке, мясистые губы были измазаны жиром, а выражение лица сделалось удивлённым и испуганным. Он поднял руку, словно хотел заслониться от Ульрики. Все его действия казались Ульрике невероятно замедленными, словно в каком–то кошмарном сне. Она ощущала исходящее от него тепло, сладость крови, струящейся в его теле. Она видела биение пульса на его шее. Оно завораживало её, привлекая к себе всё внимание. Голод стал невыносимым. Она чувствовала себя пассажиром кареты, что неслась, не разбирая дороги, наездником, объезжающим дикого жеребца. Теперь она утратила осознанный контроль над своим телом, и не стремилась его обрести.
Боль во рту усилилась. Она чувствовала, как что–то прорывается сквозь её дёсны. Рот наполнился вкусом старой, застоявшейся и почерневшей крови. Ульрика прыгнула на вопящего служителя, руками схватила его шею, смыкая свои объятия. Даже против такого слабого противника, как она, его отчаянное сопротивление ни к чему не привело. Похоже, сил у него, как у маленького ребёнка.
Все осознанные мысли улетучились, когда Ульрика наклонилась вперёд и почувствовала, как её клыки вонзились в его горло. Словно дикий зверь, она порвала артерию, увеличив разрыв, из которого кровь брызгала во все стороны. Та повисла красным туманом, закрывая Ульрике обзор, прилипая к её коже. Не важно. Здесь достаточно тёплой красной субстанции, чтобы напиться.
Когда кровь потекла в горло, восхитительная теплота охватила её, чувство умиротворённости, гораздо более сильное, чем любое из испытанных ей ранее удовольствий. Объятия вампира оказались всего лишь слабым эхом. Удовольствие вытеснило все прочие чувства — ужас, вину, сдержанность. Ульрика жадно и безостановочно глотала кровь, желая, чтобы этот миг никогда не прекращался. Она слышала крики и вопли прочих слуг, но не обращала на них внимания. Тело Осрика билось в конвульсиях, но потуги его мышц никак на неё не влияли. Ульрика легко удерживала его на месте, хоть он и был гораздо тяжелее.
Вся вселенная Ульрики сократилась до её рта и горячего потока чудесной, дарящей жизнь жидкости. Она смутно отметила замедление, а затем остановку сердцебиения Осрика, после чего поток крови сократился до капель. Однако тепло крови уже циркулировало в ней. Оно разливалось по венам и желудку со столь ярко выраженной приторностью, что была едва выносима. Но затем словно прорвало некий барьер, за которым удовольствие трансформировалось в боль, а страх и ужас заполнили её разум наряду с осознанными мыслями.
Теперь она чувствовала пресыщение, тошноту и невероятное переполнение. Ей казалось, что она может лопнуть, словно переполненный бурдюк. Хуже оказалось осознание того, что она совершила и кем стала.
Недомогание сделалось настолько сильным, что Ульрика едва держалась на ногах. Она чувствовала приближение других слуг, но ничего не могла сделать. Она понимала, что нужно бежать, но не могла. Понимала, что они убьют её, и приветствовала смерть. Однако тело предало её. Шатаясь, она вышла в коридор, где тошнота стремительно настигла её, словно огонь. Ударившись головой о стену, Ульрика упала на колени, а затем вслепую поползла по коридору, извергая по ходу кровь, желчь и разлагающиеся остатки пищи.
Слабость мгновенно овладела ей, и Ульрика оказалась лежащей лицом в луже мерзкой блевотины, и её охватило отвращение к себе, к тому существу, которым она стала, и к тому, кто сделал её такой. Снова перед её глазами сгустилась темнота и Ульрика провалилась в столь желанный обморок.

— Интересно пообщались? — спросил Феликс, когда Макс уселся рядом.
Волшебник выглядел усталым и мрачным. «Неудивительно, при таких–то обстоятельствах, — подумал Феликс. — Для любого станет стрессом общение с кем–либо из неумирающих». Внезапно он обрадовался, что поделился информацией о графине с Готреком и Максом. В его случае поговорка, что поделившись проблемой ты её уменьшаешь, реально действенна.
Сидевший по ту сторону костра Готрек поднял голову. Отблески пламени в единственном глазу Истребителя придавали ему жуткий и сверхъестественный вид.
— Весьма, — осторожно произнёс Макс. — Графиня очень образованная… женщина.
Это было сказано так, словно маг испытывал некоторые проблемы с произнесением последнего слова. Феликс подумал, что догадывается, каково сейчас Максу. У него самого между лопаток чесалось при мысли о графине, находящейся позади во тьме. Это ощущение даже усилилось с того момента, как ранее этим вечером он почувствовал странную тревогу, и волосы у него на загривке встали дыбом, как в те моменты, когда где–то поблизости применяли магию.
— Что–нибудь у неё узнал? — закашлявшись, спросил Феликс.
Он чувствовал, что в лёгких мокрота, но всё же чувствовал себя лучше. По крайней мере, не столь ослабевшим.
— Я узнал, что нам стоит опасаться предательства.
Макс огляделся. Кроме Готрека и Снорри Носокуса, у костра никого больше не было. Кислевиты предпочитали общество своих товарищей у других костров. Иван Петрович скрылся во мраке и стоял поодаль, вглядываясь в темноту. Снорри громко храпел. Готрек смотрел на них. Феликс не сомневался, что Истребитель с его острым слухом услышал всё сказанное Максом.
— Графиня думает, что Глаз Кхемри может быть использован для контроля над ней, чтобы обратить её против нас.
— Замечательно, — пробормотал Феликс.
Эта новость усилила его тревогу.
— Она также считает, что мы должны поспешить с нападением, пока сюда не прибыли другие её сородичи. Кто знает, они уже могут направляться сюда.
— Всё лучше и лучше. Напомни мне снова, зачем я тут оказался.
— По той же причине, что и я, чтобы освободить Ульрику.
— Что если нам не удастся? Что если она мертва? — напирал Феликс.
— Тогда мы отомстим за неё.
— А что если она… перешла на другую сторону?
— Тогда мы убьём её.
Глядя на Макса, Феликс гадал, хватит ли у них духа на такое. Он уловил блеск глаза Готрека. Если уж они не смогут заставить себя убить женщину, это сделает гном. Феликс молил Сигмара, чтобы до такого не дошло.

Под зловещим светом луны трупы выбирались из своих могил. Остатки саванов по–прежнему охватывали их плоть. Их руки стали когтистыми лапами. Они жаждали живой плоти, но другая, более настойчивая потребность заслонила их голод. Где–то в ночи что–то звало их с силой, которой они не могли противиться. Сопя и спотыкаясь, двигаясь подобно немощным слепцам, они направились в сторону своей цели. По всей проклятой стране Сильвании крестьяне попрятались по домам, моля Сигмара спасти их. Нежить пришла в движение.

— Итак, теперь ты знаешь, — произнёс Адольфус.
Ульрика была удивлена. В его поведении не было торжества, лишь беспокойство. Он смотрел на неё, как мог бы смотреть любовник, или отец, или король, разглядывающий вассала, пользующегося его расположением; в его взгляде было понемногу от каждого. Ульрика огляделась. Она лежала в своей комнате на большой кровати с четырьмя столбами и балдахином. Кто–то позаботился сменить её одежду и смыть кровь и блевотину.
— Дай мне умереть, — сказала она.
Она чувствовала себя жалко и в физическом, и в духовном плане. Тело страдало от болезни, а разум от ненависти к себе и чувства вины.
— Ты не умрёшь, если только кто–нибудь тебя не убьёт или ты не покончишь с собой. Ты чувствуешь себя ужасно из–за того, что выпила слишком много крови. Это обычная ошибка недавно переродившихся. Можно сравнить с тем, что случается, когда ужасно голодный человек попадает на пир. Его желудок просто не в состоянии справиться со всей поглощаемой им едой. Это также чем–то напоминает состояние человека, перепившего вина. То состояние, которое называется похмельем.
— Я не хочу жить. Я убила человека без причины.
— Ты убила человека для продления своей жизни. Люди так поступают ежедневно. Мы это обсуждали. Сейчас ты чувствуешь вину, потому что твой поступок идёт вразрез со многими фальшивыми моральными принципами, усвоенными с детства. Однако это тоже пройдёт, поверь мне.
— Но я не хочу менять своих чувств.
— Однако изменишь. Поверь мне. Изменишь.
— Я так не думаю.
— Поначалу все мы так говорили.
— Ты настолько уверен в себе, а? — усмехнулась Ульрика.
Адольфус пожал плечами.
— На то есть все причины. Я прошёл через то, что тебе предстоит пройти. И знаю, что однажды ты будешь благодарна мне за величайший из даров, когда–либо тебе достававшихся.
— Превращение меня в чудовище?
— Превращение тебя в бессмертную.
Ульрика подняла вверх брови, уставившись на него.
У неё возникло ощущение, словно её огрели. Ей хотелось ногтями расцарапать его лицо до кости, погрузить клыки в его горло. Кригер сделал шаг назад.
— Для тебя будет крайне глупо сейчас на меня наброситься, — заметил он. — Я знаю вещи, которые необходимо узнать тебе. Без этих знаний ты станешь жертвой любого попавшегося вампира, который решит получить над тобой преимущество.
— Мне кажется, ты это уже сделал.
— Верно, но я твой предок. Ты мой потомок. У меня есть определённая ответственность в отношении тебя, как и у тебя в моём отношении. Ты, в буквальном смысле, моё дитя.
— У меня уже есть отец.
— У тебя был отец. Как думаешь, что он сделает, когда обнаружит, кем ты стала теперь?
Ульрике хватило секунды на раздумье. Она знала, что сделает её отец. Люди Кислева не потерпят, чтобы среди них жило чудовище.
Эта мысль вызвала у неё вспышку боли в груди. Не имеет значения, насколько сильно отец некогда любил её, свой долг он выполнит. Он сделает, что должен, даже если это сведёт его в могилу.
— Посмотри на ситуацию с другой стороны, — безжалостно продолжил Кригер. — Как думаешь, что ты можешь сделать с ним, если он окажется поблизости, когда тебя охватит жажда?
В её воображении промелькнула картина того, как она проделывает с отцом то же самое, что сделала с толстым купцом. Зрелище было одновременно ужасающим и странно привлекательным. Она вздрогнула и попыталась выкинуть картинку из головы, но не тут–то было.
— Вижу, ты поняла. Будет к лучшему, если свои смертные привязанности ты отбросишь нынче же. Ты пока новичок. Ты не способна контролировать себя, когда нахлынет жажда убийства.
— Смогу ли я когда–нибудь?
— Хорошо, ты начинаешь осваиваться со своим новым статусом, приняв его.
Ульрика осознала, что так и есть. Слишком легко она приняла своё новое положение. Частично повлиял присущий кислевитам прагматизм. Она та, кто она есть, и теперь ничем этого не изменишь. Но частично повлияло и нечто иное.
— Ты как–то влияешь на мои мысли, — сказала Ульрика.
Он кивнул с видом учителя, довольного способным учеником.
— Потому что я твой предок. Между нами существует очень сильная связь. А также вот это, — сказал он, указывая на талисман на горле.
Талисман приковал её взгляд. Она ощущала его силу. Это было похоже на то, как наблюдать за огромным пауком, висящим на его шее. Неужели он не чувствует скверны и мощи этого предмета?
— Хорошо, чтобы ты с самого начала усвоила своё положение. Я многому собираюсь научить тебя, а времени у нас немного. Скоро мы оба будем очень заняты.
— Заняты чем?
— Создавать здесь, в Сильвании, новое королевство, править ночью, а наших слуг поставим править днём.
— Ты действительно считаешь, что тебе это удастся?
— Я уже приступил. А теперь слушай! Тебе многое предстоит узнать.
По скрытому в его словах приказу она умолкла и просто пристально смотрела на Кригера, ожидая, когда тот поделится с ней своей дьявольской мудростью.
— Ты обнаружишь, что множество вещей изменилось. Тебе больше не нужно пить и есть, как это делают смертные. Кровь обеспечит тебя всем необходимым для поддержания существования. Теперь она для тебя всё. Альфа и омега твоего бессмертного существования. Она будет питать тебя, лечить тебя, давать тебе силы, о которых ты могла лишь мечтать, будучи смертной. С её помощью ты вечно сможешь поддерживать своё существование. Без неё…
Он временно умолк и посмотрел в окно, словно раздумывая над чем–то.
— Ты не умрёшь, в том смысле, как это понимают другие. Случится нечто худшее.
— Худшее?
— Ты просто зачахнешь, утрачивая силу, молодость и красоту. Твои мышцы усохнут. Мозг деградирует. Ты не сможешь двигаться, говорить, думать. Тело станет высохшей оболочкой, и всё же часть тебя по–прежнему будет заперта в нём, весьма расплывчато сознавая, что с тобой произошло и кем ты раньше была. То будет вечность, наполненная мучениями, голодом и жаждой, которую невозможно утолить. Нечто, напоминающее ад.
— Ты говоришь так, словно пережил это сам, — мягко произнесла Ульрика.
— Начальную стадию, однажды, очень давно. Меня спас другой, принеся мне кровь. Она придала мне достаточно сил, чтобы снова охотиться самостоятельно. Но довольно древних воспоминаний — поговорим о том, что тебе необходимо знать.
— Тогда продолжай, — несколько разочарованно произнесла Ульрика.
Кригер протянул руку и дотронулся до её щеки. Дрожь прошла по её телу. Прикосновение его холодной кожи вызвало у неё странное ощущение. Он улыбнулся, словно зная, что она чувствует.
— Я говорил тебе, что между нами есть связь. В тебе есть немного моей крови, точно так же, как однажды часть твоей крови окажется в твоём потомке. Теперь мы повязаны кровью и тьмой.
Ульрика задумалась. На каком–то глубинном уровне она инстинктивно понимала, что это правда. Между ней и Кригером существовала связь, которую она никогда не ощущала с каким–либо другим человеком. «С каким–либо человеком», — горько поправила она себя, понимая, что сама более человеком не является.
— Сегодня я поведаю тебе основы того, что необходимо знать. Правила просты. Не выходи наружу днём, если можно этого избежать. Найди себе укромное место и пережди светлое время суток.
— Зачем? Ты ведь иногда выходишь.
— Я обладаю терпимостью к свету. Некоторые — нет. Некоторых наших сородичей солнечный свет сжигает столь же верно, как горящее масло. Некоторых всего лишь делает вялыми, если они не примут большого количества крови, но даже тогда их разум притупляется. Единственный способ определить, к какому типу ты относишься, это рискнуть и поглядеть, а это совсем не то, что следует делать, пока ты не окажешься в величайшей опасности или не укутаешься в самый толстый плащ из тех, что сможешь отыскать, оставив на виду как можно меньше плоти.
— Могу я просто оголить немного кожи, скажем, обратную часть ладони, на короткое время?
— Можешь, если у тебя есть желание увидеть, как она оплавится до обрубка, если ты одна из тех, кто уязвим. А иногда для некоторых Восставших имеется дополнительный риск. Солнечный свет не сжигает их немедленно. После длительного воздействия их кожа обгорает, покрывается волдырями и трескается, вызывая нестерпимую боль. Это как смертным получить солнечный ожог, только в тысячу раз хуже.
— Почему так?
— Я не специалист в естественных науках. Не знаю. Могу лишь пересказать слышанные истории. Некоторые говорят, что наш вид проклят богом солнца давно угасшего царства Неехары. Другие говорят, что такое случается оттого, что нас пронизывает чёрная магия, разрушаемая солнечным светом. Единственно, что мне известно точно — весь наш вид практически слепнет днём, если сравнивать с тем, как мы видим ночью. Что–то изменилось в наших глазах, приспособив их к темноте и сделав слишком чувствительными к солнечному свету. Днём лучше отсыпаться. В любом случае, в это время мы естественным образом становимся вялыми.
— Могу я летать? Превратиться в летучую мышь?
Ульрика понимала, что вопросы детские, но способность летать, как птица, была её детской мечтой, и она, по возможности, хотела извлечь что–нибудь приятное из произошедшего с ней.
— Трансформации можно обучиться, но овладение ей долгий и сложный процесс. Я научу тебя тому, что знаю сам, когда будет время. В настоящее время ты должна быть рада тому, что имеешь. Болезни смертных больше на тебя не действуют. Теперь ты во много раз сильнее, выносливее и быстрее любого смертного, и неуязвима для большинства их оружия.
— Почему?
— Большинство внутренних органов теперь для тебя бесполезны. Со временем они атрофируются. И клинок в живот не причинит тебе реального вреда. Большинство ран затянется очень быстро, если ты примешь достаточно крови.
— Как насчёт кола в сердце?
— А, старая байка. Да. Это тебе повредит. Любой удар в сердце. Оно по–прежнему бьётся, но так слабо, что это едва различимо, за исключением случаев, когда ты напилась. Сердце продолжает качать кровь через твоё тело. Если его повредить, уйдёт много времени на самовосстановление. Ты по–прежнему будешь жить, но из–за недостатка крови произойдут все те неприятности, о которых я рассказывал. Это будет период мучений, а по его окончании ты можешь стать слишком слабой, чтобы питаться. Следует также беречь голову. Это вместилище твоей души или, по меньшей мере, твоего разума. Если повредить мозг, ты можешь спятить, потерять память или стать бездумным бездушным животным. Самый верный способ обрести подлинную смерть — это отделить голову от тела, вынуть мозг и сжечь. Ты должна избегать подобного.
— Как насчёт магических сил? Я всегда слышала, что посредством союза с Тёмными владыками вампиризм даёт значительные магические силы.
— Наши силы исходят не от Повелителей Хаоса, но они не менее реальны. Существует множество способов подчинить смертных своей воле, очаровать их, запутать и, в конечном итоге, приказывать им. Опять же, овладение подобными способами потребует много времени, и я обучу тебя их применению, когда смогу.
— Похоже, ты собираешься держать меня в крепкой зависимости от себя.
— А почему нет? Таково традиционное распределение ролей в нашем обществе. Я господин. Ты ученик. Я тебя учу, взамен ты мне служишь.
— А если я не желаю? Что будешь делать тогда?
Кригер улыбнулся, показав все свои зубы, и жестом указал на талисман у горла.
— Поверь, выбора у тебя нет. Я приказываю тебе подчиняться во всём, служить мне и защищать меня, пока я не освобожу тебя.
Пока он говорил, Ульрика почувствовала, как на её разум навесили оковы принуждения, подобно горячим кандалам из кузницы, которые крепят на конечности осуждённого узника. Ей хотелось кричать и сопротивляться, но она ничего не могла сделать. Сила Глаза Кхемри и воля, стоящая за ним были слишком велики. Она понимала, что не может сопротивляться, как ранее случилось при красной жажде. Часть её существа действительно хотела подчиниться. Заклинание было очень сильным.
— Это великая честь, Ульрика. Ты станешь первой из многих, связанных служением мне. Вместе мы выкуем новую империю и погрузим мир в новый тёмный век.

Глава десятая

— Теперь мы очень близко, — произнёс Макс.
Голос у мага был грустный и мрачный, с примесью страха и досады, однако Феликс не сомневался, что Макс прав. Присутствие зла почти ощущалось в воздухе. Было чувство, что из каждой тени за ним следили чьи–то глаза. Возникало желание развернуться и убежать, прежде чем подкарауливающее нечто выскочит, чтобы его схватить. Лишь усилием воли он удерживался от постоянного оглядывания за плечо.
А всё эти развалины. Они угнетали Феликса даже сильнее, чем обычные строения Сильвании. «Следует радоваться, — убеждал он себя, — что мы нашли хоть какое–то укрытие». В надвигающуюся бурю даже этот старый покинутый особняк с обвалившимися стенами и обрушившейся крышей лучше, чем ничего. Стены, по крайней мере, дают хоть какую–то защиту от ветра. Хотелось лишь, чтобы особняк не столь напоминал ему о тех историях, что он читал в юности.
Лес был густым и тёмным. Запах разложения ощущался сильнее. Снег тонкой коркой покрывал отравленную землю, с которой поднимались вредные испарения. Временами Феликс замечал, что становится тяжело дышать. Был поздний вечер и тени удлинялись. Пони обеспокоенно ржали. Феликс поплотнее запахнул плащ, а затем убедился, что меч легко ходит в ножнах.
Спереди доносились звуки понукаемых к движению лошадей. Снова пошёл снег, быстро падая крупными хлопьями, которых было столь много, что видимость уменьшилась всего до нескольких футов. Холодное прикосновение хлопьев к щекам было похоже на прикосновение мёртвых пальцев. Феликс выругался и стал гадать, не станет ли метель причиной их гибели. После того, как они проделали весь этот путь, подобное выглядело бы насмешкой.
Феликс вытер сопливый нос краем плаща и поглядел на Готрека. В тот же миг впереди он услышал приближающийся слабый звук движения. Его рука скользнула на рукоять меча.
Истребитель небрежно держал в руках свой топор. Он выглядел более расслабленным, чем обычно.
— Это всего лишь возвращаются разведчики, человечий отпрыск.
Мгновением позже Феликс увидел, что гном прав. Возвратились двое кислевитов, Марек и ещё один. Выглядели они возбуждёнными и испуганными. Они подскакали к Ивану Петровичу, и Марек быстро заговорил громким голосом, чтобы слышали все.
— Замок Дракенхоф лежит впереди, до него около двух часов быстрой скачки. Зловещее и ужасное место, наполовину лежащее в руинах, но, по меньшей мере, частично населённое. Мы заметили множество людей, направляющихся в его сторону по снегу. По крайней мере, выглядели они людьми, но двигались медленно, словно под действием какого–то злокозненного заклинания.
Иван Петрович поднял голову.
— Сколько их?
— Много. Идут со всех сторон в направлении замка. И мы заметили иных существ. Во всяком случае, их следы, пока не начался снегопад.
Нервная дрожь пробежала по телу Феликса.
— О чём ты говоришь?
— На снегу вокруг усадьбы мы видели отпечатки ног. Много отпечатков. Они похожи на человеческие…
— Похожи?
— Это отпечатки голых стоп, без сапог и башмаков.
— И возле пальцев небольшие выемки, похожие… ну, на следы когтей.
Феликс вернулся мыслями к тому, что они видели на окраине Вальденхофа. Выглядело, как следы гулей. По последним словам разведчиков стало понятно, что они подумали о том же.
— Мы можем разбить лагерь на ночь здесь, — предложил Марек. — Нет смысла идти дальше сквозь бурю.
Иван Петрович выслушал доклад разведчиков до конца, затем развернул лошадь и поскакал к Готреку с Феликсом. Туда же подошёл Макс и встал возле их саней. С ним был Родрик.
— Похоже, мы нашли то, что искали, — заметил Макс. — Думаю, мы проследили чудовище до его логова.
— Ага, но нет возможности добраться туда сегодня. Не в такую погоду.
— Что мы будем делать?
— Мы должны разбить тут лагерь, — сказал Иван Петрович. — Люди устали и голодны. Я бы предложил подождать до завтрашнего утра и двинуться дальше.
Макс кивнул в знак согласия, как и Родрик. Готрек смотрел по сторонам с таким видом, словно собирался возразить, но, к удивлению Феликса, бросил взгляд на карету графини и промолчал. Феликс решил, что понял мысли гнома. Истребитель не доверяет графине и не собирается бросать людей на её милость. Кроме того, если она нападёт, то не сдерживаемый более клятвой, он сможет сразиться с графиней. Феликс не сомневался, что для цели Готрека этот вампир ничуть не хуже, чем тот.
— Сегодня нам стоит особо позаботиться о страже, — заметил Макс.
— Я удвою число часовых и позабочусь, чтобы они несли караул парами, не давая друг другу заснуть, — сказал Иван Петрович.
— Я тоже не сомкну глаз, — заявил Готрек.
Он так демонстративно потёр повязку на глазу, что Феликса разбирало сомнение, уж не пошутил ли гном.

— Они там, — сказал Адольфус Кригер, склоняясь вперёд на Кровавом троне.
Принёсший известие гуль распростёрся на растрескавшемся мозаичном полу, раскинув перед собой руки в жесте смиренного подчинения. Адольфус обращал на него не больше внимания, чем на какой–нибудь предмет мебели. Он оглядел Ульрику, Роча и остальных своих последователей. Те беспокойно смотрели по сторонам. В тенях над головами пролетело что–то крупное на кожистых крыльях.
— Кто они? — спросила Ульрика.
Ей явно было сложно понять невнятную речь гуля. Кригер нежно ей улыбнулся. Похоже, она хорошо приспосабливается к своей новой роли. Она стала послушной и покорной. Даже заметив в её взгляде скрываемый ужас, он решил не обращать на это внимания.
— Наши враги. Какие–то воины, в большинстве своём не местные. Похоже, иноземцы, укрывшиеся в развалинах старого дома Раттенбергов. Гуль мало что знает, чтобы рассказать нам больше.
— Что ты намерен предпринять?
Она вышла вперёд и встала перед возвышением, смело глядя на него. Кригер гадал, что она чувствует. Для неё всё внове. Он вспомнил собственный ужас и удивление необычностью собственного состояния сразу после того, как его возвысили. Он почувствовал чувство привязанности, которую очень давно не испытывал к другому существу. «Такое ли чувство испытывают люди к своим детям? — гадал он. — Такое ли чувство испытывала к нему графиня? Способен ли он вернуть те чувства с хотя бы частью былой интенсивности? Испытывает ли к нему Ульрика чувства, похожие на те, что он некогда испытывал к графине?» Он отбросил эти незначительные мысли, как только принял решение.
— Я сам пойду и взгляну на них. Возможно, я преподам им урок, насколько неосмотрительно вторгаться в мои владения.
— Может, мне пойти, хозяин? — предложил Роч.
— Сегодня не та ночь, чтобы смертному бродить снаружи, старый друг, — произнёс Кригер.
На лицах остальных членов свиты отразился страх. Они не хотели, чтобы он покинул их тут, в населённом призраками месте, наедине с недавно обращённой Ульрикой и собирающейся армией нежити. Всем было известно, что произошло с Осриком. Кригер злорадно усмехнулся.
— Не переживайте. Я вернусь.

Метель прекратилась, накрыв лес глубоким покрывалом свежего снега. С грацией леопарда и уверенностью короля, по снегу шёл Кригер. Он знал, что если он сам не захочет, его не заметит никакой смертный. Ночь была его родной стихией. Если вампиру не требовалось иного, ночь скрывала и защищала его.
«Что это за дурни, — гадал он, заметив отдалённые огни костров, мерцающие за деревьями, — которые путешествуют по Сильвании в разгар зимы, оказавшись так далеко от наезженных дорог? Неужели они не знают, насколько близко от них находится заброшенный замок Дракенхоф? Неужели охотники за ценностями, стремящиеся доказать свою храбрость и поискать в древнем замке таинственных сокровищ? Если так, их ожидает неприятный сюрприз».
Возможно, он будет милосерден, тихо и незаметно убьёт нескольких часовых, оставив предупреждение, от которого остальные придут в ужас. А может, ему стоит созвать гулей и оживлённых скелетов, чтобы перебить всех, оставив только одного, который понесёт весть о бойне обратно в земли людей? Так даже лучше. Это посеет на пути его армий страх и ужас, а уж они–то всегда были величайшими союзниками Восставших, направляющихся на войну.
Кригер быстро двигался вперёд от одной тени к другой. Хоть такое развитие событий и соблазнительно, возможно, выход не самый мудрый. Он пока что не готов выступить в поход. Правда, к нему присоединились несколько сотен оживлённых трупов и скелетов, но есть и другие спрятанные погосты, которые следует посетить. Каждую ночь к нему стекается всё больше гулей. Скоро должны прибыть и первые Восставшие. Лишь когда сие произойдёт, он обретёт уверенность в своих силах. Будет неосмотрительно нанести удар преждевременно и предупредить своих врагов. Возможно, первый вариант всё же лучше. А может, ему следует призвать волков, чтобы те разобрались с незваными гостями?
Глаз затрепетал на его горле. Кригер чувствовал в ночи нечто неправильное. Внутри древних развалин находился поток энергии, которому не было здесь места. Он полностью открыл своё магическое зрение и изучил окрестности. Возле костра он заметил слабую паутину силы, какое–то заклинание, вне сомнения, защитное или предупреждающее. Отличная работа, почти невидимая. Кригер подозревал, что не будь при нём Глаза, он мог бы даже её не заметить. В лагере есть волшебник. Адольфусу явно следует поостеречься.
С чрезмерной осторожностью он двинулся по снегу, мягко ступая, чтобы ослабить хруст белого вещества под ногами. Внутри обвалившихся стен расположился большой лагерь, с каретой, несколькими санями и множеством лошадей привязанных внутри того, что осталось от конюшни. Некоторые нервно заржали, почувствовав его запах. Там было много воинов, слишком много, чтобы волки могли справиться с ними без помощи прочих его слуг. А если волшебник силён, то даже этого может оказаться недостаточно.
«Кто эти люди, — гадал Кригер, — какой–то аристократ со своим эскортом? Только аристократы достаточно богаты, чтобы нанять волшебника для сопровождения. А может, карета принадлежит самому волшебнику, а прочие являются телохранителями? Известно, что чародеи заняты разнообразными сомнительными исследованиями, ради которых могут искать уединения в сильванской глуши, чтобы продолжать свои нечестивые занятия без вмешательства властей и охотников на ведьм. Возможно, он наткнулся на одного из таких. А возможно, что тот оказался здесь, привлечённый заклинанием самого Кригера. Использование им Великого ритуала должно было быть заметно за многие лиги достаточно чувствительному магу.
Послышался чей–то зов. Кригер замер, прислушиваясь. Он обнаружен? Нет. Всего лишь один нервничающий человек решил убедиться, что другой рядом. Возможно, беспокойство животных передалось и часовым. Нужно быть поосторожнее. В обычных обстоятельствах он бы воспользовался своими силами, чтобы затуманить мысли часовых, но находящийся поблизости волшебник мог это почувствовать.
«Не будь глупцом, — твердил себе Кригер. — Теперь ты обладаешь мощью. У тебя есть Глаз Кхемри. Эти смертные ничем не смогут повредить тебе». Однако он не прожил бы столь долго, если бы швырял предостережения на ветер. Больше, чем когда–либо, ему следует теперь быть осторожным, когда готово исполниться его предназначение.
Было что–то смутно знакомое в тех голосах. Они говорят на диалекте Кислева! Далеко же от дома оказались эти люди. Может, они всего лишь странствующие наёмники, или весь отряд — беженцы, спасающиеся от наступления армии Хаоса. А может, они как–то связаны с его недавним посещением Праага. Кригер понял, что неплохо бы выяснить поподробнее.
Подойдя ближе, он увидел, что большинство из них одето в стиле кислевитских кавалеристов. Это низкорослые коренастые мужчины с кривыми ногами от постоянного передвижения верхом. Один казался очень высоким. Когда мужчина отошел, чтобы отлить, Кригер заметил, что у него белые волосы.
Потянув носом воздух, Адольфус уловил наличие несколько знакомых запахов. Гном, подумалось ему. Возле одного костра он заметил коренастую фигуру с возвышающимся на голове хохлом волос и здоровенным топором в руке. Похоже, Готрек Гурниссон серьёзно отнёсся к своей клятве и выследил его! Кригер недоумевал, как гном умудрился пройти по его следу через тысячи лиг зимних лесов. Возможно, тут замешан волшебник.
Кригер двинулся вокруг лагеря, держась в тени. Он заметил, что тут есть и несколько сильванцев. Их лошади были крупнее поджарых скакунов кислевитов, назначением этих боевых коней было нести на себе человека в полном комплекте доспехов. На одежде была эмблема Вальденхофа. Все они собрались у шатра и большой кареты на полозьях.
Какая странная компания. Что вообще могут делать так близко от его жилища гномы, кислевитские лучники, местные лордики и волшебник? Он некоторое время это обдумывал. Истребители явно явились, чтобы выполнить свою клятву. Возможно, они наняли волшебника, либо это тот самый Макс Шрейбер, о котором рассказывала Ульрика. Чем дольше он думал об этом, тем более склонялся к такому варианту. Замеченный им высокий блондин — это Феликс Ягер. Кислевиты либо наёмники, либо были посланы властями Праага, чтобы отдать его под суд. Местные могли выступать в роли проводников. Вне всякого сомнения, они окажут помощь любому, кто выступит против Кригера. Разумеется, он не был абсолютно уверен, но такое объяснение выглядело наиболее вероятным.
Вопрос в том, как ему с ними поступить? Он сомневался, что может в одиночку одолеть такое количество людей. Особенно, когда среди них волшебник и бойцы с таким грозным оружием, как у Готрека Гурниссона и Феликса Ягера. Многих он убьёт, но остальные, вне всяких сомнений, могут его одолеть. У Кригера не было желания рисковать жизнью против того топора.
Он может призвать волков, гулей и скелетов и напасть на лагерь. Но на сбор сил уйдёт большая часть ночи, да и волшебник может почувствовать его призыв. Если сражение не закончится к утру, с восходом солнца Кригер окажется вдали от укрытия и в окружении врагов, а такой участи он любой ценой стремился избежать.
Если они пришли за ним, то лучше сразиться с ними на своей территории, в знакомом месте по его выбору. В Дракенхофе, если всё сложится хуже некуда, он может досуха выпить кровь кого–нибудь из своих слуг–людей и сражаться при свете. Хотя лучше отправить волков беспокоить и замедлять врагов, а также использовать гулей для организации засад и ловушек, чтобы до него они добрались как можно позже. Лучше будет заманить их в развалины и убирать по одному.
Там в усадьбе у него остался мощный союзник. Ульрика будет вдвойне полезнее. Она сильна и смертоносна, но что более важно, из–за отношений с Феликсом Ягером смертные вряд ли нападут на неё, пока не будут абсолютно уверены, что она стала союзником Кригера. Возможно, он даже сможет использовать её, чтобы заманить их в ловушку.
«Да, — подумал Кригер, — это куда лучший план». На обратной дороге он сможет продумать детали. Когда его преследователи утром выступят, для них будет припасено несколько неприятных сюрпризов.

— Что–то приходило сюда ночью, — сказал следопыт Марек, нахмурив жесткие брови. — Вы заметите, если внимательно присмотритесь. Вот отпечатки сапог, которые ещё не успел засыпать снег.
— Слишком близко к лагерю, — заметил Феликс. — Часовые заснули?
— Этой ночью ни один из моих людей не сомкнул глаз, Феликс Ягер, — устало сказал Иван Петрович Страгов.
Феликс подумал, что тот ужасно постарел.
— С ними я проскакал от границ с Хаосом, и я за них ручаюсь. Это ветераны и люди чести.
— Ничто не потревожило мои чары, — заметил Макс. — Иначе я бы проснулся. Прошлой ночью никто и ничто не могло ни войти, ни покинуть лагерь.
То как Макс упирал на невозможность оставления кем–нибудь лагеря, дало Феликсу понять, что их мысли пошли по одному пути. Похоже, что никто из лагеря не отправился предупредить Кригера.
— Снорри думает, что не имеет значения, если один человек пришёл пошпионить, — сказал Снорри.
— Если это был Кригер, то сие означает многое, — заметил Феликс. — Он больше, чем человек.
— Или меньше, — не согласился Макс.
— След идёт в ту сторону, куда мы направляемся, — сообщил следопыт.
— Значит, мы должны приготовиться к засаде, — сказал Феликс. — Если это был Кригер, то в этой местности у него могут оказаться приятели.
— Может стоит разделиться с графиней и её людьми? — спросил Иван Петрович Страгов, который, в некотором роде, был рыцарем и не хотел, чтобы женщине грозила опасность. — Она может пожелать отправиться другой дорогой.
— Я ей предложу, — сказал Феликс, уходя в нап