Издательство «наука» москва 1978

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ОТДЕЛЕНИЕ ИСТОРИИ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ СССР

Академик Л. В. ЧЕРЕПНИН

ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» Москва 1978

ЗЕМСКИЕ СОБОРЫ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА в XVI - XVII вв.

Эта книга - последний фундаментальный труд академика Л. В. Черепнина (1905-1977). Основываясь на широком круге тонко интерпретированных источников, автор последовательно освещает историю сословно-представительных учреждений России XVI - XVII вв. Возникновение, развитие и упадок земских соборов автор рассматривает в связи с эволюцией общественно-политического строя страны и предлагает свою концепцию сословно-представительной монархии в России. Труд Л. В. Черепнина имеет особую научную и политическую значимость в связи с его политической направленностью против концепций современной буржуазной науки отрицающей наличие в России выраженных традиций сословного представительства, сводящих ее общественно-политическую структуру к основанному на грубой силе деспотизму.

Издательство «Наука», 1978 г.

ВВЕДЕНИЕ [1]

Настоящая работа является непосредственным продолжением моей монографии «Образование Русского централизованного государства в XIV - XV веках» (М., 1960). Начальной формой политической централизации в России явилась сословно-представительная монархия, сложившаяся на рубеже XV и XVI вв. В царствование Ивана Грозного, в середине XVI в., формируется орган сословного представительства - земский собор. Дальнейшая история земских соборов на протяжении второй половины XVI - XVII в. тесно связана с изменениями в социальной структуре и сословном строе, с развитием классовой борьбы, с эволюцией государственного аппарата и т. д. Таким образом, в судьбах земских соборов сказывались основные процессы, происходившие в Русском государстве на протяжении почти двух столетий и приведшие в конечном итоге к торжеству петровского абсолютизма.

Работая над книгой, я ставил перед собой три задачи. Во-первых, мне хотелось дать полную (в какой мере это возможно при настоящем состоянии документальной базы) фактическую историю земских соборов. Это определило структуру работы, построенной в виде очерков, которые посвящены критическому анализу источников, касающихся отдельных соборов. В основном данный труд воспроизводит систему построения, принятую в первой части моей монографии «Русские феодальные архивы XIV-XV веков» (М. -Л., 1948). И методические пути исследования в обеих книгах сходные: от источника (а там, где можно - от архива, сохранившего источник) к факту и историческому явлению.

Кроме восстановления конкретной картины отдельных соборов, в монографии ставится и вторая задача - проследить эволюцию земского собора как органа сословного представительства, изменение его форм и характера в связи с развитием общественно-политического строя России. Другими словами, речь идет о разработке концепции русской сословно-представительной монархии. Критико-аналитические этюды, положенные в основу уточнения фактической канвы соборной деятельности, хотелось завершить синтетическим построением, показывающим судьбы института сословного представительства на разных стадиях централизованного государства.

Исторический синтез невозможен без сравнительно-исторических характеристик, поэтому моей третьей задачей было сопоставление земских соборов с сословно-представительными институтами в других европейских странах с целью выявления общего и особенного в их развитии. Сразу оговорюсь, что речь идет скорее о приступе к этой задаче, чем о ее решении. Слишком много здесь трудностей: и огромный материал по разным странам, и своеобразие их истории, и различное применение сравнительного метода историками (в плане синхронном или стадиальном) и т. д. Тем не менее, мне представлялось возможным сделать некоторые наблюдения типологического характера, сравнив хотя бы выборочно русские земские соборы со стадиально близкими им разновидностями сословно-представительных учреждений других государств Европы, как синхронных, так и не синхронных России ХѴІ-ХѴІІ вв.

Таков был авторский замысел. Работать над его осуществлением я начал давно и отдельные очерки о земских соборах опубликовал в виде статей[2].

Очерк первый

ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОЧНИКИ. МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДИКА

Предварительные замечания

Вопрос о земских соборах XVI-XVII вв. являлся одной из наиболее популярных проблем дворянско-буржуазной историографии. Интерес к этой проблеме, помимо ее чисто научного значения, был обусловлен в значительной мере тем, что дворянско-буржуазные историки часто искали в земских соборах прообраз представительных учреждений, введение которых, как им казалось, должно было стать условием дальнейшего развития государственного строя в России в XIX-XX вв. По словам одного из дореволюционных авторов С. Л. Авалиани, нигде «не сказывались с такой силой и выпуклостью политические и общественные идеалы, философское мировоззрение, как при разработке истории земских соборов... Земские соборы служили излюбленной темой изданий, рассчитанных всегда, сообразно с моментом их появления в свет, на определенный общественно-политический эффект»[3].

Обращение к прошлому государственных учреждений как бы показывало направление русского самодержавия по пути превращения его в буржуазную монархию без революционных потрясений и переворотов. Не случайно внимание к земским соборам обострялось и в периоды первой и второй революционных ситуаций, и во время революции 1905-1007 гг.

Но земские соборы привлекали внимание и передовой, революционной части русского общества. Еще до того как они стали предметом научного исследования, они возбуждали интерес политический как органы сословного представительства, в какой-то мере ограничивавшие самодержавие. Земские соборы упоминали в своих сочинениях, письмах, записках, заметках декабристы, часто их идеализируя[4].

Никита Муравьев писал: «Дела внешней политики, война с Польшею, присоединение Азова от казаков, принятие Малороссии в покровительство России, введение Уложения, уничтожение местничества - все эти вопросы в продолжение трех царствований (Михаил, Алексей, Федор) рассматривались в государственных соборах представителями всей России. Одно наименование самодержца, оставленное невежеством того времени, было в разладе с сими благоразумными началами, противопоставляя воле закона волю лица, выгодную для царедворцев на счет общественной пользы». По словам Н. М. Муравьева, земский собор (он называет его «государственным собором», или «земской думой») мог «обратиться в парламент», если бы его собрания были периодическими, в определенные сроки, если бы установлены были круг его действий и внутреннее устройство[5]. Политическая роль земских соборов здесь явно приподнята, как преувеличены и возможности их дальнейшего развития. Вообще это еще не научный подход к теме о соборах. Но политически она поставлена остро, злободневно, целенаправленно в современность.

Ту же идейно-политическую линию находим у М. А. Фонвизина. По его определению, государственные соборы, или земские думы,- «это такая же институция, как государственные чины (Etats generaux), которые собирались во Франции, или английские парламенты. Конечно,- пишет автор,- нельзя сравнивать тогдашнего состояния России, в которой в двухвековое бедственное рабство под игом Орды не только прилипло много дикой татарщины, но даже проникло в ее обычаи и нравы, с современным ей просвещением и образованностию тогдашних европейских государств». Но если бы «в России ее земская дума собиралась чаще и в известные определенные сроки, то кто знает - может быть и Россия, в силу общего закона человеческой усовершаемости, с правильной системой представительства, наслаждалась бы теперь законосвободными постановлениями, ограничивающими произвол верховной власти»[6]

В исторической науке тема о земских соборах завоевала прочное место со второй половины XIX в. Дореволюционная литература о них достаточно велика по объему и разнообразна по содержанию. В одних работах рассматривается проблема земских соборов в целом, в других затрагиваются более частные вопросы, касающиеся созыва и деятельности отдельных соборов[7].

При всем разнообразии точек зрения на земские соборы, высказывавшихся в дореволюционной историографии, можно отметить два основных направления в изучении их характера и исторического значения. Одна группа исследователей проводила это изучение в сравнительно-историческом плане, на основе сопоставления деятельности земских соборов и сословно-представительных учреждений, характерных для западноевропейских монархий. Другие ученые, отрешаясь от сравнительного метода анализа, рассматривали соборы как своеобразное явление древнерусской политической жизни, отличное от явлений, свойственных западноевропейской действительности.

Каждое из двух направлений имело разнообразные оттенки. Некоторые из ученых, пользовавшихся сравнительно-историческим методом, говорили о слабости представительного начала в русском государстве по сравнению с Западной Европой, другие, напротив, подчеркивали большую близость земских соборов к органам сословного представительства на Западе. К разным выводам приходили и сторонники второго направления, видевшие в земских соборах самобытный институт. Здесь также можно уловить несколько (иногда крайних) трактовок, от монархически-славянофильского тезиса о соборах как учреждениях, построенных на началах союза царя с народом, до определения их как совещаний государя со своими (правительственными) агентами.

Научные расхождения в оценке роли сословно-представительных учреждении в России и в Западной Европе в какой-то мере отражали и оттенки политических воззрений русских дореволюционных историков на общность или своеобразие условий дальнейшего развития государственного строя в своей стране и в других европейских странах и тем самым на судьбы русского самодержавия.

Можно отметить три этапа в изучении истории земских соборов в дореволюционной историографии:

1) 50-60-е годы XIX в.;

2) 70-80-е годы XIX в.;

3) 90-е годы XIX - начало XX в. (до 1917 г.).

Критериями для выделения этих этапов являются: наличие той или иной источниковедческой базы, методика разработки источников, специфика проблематики, теоретическая направленность исследований, существо научных дискуссий. Определенный отпечаток на характер историографии о земских соборах на каждом ее этапе накладывала общественно-политическая обстановка в стране.

50-60-е годы XIX в.

Начало первого этапа относится к кануну отмены крепостного права, когда в условиях революционной ситуации и подготовки буржуазных реформ вопрос о государстве и его формах возбуждал особый интерес: не только научный, но и общественно-политический. В выходивших с 1851 г. ежегодно, книга за книгой, томах «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева был систематизирован материал, относящийся к земским соборам, и воспроизведена их фактическая история. Источниковедческая база для изучения деятельности земских соборов в то время была еще очень недостаточна[8]. По преимуществу это были актовые материалы, опубликованные в «Собрании государственных грамот и договоров» и в изданиях Археографической комиссии, отдельные данные приведены в «Истории» Н. М. Карамзина. Соловьев использовал и некоторую новую архивную документацию (например, посольские дела). Поэтому с его труда можно начинать историю изучения земских соборов.

Постепенно выход в свет многотомной «Истории России с древнейших времен» Соловьева положил начало и научной полемике о характере земских соборов. В рецензиях на отдельные тома «Истории России» К. С. Аксаков изложил славянофильские взгляды на это учреждение[9]. «Русская земля» всегда «сознавала свою общую целость». В то время когда государство «было в разрозненном и раздробленном виде», «жизнь земская выражалась вечами», собиравшимися в «отдельных общинах». С вечами совещался князь, и таким образом происходило «соприкосновение власти государственной к мысли народной». Как только «государство стало единым», оно «обращается к единой Русской земле и зовет ее всю на совет». «Первый царь созывает первый земский собор»; там «встречаются земля и государство», «между ними утверждается свободный союз», определяются «отношения царя и народа» по формуле: «правительству - сила власти, земле - сила мнения». На этих основах земские соборы действовали вплоть до Петра 1[10].

Предвзятость и нарочитость славянофильской концепции о непосредственной преемственности веча и земского собора или о единстве интересов правительства и народа достаточно ясны и раскрыты в ряде историографических трудов. Но самые вопросы, поставленные Аксаковым, были важные: о соотношении веча и земского собора как институтов, характерных для разных стадий общественно-политического развития, о содержании понятия «земля», о проявлении в деятельности соборов интересов общегосударственных и общенациональных.

На ряде указанных моментов остановился Соловьев в своем ответе Аксакову, озаглавленном «Шлёцер и антиисторическое направление». Он прежде всего отверг утверждение, что «созвание выборных на Красной площади» Иваном IV в середине XVI в. (в известии о котором обычно видят указание на первый земский собор) было «следствием существования когда-то и где-то вечей». Соловьев дал другое объяснение происхождения соборов: они возникли «из естественного стремления» царя «найти себе опору против заподозренной дружины» (т. е. враждебного боярства). Анализируя состав собора 1566 г., автор подверг критике мнение Аксакова, что «здесь высказалась мысль народная», что «вследствие объединения государства» на совет была позвана «вся земля». «Где же выборные от городов, из областей?» - спрашивает Соловьев. Лишь после смерти Ивана Грозного и особенно в период «смут» начинают действовать земские соборы с участием «всей земли». Собирались они часто и в царствование Михаила Федоровича, ибо в них нуждалось правительство еще не окрепшего после недавних потрясений государства. После того как «государство оправилось», в правление Алексея Михайловича, происходит «вымирание» соборов[11].

От Аксакова Соловьева отличает больший историзм в подходе к проблеме. Если в глазах первого земские соборы со времен Грозного и до Петра I не меняют своей сущности, то последний стремится уловить тенденцию их развития. Оставаясь на идеалистических позициях, Соловьев перенес проблему земских соборов из сферы нравственных начал в сферу политическую.

В работах ряда ученых 50-60-х годов о земских соборах новые (по сравнению с «Историей» Соловьева) материалы не привлекались. Подвергались осмыслению уже известные источники. Славянофильское понимание соборов дал в двух своих трудах И. Д. Беляев[12]. Он представил обзор (в хронологической последовательности) соборов, о которых наука располагала к тому времени сведениями, и выявил общие всем им черты. Подобный двойственный подход к земским соборам (с точек зрения исторической и систематической) получил распространение в русской историографии, хотя в разных работах имеется уклон в ту или иную сторону. Общая оценка деятельности соборов, предложенная Беляевым, близка к тому, что писал Аксаков, и столь же тенденциозна. Так же как его предшественник, Беляев утверждал, что «власть государя стояла рядом с властью общества или с властью земщины всей Русской земли и полное самодержавие, врученное земским собором царю Михаилу Феодоровичу, шло об руку с народною волею всей Русской земли и составляло одну нераздельную власть, точно так же, как местные земщины уже сознательно составляли одну общую земщину всей Русской земли». «Роковым ударом для земщины» автор считает Соборное уложение 1649 г. (Беляев пишет: 1648 г.), а последним земским собором называет собор 1653 г.[13] (в этом он расходится с Аксаковым).

Иной (но сравнению со славянофилами) угол зрения на земские соборы как органы сословного представительства предложил П. В. Павлов, выдвинувший задачу рассмотрения их в сопоставлении с более древними «собраниями сословий русского гражданского общества» - такими, как «княжеские съезды, служилые думы, общинные веча, церковные соборы», литовские и украинские рады и сеймы. Московские земские соборы, подобно древнерусским собраниям, служили «охраной сословных обычных прав и интересов», входя «как необходимый, существенный элемент в состав старинной русской государственной администрации»[14]. В дальнейшем эти два вопроса - о трансформации государственных институтов Древней Руси в новых условиях политического единства и о соотношении начал сословного представительства и приказного аппарата в политическом строе XVI-XVII вв. вошли в круг проблематики, относящейся к истории земских соборов[15].

В историографии 50-60-х годов проявляется и демократическая, революционно-демократическая струя. Она выступает в разных формах. Одно направление выражается в идеализации соборов как органов «народовластия», стоящих на страже мирских интересов. Это направление представлено в работах А. П. Щапова. Согласно его концепции, русская история начинается с установления в 862 г. «племенного федеративного союза» славян, чуди и мери, В дальнейшем «в силу внутренних естественно-исторических и розно-этнографических стремлений областей» этот союз распался. Началась «великая рознь, великая шатость». Потребовалось вместо племенного федеративного союза «создать вновь излюбленную всею землею, всеми областями государственную, земско-областную федерацию». Это дело совершил в 1613 г. «великий земский собор русского народа и представителей инородческого мира». А данному собору предшествовали «областные земские советы», собиравшиеся в отдельных городах[16].

Щапов придает большое значение государственной деятельности земских соборов. Он подчеркивает, что с Михаила Романова была взята ограничительная запись «по совету всей земли», в силу которой тот якобы становился «блюстителем союзных прав и интересов всех вообще областных общин», должен был править не только с боярами и думными людьми, но и с соборами. Рассматривая земские соборы 1642 и 1648-1649 гг., Щапов указывает, что выборные люди не были «как мумии безгласны». В их речах проявлялась «живая, откровенная, правдивая выразительность и требовательность практического смысла и сознания народного». Они подавали правительству челобитные, и хотя называли себя царскими холопами, однако «напрямик» отказывались «служить нуждам и запросам государственной казны, в ущерб своих нужд и интересов»[17].

Значение земских соборов в государственной жизни страны Щаповым явно приподнято. Термин «народовластие» для оценки их роли непригоден. Но ценно было стремление представить земский собор не как институт, воплощающий «союз» царя с народом, и не как простой придаток административно-правительственного аппарата, а как живой общественный организм, заявляющий власти о своих настроениях и интересах. Важно было и то, что Щапов обратил внимание на народную инициативу в организации и деятельности городовых советов в Смутное время, ибо это наложило отпечаток и на земские соборы.

В оценке земских соборов к Щапову близок П. П. Огарев, писавший в 1863 г. в «Колоколе»: «Ни Земский собор, ни конституция в России но новость. Хотя Московское царство и петербургское императорство оттерли и то и другое на задний план, забили и то и другое военно-чиновничьей силой,- но и то и другое, или, лучше сказать,- устав самоуправления, выходящий из состава народной жизни, конституция, созданная Земским собором, хранятся внутри русского человека, в мысли русского народа и необходимо идут к осуществлению».

Огарев считает, что «Михаил Федорович Романов был избран земским собором на конституционных условиях». Но конституция скоро «рухнулась», потому что цари принесли ее «в жертву дворянской корысти», «в ущерб народу»[18].

Другое демократическое направление в историографии соборов вылилось в попытку показать территориальную и социальную ограниченность их состава и их неполноправность, подчеркнуть, что их нельзя считать органом «народовластия». Иван Грозный, по словам И. А. Худякова, созывал «выборных людей из разных сословий для решения государственных дел; но выборные были преимущественно богатые и знатные люди, да притом никто не смел говорить откровенно с царем, казнившим за одно слово противоречия и в то же время спрашивавшим о народном мнении». На соборах XVII в. также не было «представителей всего народа», принимали в них участие только купцы и дворяне, «и интересы последних были очень различны с интересами народа». Иногда же на земские соборы «не приглашались даже и горожане из областей, а только одни московские гости»[19].

Мысли, близкие к Худякову, высказывает С. С. Шашков. По его словам, соборы, «нося тщеславное название общеземских, служили только чьим-либо орудием: или бояр, или духовенства», «крестьянство не имело на них никакого самостоятельного значения»[20].

Против преувеличения значения земских соборов выступил Н. В. Шелгунов. Он подчеркивал при этом бесплодность собора 1642 г., на котором никто из присутствующих не сказал прямо, что не желает войны с Турцией; все ссылались на царскую волю, в то время как «ни народу, ни торговым людям войны не хотелось»[21]. Роль участников соборных совещаний 1648-1649 гг., по словам Шелгунова, ограничилась тем, что они «вопияли» - «вопияли обо всем и против всего: и против взяток царских дьяков и приказных, и против воевод, и против лежачей жизни патриархов, архиереев и монахов, и против царских приказчиков, и против привилегированных чинов. Вопль был большой и повсеместный, но никакой силы, энергии и мощи юной жизни». Одними «воплями» дело и ограничилось, а в конце концов выборные подписали Уложение - «закон», составленный «только в пользу некоторых сословий - боярства, черного духовенства и царских чиновников»[22].

Не придавал политической значимости деятельности соборов А. И. Герцен. По поводу избрания на царство Михаила Романова он пишет: «Народ, уставший от смуты, от претендентов на престол, от войны, от грабежа, хотел покоя любой ценой. Тогда-то и было проведено это избрание, вопреки всякой законности и без согласия на то народа,- царем всея Руси провозгласили молодого Романова. Выбор пал на него потому, что благодаря юному возрасту он не внушал подозрений ни одной партии. То было избрание, продиктованное усталостью»[23].

Во всех приведенных высказываниях звучит недооценка земских соборов как сословно-представительных институтов. Дальнейшее развитие науки заставило от нее отказаться. Что же касается социального подхода к характеристике соборов, это было то новое в методологии проблемы, что внесла демократическая историография и что в значительной мере определило передовое направление исследования в дальнейшем.

Первым, кто поставил изучение земских соборов на почву сравнительно-исторического метода, был видный представитель буржуазной государственной школы Б. Н. Чичерин[24]. Сопоставляя сословные учреждения разных стран средневековой Европы, он пришел к выводу, что в России «при громадном развитии самодержавной власти, при крепостном состоянии населения земские соборы должны были иметь несравненно меньшее значение», чем на Западе. На земских соборах не было «и помину о политических правах», «их вмешательство в государственное управление» не допускалось, характер их был чисто совещательный: они созывались правительством, когда оно нуждалось «в совете по известному делу». Не было «ни инструкций, данных представителям от избирателей, ни того обширного изложения общественных нужд, ни той законодательной деятельности, которою отличаются даже французские генеральные штаты». Не видно «следов общих прений»; часто не было «даже никакого постановления», а подавались «только отдельные мнения различных чинов по заданным правительством вопросам». «Такая бедность содержания, - говорит Чичерин,- лучше всего свидетельствует о том, что земские соборы никогда не могли сделаться существенным элементом государственной жизни»[25].

С появлением труда Чичерина вопрос о сходстве или различии между русскими земскими соборами и западными сословно-представительными учреждениями стал предметом оживленной дискуссии в исторических трудах. Взгляды Чичерина встретили серьезные возражения.

70-80-е годы XIX в.

Дальнейшее изучение земских соборов было связано с введением в научный оборот новых источников и более полным использованием уже известных в печати. Новые материалы, выявленные И. Н. Ждановым[26] позволили более разносторонне осветить деятельность Стоглава 1551 г. как церковно-государственного совещания особого типа, которое он назвал «церковно-земским собором». С. Ф. Платонов извлек ряд сведений о земских соборах из «дворцовых разрядов» и «разрядных книг»[27]. И. И. Дитятин обнаружил в архивах Министерства юстиции и Министерства иностранных дел (ныне ЦГАДА) документы о соборе 1651 г. (соборный акт, воеводские отписки, призывная грамота на собор, приговор о выборах представителей) и другие материалы XVII в.[28] Почти одновременно вышли в свет два документальных сборника (подготовленных В. Н. Латкиным[29] и А. Н. Зерцаловым[30]). Собранные в них архивные источники актового и делопроизводственного характера (Латкин опубликовал и находки Дитятина) позволили наряду с соборными заседаниями и решениями в Москве познакомиться с организацией в XVII в. выборов в уездных городах, с перепиской местных воевод с центром, с челобитными выборных людей о своих нуждах. Поле наблюдений для исследователей значительно расширилось.

В связи с изучением земского собора 1648-1649 гг. мысль ученых обращалась в качестве источника к Соборному уложению.

Одной из задач источниковедческого анализа памятника являлось установление того, в какой мере выборные люди принимали участие в его выработке. Условием решения этой задачи было применение разносторонней методики: изучение текста Уложения, помет на полях, сопоставление его с другими источниками и пр.[31]

Расширение круга источников и используемых методических приемов позволило дать более полную и более точную картину истории земских соборов. Профессиональным мастерством особенно отмечена небольшая статья С. Ф. Платонова «Заметки по истории земских соборов». Публикуя ее, автор писал: «нет надобности и доказывать», что прежние работы на эту тему «не стоят - и даже не стояли в момент своего появления - на должной научной высоте»[32].

Научное обобщение фактического материала происходило в общественно-политической обстановке, возбуждающей интерес к проблеме земских соборов. Революционная ситуация 1879-1880 гг., кризис верхов, переход от лорис-меликовского режима к открытой реакции - все это явления, которые заострили внимание на взаимоотношении самодержавия и сословий в прошлом и настоящем.

В 1882 г. министр внутренних дел Н. П. Игнатьев проводил идею созыва земского собора как противоядия революционной крамоле. Он хотел приурочить созыв к коронации Александра ІІІ[33].

Тема эта продолжает волновать умы. Иначе, чем Чичерин, ее решал В. И. Сергеевич. Исследователь сопоставил земские соборы с французскими генеральными штатами и первоначальным английским парламентом и пришел к выводу: «Сходства этих учреждений так многосторонни, что никак не могут быть приписываемы случаю, а должны быть объясняемы действием одинаковых причин». Черты сходства автор видит в составе сословно-представительных органов трех стран, в порядке выборов представителей, в неопределенности сроков созыва совещаний, в характере обсуждения поднимаемых на совещании вопросов и пр.

Сергеевич не соглашается с исследователями, считающими, что русские соборы «имели только совещательное значение», что правительство «искало в них совета и опоры, но нисколько не связывалось их мнениями». Нет, возражает автор, хотя «московские государи признают за собою право действовать и помимо соборов» и таким правом пользуются, «но рядом с этим они признают что-то и за народом, в силу чего и обращаются иногда к его согласию...». «С такою же неопределенностью юридического значения представительства встречаемся и в Западной Европе»[34]. В итоге своего исследования Сергеевич попытался дать общую оценку русским земским соборам: они «не идеал, потому что мы наблюдаем в них представительные учреждения в зародышевом их состоянии. Нужно было еще многое, чтобы из них выработалось правильное государственное учреждение. Но также несправедливо, что они не могли дать правительству ни помощи, ни совета»[35].

Сергеевич сделал верные наблюдения, хотя и остался в плоскости преимущественно формально-правового анализа. Его упрекали также в односторонности подхода к проблеме, в том, что, увлекшись чертами сходства представительных учреждений России и других государств, он не подчеркнул весьма существенных между ними различий. Владимирский-Буданов в рецензии на труд Сергеевича указывал, что в России XVI в. не было попыток со стороны аристократии ограничить самодержавие, была лишь борьба придворных партий, опирающихся каждая на самодержавную власть. Особенностью русских соборов являлось и то, что заседания на них происходили не по сословиям, а по «статьям»[36]. Эти замечания нацеливали на всестороннее применение сравнительного метода к изучению сословно-представительных органов средневековья в плане выявления как общего между ними, так и специфики учреждений отдельных стран.

В известной мере итогом исследования проблемы земских соборов явилась к середине 80-х годов XIX в. монография В. Н. Латкина. До сих пор она остается наиболее фундаментальным трудом в этой области, всесторонне охватывающим проблему и рассматривающим ее на международном фоне. Автор дает подробный исторический очерк, посвященный земским соборам, останавливаясь на обстоятельствах созыва и деятельности каждого из них, уточняя фактическую канву событий. Он доказывает, что «древнерусские представительные учреждения появились не вследствие какого-нибудь каприза верховной власти, но как результат требований самой жизни...»[37]. За конкретной историей соборов следует очерк систематического характера, посвященный их классификации и дающий общее описание их организации и компетенции. Оценка Латкиным значения соборов, данная словами Н. П. Загоскина, чисто идеалистическая: они предоставили «возможность непосредственному единению царя с землею, дали возможность правительству собственными глазами видеть истинное положение своего государства, слышать из уст представителей самого народа заявления о нуждах и желаниях своих, которые не всегда совпадали с интересами лиц, непосредственно стоявших вокруг московского престола»[38].

Вслед за Сергеевичем Латкин рассмотрел вопрос о древнерусском сословном представительстве в сравнительно-историческом плане. При этом он значительно расширил рамки наблюдений, дополнив материал Франции и Англии данными по Германии, Испании, Швеции, Венгрии. Каждой из этих стран посвящен в книге Латкина особый, причем достаточно развернутый очерк. «Параллельное изучение сословно-представительных собраний разных государств» привело автора к выводу о «поразительном сходстве, которое существует между ними, сходстве тем более поразительном, что история этих «разных государств» шла далеко не одним и тем же путем». Пытаясь объяснить подобную близость, исследователь приближается к мысли о том, что это явление общестадиального характера. Поскольку «одинаковые причины приводят к одинаковым следствиям», у всех европейских народов на определенной стадии «развились сословные собрания, хотя и различавшиеся в частностях, но в общем вполне аналогичные друг с другом»[39].

На опыте Латкина дореволюционная историческая наука могла достаточно изучить сильные и слабые стороны применения сравнительно-исторического метода. Успех исследования зависел в значительной мере от умения уловить взаимосвязь общего и частного в сопоставляемых явлениях. Латкин главным образом обращал внимание на то, что роднило земские соборы России с сословно-представительными учреждениями Запада, а не на те различия, которые между ними были. Эта односторонность подхода к проблеме была отмечена в рецензии на книгу Латкина Н. И. Кареевым. По словам последнего, «сравнительный метод в истории важен между прочим потому, что помогает лучше понимать одно индивидуальное явление через аналитическое сравнение его с другими однородными явлениями». Задачей сравнительного метода, по мнению Кареева, является «установить известные типы собраний», на основе разработанной классификации «подвергнуть анализу все, относящееся к нашим земским соборам», и таким образом выяснить их характер. Выработка типологии сословно-представительных собраний - это путь к познанию существа их местных, национальных вариантов. «Но в том дело, чтобы похожее ставить рядом с похожим, а в том, чтобы объяснить несходства и обнаружить сходство там, где наименее можно его предполагать». В России, по Карееву, не было феодализма, и это объясняет, думает он, «почему наши соборы отличаются от западных учреждений»[40].

В. И. Сергеевич упрекнул Латкина в том, что, сопоставляя земские соборы с сословными институтами Запада, он привлекает материал, характеризующий разные стадии развития тех и других. «Учреждения, не имевшие истории и пережившие всего только один момент зачаточного состояния, сравниваются с учреждениями, большинство которых имело богатую историю, без всякого ограничения времени, в пределах которого делается сравнение». [41]

В поисках «общего» и «особенного» подошел к соборам И. И. Дитятин. Он отметил, что, «являясь представительными учреждениями», они «принадлежат к явлениям той же стадии развития государства», что и «пресловутые Etats generaux Франции и начальные парламенты Англии». Но западноевропейские учреждения были «результатом борьбы отдельных классов феодального общества между собою и с королевской властью», в России же «никакой борьбы не существовало: власть царя московского объединяла вся и все...». Тем не менее, Дитятин возражает против тезиса Чичерина о ничтожности земских соборов и говорит о «народной инициативе», проявляющейся, в частности, в челобитьях, и о «народном участии в законодательстве»[42].

Научная дискуссия, вызванная появлением книги Латкина, способствовала уяснению вопроса о земских соборах как институте, известном и другим народам на определенной ступени их истории. Тем самым были поставлена под сомнение концепция Чичерина.

Но наряду с направлением, представленным Сергеевичем - Латкиным, было и другое, рассматривавшее земские соборы как явление русской истории, не выходя за пределы отечественной тематики. К этому направлению принадлежал II. П. Загоскин, труд которого (неплохой для своего времени) о земских соборах и по структуре, и по идеям близок к работе Беляева. Загоскин (как и Беляев) дает и историю соборов («золотым их веком» он считает время Михаила Федоровича), и сводный очерк, систематизирующий материал об их организации и деятельности.

Приведенная в книге Загоскина типология земских соборов (по задачам и характеру - избирательные, совещательные; по составу - полные, неполные, фиктивные)[43] получила распространение в дореволюционной историографии. Типология эта - формально-юридическая, и в ее рамки иногда трудно уложить живую действительность.

Делалась и попытка сузить понятие «земский собор», подводя под него лишь «полные» совещания. Владимирский-Буданов дал такую дефиницию земского собора: это «орган власти общеземский», который включает в себя «три части, существенные и органические»,- царя, боярскую думу, «собор в тесном смысле», состоящий из представителей различных разрядов служилых и тяглых людей. Отсутствие хотя бы одной из этих «частей» «делает собор не неполным, а невозможным»[44]. Такая дефиниция (с упоминанием еще «освященного собора») существует в исторической литературе и посейчас, но она не покрывает всего многообразия изменчивых конкретных явлений. Юридическая формула нужна, но нужна лишь как своего рода ориентир, помогающий понять внутреннюю историю изучаемого института, разобраться во всех его модификациях. Надо иметь в виду и то, что данная формула не взята исследователями непосредственно из источников как правовое (законодательное) определение того времени, а выведена из наблюдений над реальными фактами деятельности земских соборов как известное обобщение (отвлечение).

В широком историческом плане поставлен Владимирским-Будановым вопрос о взаимосвязи земского собора с более ранними политическими органами: вечем, съездами князей, боярской думой, церковными соборами. Эту тему поднял Павлов, а Владимирский-Буданов дал ей обоснование, показав, что унаследовали земские соборы от предшествующих институтов и какое место они заняли в истории власти и управления[45].

Мимо научных достижений своего времени прошел II. И. Костомаров, также написавший очерк о земских соборах. Учреждение соборов он считает делом Ивана IV и объясняет его действия «нравственными свойствами этого государя», «отличительную черту» характера которого от юности до старости составляла «трусость». Царя Ивана «перепугал народный бунт». Боясь за «собственную жизнь», он и попытался опереться на собор.

Костомаров отрицает, что было какое-либо сходство между русскими земскими соборами и западными сословными учреждениями. Он не признает за земскими соборами никакого значения. Они целиком зависели от царской воли, и сами выборные не стремились получить права, «а скорее смотрели на выборы и на поездку в Москву, как на повинность...» Для царя созыв соборов был средством узнать «народное умоначертание», так как «по причине всеобщей малограмотности» в России XVII в. не было газет и журналов[46].

В целом надо признать, что общий уровень очерка Костомарова, и теоретический и чисто профессиональный, весьма невысок.

90-е годы XIX - начало XX в. (до 1917 г.)

В эти годы продолжалась публикация новых источников по истории земских соборов. Ряд интересных документов, относящихся ко времени ополчения и началу правления Михаила Федоровича, был опубликован С. Б. Веселовским в двух сборниках материалов о Смуте[47] и Е. Д. Сташевским в приложении к его книге[48]. Была издана Утвержденная грамота об избрании Михаила на царство[49] Пополнился Документальный материал о соборе 1648-1649 гг.[50] Вышло в свет издание актов по истории земских соборов, предназначенное для семинарских занятий в университете (некоторые документы напечатаны впервые)[51].

Новый этап в изучении земских соборов открыли исследования В. О. Ключевского. Он выдвинул три методологические предпосылки. Во-первых, надо исходить из того, что земские соборы - это «особый тип народного представительства, отличный от западных представительных собраний», где шла борьба между общественными классами и общественных классов с правительством. Во-вторых, необходимо изучать «связь древнерусских земских соборов с вырастившей их почвой, с туземными учреждениями», выяснять «какие общественные миры посылали на соборы этих представителей, когда возникали и как были устроены эти миры, кого и почему выбирали они своими представителями». В-третьих, надо уловить, «так сказать, перспективы в истории соборного представительства: имело ли это учреждение какое-либо развитие, исторический рост пли оно замерло таким же, каким родилось, оставшись политическим недоростком»; другими словами, следует не просто восстановить фактическую историю соборов, а раскрыть и объяснить фазы их внутреннего развития[52].

Эти три направления исследования неравноценны по своей значимости. Требования изучать детально состав представительства и стремиться к раскрытию причин изменений его характера были научно обоснованы и поднимали исследование проблемы на новую ступень. Шагом назад была попытка изолировать рассмотрение соборов, оторвав его от изучения истории аналогичных учреждений других средневековых стран. После трудов Сергеевича - Латкина кажутся очень неубедительными слова Ключевского: «Вообще земские соборы являются крайне скудными и бесцветными даже в сравнении с французскими генеральными штатами, которые из западноевропейских представительных учреждений имели наименьшую силу»[53]. Это отголосок концепции Чичерина.

Главным содержанием статьи Ключевского является анализ рукоприкладств к соборным актам 1566 и 1598 гг. участников соборных совещаний. Анализ этот проведен мастерски. Вывод же был сделан излишне категорический: «Источником полномочий соборного представителя было не поручение, возложенное на него по личному к нему доверию избирателей, а доверие правительства, основанное на общественном положении доверенного представителя». «Таким образом, собор 1566 г. был в точном смысле совещанием правительства со своими собственными агентами». На соборе 1598 г. уже имелись, по-видимому, выборные представители провинциального дворянства, но «выборный элемент», если он и присутствовал, еще был мало заметен. «Первое прямое указание на его присутствие встречаем уже в XVII в.»[54]

Выводы Ключевского не раз оспаривались, но подход к земскому собору как институту развивающемуся, изменяющемуся был бесспорным научным достижением. Это подчеркнул С. Ф. Платонов, указавший, что «в истории соборов обнаружено было известное движение, и старый взгляд, что соборы не пережили своей зачаточной фазы, был окончательно осужден». Восприняв эту мысль, Платонов в то же время развил дефиницию земского собора в отличие «от иного рода собраний или скопищ», предложенную Владимирским-Будановым. Земский собор - это «совет всей земли», состоявший «из трех необходимых частей»: 1) «освященного собора русской церкви с митрополитом, позднее патриархом во главе»; 2) боярской думы; 3) «земских людей, представлявших собою различные группы населения и различные местности государства». Рассматривая историю земских соборов, автор видит «в жизни этого учреждения известное движение, рост и совершенствование». Будучи вначале «собранием чиновников», «собор является затем собранием земцев правительственной партии, а в конце показывает возможность обратиться и в оппозиционную организацию»[55]. Такая схема, конечно, гораздо ближе к истине, чем пресловутый тезис о вечном зачаточном состоянии земского собора в России. По эту схему надо классово осмыслить, лишь тогда она поможет в понимании жизненной реальности.

Линию, намеченную в историографии земских соборов Ключевским и Платоновым, продолжили их ученики и последователи. Ю. В. Готье расчленил это вопрос на два: 1) Каковы «причины, вызвавшие к жизни совещания правительства с его агентами»? 2) Каковы «причины, сообщившие этим совещаниям... особенный торжественный церемониал...»? Отвечая на первый вопрос, Готье обращает внимание на возникновение земских соборов одновременно с появлением земского самоуправления. И то и другое - «характерные черты особой системы управления государством», «заключавшейся в совместной правительственной деятельности центральной власти с полувыборными, полудолжностными представителями населения». Образец той торжественной обстановки, которая окружала земские соборы, Готье ищет в соборах церковных[56].

Творческим характером отличаются соображения, высказанные о земских соборах А. И. Заозерским. Он отмечает сложность этого органа. «...С одной стороны, собор совмещает в себе в разное время слишком разнообразные функции, являясь то учредительным, то законодательным, то совещательным, то просто осведомительным учреждением». С другой стороны, он меняет свою социальную физиономию: «в момент расцвета он выступает перед нами как живой носитель общей воли, «совет всей земли», в другие моменты он утрачивает этот «всенародный» характер, появляясь с более или менее суженным социальным значением». Автор выдвигает задачу изучения истории соборов не как «процесса эволюции», а как «процесса нарастания явлений, исходящих из разных источников». Приступая к выполнению этой задачи, Заозерский критически относится к понятию представительства применительно к соборам: «Принятый заранее, этот термин уже до известной степени предрешает вопрос, определяя способ понимания материала со стороны исследователя».

Земский собор возник в XVI в. как орган, долженствующий заменить кормленщиков. Это был «парламент чиновников». Форма земского собора, возможно, была навеяна городовыми советами, о существовании которых можно догадываться на основании документов начала XVII в.

Собор, являвшийся в XVI в. «вполне законченным, выработанным типом политического учреждения», оставался таковым и в XVII столетии. Только он «осложнился... новым, выборным элементом», который «присоединился к нему со стороны, и представляет собой продукт, выросший совсем на другой почве». Простое превращение чиновника в депутата так же невозможно, как и депутата в чиновника. Поэтому, чтобы «создать условия, благоприятные для возникновения выборного представительства», понадобилась Смута, вызвавшая «необычайную самодеятельность, в населении - от крупных городов до мелких уездных обществ». «Избранники земли» сошлись «в одном учреждении со служилыми чинами, составлявшими обыкновенно соборы старого типа». Это обстоятельство сообщило двойственность земскому собору первой половины XVII в.: «для одной части его состава источником продолжает служить, как и в XVI веке, служебное положение, для другой этим источником является общественное избрание»[57].

В статье Заозерского, хотя и лишенной классового анализа, все же выдвинуты новые методические приемы: исследование изменений, которые претерпевал земский собор не в процессе эволюции в одном, раз данном направлении, а под воздействием разных факторов; совместное изучение земских соборов и городских советов и т. д. Очень важны следующие теоретические положения автора: «Политическое творчество следует не только своей логике, но еще в большей степени тем указаниям, какие диктуются социально-экономическими отношениями», а «социальная почва» в России для развития политического представительства «не была тверда»[58].

Взгляды Ключевского и Владимирского-Буданова нашли развитие в обобщающем труде о земских соборах И. А. Стратонова. Он дал периодизацию истории научной мысли о соборах и периодизацию самих соборов. Исследователь выделил три периода в изучении института, отметив как наивысшее достижение в этой области «воззрения и методологические приемы» Ключевского и Владимирского-Буданова.

Историю земских соборов Стратонов разбил на пять периодов. В первый период (до собора 1598 г.) «отсутствовало выборное начало на каждый отдельный случай», но это не мешало «правительственным агентам быть правильными выразителями общественного мнения». Характерной чертой второго периода (с 1598 г. до распада ополчения Ляпунова) «является развитие земского представительства в интересах провинциальных дворян». В третий период (с образования народного ополчения во главе с Мининым и Пожарским и до второго десятилетия правления Михаила Федоровича) действует представительство «двух групп общественной середины». В четвертый период (вторая половина царствования Михаила и правление Алексея) на соборы стали созывать, как и до Смуты, только тогда, когда перед правительством стоял важный вопрос, решение которого оно и отдавало на обсуждение земских выборных. Для пятого периода (царствование Федора Алексеевича) характерна «деятельность... частных соборов, посвященных специальным вопросам»[59].

В основу периодизации положен единый критерий - характер представительства. Поэтому она отличается четкостью. Но связь земских соборов с основными моментами и важнейшими процессами в истории государства в ней не раскрыта.

По своим задачам, содержанию, структуре к книге Стратонова близок труд о земских соборах С. Л. Авалиани. В его первом издании - два раздела: историография вопроса и очерк «О представительстве на земских соборах XVI в. и начала XVII в.» Историографический раздел отличается подробностью и является полезным пособием для интересующихся проблемой. Автор дает и свои оценки излагаемым им концепциям разных исследователей, часто весьма субъективные и спорные. Во втором разделе (представляющем собой, собственно говоря, небольшую самостоятельную монографию с отдельной от первой части пагинацией) Авалиани приводит сведения об участниках соборов 1566, 1598, 1610, 1611, 1612, 1613 гг., чтобы решить, «в силу каких оснований и каким образом представляли землю» их члены[60]. Исследователь указывает, что он пользовался тем же «единственно научным методом», что и Ключевский, но в выводах с ним (об отсутствии в XVI в. выборного представительства) не согласился. Авалиани предупреждает читателей, что намеренно отразил в своей книге «всю черновую работу», чтобы легче было проследить тот путь, которым он шел[61].

Во втором издании книги Авалиани[62] историографический очерк был дополнен, раздел о представительстве опущен.

Наряду с работами, вышедшими из школы Ключевского, в изучении земских соборов развивалось направление, заложенное Сергеевичем - Латкиным. Его продолжил Ф. В. Тарановский, который отметил, что в работах Сергеевича и Латкина «сделано строго научное применение сравнительно-исторического метода к Московскому периоду»; «земские соборы конструированы как учреждения сословного представительства». Но, по мнению Тарановского, такой вывод является «неполным». Он касается только одного учреждения, а не распространяется «на весь политико-правовой строй Московского государства, который, быть может, свободно уляжется в общие рамки сословно-монархического государства, в свое время сложившегося на почве феодализма». Изучение в сравнительно-историческом плане сословно-представительной монархии в России было делом плодотворным, и призыв к этому являлся перспективным. Но к пониманию сословной монархии Тарановский подходил с буржуазных позиций. Поэтому он противопоставлял ее феодализму и не считал возможным говорить о «чертах феодализма» в Московском государстве[63].

В сравнительно-историческом плане написана книга Н. И. Кареева. Автор доказывает, что земские соборы должны быть подведены «под одну категорию учреждений с западными сословными сеймами». «Особенные черты наших земских соборов не могут служить препятствием» к этому, ибо «и на Западе не было единого образца, ведь и там царило значительное разнообразие». «Мало того, в известных отношениях некоторые западные сеймы могут напоминать нам скорее земские соборы Московского государства, чем аналогичные учреждения соседних стран»[64].

Взгляд на земские соборы как на учреждения, тождественные по своей природе французским генеральным штатам, немецким ландтагам, испанским кортесам, шведским риксдагам, английскому парламенту в первоначальном виде, последовательно проводил Н. П. Павлов-Сильванский. Сторонник сравнительно-исторического изучения политического строя европейских государств, он развил применительно к России разработанную западноевропейскими медиевистами концепцию смены феодализма (понимаемого как раздробление власти) сословной монархией. «...Как выяснено на предыдущих страницах, среда, в которой возникли наши и западные собрания, была одинакова. Наше Московское государство с его земскими соборами было таким же сословным государством, как западные сословные государства, с их генеральными штатами, ландтагами, кортесами и т. д. И наш государственный порядок московской эпохи, XVI-XVII веков, вырос, так же как на Западе, из порядка феодального»[65].

Применение сравнительно-исторического метода в дореволюционной историографии к изучению земских соборов привело к известным позитивным результатам, хотя и не смогло раскрыть органической связи политической жизни разных стран с феодальным социально-экономическим базисом. Единство глубинных процессов как проявление общих закономерностей оставалось скрытым под поверхностью надстроечных явлений, привлекающих внимание иногда чисто внешними параллелями.

Наряду с общими работами, поднимающими проблему земских соборов в целом, появляются исследования об отдельных соборах. Авторы этих исследований изыскивают новые методические приемы, применение которых помогло бы восстановлению более детальной и более точной картины изучаемых явлений. Палеографические и источниковедческие наблюдения С. Ф. Платонова и П. Г. Васенко над Хрущовским списком Степенной книги привели их к выводу, что текст речей Ивана Грозного земскому собору является позднейшей вставкой[66]. Это заставило поставить вопрос, можно ли и в какой мере пользоваться указанным текстом как историческим источником.

М. В. Клочков пересмотрел (вслед за Ключевским) персональный состав собора 1566 г. и внес некоторые поправки в его выводы. Согласившись с Ключевским, что в 1566 г. происходило совещание правительства со своими агентами, Клочков подчеркнул, что они не были «естественными представителями общества»; на собор дворян вызвали «по месту их службы, а не по месту их землевладения»[67].

Изучение деятельности земских соборов в период крестьянской войны и польско-шведской интервенции было значительно продвинуто в фундаментальных монографиях С. Ф. Платонова[68] и П. Г. Любомирова[69].

Ряд исследований был посвящен земскому собору 1613 г. и соборам времени правления Михаила Федоровича[70]. Особый интерес возбуждал вопрос, была ли ограничена власть Михаила специальной записью, взятой с него при избрании. Помимо чисто научного значения этой темы, внимание к ней диктовалось и побуждениями политическими. Приближался (а затем подошел) трехсотлетний юбилей дома Романовых, и представители дворянско-буржуазной историографии подводили под него историческое обоснование, стремясь доказать (в зависимости от своих взглядов) или исконность неограниченной власти правящей династии, или обусловленность ее возведения на престол определенными гарантиями.

О соборе 1642 г. написал статью С. В. Рождественский. Она ценна тем, что автор использовал подлинное дело о соборе, которое было опубликовано в «Собрании государственных грамот и договоров» лишь частично. Привлечение подлинного документа полностью обогатило картину соборных совещаний по вопросу о принятии Азова под власть Русского государства[71].

В изучении тематики, связанной с собором 1648-1649 гг., наибольшее внимание уделялось Соборному уложению и его источникам[72].

Проблематика земских соборов все более обогащалась. В одной из статей А. К. Кабанов писал: если до недавнего времени «историки главным образом останавливались на ходе соборных заседаний, на составе и компетенции соборов, на причинах их возникновения и падения, оставляя в тени вопрос о выборах и организации их или только слегка его касаясь», то теперь настала пора «разобраться именно в этом вопросе». Автор и посвятил свою статью организации выборов на земские соборы XVII в., привлекши для ее написания ряд документов из архива Разряда (они напечатаны в приложении)[73]. Тему об отношении населения и местной администрации к выборам на соборы поднял Г. Н. Шмелев[74].

Возникновение и развитие земских соборов на протяжении XVI-XVII столетий рассматриваются и в общих курсах по истории русского права[75].

Один из вопросов, связанных с земскими соборами - об участии в их деятельности духовенства - разрабатывался церковными историками. В этой области сделан ряд полезных наблюдений, касающихся значения термина и понятия «освященный собор», соотношения соборов церковных и земских, их состава и т. д.[76] Но кардинальная проблема - о роли церкви в сословно-представительной монархии - в литературе такого рода, чисто клерикальной, поставлена быть, конечно, не могла.

Конец 90-х и начало 900-х годов отмечены появлением большого числа популярных брошюр публицистического характера земских соборах. Особенно много их вышло в 1905 - 1907 гг. Это было связано с обсуждением в печати вопроса о созыве нового собора для выработки конституции[77]. Некоторые авторы, поднимая этот вопрос, подчеркивали, что земские соборы XVI-XVII вв. отжили свое время и не могут служить образцом для представительных органов России рубежа XIX и XX столетий. «В пылу общественного подъема,- писал В. П. Алексеев,- было забыто расстояние, отделяющее нас от земских соборов, и разница в политических моментах. Была забыта история... Но когда с почвы общественного движения перешли на почву истории, то увидели глубокую разницу между современными требованиями общества и облекшей их формой, т. р. земским собором...»[78]. По словам С. Б. Веселовского, «разбирая основы земских соборов, можно прийти лишь к одному заключению: от них мы можем заимствовать только одно название будущего представительства, название «самобытное» и не страшное для лиц напуганных, но не наученных историей»[79]. А. А. Кизеветтер считал, что люди, «проектирующие введение в России совещательного народного представительства... не должны ссылаться в подкрепление своей программы на историческую традицию; земские соборы Московской Руси не подходят под эту схему»[80]. М. В. Клочков подчеркивал, что «на земские соборы нужно смотреть, как на первоначальную зачаточную форму народного представительства... они исчезли, не перешедши в более совершенную форму»[81]. По мнению В. Е. Якушкина, из земских соборов «при известных обстоятельствах могла бы развиться правильная система народного представительства», но «вместо того в силу различных условий» они «утрачивают свое значение»[82].

Все приведенные высказывания интересны как попытка буржуазных историков приложить свои наблюдения к оценке современных им явлений. Независимо от мировоззрения каждого из них невозможность установить преемственность политического идеала (нового представительного органа) от земских соборов Московской Руси представляется всем им очевидной. Исторический вывод перерастает в политический аргумент.

Но были и публицисты, которые высказывались за возрождение земского собора. Как правило, это не ученые-профессионалы. «Мы не согласны,- писал И. Д. Новик,- с теми исследователями, которые считают, что земские соборы отжили свое время, что они не соответствуют более историческому моменту. По нашему мнению, такой вывод слишком поспешен»[83]. Г. Ф. Шершеневич подчеркивал, что «в настоящее время чрезвычайно важно уяснить себе идею того явления русской истории, которое известно под именем земского собора и о котором ныне заглохла в народе всякая память»[84].

«Идея» собора мыслится в реакционном неославянофильском духе как союз царя с народом под эгидой церкви. «Если бы мы в настоящее время задумали воскресить древние соборы, то для этого нам прежде всего необходимо было бы проникнуться тем духом церковности, который одухотворял собой государственную и общественную жизнь московского времени и был творцом и строителем самой соборности»,- читаем в одной брошюрке весьма тенденциозно-консервативного содержания[85]. В другом произведении такого же типа старинный земский собор прославляется как прообраз «всероссийской сходки», на которой «сильные духом, много видевшие, много думавшие люди... громко и смело выскажут свое мнение о том, что полезно и необходимо для устранения неурядиц и бедствий...»[86].

Подобные идеи, призывы, прогнозы, связанные с представлением о живучести земского собора, конечно, лишены научного обоснования и научного предвидения. Поэтому они характеризуют не уровень изучения проблемы, а степень ее общественно-политического резонанса. Но и это обстоятельство заслуживает внимания.

В. И. Ленин не раз уделял в своих выступлениях внимание политическому лозунгу о созыве «Земского собора из представителей всех граждан для выработки конституции»[87]. Вопрос об этом стоял на ІІІ съезде РСДРП (1905 г.). Ленин писал, что «ответить категорически, следует ли участвовать в земском соборе, нельзя. Все будет зависеть от политической конъюнктуры, системы выборов и других конкретных условий, которых заранее учесть нельзя. Говорят, земский собор - это обман. Это верно, но иногда для того, чтобы разоблачить обман, надо принять участие в выборах»[88].

Поскольку тема о земском соборе стала злободневной, большевистская печать коснулась ее и в историческом плане. В 1905 г. в большевистской газете «Вперед» была напечатана статья В. В. Филатова (псевдоним - В. С.) «Земский собор и наша политика», где имеется историческая часть, посвященная соборам Московской Руси. Особый интерес представляет то обстоятельство, что статью предварительно правил В. И. Ленин[89].

Возникновение земских соборов рассматривается в связи с образованием единого национального государства в России и сменой в качестве руководящей общественной силы боярства дворянством. «Еще в половине XVI века заканчивается превращение княжеств, группировавшихся вокруг Москвы, в цельное государство, и завершается это огромной революцией, известной под названием Смутного времени. Носителем национальной объединяющей идеи является средний класс; даже у трона мелкий служилый человек сменяет бояр, погрязших в мелких раздорах, и гениальный изверг Иван IV, опираясь на объединительные стремления народа, почти уничтожает важнейшие боярские роды, поднимая за их счет мелкое дворянство. Вместо Московского княжества выступает Россия, провинция начинает играть важную роль... Смена аристократии средним классом, столицы - всею страною должна была вызвать перемены и в конституции государства...» Михаил Федорович Романов взошел на престол с «ограничениями» и правил «по воле соборов».

Говоря о социальном составе соборов, автор отмечает, что «они были выразителями средних классов в самом широком смысле слова...». На соборах бывали дворяне, купечество, посадские люди, даже зажиточное крестьянство. Первоначально в статье упоминались просто крестьяне; слово «зажиточное» приписал Ленин, и эта классовая оценка весьма характерна.

Представители «средних классов» «пали, так как не оперлись на простой народ, который хотя и не принял участия в строительстве государства, но был основным элементом в разрушении удельно-феодального порядка и в изгнании иноземцев. Все усиливавшееся самодержавие мирно прикончило со стеснительным учреждением, перестав созывать соборы, так же, как абсолютная монархия во Франции прекратила Генеральные штаты»[90].

Из исторического очерка в статье делаются два вывода: во-первых, отмечается «бессилие средних классов в самостоятельной борьбе с самодержавием»; во-вторых, подчеркивается, что «наши земские соборы, как и все представительные собрания, являлись выразителями социальных сил страны»[91]. Таким образом, обращение к истории земских соборов производится не во имя их запоздалой реставрации, но и не для того, чтобы просто напомнить, что это анахронизм. Задача другая: извлечь общие уроки борьбы с самодержавием, победа над которым не может быть достигнута одними «средними классами», без участия народа.

Статья Филатова относится к политической литературе. Это не научное исследование. Но ценны методологические (в основном марксистские) предпосылки, из которых исходит автор, подчеркивая классовую структуру соборов, их отрыв от простого народа.

Сходный политический замысел вложен в статью М. Н. Покровского «Земский собор и парламент». Разобрав приговор первого ополчения («всей земли») 1611 г. и придя к выводу, что он провозглашает «участие общества в управлении государством и ответственность представителей власти за... управление», Покровский пишет: «Мы привели эту справку не для того, чтобы ставить в пример современному русскому обществу его служилых предков XVII века». «Мы недалеко уйдем,- продолжает автор,- если будем питаться историческими примерами. Тех условий, какие были в то время, теперь воскресить нельзя,- а если бы они воскресли, то первые пришли бы в ужас те, кто теперь зовет назад к «земскому собору»». На приговор же 1611 г.