Почитатель России – Франс Лефорт

Но иностранец в России попадал не в сельский мир русского Средневековья, а в городскую среду, весьма «европеизированную», как мы видели. Неудивительно поэтому, что часть жителей Немецкой слободы из «иноземцев старого выезда» и даже из вновь прибывших в конце XVII в. решали остаться в России. Некоторых, как скажем женевца Франца Лефорта, прямо-таки тянуло в Россию, и никакие заманчивые предложения высокопоставленных родственников и друзей не могли удержать его на Западе. Причем это было ещё при царе Фёдоре III, когда женевец еще не был всесильным фаворитом. С 1678 по 1681 г. капитан Лефорт служил в Киеве. Со своей ротой он участвовал в многочисленных стычках с татарами. По заключению Бахчисарайского мира Лефорт испросил себе отпуск и съездил в Женеву. «Если Бог позволит увидеться с Вами, - пишет он родным, - то из паспорта моего вы усмотрите, что я честно служил его величеству и могу вас удостоверить, что все князья (так Лефорт называет русских бояр – Прим. авт.) любят меня, сожалеют о моем отъезде и думают, что я не вернусь». 9 ноября 1681 г. Лефорт выехал из Москвы. 16 апреля 1682 г. прибыл в Женеву.

О пребывании капитана русской службы Франца Лефорта на родине вспоминает в своих «Записках» его племянник Луи. Ему было в 1682 г. 16 лет. Первое, что счёл нужным подчеркнуть Луи — это отношение дяди Франца к России, которое резко контрастировало с расхожими в Женеве представлениями. «В беседах своих он (Франц Лефорт. — Прим. авт.) представлял картину России вовсе несогласную с описаниями путешественников. Он старался распространить выгодное понятие об этой стране, утверждая, что там можно составить себе очень хорошую карьеру и повыситься военною службою. По этой причине он пытался уговорить своих родственников и друзей отправиться с ним в Россию». Франц Лефорт демонстрировал «русскую забаву» — стрельбу из лука. «Из лука он стрелял с такой необыкновенной силой и с такой непостижимой ловкостью, что превосходил искуснейших и опытнейших татар». Луи Лефорт запомнил, что дядя был искренне предан своему русскому государю (Фёдору Алексеевичу), и сообщал, что употребит все усилия содействовать его «справедливым и благотворным предначертаниям». «Во время пребывания на родине Лефорту делаемы были различные предложения именитыми чужестранцами, проживавшими в Женеве, — продолжает Луи Лефорт, — его заверяли, что он найдет достойный круг деятельности или во Франции при швейцарских войсках, или в Германии, или у императора, или в Голландии и в Англии…. На все эти знаки благорасположения Лефорт отвечал, что сердце его лежит к России и благодарность обязывает его посвятить жизнь монарху, от которого получил многие благодеяния». Из воспоминаний племянника также выходит, что Франц Лефорт верил в свою «русскую звезду», утверждая, что, «если Бог сохранит ему здоровье и дарует жизнь, то свет заговорит о нем, и он достигнет почетного и выгодного положения»[1097].

Погостив в Женеве, «русский капитан» отправился в обратный путь. Вместо 6 месяцев, отпущенных на отпуск, Лефорт отсутствовал в России более 9. Весть о смерти царя Фёдора III, борьбе «партий», страшном стрелецком бунте мая 1682 г. не переменили его намерения вернуться в Россию. Приехал он 19 сентября 1682 г., когда у власти уже находилось правительство царевны Софьи и Голицына. Женевец нашел в Москве добрый приём. Он явно расположил к себе В.В. Голицына, что гарантировало ему отличные перспективы. 29 июня 1683 г. в день именин «младшего царя Петра» Франц Лефорт был произведен в майоры, а 29 августа того же года, в день именин «старшего царя Ивана» в подполковники. Следующего повышения Лефорту пришлось ждать 4 года. В период подготовки к Первому Крымскому походу он исходатайствовал прошение о повышении чина со стороны Совета Женевской республики. В.В. Голицын принял это к сведению, но повышение обещал лишь после возвращения из похода. Надо сказать, что если чин майора и подполковника Лефорт заслужил больше своим обаянием, то чин полковника получил явно за военные заслуги. Никто кроме Франца Лефорта не был повышен в должности по результатам Первого Крымского похода[1098]. Остальных наградили деньгами и другими подарками.

В 1680-е гг. Немецкая слобода превратилась в своего рода новый политический центр России, где в неформальной обстановке могли свободно встречаться высокопоставленные русские сановники во главе с князем В.В. Голицыным, служилые иноземцы высоких военных чинов, дипломаты. Генерал Патрик Гордон, «немцы-полковники», включая Франца Лефорта, были непременными участниками этих встреч, празднеств, бесед. Характер Лефорта делал его центром любого общества, поэтому у него часто собирались русские и иностранные гости. В Слободе Лефорт обзавелся красивым и не лишенным роскоши собственным домом. «Наши князья, старые и молодые, — писал Лефорт брату Ами 20 марта 1686 г., — оказывают мне честь своими более нежели частными посещениями. Даже когда меня не бывает дома, они не преминут покурить и попить у меня, как будто я не отлучался. Дом мой очень им нравится, и я могу сказать по справедливости, что другого, лучше устроенного, здесь нет»[1099]. Очевидно, что Франц Лефорт вошел в круг доверенных лиц русского правительства ещё до перехода власти к Петру I. Что же касается мелких бытовых деталей, то распространение в русской элитарной среде такой привычки, как курение, видимо, также нельзя относить только к петровскому времени, как явствует из приведённого выше частного послания женевца.

Немецкая слобода — «островок» Западной Европы в центре России - долго не могла похвастаться, что может дать детям, родившимся в России, в школах при протестантских храмах такое же образование, какое имели их сверстники в Западной Европе. Ближе к концу XVII столетия в этом вопросе наступили перемены. Русские власти перестали чинить препятствия иноземцам, которые имели возможность отправить своих детей для продолжения образования в Европу. Так Христиан Марселис, внук известного мануфактуриста и резидента датского короля Петера Марселиса, рожденный в России, в 11 лет уехал для получения образования в Данию и вернулся оттуда в 1689 г. в 15 лет. Крестным отцом Христиана Марселиса был сам датский король, заочно представленный на крестинах мальчика в Москве в марте 1674 г. своим представителем при московском дворе Гьоэ..

В. Ковригина, изучая постановку образования в Немецкой слободе, обнаружила, что к концу XVII в. там имелась система хорошего домашнего образования. «Здесь, пожалуй, важен не сам термин “домашнее образование”, который предполагает обучение ребёнка на дому нанятым для этого учителем, а само содержание процесса обучения, в ходе которого учитель практически передаёт не только свои знания, а жизненный опыт… Иностранные специалисты, обучая своих детей, максимально пытались передать им свой жизненный опыт и знания…»[1100]

«Московский немец», Петер Койэт, внук руководителя московского пушечного двора 30-х годов XVII в. Юлиуса Койэта, в самой Немецкой слободе получил блестящее образование. Он владел пятью языками: немецким, голландским, датским, шведским и русским. Петер Койэт был владельцем стекольного завода, основанного в России его дедом и отцом. С 1701 по 1709 г. он будет также находиться на русской службе в Посольском приказе в должности переводчика[1101]. Дети известного в России голландского купца Вернера Муллера — Венер Младший, Петер и Анна - родились в начале 1680-х гг. Детство они провели в собственном доме в Немецкой слободе. До 1696 г. Вернер Младший и Петер брали уроки у преподавателя, специально выписанного в Москву из Западной Европы. В начале 1690-х гг. приятелем братьев Муллеров стал юный царь Пётр I. Несмотря на то, что царь был старше их на 10 лет, он восхищался эрудицией своих юных друзей. В 1697 г. Вернер Младший выехал с «урядником Петром Михайловым» в Европу в составе Великого посольства в должности посольского пажа. Дружеские связи с братьями Муллерами Пётр I сохранил на всю жизнь[1102].

Интерес юного Петра к «немецкому образованию» не был чем-то исключительным. Подобные примеры хоть и редко, но встречались и прежде. Задолго до рождения Петра, Адам Олеарий во времена Михаила Романова нашёл разных русских поклонников западных знаний. Среди русских вельмож таковым оказался царский дядя Никита Иванович Романов. В среде русских купцов Олеарий был знаком с новгородским купцом Петром Микляевым, о котором сообщил, что этот «умный и рассудительный человек, бывший с год назад послом у нас и хотевший поручить мне своего сына для обучения его немецкому и латинскому языкам, не мог получить на это позволения ни у патриарха, ни у великого князя»[1103]. Самого Олеария, как известно, царь Михаил Фёдорович пытался заманить на русскую службу. Осторожный голштинец отказался. В своей книге Олеарий фиксирует появившийся интерес русских к переводу западных книг. Делали эти переводы жители Немецкой слободы, служившие в Посольском приказе, или иностранные дипломаты. «…Переводчик Иоганн Бёккер фон Дельден дал им возможность прочесть об иностранных делах в переведенных с латинского и французского книгах, так же, как сделал это до него посол римского императора Адам Дорн… Иногда теперь некоторые из наиболее знатных начинают брать эти книги в руки»[1104].

Русская среда, хоть и медленно, но все же становилась толерантнее к выходцам из Западной Европы. Многие «немцы» со своей стороны в XVII в. сознательно решались навсегда остаться в России, поменяв статус иноземного купца на статус «московского торгового иноземца». Так, шестеро детей (четверо сыновей и две дочери) известного в 20–50-е годы XVII в. голландского купца Давида Рутса связали свою жизнь с Россией. Про его средних сыновей — Исаака и Георга Рутса - мало что известно. Зато мы знаем, что их старший брат Никалаус в 1690 г. был управляющим знаменитыми Тульскими оружейными заводами, которыми тогда владела по царской жалованной грамоте семья Марселисов. Последний сын Давида Рутса Давид Рутс-младший, имея статус «московского иноземца», вел обширную торговлю в глубине России. Он, как один из самых уважаемых московских «немцев» — выходцев из Голландии, получил разрешение от российских властей на открытие в столичной слободе кальвинистского храма и ездил в Нидерланды для сбора для него средств. Неудивительно, что Давид Рутс-младший отлично вписался в петровскую эпоху. Он построил в селе Хохлунове пороховую мельницу в 1702 г. и поставлял казне ее продукцию. И даже когда он разорился в 1711 г., а всё его состояние было конфисковано, Давид не пропал. Пётр I назначил старика Рутса в 1715 г. руководителем Охтенскими государственными пороховыми заводами под Санкт-Петербургом. Сменить его на этой должности по причине крайней старости Рутса уже смог русский человек Я. Батищев[1105].

Сестры Давида Рутса-младшего, Мария и Сюзана-Катарина, вышли замуж за обосновавшихся в России представителей голландской общины - Йохана ван Сведена и Хендрика Свелленгребела. Хендрик Свелленгребел прибыл в Архангельск совсем юным к старшему брату Эрдману, который тоже обосновался в России в 17 лет. В 1653 г. в возрасте 27 лет Хендрик женился на Сюзане-Катарине, а после ее смерти (1657) в 1659 г. взял в жены дочь пастора Бальтазара Фадемрехта, который с 1630-х гг. проповедовал в старой лютеранской церкви в Москве. Хендрик Свелленгребел вместе со свояком Йоханом ван Сведеном успешно закупал для России оружие в годы войны за Украину (1654–1667) и получил взамен русских товаров на 100 тыс. рублей. Эти товары (пушнину, поташ, говяжье сало, юфть, пеньку и смолу) отвозили в Амстердам на 11 кораблях, зафрахтованных амстердамскими купцами О. Тензини и Г. ван дер Раком. Два судна со смолой затонули, поздно выйдя из Архангельска и попав в лютые осенние шторма. Задержка произошла из-за спора Свелленгребела с русскими купцами, поставившими старую смолу плохого качества. Спор Свелленгребел проиграл. В целом он оказался менее расторопным коммерсантом, чем его свояк ван Сведен, а потому прошел в России путь постепенного превращения из крупного «немца-купца» в мелкого служилого человека. В 1660-е гг. он еще экспортировал в Европу мех и юфть. В 1668 г. получил от русского правительства за какие-то заслуги подарок в два сорока соболей, стоимостью 140 рублей. (Это была большая сумма. Партик Гордон, у которого в 1678 г. забрали в казну хорошо обустроенное севское поместье, оценивал свои убытки в 150 рублей.) Вскоре Свелленгребел из-за пожара потерял большую часть своего имущества и вынужден был перейти на государеву службу. В 1676-1688 гг. Хендрик Свелленгребел был дозорщиком Оружейной палаты с годовым жалованьем в 30 рублей при выдаче еще натурой 30 четвертей ржи и 30 четвертей овса. Умер в Москве 73 лет от роду в 1699 г.[1106]

Другой зять Рутса Старшего, изначально специалист по винам, Йохан ван Сведен по царскому указу знакомил астраханцев с секретами своего ремесла, потом закупал для России оружие в огромных количествах, потом построил стекольную, суконную и бумажную мануфактуры. По смерти Йохана ван Сведена в 1669 г. его вдова Мария (Рутс) ван Сведен успешно продолжала промышленное дело мужа. А после её кончины бумагопрядильней руководил Херман Лёфкен, муж её единственной дочери Марии, известной русским источникам под именем Марии Ивановны. Херман Лёфкен по государеву указу и на государственные деньги переоборудовал мельницу в пороховую. По смерти Лёфкена и его жены пороховой мельницей до уничтожившего ее в 1722 г. пожара владел их зять Рудольф Мейер, больше известный в России, как Родион Иванов[1107].

Как мы видим, к концу «века новшеств» Московия перестала быть для разных категорий западноевропейцев – дипломатов, купцов, служилых иноземцев и московских торговых иноземцев - пугающим экзотическим миром.