2017-11-01
476
Параллельно налаживанию неформального общения русских и иностранцев в России к концу XVII в. смягчилась государственная политика в отношении западных христиан. Это происходило вне зависимости от субъективного настроя патриархов. Патриарх Иоаким был не менее деятельный ненавистник западных «нехристей», чем его предшественник патриарх Иосиф. Но случай в Боярской думе 1688 г. с насмешками думных чинов над патриархом свидетельствовали, что сам Иоаким и православная церковь не имели уже тех позиций, что во времена патриархов Филарета, Иоасафа и Иосифа.
После 1652 г. протестантские кирхи Немецкой слободы уже не испытывали угрозы уничтожения. В них шло свободное лютеранское и кальвинистское богослужение. Лишь католики по-прежнему не имели ни храмов, ни священников. Если католические попы и появлялись в России, то только при посольствах, обслуживая духовные надобности дипломатов-католиков, преимущественно поляков. Не находили понимания в России и частные вояжи монахов-католиков даже с, так сказать, научными целями. Известный путешественник, французский иезуит Филипп Авриль (1654–1698), автор книги «Путешествия в различные государства Европы и Азии» (1687), дважды приезжал в Россию, намереваясь через нее достигнуть Китая, и оба раза был выдворен.
Отсутствие католических священников в России было одной из причин, по которой специалисты-католики, в частности весьма востребованные в России шотландцы, или не ехали в Москву, или желали ее покинуть. Сам Гордон в 1684 г., прося об отставке, выдвигал в качестве причины отсутствие возможности у него, католика, совершать в России церковные таинства. Среди служилых иностранцев-католиков генерал Патрик Гордон занимал такие же сильные позиции, как и кальвинист Петер Марселис у своих единоверцев в России. Подобно тому, как Марселис был главой кальвинистской общины Немецкой слободы, Патрик Гордон стал признанным лидером католической общины Слободы. Другим её вождем был Франческо Гваскони, флорентийский купец, представлявший интересы Венецианской республики в России. Со временем им удалось при содействии фаворита Софьи В.В. Голицына, к которому по конфессиональному вопросу несколько раз обращался Гордон, открыть в Немецкой слободе в Москве католическую миссию. Ее обслуживали два монаха-иезуита Иоганн Шмидт и Альберт де Буа. Потом их сменили чехи Иржи Давид (оставивший «Записки» о России[1139]) и Тобиаш Тихавский. Монахам-чехам удалось в августе 1684 г. получить разрешение, опять-таки с помощью Гордона, открыть в слободе католическую часовню и католическую школу.
В январе 1688 г. во многом на деньги Гордона была построена деревянная католическая церковь. Ее посетили (!) русские православные аристократы князья Петр Алексеевич Голицын и Борис Федорович Долгоруков. Потом вельможи отправились обедать в дом Гордона в Немецкой слободе[1140]. Гордон не участвовал в борьбе «партий» Милославских и Нарышкиных, а потому его дом навещал и вождь «Милославских» В.В. Голицын, и его двоюродный брат вождь «Нарышкиных» — Б.П. Голицын, а также еще один лидер «партии младшего царя» — Л.К. Нарышкин. «Дневник» называет множество других знатных россиян, приезжавших к Гордону в Немецкую слободу, которым он потом наносил ответные визиты.
Гордон был не единственным хлебосольным хозяином Немецкой слободы. Гостеприимством для россиян славился также дом капитана, потом майора, подполковника и, наконец, полковника Франца Лефорта. В «допетровский период» жизни Лефорта людей к нему притягивало не столько его служебное положение, сколько веселый и обходительный нрав женевца. С ним всегда было интересно. Лефорт завёл связи с какими-то русскими дворянами тогда, когда еще не поступил на государеву службу. В 1676 г. 21-летний офицер-женевец перебивался кое-каким заработком секретаря у датского резидента Магнуса Гиои. Потеряв эту службу из-за долгой болезни, он в 1677 г. стал вхож в дом английского посланника Джона Гебдона, который обещал устроить его на британскую военную службу. У того и другого дипломата Лефорт познакомился с некими русскими дворянами, которые помогали ему, крайне стесненному в средствах. В одном из своих писем родным Франц сообщает, что русские дворяне присылают ему в подарок овёс для его лошадей.
Упомянутый в связи с Лефортом английский посланник Джон Гебдон вёл себя в России совершенно раскованно. В компании жителей Немецкой слободы и русских дворян он пировал и часто устраивал охоты. Гебдон вообще мало чтил порядки, установленные для иностранных дипломатов в России, за что, в конце концов, его и попросили отбыть из страны[1141].
Патриарх Иоаким, сторонник Петра I в завершающей части переворота 1689 г., видимо, считал, что «мужское правление» в противовес немыслимому, по понятиям «старомосковской тишины», женскому правлению Софьи, есть поворот к старинному «благочестию». 2 октября 1689 г. Иоаким настоял, чтобы иезуиты Иржи Давид и Тобиаш Тихавский покинули Москву. Не спасло иезуитов даже высказанное ими накануне солидарное с патриархом мнение о ереси Кульмана.
Однако патриарх сильно ошибся в выборе «своего царя». Петр I менее всего подходил для планов Иоакима, рассчитанных на борьбу с иностранным влиянием. Вскоре католическая община Немецкой слободы не только восстановила дарованные ей ранее права, но и расширила их. Царь Пётр Алексеевич первым из русских государей стал посещать католические торжества в католическом храме Немецкой слободы. То же он делал и в отношении протестантов. Всё это не мешало ему оставаться православным царем и мало влияло на монопольные права русской церкви как церкви государственной. Возрастала лишь её зависимость от высшей светской власти, но это никак не было связано с «немцами». Тенденция эта зародилась давно, и иосифляне в своё время сами внесли немало в её будущее торжество.
Смягчение позиции государства и элиты русского общества в отношении западных христиан происходило на фоне трагедии раскола русского православия. В отношении старообрядцев и государство, и церковь, и большая часть россиян, привычно ведомых государем и патриархом, проявляли крайнюю нетерпимость. Отдельные спады в преследовании раскольников (например, в период Хованщины) всегда завершались новым наступлением сторонников реформы Никона. Так было при Алексее Михайловиче, Фёдоре Алексеевиче, этим путём пошло правительство царевны Софьи. И это неудивительно. Европеизация была одним из главных средств государства в обеспечении своей военной и внешнеполитической конкурентоспособности. Помехи государству, даже если они шли от ревностной преданности православию, государство потерпеть не могло и расценивало, как мятеж. Поэтому гонения на наиболее средневековых верующих стало частью курса на внутреннюю европеизацию России.
