2018-01-21
140Первая ошибка – критиканство.
Фундаментальное условие нашего эксперимента: «Пой о своем, не ругая чужого!». О своем говори с любовью, с пониманием. Но не ругай чужую святыню.
В конце концов, мы преподаем курс истории русской литературы, но мы при этом никак не ругаем польскую литературу. Так же должно быть и здесь.
Конечно, это не просто - говорить о своем главном, не противопоставляя и не возвышая себя над кем-то. Это не просто и для атеистов, и для православных, и для мусульман.
Православным будет особенно тяжело, потому что мы - Церковь неофитов, и в сознании многих людей, в том числе православных педагогов, Православие - это то, что «не»: мы не протестанты, мы не католики…
А на уроке нужно сказать позитивно, что такое Православие. Нести позитив всегда труднее, чем противопоставлять. Формулу смерти знают все: цианистый калий. А формулу жизни сможете нарисовать?
Очень легко сказать, что значит быть плохим педагогом. Плохой педагог – тот, кто советует: «детей надо поднимать в пять утра, давать им пять шлепков по заднице, потом накормить их кусочком сухарика и поставить на колени в угол, на сухой горох на два часа, по истечении которых дать еще два подзатыльника». Да, рецепты плохой педагогики изложить легко. А какая - хорошая? Тут сложнее найти слова, образы, рецепты.
|
|
|
Так и в разговоре о Православии. Очень легко говорить, что Православие это не то, не то, не то… Но нам надо сказать, что оно такое, не противопоставляя православие инославию.
А ведь есть общая черта у византинизма и сталинизма. И там, и там за человеком не признается право на ошибку. Если токарь Петрович запорол импортное сверло, то не потому, что он Первое мая накануне хорошо отметил, а потому что японская разведка специально ему заказала эту диверсию, и он сознательный вредитель…
Так же считают многие православные люди до сих пор. Однажды в Севастополе на городской лекции я получил поразительную записку: «Отец Андрей, скажите, почему в Ветхом Завете ничего не сказано о Господе нашем Иисусе Христе, и кто в этом виноват?».
Так что от православных педагогов в этом курсе потребуется максимальная выдержка. Или, говоря церковным языком: аскетизм. Православный педагог в этом эксперименте - это аскет, который очень тщательно контролирует даже модуляции своего голоса.
Итак, первое табу: нельзя критиковать чужую святыню, Критиковать можно только религию древних греков. Ведь ее адепты вряд ли окажутся в вашем классе...
Запрет на критику чужой веры распространяется и на сектантов. Нельзя критиковать не только те четыре религии, которые участвуют в эксперименте, но и кришнаитов и «Свидетелей Иеговы». Ведь у них тоже есть дети, и они могут быть в этом классе, в этой группе.
|
|
|
Наверняка среди тысяч учителей, вовлеченных в эксперимент, окажутся и представители религиозных меньшинств (баптисты, свидетели Иеговы, рериховцы). Надеюсь, и они ответно смогут удержаться от критики православия.
Для атеистов особо приходится подчеркнуть: вне зоны критики на этих уроках все живые религии – в том числе и православие. Запрет на критику чужой святыни распространяется и на разговор учителя-атеиста о православии. Ни интонациями, ни намеками он не должен высказывать пежоративного (уничижительного) отношения к православию – в том числе на уроках светской этики или мировых религий. Православные дети – это тоже дети. И слезы любого ребенка не стоят чьих-то идеологических амбиций.
Для педагога в этом эксперименте для каждого урока есть лишь одна цель - сделать урок интересным. Не надо на этих уроках «спасать Россию» (от «безбожия», от «зажравшихся попов», от «мусульманских экстремистов» и т.д.). Не надо детей приносить в жертву своим личным симпатиям и антипатиям Цель урока – рассказать о той или иной религии, а не о вашем отношении к ней.
Второе ограничение - речь педагога должна быть инклюзивной, а не эксклюзивной. Речь педагога не должна исключать, отторгать от себя никого ребеночка. Педагог может позволить «мы» только в двух случаях. «Мы – люди» и «Мы – люди, граждане России».
Конфессиональные идентификации не допустимы в речи педагога, Рассказ не должен вестись от первого лица. Нельзя сказать «мы – православные», «мы – мусульмане», «мы – атеисты». Нельзя сказать «Господь заповедует нам», равно как и нельзя сказать «мы, передовые ученые планеты, убеждены в ложности религиозных догм».
Интонация педагога – интонация экскурсовода: «Православная Церковь полагает, что это место Евангелия имеет такой-то смысл…, такой-то обряд дорог православным потому…».
Очень непросто будет отвечать на вопрос детей о личном отношении учителя к религии. Скрывать его – нечестно, и дети это лукавство заметят. Если православный учитель на уроке ОПК скажет, что он сам – православный, проблем не будет. Но как православному сказать на уроке ислама о том, что он не мусульманин? Такие ответы надо продумать заранее. Например: «Я признаюсь вам ребята, что я сама знакомлюсь с этой интереснейшей религией вместе с вами. Меня в моей семье воспитали в христианстве. Но и мир ислама мне очень интересен, и я очень хочу понять его еще глубже. Надеюсь, что и мусульманские ученики нашего класса помогут мне в этом»…
Третье табу - нельзя призывать детей к религиозной практике. Это требование идет вразрез с той аксиомой педагогики, которая считает, что знания должны превращаться в навык: раз ты что-то узнал, то немедленно преврати новые знания в действие. Но в нашем курсе знания о религии нельзя призывать превратить в религиозные действия.
Императивы могут быть только двух видов – обучающие и нравственные. Можно признать детей - «подумайте!». Можно призвать детей – «спешите делать добро!». Но призвать детей – «помолитесь, попоститесь!», - нельзя.
От вас ожидается грандиозная выдержка, потому что дети гениальные провокаторы. Они задают непредсказуемые вопросы и потрясающе ставят в тупик.
Вот искушение №1 для педагога. Вы рассказали о молитве, и ваша любимая Машенька тянет руку: «Марья Ивановна, у меня вчера котенок заболел, скажите, какому Боженьке помолиться?»
Сердце православной учительницы рвется к девочке с полным набором советов: «Машенька, умница, я тебе сейчас расскажу, что надо делать! Котенок пусть попоститься 10 дней! Вместо молока крещенскую водичку ему в блюдечко налей! Затем протри ему спинку песочком с могилки блаженной Матронушки! Потом возьми котенка на руки и 10 земных поклонов вместе с ним! Потом в храме поставь 3 свечки за 15 рублей у такой-то иконы и 2 свечки за 10 рублей у такой-то иконы!».
|
|
|
Ой, как хочется всю женскую рецептуру спасения ребенку рассказать! Но нельзя. На уроке можно сказать только одно: «Машенька, мы сейчас не об этом, останься после урока, и мы по-девичьи пошепчемся!».
Искушение №2 – вы рассказали молитву «Отче наш», и дети всем классом откликнулись на нее. Они же практики… «Марья Ивановна, Герде эта молитва помогла, а давайте, и мы следующий урок с молитвы начнем!».
Вот ужас для православного педагога: весь класс желает молиться, даже Магометик… А нельзя…
Да, дети с радостью посвятят минуту своей жизни новой для них молитве. Но Магометик потом папе расскажет (и правильно сделает). И совсем не очевидно, что папа Магометика будет в таком же восторге от вашего эксперимента.
Поэтому надо уметь наступать на горло собственной педагогической и миссионерской песне. А это не просто.
Эти ограничения важны даже при работе с вроде бы однородно-конфессиональной группой. По той причине, что таких групп как раз и не будет. Огромной ошибкой педагога будет считать, будто в результате разделения на шесть модулей в каждом из них конденсировалось «конфессионально чистое вещество» - чисто православная группа, чисто мусульманская, чисто атеистическая и т.п.
Очень прошу вас ни в дискуссиях в своем кругу, ни при общении с прессой, родителями, детьми не позволять себе речевого штампа – утверждения, будто этот эксперимент «разделяет детей по религиозному признаку». Это неправда. В нашем эксперименте дети расходятся по разным классам по критерию интереса к изучению той или иной религиозной культуре. А интерес к изучению – совсем не то же, что религиозная самоидентификация.
Родители будут делать свой выбор по своеобразным критериям.
Мне известно немало мусульман, которые отдадут своих детей на курсы основ православной культуры, особенно в тех регионах, где мусульман мало.
|
|
|
А в Новосибирском Академгородке, где немало еврейской интеллигенции, ни одна семья не избрала основы иудейской культуры. И это понятно: те, кто воспринимал Россию как тюрьму народов, давно уже за рубежом. Многие из уехавших вернулись назад. Знаете, именно в фольклоре российских евреев есть термин - «Деревня Израиловка». Это они об Израиле. Им там скучно, им там тесно, они все равно усвоили русский масштаб. Они не хотят в гетто. И поэтому не отдают своих детей на курсы основ иудейской культуры.
Православные родители могут не отдать своих детей на уроки основ православной культуры по многим причинам.
Кого-то испугает имя автора учебника: «это же тот Кураев, который защищает колдуна Гарри Поттера!».
А у кого-то будет аллергия на Марию Ивановну. Это же обычная учительница, хорошо рассмотренная за четыре года. И мама с папой скажут: «Мы знаем Марию Ивановну. Она замечательный математик, считать она умеет. Конвертики ей наш Ванечка носит каждую четверть. Но поэтому про православие пусть наш ребенок узнает не от нее. Пусть она ему лучше про светскую этику рассказывает».
А для кого-то этот курс будет восприниматься как профанация Православия.
ПРОФАНАЦИЯ ИЛИ КЛЕРИКАЛИЗАЦИЯ?
Забавная диалектика… Для либеральной прессы наш курс – это клерикализация школы, а для некоторых церковных людей он же оказывается профанацией Православия. И в самом деле – как еще назвать разговор нецерковных педагогов с нецерковными детьми о православных святынях?
У Церкви нет допуска к участию в подготовке педагогов. Церковь не контролирует ни качество образования педагогов, ни их речь. Единственное, что нам разрешили – подготовить наш учебник (и то его вполне безбожно цензурировали).
Конечно же, и я боюсь профанации. Но и тут есть свои меры и свои неизбежности. Есть определенные противоречия между пафосом Евангелия и этосом исторического православия. Этос – это некоторые неписанные нормы поведения. В евангельских притчах Царствие Небесное уподоблено зерну, которое брошено в землю, т.е. в грязь, в весеннюю пашню. Неводу, брошенному в море. Овцы посылаются посреди волков, свет светит в объемлющей его тьме, а клад зарыт в землю…
Идея Евангелия реалистична, трагична и оптимистична одновременно. Пафос Евангелия выражается словами Владимира Высоцкого: «Очень нужен я там, в темноте! Ничего, распогодится».
А в историческом Православии возобладала совершенно противоположная установка: Святыню надо прятать от нечистых рук. На многих византийских и древнерусских иконах есть такая деталь – святитель (святой епископ) держит в руке Евангелие, но на его руке подостлан платок. Это означает, что с точки зрения этого иконописца рука человека есть скверна, которая оскверняет Евангелие. Рука даже епископа, даже святого – источник нечистоты. В 17 веке русские люди икон не целовали, потому что боялись осквернить икону. Только раз в году целовали икону в неделю Торжества Православия, когда надо было доказать, что мы не противники икон, мы не реформаторы, ни протестанты, ни иконоборцы, мы иконы чтим, но слишком чтим. Вот раз в году, через «немогу», все-таки к иконам прикасались[11]. И по сю пору в православных чувствуется желание святыню из-за опасности профанации спрятать подальше от людей.
С одной стороны это здорово: если Церковь что-то защищает, ей есть что защищать, а, значит, в ней есть ощущение святыни. Но порой утрачивается баланс между сохранением своей идентичности и миссионерской открытостью. Поиск этой меры - это вечная задача церковной жизни и истории. И это одна из тех проблем, которую Церковь активно обсуждает с участием своего нового Патриарха.
И хотя профанация не есть кощунство, ожидание профанации может оттолкнуть некоторых православных от курса ОПК: «О моем родном Православии я скажу ребенку сам, а в школе пусть он изучает что-либо другое».
(Впрочем, родителям не следует обольщаться своим умением грамотно и систематически преподать основы своей веры своим же детям. Немало детей даже священников проявляют «чудеса» религиозной безграмотности).
Поэтому не будет конфессионально чистых групп. А, значит, и на уроке у группы, изучающей основы православной культуры, нужно говорить очень аккуратно. Это же относиться и к курсу светской этики, где будут дети из религиозных семей. И группа ОПК и группа светской этики будут микросоциальными моделями: в них будут все.
Итак, речь должна быть инклюзивной.
ЮРЬЕВ ДЕНЬ
В поручении Президента о начале нашего эксперимента было сказано, что цель эксперимента - это отработка механизма выбора родителей того или иного модуля. Манипуляция родителями, неадекватное и лживое информирование их о происходящем ставит под угрозу сам ход эксперимента. В поездках по тем регионам, которые участвуют в эксперименте, я часто ощущаю наличие тайных указивок, а то и прямые подделки выборов. Родителям не давали право выбора, их мнением манипулировали, их принуждали к выбору, выгодному для администрации школы.
… В одном из регионов, где расхождения между конфессиональной структурой населения и результатами «родительского голосования» были уж слишком вопиющими, мне пришлось достаточно откровенно поговорить с руководителем региона. По ходу нашей беседы он сказал: «Я и не знал, что в Москве настолько серьезное отношение к этому эксперименту… Что же Вы раньше ко мне не пришли? Мы бы с вами все обсудили, вы бы мне сказали, какой процент вам нужен…».
Увы, мы живем в стране, где «нужные» проценты рисуют до голосования… Но Церкви как раз и не нужны подтасовки. Нам нужно, чтобы родителям просто позволили сделать свободный и осознанный выбор. А для этого нужно, чтобы каждый родитель подержал в руках все шесть учебников и чтобы все шесть курсов были с любовью презентованы классным руководителем на выборном собрании…
Увы, в течение всего учебного годы мы почти повсеместно видели тупое административное давление, минимизирующее выбор родителями конфессиональных курсов.
В итоге, например, город Шадринск Курганской области. 80 тысяч населения. И ноль человек, избравших основы православной культуры. Такого не может быть по законам социологии.
И не надо ссылаться, что это, мол, сибирская вольница. В еще более дальнем и сибирском Биробиджане 1000 детей будет изучать ОПК, а светскую этику выбрали только 200 (иудаизм - 24, ислам - 29).
В Пензенской области до начала скандала – также ноль. В Томской области мухлёж был столь очевиден, что вызвал гнев со стороны губернатора. В Ставрополе по итогам аналогичного скандала все развернулось на 180 градусов: если сначала 60 процентов было заявлено в качестве сторонников светской этики и лишь 20 процентов - как желающих знакомиться с ОПК, то при переголосовании получилось ровно наоборот.
Красноярский край: в городе Железногорске из 642 четвероклашек до ОПК добрались лишь 9 человек. В Зеленогорске из 69-ти – только 8. В Казачинском районе Красноярского края на 113 учеников – ноль тех, кто что-то узнает об ОПК (также и в Ермаковском)…По социологическим опросам, год назад свыше 60 % родителей пожелали преподавания основ православной культуры в школе. А при реальном голосовании оказалось, что таковых в три раза меньше. Такой разрыв может быть объясним лишь одним: манипуляцией тех, кто проводил выборы.
Это как в старом советском анекдоте: «Что будете пить, чай или кофе? – Пожалуй, я буду кофе! – А вот и не угадали! Я принес вам чай!»
Понятен мотив манипуляторов. Директору школы легче организовать обучение по одному модулю, чем ломать голову над согласованием 3 или 4 курсов для одного и того же класса. Кроме того, дешевле платить педагогу за 2 часа в неделю (т.е за один модуль), чем за шесть.
И тогда для экономии своих финансовых, интеллектуальных и физических сил директор (или завуч, или классный руководитель) идет на подлог.
Врет родителям, что, мол, школа не сможет закупить альтернативные учебники (это ложь, потому что школы и дети получат учебники всех модулей бесплатно за счет федерального бюджета).
Или врет, что в школе учителя готовы лишь к одному курсу – светской этики (это неправда по той причине, что Министерство готовит всех педагогов, участвующих в эксперименте, к работе по всем шести модулям).
Или говорит, что ребенку будет трудно в меньшинстве (ну, такие слова уже равнозначны признанию в собственной педагогической несостоятельности: как же ты в течение 4 лет воспитывал детей, если в итоге они способны лишь к травле иноверца?).
В любом случае родители избирали кота в мешке, не зная ни программы, ни учебника, не беседуя с представителями конфессий.
Причем министерство образования сознательно создавало атмосферу информационного вакуума. Можно было бы в профессиональной прессе опубликовать по два-три урока из каждого учебника. Электронные текстовые версии учебников можно было бы разослать по регионам для ознакомления с ними педагогов еще в середине февраля. На деле они пришли лишь в конце марта – по сути одновременно с напечатанными учебниками и уже после как родительских голосований, так и переподготовки учителей. Мотив такой нерасторопности может быть лишь один: само министерство понимает, что учебники получились разно-качественными. Его любимые «светские» модули (по истории религии и этике) получились самыми бездушными и скучными. Вот чтобы они не проигрывали на фоне конфессиональных учебников, написанных «с душой», и надо было все учебники засекретить…
И тут уместно сопоставить такое торможение с одной из дефиниций, которую предложили сами министерские мудрецы. «Светское общество - общество, характеризующееся готовностью к инновациям» (Основы светской этики. Учебное пособие для учреждений системы повышения квалификации. М., АПКиППРО, 2010, с.43). По этому критерию те чиновники министерства образования, которые противятся появлению в школах новых учебников, подготовленных конфессиями, сами отнюдь не являются светским сообществом. Но если они не светское сообщество, и при этом они противники традиционных религий, то кто же они? Секта? Какая? Не из мира ли романов Дэна Брауна?..
В связи с этим принципиально важно в конце мая объявить «Юрьев день», т.е. дать возможность родителям изменить свой выбор. К этому времени и дети и родители присмотрятся к учебнику и к педагогам. А педагогии родители присмотрятся к реакции детей на учебники.
Полагаю, что некоторые православные родители будут разочарованы. Они полагали, что их чадо не менее православно, чем они сами. А реальность показала, что это не вполне так. Может, их ребенок уже вырос из того возраста, когда он с восторгом целовал «боженьку». А до возраста Алеши Карамазова, до вопроса о смысле своей жизни еще не дорос.
Но если ребенка, который не желает изучать Православие, насильно кормят им, то есть риск воспитать будущего товарища Сталина (бывшего некогда семинаристом). Поэтому именно с точки зрения интересов православной семьи лучше вовремя забрать ребенка с курса ОПК. Пусть его зреющий подростковый бунт выльется на другой модуль…И махорку пусть он потом подмешивает в тесто не попу, а атеисту..
… Еврейский юноша подходит к раввину: «Ребе, я хочу жениться! – прекрасная идея, давно пора! А на ком? – На Сарочке Рабинович. - О, это благочестивая девушка, она будет прекрасной матерью для твоих детей! – Спасибо, ребе». Через неделю парень снова подходит к раввину: «Ребе, а можно я не буду пока жениться? – А в чем дело? – уж больна Сара страшненькая! Хорошо, не хочешь, не женись на ней! - Ой, спасибо, ребе!». Еще через неделю: «Ребе, хоть Сарочка и страшилище, я все же решил на ней жениться, ведь у ее папы такой роскошный магазин в центре города! – Хорошо, женись!». Спустя неделю: «Ребе, ну я прям не знаю, что делать - эта Сарочка, хоть и богатая, но такая уродина. Можно, я не буду на ней жениться? – Знаешь, что я тебе скажу? Крестись! – Ребе, это сказали вы? И мне? – Да, я, и тебе. Крестись. И тогда попу голову морочить будешь!».
Я предвижу огромный отток с курса истории мировых религий, Избравшие его родители будут сильно разочарованы учебником.
Напротив, я думаю, что когда мусульмане увидят учебник основ исламской культуры, в них проснется законная национальная гордость, потому что этот учебник красив и хорош. Они перестанут стесняться быть в меньшинстве и выберут курс своей родной культуры.
В общем, я убежден, что многие захотят пересмотреть свой изначальный выбор. Поэтому, чтобы не было напряжения и насилия над детьми, надо в конце четверти дать возможность перевыбора.
На словах Министерство образования РФ согласно с тем, что родители в мае по окончании половины курса будут иметь право изменить свой выбор. И все же моя шпионская сеть докладывает, что на деле на просьбы регионов о переголосовании из Москвы следует окрик: «Не сметь!».
У противников Юрьева дня два полупубличных аргумента (непубличный и главный мотив, боюсь, один: «не допустить разрастания влияния Церкви!»[12]).
Первый аргумент: «У нас нет лишних учебников!».
Это весьма несерьезный ответ. Новый тираж можно напечатать за две недели, и за лето не торопясь развести по всей стране.
Второй аргумент: «Дети уже отстали на полкурса, как они с середины перейдут на новый модуль?».
Но ведь наш курс это не курс математики. Каждый урок это обособленная миниатюра, по крайней мере, в моем учебнике. К тому же 1 сентября все дети будут в одинаковом положении - за три месяца каникул все, что они успели получить за два весенних месяца, у них выветрятся, и потому со всеми придется начинать с нуля.
В начале марта я получил письмо от учительницы, которая уже несколько месяцев преподает по моему учебнику. В эпоху интернета такое возможно: хотя учебник еще не вышел, но в интернете уже давно висят его заготовки. Так вот, она говорит, что после летних каникул дети забыли, что означает слово «Евангелие» (а одна девочка предположила, что это как-то связано с ангелами). Да, да, ее ученики именно в начале марта вернулись именно с летних каникул. Ведь школа-то в Австралии...
Так что аргументы против «Юрьева дня» несерьезны. Посему чиновные оппоненты-контролеры нашего курса шепчут: «ладно, если какой-то родитель будет громко требовать пересмотра – пойдите ему навстречу. Главное, чтобы широкие родительские массы не узнали, что такое возможно!».
О КУРСЕ ИСТОРИИ МИРОВЫХ РЕЛИГИЙ
С моей точки зрения это просто чудовищная ошибка – к 10-летним детям идти с курсом мировых религий. У ребенка в четвертом классе еще нет истории и географии. У ребенка в этом возрасте нет запроса к изучению истории, и тем более к истории религий. У ребенка нет ощущения истории. Для 10-летнего ребенка Ельцин и Цезарь – это современники, причем современники динозавров. Ведь все они жили тогда, когда он еще не родился.
У Вас будет много недоумений, когда вы будете читать этот учебник. Ну зачем детям в один или даже два урока урок впихивать сакральную символику православного храма, мечети, синагоги и пагоды? Что у них будет в голове?
В передаче «6 кадров» был сюжет об автобусной экскурсии с экскурсоводом-заикой: «П-п-п-па-смотрите на-п-п-п-право… П-п-п-п-проехали…». Вот это и будет курс мировых религий – быстро проехали мимо всего. И впихивать детям в этом возрасте историю религий неразумно. Неужто 10-летка жить не может, не узнав устройство буддийской пагоды и веры даосов?… Этот курс имеет право на существование в 11 классе, но не в 4-м.
Считать это глупостью я не могу – умные люди писали. А посему остается лишь один вывод – это писали умные недоброжелатели нашего эксперимента, саботирующие распоряжение Президента. То есть этот курс встроен в наш эксперимент именно оппонентами самого эксперимента, чтобы как можно больше детей отвадить от контакта с традиционными религиями России.
Впрочем, больше всего правом Юрьева дня воспользуются те родители, что определили своих детей на светскую этику. …
О КУРСЕ СВЕТСКОЙ ЭТИКИ
В методичке к моему учебнику почему-то в качестве примера построения урока берется урок из учебника светской этики. Что ж, благодаря этой публикации я могу его зачитать. Это 4 класс. Урок 7-й. «Добродетель и порок»
«Этика изучает мораль и пытается узнать, что есть добро и зло, должное и недопустимое. Но она является и практическим знанием, так как изучает поступки и поведение людей. Нельзя быть «добрым внутри себя». Трудно назвать человека добрым, если он знает, что такое добро и зло, но при этом не ведет себя соответствующим образом. Поступки, которые направлены на добро, получили название добродетелей. Действия, результатом которых оказывается причинение зла себе или другим людям, называются пороками. Совершая добродетельные поступки, человек научается быть добрым, становится добродетельным. В этике выделяют два основных понимания того, что такое добродетель. Во-первых, добродетель выражает стремление человека соответствовать тому образу личности, который соответствует моральным идеалам добра. Каждый человек имеет перед собой образцы хорошего, морального поведения. Это могут быть родители, учителя, друзья, герои истории страны, литературные персонажи. В качестве такого морального идеала может быть собирательный образ положительных качеств других. Ориентируясь на эти моральные образы человек учится быть добродетельным. Во-вторых, добродетель означает отдельное положительное моральное качество человека как личности. Личностью называют человека, выработавшего устойчивые способы поведения при взаимоотношениях с другими людьми. Но качества личности могут быть не только добродетельными, но и порочными. Порочность – это то, что противостоит добродетели»...
Или: "Добром называют все положительное, направленное на благо. Зло - противоположность добра. Представления человека о добре и зле в ходе исторического процесса менялись неоднократно".
Текст вполне убогий с точки зрения методики и логики. Определение добра через благо - это круто! Осталось только объяснить, чем славянское слово благо отличается от русского добра. Особенно впечатляет, что переход от одного синонима к другому идет через третий синоним, взятый из латыни - позитив.
Но главное - детям гадят в мозги тезисом о тотальной относительности представлений о добре и зле.
И не надо врать, будто это научное мнение. Никакая антропология не сможет доказать, что представление о ДОБРЕ радикально менялись в ходе истории. Всегда добром считалось поделиться и поддержать другого человека. Прогресс состоял лишь в том, на кого распространялось доброе отношение: на свой клан или на все человечество. "Кто мой ближний?". Изменялись представления о том, что как именно надо помогать (инквизиторы считали, что своим приговором они спасают душу казнимого еретика). Но сама установка на альтруизм всегда считалась благом…
Если бы мне поручили писать учебник светской этики, как писатель я был бы счастлив. Надо мною не было бы ни Патриарха, ни Священного Писания, от которого я, как христианин, просто обязан отталкиваться, не было бы догматов и канонов. Я был бы абсолютно свободен в выборе любого исходного материала, сюжетов и героев.
Я бы взял Тома Сойера и через него построил бы все уроки. Это было бы энциклопедией детской жизни и детских проблем: ябедничество, сплетничество, предательство, воровство, обман и т.п. Если бы организаторы эксперимента были заинтересованы в его успехе, то они бы пригласили не университетских профессоров - воинствующих атеистов, а детских писателей вроде Григория Остера[13]. Университетские профессора знают Аристотеля (он активно цитируется в учебнике), но не знают, как устроен четвероклассник.
Так что в условиях свободной конкуренции дети будут уходить с этого курса.
ЧТО ТАКОЕ КУЛЬТУРОЛОГИЯ?
Теперь договоримся о словах.
Первое важнейшее слово в нашем курсе – это «культура». Слово культура не равняется слову искусство, а культурология не равняется искусствоведению.
Я исхожу из определения культуры, которое предложил классик культурологии английский ученый польского происхождения Бронислав Малиновский «Культура производит существ, чье поведение не может быть определено только путем исследования анатомии и физиологии» (Малиновский Б. Избранное: Динамика культуры. М., 2004, с. 64). Т.е. культура – это человеческое в человек. К ультура – это все те действия человека, которые нельзя объяснить, исходя из его анатомии и физиологии.
Первый вывод из этого: со слова культура нужно снять нимб. Культура не означает только что-то очень высокое и хорошее. Культура – это все то, что делаем мы - люди. А мы творим немало гадостей. Свинья не свинячит – свинячит человек. Есть криминальная культура. Отнюдь не обезьяны поют про романтику тюрьмы на радио «Шансон». Есть наркотическая культура, есть нацистская культура, сталинистская культура. Культура – это просто то, что сознано людьми, а не нечто обязательно мудрое и возвышенное.
Например, ноосфера - это все что создал человек. А это не только великие строения, парки и сады. Это и озоновые дыры, и нефтяные пятнав океане, и пустыни на месте лесов.
Второе следствие определения Малиновского: человеческим, а не животным в человеке является именно рефлексия, понимание и планирование своих действий. Наличие осознанных мотивов.
ОБ ОСНОВАХ
И поэтому второе важнейшее слово нашего курса - «основы», «Основы» в значении «корни». А корни культуры – это мировоззрение человека, его убеждения, его предельные страхи и предельные убеждения, исток его мотивации. Вот что такое «основы культуры»!
Мой коллега, автор учебника «Основы иудейской культуры» Андрей Глоцер замечательно сказал, что в его учебнике вы не встретите икон, картин, статуй, потому что в иудаизме этого нет. «Нам важнее объяснить, почему еврей ведет себя так, а не иначе, чем рассказать о влиянии иудаизма на культуру» (Известия 17 дек 2009). Если поменять слово «еврей» на слово «православный», то получится формула учебника «Основы православной культуры».
Карл Маркс говорил, что философия – это квинтэссенция культуры. Что ж, «Основы православной культуры» - это квинтэссенция христианского мировоззрение, корни которого - в Евангелии.
КУЛЬТУРНЫЕ СЦЕНАРИИ
«Основа» - это корни. А «ствол» культуры – это культурные сценарии. Это важнейший термин культурологии. Культурные сценарии – это типичные действия типичного человека в типичной жизненной ситуации.
Для того, чтобы понять логику этого учебника, надо отойти от обывательского представления, что культура – это то, что творят гении. Культура – это то, что творим мы с вами, отнюдь не будучи гениями. Культура – это мир обычных людей, а не только гениальных.
Культурный сценарий – это жизнь обычного человека: «Все мужчины делают это!».
Как принимают роды?
Как пеленают младенцев?
Как отец общается с младенцем?
Все это фундаментальные культурные основы нашей жизни.
Есть культуры, где отец не замечает младенцев: «Сынок, ты вырастешь большим, и вот тогда в баньке за кружкой пива я все тебе расскажу! А пока что - кыш к мамке!». В таких культурах место младенца у материнской юбки, в гинеконе, то есть на женской половине дома.
Отношение к ребенку – это базовая культурная матрица. Есть слова Христа: «Если не будете как дети, не войдете в Царствие небесное!». Эти слова - одна из грандиознейших революций в истории человечества. Потому что до той поры ребенок воспринимался как «минус»: ребенок – это тот кто «не», он ничего не умеет, не знает, не делает.
Эпос всех народов, античность и средневековье ребенка не замечают. В этих мирах ребенок интересен только тогда, когда он «Киндер-сюрприз». Интересен спартанский мальчик, который ведет себя не по-детски – терпит укусы украденного лиса за пазухой. Примечателен двенадцатилетний Иисус, который учит мудрецов...
Но детскость как таковая не интересна. Поэтому даже в Евангелии (ведь их писал не Сам Христос) нет рассказа о детских годах Иисуса. И это не потому, что это секрет, и не потому, что он якобы учился в Индии. Просто не было читательского и авторского интереса к детству, запроса к нему и о нем.
Вот и Плутарх начинает биографию Цезаря: «Когда Сулла захватил власть, он не смог побудить Цезаря к разводу с Корнелией». Как видим, о детстве Цезаря просто ни слова. Было ли детство Цезаря таинственно? Секретно? Неизвестно? Провел ли он детские годы в гималайском ашраме? Может, Цезарь прямо родился мужем Корнелии? Нет, просто это не интересно ни для Плутарха, ни для его читателей. Тихий рост ребенка не есть подвиг. А античная литература не умеет описывать «негероическое», бессобытийное время.
Итак, Своим словам «Если не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное!» Христос не дал толкования, и тем самым оставил нам свободу их понимания.
И, кстати, это повод для дискуссии в классе: «Ребята, а что в вас есть хорошего, что в вас можно ценить?» Что хорошего в ребенке, именно в детстве? Например, с моей точки зрения, детство хорошо своим непамятозлобием.
Вы обращали внимание на головной убор Патриарха Московского и всея Руси? Белый куколь, концы которого свешиваются спереди на плечи… Это древняя форма монашеского клобука. Все монахи носили их до реформ патриарха Никона.
Авва Дорофей, святой VI века, пояснял, что куколь это младенческий чепчик, то есть знак младенческого беззлобия монаха. У монаха нет ничего своего, нет имущества, и поэтому нет повода для конфликта. В учебнике я рассказываю о двух монахах, которые никогда не ругались и однажды пожалели об этом: мол, все люди как люди собачатся, а мы с тобой не деремся, давай, за что-нибудь поругаемся. Второй монах соглашается:
- Хорошо, а из-за чего ругаться будем?
- Давай из-за вот этого кирпича!
– А как будем ругаться?
- Ну, я скажу, что этот кирпич мой, а ты скажешь, что он твой!
– Согласен! Начинаем!
- Это мой кирпич!
- Ну, конечно, он твой, бери!..
Так им и не удалось поругаться.
Так вот, у детей или у вас может быть свое понимание того, что хорошего в детях. Мне кажется, это отходчивость. Только что он кипел, возмущался: «Мама, я от тебя уйду!» и т.д., через 5 минут уже снова солнышко взошло, снова ластиться и т.д. Может быть, именно это так хорошо в детях и так невозвратимо во взрослых. У вас могут быть иные понимания. Вот и хорошо бы их обсудить с детьми. Кстати, именно эти слова из Евангелия завершают «Снежную королеву» Андерсена…
А вот еще культурные сценарии:
Как дерутся мальчишки?
Как ухаживают за девушкой?
Как празднуют свадьбу?
Как работают?
Как отдыхают?
Как пируют?
Как болеют?
Культура болезни это не культура врачевания, не медицинская культура. Это именно культура болезни. «Я и моя болезнь» - это же целый роман. Болячки бывают разные. Если речь идет об ОРЗ, ангине, гриппе и прочих вирусах, здесь все понятно: «сколько раз увидишь его, столько раз его и убей!». Пришел насморк? - Выпей новомодное средство - и всё!
Но есть болячки, которые вошли в меня навсегда. Моя «любимая» подагра, язва, ревматизм, диабет и еще что-то. Как с ними жить? Материться с ними каждое утро или каждый вечер?
Однажды, к святому наших дней отцу Иоанну Крестьянкину в Псково-Печерский монастырь приехал московский протоиерей Аркадий Шатов. Он создал в Москве училище сестер милосердия, а старца спросил: «Батюшка, чему мы должны научить наших девочек? Что главное в служении сестры милосердия?» Отец Иоанн подумал и ответил: «Ты знаешь, девочки должны понять, что главное в служении сестры милосердия - научить больного любить свою болезнь!».
Культура болезни – это еще и умение наших бабушек быть незаметными, прятать свои недомогания. Их культура болезни - еще и в отказе от дорогостоящего лечения в пользу внуков…
Бескультурье – это в ответ на чисто этикетный вопрос «как здоровье?» навязывать случайному собеседнику подробный разговор на обозначенную тему с демонстрацией результатов анализа мочи…
Культура старения – также базовый культурный сценарий. В религиях ценится опыт именно стариков. Это люди, отошедшие от интрижной суеты, и потому способные немного по юродивому посмотреть на мир. Это осенняя просветленность. Это то, о чем писал Федор Сологуб:
День только к вечеру хорош.
Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.
Закону мудрому поверьте:
День только к вечеру хорош.
С утра – уныниеи ложь
И копошащиеся черти…
День только к вечеру хорош.
Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.
Старость – это время последней схватки за последние признаки молодости? Время все более беспощадной косметики? Или же это время всматривания в будущее, в «путь всея земли»?
Советская культура на своем собственном закате попробовала хоть чуточку ослабить напор воспевания комсомольской молодости и породила две замечательные песни о другом полюсе человеческой жизни: «У природы нет плохой погоды» и «Мои года – мое богатство»…Нынешняя попса не способна и на это.
А еще есть культура умирания. В середине ХХ века был в Константинополе православный патриарх Афинагор, который однажды признался журналистам о своей мечте. «Вы знаете, я хотел бы умереть после болезни, которая была бы достаточно долгой, чтобы я успел подготовиться к смерти. Но чтобы моя болезнь была не слишком затяжной - чтобы я не стал в тягость моим близким. Я хотел бы умереть так: вот я лежу в своем доме, в своей постели, у окна. И вижу: вот смерть появилась на соседнем холме, вот, она подходит к моему дому, поднимается на мой этаж, стучится ко мне в дверь… И я говорю: «Войди!.. Впрочем, подожди, присядь на дорожку!.. Ну вот, я готов, идем».
Такова христианская культура умирания... И она совсем не похожа на комсомольскую матрицу – «И желаю всей душой, если смерти - то мгновенной...».
А еще есть культура погребения, культура ухода за кладбищем, могилами родных людей. В «Военных записках» Экзюпери говорится о селении, где семьи поколениями хоронят в одних могилах. - "Вы счастливы?" - спросил я людей. "Как же не быть нам счастливыми, если мы знаем, где будем спать"... На наших глазах с Запада к нам проникает по моему замечательная и очень христианская традиция – при жизни покупать себе могилу и ставить на ней крест со своим именем и (пока) лишь с одной датой…
Эти культурные сценарии творили не Леонардо да Винчи с Достоевским. Но они и составляют ствол древа культуры. И различия между разными народами, культурами, эпохами, именно в них, в культурных сценариях.
В 1654 году в Россию приехал необычный путешественник. Павел Алеппский, по национальности сириец, по языку араб, по паспорту турок, по вероисповеданию православный. Для него Москва – это как для нас с вами Рига 70-х годов, то есть окно в Европу. И вот он впервые в Европу въезжает через Россию. Он потрясен. Но кое-что его потрясло негативно.
Он с возмущением пишет: «У русских женщины, когда приносят еду, садятся за один стол вместе с мужчинами!».
Или: «Торговля московитов – это торговля деспотичная, это торговля сытых людей, на всем рынке одна цена и никто не торгуется!»
Вот типичный культурный сценарий! На южном рынке, если ты не торгуешься, ты обижаешь продавца. «Ты, давай, поговори со мной как с человеком! Ты расскажи мне о своей семье, я тебе про свою семью, а потом бери этот изюм, для хороших людей не жалко!» У нас же: «Как это я буду торговаться? что соседи скажут? что сын из города перестал мне помощь присылать, что мы обеднели?!». Нет, нет, у нас понты дороже денег!
Итак, корни культуры – это убеждения, система ценностей, нравственных ориентиров, предельные страхи и надежды.
Ствол культуры – это матрица, культурные сценарии.
Цветы культуры – вот это уже искусство.
А плоды культуры – это люди. Высший плод православной культуры – это человек православной культуры. Высший плод мусульманской культуры – это человек мусульманской культуры,
«Троица» Андрея Рублева – это не плод православной культуры, а ее цветочек. Высший плод православной культуры – сам Андрей Рублев.
Поэтому не надо думать, что задача нашего курса – подготовить юных гидов для Третьяковской галереи. Задача курса не в том, чтобы пояснить те или иные картины.
О СВЕТСКОСТИ
В названии нашего предмета - «Основы религиозных культур и светской этики», есть еще слово, о котором имеет смысл поговорить заранее – «светский»...
Только в советском языке слово «светский» имеет значение антирелигиозный или безрелигиозный, Возьмите любой словарь европейского языка, и посмотрите, что там обозначает слово лаик -«светский». Антоним слова лаик - слово клирик.
Термин «светский» означает всего лишь неуправляемый церковью и не финансируемый ею.
Федор Михайлович Достоевский, Владимир Сергеевич Соловьев – это светские люди. И в то же время это творцы русской православной культуры. Но на них не было рясы, они никогда не расписывались в церковной ведомости, они работали не по заданию церковного начальства, а по убеждению своей совести.
И это удивительный феномен русской культуры: у нас есть традиция светской религиозной философской мысль - от Чаадаева, Хомякова, Гоголя, Бердяева и вплоть до Лосева, Бахтина, Аверинцева и Хоружего в нашем времени.
А вот кем является профессор математики в католическом университете? Клирик он или лаик? Даже если он и слова не говорит о Боге, но он получает деньги в церковной казне. И потому он клирик.
Есть светский гений католической культуры - Гильберт Честертон, автор детективных «Приключений отца Брауна». Отец Браун - католический священник. В некатолической Англии католический священник, конечно привлекает внимание. И когда происходит загадочное преступление, а рядом маячит сутана отца Брауна, конечно же, внимание обращается к нему. И вот в ряде рассказов какие-то оккультно возбужденные дамы рериховского разлива достают отца Брауна: «Отец Браун, но вы то хоть понимаете, это чудо! Это ангел покарал этого мерзавца! Это проклятие индийского бриллианта! Это порча, это карма!»
Отец Браун на такие вещи не поддается; в эти минуты он материалист. «Знаете ли, в действительно верю в некоторые вещи.. Но именно поэтому я не верю в другие… Про ангела это потом, а вы не знаете, кто мог оставить здесь этот пепел от сигары?». И вот в одном из рассказов такая оккультно возбужденная дама говорит: «Отец Браун, но вы то понимаете, что это порча! Точно это порча! Наш эксперт это доказал! Вы что, вы не верите нашему эксперту?!»
Ответ отца Брауна гениален: «Ну, что вы, моя дорогая, конечно, верю! Я верю, что он эксперт и верю, что он ваш!».
Поэтому, если профессор математики получает зарплату в католическом университете, он их эксперт, и в этом смысле клирик. Даже если он не говорит о Боге.
Хотя, может, и говорит.
В 1817 году в российское образование пришла эпоха так называемого «двойного министерства». Один и тот же человек – князь Голицын - был и обер-прокурором Священного Синода и министром образования Российской Империи (до 1824 года). И вот он издал приказ, согласно которому во всех университетах страны, во всех лекциях должно присутствовать евангельское начало. От той поры до нас дошла такая история. Профессора математики Московского университета спрашивают: «А вы исполняете это предписание?» «Да, конечно!» «И что же вы говорите о Боге в лекциях по математике? Как вы это совмещаете? - «Это очень просто! Я говорю: Господа студенты, если к двум прибавить два, то по милости Божией получается четыре».
Есть и более близкие к нам похожие реалии. Года три назад зима была бесснежной аж до февраля. И вот в том феврале в Троице - Сергиевой Лавре проходит традиционная ежегодная встреча профессуры МГУ и Духовной Академии. Когда дело дошло до выступления ректора МГУ Садовничьего, за окнами хлопьями повалил долгожданный снег. Все забыли про критику Фурсенко и ЕГЭ и зачарованно смотрели в окна. Садовничий же отреагировал гениально: «Уважаемые коллеги! Как уже давно установлено наукой, погода на нашей планете зависит от воли Господа Бога и температуры мирового океана!»
И еще один эпизод, помогающий понять оппозицию светский-клерикальный. В 1209 году мэр Оксфорда повесил двух преподавателей местного университета в качестве возмездия за убийство ими женщины. Университет счел это клеветой и начал забастовку. Профессора и студенты требовали, чтобы римский папа объявил их клириками. Это не значило, что они будут посвящены в сан. Но если они будут объявлены клириками, они станут неподсудны местной феодальной власти. Только церковный суд может разбирать дела клириков («церковников»).
Пример был недалеко: в Париже профессора Сорбонны получили клерикальный статус в булле папы Целестина III от 1194 года (окончательно подтверждён хартией привилегий, пожалованной парижским учёным королем Филиппом II в 1200 году). И в случае с Оксфордом Папа был на стороне профессуры.
Но английский король был против: он не хотел терять контроль над Оксфордом. В итоге забастовка в Оксфорде длилась 5 лет. Через 5 лет король отступает, папская булла выходит. Что же за эти 5 лет произошло? - Студенты и профессора из Оксфорда ушли в соседнюю деревню и стали там продолжать свои занятия. Имя этой соседней деревни – Кембридж. Так родился Кембриджский университет[14].
Поразительная история, и мне очень горько её рассказывать. Я не могу представить себе такого рассказа на страницах русской летописи. Мол, «в лето от Рождества Христова 1209–е профессора и студенты Суздальского университета в знак насилия со стороны владимирского князя ушли в деревушку Москву и там основали университет»... Увы, эта культурная матрица не наша. В этом смысле мы не по-хорошему уникальны…
Сопоставляем три даты. 988 год – Крещение Руси. 1685 год –появление первой богословской школы, то есть такой, которая ставит задачу более высокую, нежели простое обучение грамотности (Славяно-греко-латинская академия в Москве). И получаем - 700 лет без богословского интереса и усилия!
Так вот, «светский» означает всего лишь на всего не-клерикальный. В се шесть моделей нашего курса - светские, а не только «Курс светской этики».
Светскость предполагает, что разговор ведется не от имени Церкви. Он о Церкви, но не от ее имени. Заметьте, я встречаюсь с вами не как священнослужитель, а как автор учебника. Другие священники не будут с вами встречаться. Ответственность за эксперимент несет министерство образования, а не Московская патриархия. Деньги на эксперимент выделяет государственный бюджет (центральный и региональный), но не епархии.
И метод курса - культурологический.
МЕТОДЫ КУЛЬТУРОЛОГИИ
Есть два основных метода культурологии. Один из них в основном разрабатывался в Советском Союзе. По цензурным условиям христианский ученый не мог заявлять своей позиции прямо, и поэтому люди типа Лосева, Аверинцева, Лихачева или Бахтина говорили о христианстве со стороны. Поэтому первый метод культурологии – это метод отчуждения, от-странения. Это разговор о родном как о чужом.
Одна из форм этого метода - метод о-странения: о хорошо знакомом говорить как о проблемном. Почему небо голубое? Почему купола золотые? Почему попы толстые? (На последний вопрос ответ таков: попы толстые, потому что бедные: на фитнесс-клубы денег не хватает).
А на Западе культурология разрабатывала другой метод – это метод эмпатии, вживания в чужое как в свое. Попробовать понять логику чужого мифа, побыть в коже древнего египтянина или грека.
В нашем эксперименте, нужны будут оба метода.
Надо пробовать вжиться и понять логику мифа. Для этого прежде всего надо понять следующее: в любой религии есть много недоказуемого, но в религии нет ничего бессмысленного. «Бессмысленный догмат» - это выражение оценочное и глупое. Это суждение гордого лентяя, который просто отказался от труда понимания мира другого человека. У любого догмата, любого символа и любого обряда любой религии есть смысл. Надо просто пробовать понять его и, для этого хотя бы спросить мнение компетентного носителя этой традиции: «а почему у вас это? А что это для вас означает?». Для человека, живущего внутри традиции, каждая мелочь исполнена смыслом. Культуролог же должен его понять, и понятое затем перевести на язык европейского университета (школы).
В атеистических кругах принято возмущаться тем, что в средневековой схоластике обсуждался вопрос — сколько ангелов могут уместиться на конце иглы. Однако этот вопрос отнюдь не смешон. Кончик иглы — это минимум пространства; в пределе это физическая точка. Ангел, согласно средневековому богословию, — существо бестелесное. То есть в пространственном континууме его присутствие можно рассматривать как абсолютный ноль. Следовательно, вопрос о том, сколько ангелов умещается на кончике иглы, есть вопрос о соотношении максимально малой, но все же реальной величины, и нуля. Это начало дифференциального исчисления: может ли величина, бесконечно стремящаяся к нулю, достигнуть своей цели, и в чем различие между нулевым значением и функцией, стремящейся к нулю. Весьма многие научные проблемы, прежде чем они были сформулированы и решены на собственно научном (прежде всего математическом) языке, первоначально формулировались в лоне философии. Вопрос об ангелах и игле — один из таких вопросов. Издеваться над ним — все равно что издеваться над атомизмом Демокрита.
Если православный педагог ведет курс «Основ православной культуры», он должен пользоваться методом отчуждения.
Если православный педагог ведет курс исламской культуры, он должен пользоваться методом эмпатии.
Если неверующий педагог ведет курс «Основ православной культуры» он должен пользоваться методом эмпатии, понуждать себя и детей к пониманию внутренней логики и красоты православного мифа или символа. А когда этот же неверующий педагог заговорит об атеизме, он должен говорить отстраненно, не говоря - лучше ли он или хуже других убеждений.
КАКИМ ДОЛЖН БЫТЬ УЧИТЕЛЬ ОПК?
Дорогие педагоги, не бойтесь того, что вам предстоит освоить материалы многих религиозных культур. Не надо считать, что только верующий человек имеет право говорить о вере. Это не так. От педагога требуется не вера, а профессионализм.
Лишь три требования предъявляются к участникам эксперимента.
1) Любить детей.
2) Любить свою профессию.
3) Любить себя в своей профессии.
Если эти три требования учитель соблюдает, то у него все получится.
Попробую привести несколько примеров из разных религиозных традиций.
Вот удивительное иудейское предание (мидраш) об истории еврейской пасхи. Евреи уходят из Египта, армия фараона их преследует. Библия просто говорит, что по молитвам Моисея море разошлось и пропустило евреев. Но мидраш (предание) добавляет: когда Моисей и его народ подошли к берегам Красного моря, море не расступилось, волны по-прежнему заграждали путь. Колесницы фараона уже рядом, а на молитвы Моисея море не реагирует. И тогда один из вождей еврейского народа (Нахшон в тексте этого мидраша:в русском переводе Библии его имя Наассон, сын Аминадава) с дерзновением бросился в море… И море не расступилось. Никакого шествия по водам не произошло. Он входит по колено - море не расступается; по грудь - не расступается; по подбородок - море не расступается. А он идет вперед. Он захлебывается. Он тонет. Но когда море стало заливать ему ноздри, тогда вдруг вода отошла…
Евреи поясняют: вот такие у нас отношения с нашим Богом. Когда ты уже на грани отчаяния, когда кажется, ничего хорошего быть не может, вот тогда и приходит чудо. Но ты верь Богу и все равно иди вперед!
Кстати, это принцип нашего эксперимента. Когда мы уже по ноздри будем даже не в воде, а в дерьме своих ошибок, вот тогда, я надеюсь, что-то вдруг произойдет. Неужели этот пример не вдохновит педагога на рассказ о том, как вера помогает пройти даже сквозь безнадежность? Неужели он не вспомнит «Белое безмолвие» Высоцкого?
Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лег ни на миг отдохнуть –
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь!
А вот мусульманская история, от которой я тоже в восторге. В 8 веке жила юродивая мусульманка Рабия. Она ходила по городу, днем в одной руке держа факел, а в другой ведро воды. Когда её спрашивали «зачем?», она объясняла: «Факелом я хочу поджечь рай, а этим ведром хочу залить адский огонь! Я хочу, чтобы люди любили Бога ради Бога, а не ради взяток и не из-за страха»[15].
Это удивительное и редкое бескорыстное религиозное чувство. Это – ответ на тот вопрос, который сатана задавал Богу в ветхозаветной книге Иова – «Даром ли богобоязнен Иов?».
Аналогично в 8 веке сказал преподобный Феодор Студит: «Ради Христа мы должны быть готовы отказаться и от эдемского рая» (преп. Феодор Студит. Послания. Ч.2. М., 2003, с. 419). Потом у нас Достоевский скажет: «Если даже истина не с Христом, то я лучше буду с Христом, но не с истиной».
Неужели эти примеры не смогут стать поводом для беседы с детьми о предельном бескорыстии?
Или вот скажем, в 5 классе начинаем историю древнего мира. Дети узнают о боге Кроносе и о его странных вкусах: он порождал множество детей, и сам же их пожирал. Я показываю соответствующие картины Брейгеля, Босха, Гойи. Страшная картинка: Кронос, который закусывает очередным своим младенцем. Спрашиваю: «Ребята, почему греки создали такой странный миф? А вы подумайте сами, что обозначает слово кронос? Вспомните слова греческого происхождения, где есть этот корень крон … Хронометр, анахронизм, синхронно, диахрония, хроника, и т.д. Крон – это время. Греки просто однажды поняли, что время все порождает, но время же все свои порождения превращает в могильную пыль. И поэтому «отец всего» является и «могильщиком всего». И это свое ужасное открытие они выразили вот в этом страшном образе - Кронос, пожирающий своих детей».
Я, думаю, что детям после этого греческая культура и мифология станут в чем-то понятнее. Но вряд ли они станут молиться богу Кроносу: «О, Боже Кронос, сделай так, чтобы звонок скорее прозвенел!».
А учителям этот эпизод стоит помнить, чтобы освободиться от масонско-просветительского мифа о том, что якобы античная культура было чисто светлой, что в ней все было солнечно и радостно, а потом пришли эти черные попы, и испортили вкус к жизни. Нет, античная культура – культура трагическая. Это не только солнце. В ней были свои болота и свой мрак. Маленькая деталька: у античного мира не было своей Библии, священного текста. Но там была культурная библия, книга, которую знали все и, которая воспитывала всех. Это поэмы Гомера. И с чего же начинается «Илиада»? «Гнев, о, богиня, воспой Ахиллеса, Пелесова сына...» Если главная книга народа начинается со слова «гнев», значит, этот народ не через розовые очки смотрел на мир. Значит, в этом народе и в его исторической памяти было столько болячек и боли… На некоторые из них и ответило принятое им позднее Евангелие…
Любой педагог любой урок любого модуля этого курса должен вести как открытый урок. Это означает, что любая его фраза о любой из конфессий (в том числе о православии) должна быть такой, чтобы представитель этой конфессии согласился бы с ней: «да, у нас действительно есть такое верование, и наше убеждение в Вашей фразе было передано адекватно».
Это не такая уж невыполнимая задача. В конце концов, миры русской литературы не менее разнообразны, чем миры российских религий. Мир Пушкина не похож на мир Гоголя. Мир Достоевского инаков, чем мир Маяковского. Мир Шолохова не вместим в мир Тургенева… Николай Бердяев справедливо заметил, что все русские интеллигенты делятся на три группы: те, то любят Толстого; те, кто любят Достоевского, и те, кто никого не любят.
Но учитель должен добиться от учеников понимания ими каждого из классиков, вживания в каждый из изучаемых художественных миров. Учитель не имеет права опускаться до уровня личной критики классиков – при всем их разнообразии и всей их полемичности.
СВЕРХЗАДАЧА
У курса есть и неофициальная задача. По крайней мере, я такую задачу ставил. Я хотел бы, чтобы наш курс породил поколение блудных сыновей.
Возраст нашего эксперимента 10-11 лет, младшие подростки. Скоро начнутся начнутся бури переходного возраста. То, что мы им расскажем, быстро забудется.
Блудными они станут и без нашей помощи. Важно, чтобы с нашей помощью они стали «блудными сыновьями» в евангельском смысле этого слова. Для этого надо попробовать оставить у них послевкусие: ощущение того, что мир православия, мир Церкви, храма, иконы - это что-то свое, родное, к чему можно обратиться, если «тусовки» и уроки уже перестали греть твое сердце. Даже поповичи переживают подростковый кризис веры и ее новое пост-подростковое обретение. После 15-ти ребята начинают приходить в себя, заново открывать самих себя. Главное, чтобы «блудному сыну» было что вспомнить, чтобы у него был родной дом, в который можно вернуться.
Когда на новом уровне они задумаются над тем, кто они такие и в чем смысл их жизни, пусть через воспоминание о наших уроках к ним вернется ощущение чего-то доброго и светлого. Пусть по итогам курса ребенок воспринимает мир православия как часть родного пейзажа. Не экзотику, а часть родного доброго мира, к которому потом, в минуту отчаяния, можно обратиться и вернуться. Это сверхзадача курса.
Но эта сверхзадача должна быть достигаема без призывов. Да, я хочу, чтобы дети полюбили мир православия. Но призывать их к этому нельзя.
Легко сказать: «Любите Родину - мать вашу!». Легко сказать и стукнуть при этом кулаком по столу. Но научить любить Россию в непогоду гораздо тяжелее.
Легко написать: «Наташа любит Андрюшу». Написать легко, а вот для того, чтобы читатель погрузился в эту любовь, нужен гений Льва Толстого. А скажешь прямо в лоб: «Наташа полюбила князя Андрея» - и получишь репортаж бульварной сплетницы. Толстой же умел показать рождение любви, не сказав слова «любовь». Это высшее мастерство художника[16].
Такое же мастерство ожидается от педагога. Родить в детях любящее понимание православия и притяжение к нему, при этом не бросая лозунга: «Дети, полюбите Православие».
Ваша задача – просто сделать презентацию проекта под названием «Православие» и не более. И вот без прямых призывов, а все-таки надо сказать о мире веры с такой любовью, чтобы ребенку самому потом захотелось: «Я хочу войти в этот мир! Я хочу, чтобы этот мир стал моим! «Я хочу, чтобы эта сказка стала былью!» Это его домашнее задание. И это сверхзадача курса.
УКРАДЕННАЯ ДУХОВНОСТЬ
Урок № 1 во всех шести учебниках будет одинаковый. Это урок, написанный не мною, а академиком РАО А. Я. Данилюком. И я вынужден сказать о своем несогласии с тем, что говорится в этом уроке.
Цитирую: «Духовный мир – это знание и информация, содержащихся в книгах, произведениях искусства, и кино. В школе вы знакомитесь с этим миром, изучая русский, родной и иностранный языки, математику и информатику».
Первая странность: неужели академик не мог построить фразу так, чтобы не оскорблять русских читателей, своей корявой фразой лишая их права считать русский язык родным?
Но главное – какое отношение духовность имеет к информатике и математике?
Когда я читаю такого рода фразы, я рычу: «Господа атеисты! Ну перестаньте тырить по мелочам! Какого черта вы сперли слово «духовность»! Это слово из религиозного лексикона, с совершенно определенным историческим смыслом, который он обрело задолго до эпохи исторического материализма! И уж тем более в учебнике православной культуры извольте это слово употреблять в том смысле, в каком оно знакомо именно православной культуре!».
Ключ к пониманию слова духовность – в словах апостола Павла: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем» (1 Кор. 2,14-15). Как видим, для апостола это антонимы - душевный и духовный. Правду этих слов мы можем видеть прямо в этом зале – например, в отсутствующем взгляде учительницы, которая жует жвачку, не понимает, зачем она здесь находится и что обозначают мои слова…
Духовность – это поле гравитации Бога. Это то, что влечет человека за рамки культуры, за рамки обыденности. Первое проявление этого притяжения – «печаль яже по Бозе», тоска по Богу. Был такой удивительный человек, епископ Иоанн Сан-Францисский, в миру князь Шаховской. Даже внешне это был удивительно красивый человек, друг Марины Цветаевой. Уже в парижской эмиграции в 20-е годы он был издателем модного литературного журнала. И вдруг он бросил все и ушел на Афон, принял монашество. Спустя годы он объяснял, почему он стал монахом: «Понимаете, я затосковал в своих правдах и захотел истины».
Есть замечательные строчки Арсения Тарковского (к сожалению, опошленные Софией Ротару):
Вот и лето прошло,
Словно и не бывало,
На припеке тепло,
Только этого мало
Жизнь брала под крыло,
Берегла и спасала.
День промыт как стекло.
Только этого мало.
Понапрасну ни зло,
Ни добро не пропало.
Все горело светло
Только этого мало.
Листьев не обожгло,
Веток не обломало.
Мне и вправду везло.
Только этого мало.
Духовность не в книгах и фильмах, не в компьютерных играх и музеях. Она – в сердце. Если в этом сердце есть Бог (хотя бы в форме тяги к Нему).
Я же не могу не поразиться расхождению слов и дел сановных атеистов. На словах они за толерантность и уважение. Но разве это уважительно – в учебники по религиозным культурам, в учебники, в которых конфессии говорят о себе, вставить урок с тезисами, с которыми религии принципиально не согласны? Причем мы говорили об этом и автору этого урока, и издательству. Предлагали варианты этого урока без этого кощунственного тезиса. И не были услышаны теми, кто на словах учит «уважать все культуры».
ДЕТИ ЭКЗАМЕНУЮТ
Итак, культурология позволяет рассказывать и о своем, и о чужом. Но имейте в виду, вы будете не одни перед этим странным и сложным материалом. Вам же не экзамен предстоит сдавать, а вести диалог с детишками. Одно дело - сдавать экзамен по истории религии… Это может быть почти безнадежно – после многолетнего перерыва в сдаче экзаменов.
Но вас-то ждут не профессора, а дети. Они гении, они будут удивительно быстро схватывать значение новых слов и новых сюжетов. А главное - перед их загоревшимися глазенками нельзя будет отмахиваться: «Ой, не обращайте внимание, это не интересно, это не важно и т.д.».
Я думаю, именно в сотрудничестве с детьми вы сами лучше поймете излагаемый им материал.
Но есть один конкретный совет: не стесняйтесь говорить «не знаю !».
Во-первых, потому что мир религии – это мир тайн. Здесь кончаются проблемы и начинаются тайны. Как говорил святой Григорий Богослов «Мы знаем, что Бог есть, но мы не знаем, что Бог есть». Поэтому богослов имеет право сказать «не знаю», и это не будет стыдно.
Во-вторых, свое незнание можно превратить в задание: «Машенька, какой хороший вопрос ты задала! Ты знаешь, он стоит того, чтобы мы вместе над ним подумали. Поэтому спроси дома маму, папу, а я сейчас не буду тебе давать ответ! Зато следующий урок мы начнем с обсуждения твоего вопроса!».
Машенька ушла домой, а вы куда? В Интернет - и стучать, стучать, стучать. Кстати, запишите адрес, куда стучать. Во-первых – www.kuraev.ru. Это мой сайт (более оперативно – в ЖЖ: www.diak-kuraev.livejournal.com). Там и текст учебника, и м
