Какая книжка нужна нашим детям

Детская книга – важнейший фактор воспитания. Мы стремимся воспитать из подрастающего поколения всесторонне развитых людей, сознательных и умелых строителей коммунистического общества. Мы понимаем, что дело воспитания – важнейший участок соцстроительства, что формирование нового человека не может быть предоставлено воле судеб, не должно идти стихийно, что тут необходимо планомерное, воздействие.

Последнее время мы изо всех сил крыли тех, кто недооценивал воспитывающей роли учителя, воспитывающей роли школы. Надо крыть и тех, кто недооценивает воспитывающей роли детской книги. Правда, мы еще плохо вооружаем книгой наше подрастающее поколение, наши дети еще мало читают, детская книга еще плоховато доходит до деревни, у нас плохо организованы детские библиотеки и т. д. и т. п., но тут ясно, что надо делать. Мы ведь не только строим новые фабрики и заводы, новые города и дома, мы строим новое, социалистическое общество.

Мы провели в жизнь всеобщее обязательное обучение в размере четырехлетки, ребята будут грамотными и им до зарезу нужна книга. И книга будет дана детям, темпы снабжения детей книгой будут ускорены. В этом нельзя сомневаться. Сейчас на всех фронтах соцстройки вопрос о качестве продукции стоит во весь рост. Вопрос о качестве детской книжки сейчас имеет исключительно большое значение.

Детская книжка – палка о двух концах: она может играть крупнейшую организующую роль, может играть и крупнейшую дезорганизующую роль; она может способствовать выработке материалистического миросозерцания, но может способствовать и выработке миросозерцания идеалистического; может воспитывать коллективиста, но может воспитывать и индивидуалиста с мещанской мелкособственнической психологией. Это – первое.

А второе – читатель детской книжки, ребенок и подросток, не то, что взрослый человек. Взрослый человек уже одет в броню сознательности, в броню жизненного опыта, он менее эмоционален, чем ребенок и особенно подросток. Юный читатель детской книги менее застрахован, и на него книга имеет большее влияние, чем на взрослого, играет в его жизни большую роль. Когда-то Ж.-Ж. Руссо писал, что каждый последующий воспитатель имеет меньшее влияние на формирование личности ребенка, чем предыдущий. То же и с книжками: книжки для малышей имеют особо большое значение.

У нас есть вреднейший предрассудок, что писать для детей может всякий. И тот, кто считает себя мало подготовленным, чтобы писать для взрослых, часто, не задумавшись, берется за перо, чтобы писать для детей. Тут, мол, все сойдет. Ребенок «усе з'iсть». А в нашу эпоху писание для подрастающего поколения имеет исключительное значение, и надо бы, чтобы самые лучшие, самые талантливые художники слова говорили: «Ничего бы я так не хотел, как научиться писать для детей».

Писателю надо знать детей, знать ту конкретную обстановку, в какой ребята живут, уметь детскими глазами взглянуть на жизнь. Невольно встают перед глазами слова Карла Маркса, писавшего во «Введении к критика политической экономии»: «Разве в детской натуре в каждую эпоху не оживает ее собственный характер в его безыскусственной правде?»[104] Карл Маркс не был педагогом, не был детским писателем. Но он глядел на ребят глазами великого мыслителя.

Насчет «безыскусственной правды детской натуры» мы можем найти очень много у Льва Толстого. Совсем другими глазами, чем Маркс, смотрел на жизнь Л. Толстой. Религия, мелкобуржуазная идеология темнили его сознание, но умел он все же острыми глазами впиваться в жизнь и отображать ее так, как она есть. И у Льва Толстого есть замечательные страницы, посвященные вопросу «безыскусственной правды детской натуры», выявляющей классовое лицемерие помещичье-дворянской среды.

Наша эпоха – переходная эпоха от капитализма к социализму – совершенно исключительная по своему революционному духу и мощности роста. Относятся ли к ней слова Маркса? «Какие у вас замечательные дети!» – говорят иностранцы. И тот, кто знает наших ребят – детей рабочих и крестьян, – знает, что это правда. Тот учитель, тот детский писатель, который является «человеком в футляре», этого не увидит, а если он этого не увидит, то не сумеет он подойти к ребенку, его воспитательная роль сведется к нулю. Надо знать и понимать ребят.

Современные детские писатели в своем большинстве обходят целый ряд трудных вопросов и предпочитают говорить о тракторах и машинах. Люди вымелись со страниц детской книжки. Нет в ней современных людей, их горя и радости. И потому так бессильна современная детская книжка. Жизнь кипит, как в котле, новое борется со старым, преодолевает его. Идет героическая борьба за весь важный и сложный уклад социализма. Наши дети живут этим. И на живом материале, близком детям, надо растить подлинных коммунистов. Мы плохо умеем это делать, мы не владеем искусством говорить с ребятами. Мы не умеем помогать им познавать окружающую жизнь.

Говорят: «Дадим детям яркую, красочную, волшебную сказку». И многие вспоминают свое детство, вспоминают, как много переживали они над сказками. «Даешь нашим детям сказку!» – требуют они. Но в сказке есть две вещи: форма и содержание. Форма часто заслоняет содержание. В большинстве сказок, написанных в совершенно другую эпоху, классово чуждое нам содержание. Оно тем опаснее, что всасывается совершенно незаметно благодаря чудесной форме, умению дать его в интересной, простой, живой форме.

Ребенок беззащитен. И мы должны уметь защитить его от чуждых, разлагающих влияний. Мы должны научиться отделять форму от содержания. Наши лучшие писатели должны создать современную сказку, живую, увлекательную, до конца детскую по форме и глубоко продуманную с точки зрения содержания, до конца коммунистическую по содержанию.

Конечно, и из имеющегося арсенала сказок можно отобрать целый ряд вполне приемлемых сказок. Возьмем такую сказку, как «Три медведя». Для ребят, еще не овладевших окружающей действительностью, интересна проблема о большом и маленьком – отсюда все эти великаны, мальчики с пальчик и т. д. и т. п. «Три медведя» – медведь, медведица и медвежонок – три живых существа разной величины, и девчурка примеривает себя к бытовым условиям жизни существ разной величины. Большой стол, высокий стул, большая миска, большая ложка. Стол средней величины, стул средней величины, средней величины миска, ложка. И это еще не подходит маленькой девчурке. Ей подходит маленький столик, стулик, маленькая мисочка и ложка, маленькая кроватка. Взрослому человеку эта сказка не нужна (хотя я бы охотно подарила ее многим составителям программ и преподавателям). Но ребенку она близка. Медведи – это аксессуар, и если их нарисовать не очень страшными – а характер сказки как раз этого не требует, изображая медведей в растерянном состоянии, волнующихся и негодующих на малышку-девочку, – то от такой сказки ничего, кроме пользы, нет. Но вот если мы возьмем сказку «О рыбаке и рыбке», тут уж с идеологией куда хуже: «Будь скромен в своих желаниях, не гонись за многим, иначе останешься у разбитого корыта» – такова ее скрытая мораль, весьма мало имеющая общего с моралью коммунистической. Правда, ребята интересуются больше рыбкой, чем моралью, но сказка запоминается на всю жизнь и позднее входит в состав факторов, влияющих на поведение складывающегося человека.

Сила сказки – в ее конкретности. Ребята мыслят живыми образами, и чем ниже возраст, тем менее способен ребенок воспринимать отвлеченные понятия, делать обобщения. Ребята мыслят до жути конкретно: Ленин – красный, поэтому надо разбить бюст, который изображает его белым.

Если возьмем сказки, там все дается в живых образах, но надо отдать себе отчет в том, что в громадном большинстве случаев там дается уже отживший быт, отжившие связи и опосредствования. То, что для теперешних пожилых людей в их детстве было понятно, близко, что отображало конкретную действительность, для теперешних ребят часто чуждо, неконкретно, и то, что для нас было поэтому архиинтересно, теперешним ребятам неинтересно.

Нужна нашим детям новая сказка, раскрывающая перед ними современную жизнь, современных людей, современные проблемы.

Детским писателям надо изучить самым тщательным образом формы старой сказки, по-новому перестроить их очертания, учитывая современную действительность, и влить в эти обновленные сказочные формы новое, коммунистическое содержание. Это не так легко, но это надо сделать. Совершенно недопустимы сказки мистические, сказки страшные, сказки, наносящие тяжелые травмы детской психике.

Никто из ребят не поверит, что медведи, курицы, кошки, столы и стулья могут говорить. Но вот насчет ангелов, чертей, русалок, ведьм, какими бы симпатичными они иным ни казались, надо поосторожнее. Всю эту чертобесину надо выкинуть в мусорную яму.

Нет никакого сомнения, что наши писательские кадры сумеют создать необходимую ребятам книжку. Только медлить с этим нельзя.

1932 г.