Чукча, одетый в доспех с левым крылом

ВРЕМЕН ВОЙНЫ ВЕСТЬ [21

Сказание приведено по изданию: Богораз 1900. № 130: 334–335. Текст записан В. Г. Богоразом от чукчи Чэнэ в Анюйской крепости в 1896 г. Сказание повествует о первом столкновении чукчей с русскими, то есть описывается время до походов Якунина-Павлуцкого, имя которого обязательно было бы упомянуто в сказании. В рассказе отмечается интересная особенность — страх чукчей от встречи с новым противником. Действительно, при встрече с новым, невиданным прежде врагом сначала его боятся, часто терпят поражения, но потом привыкают, приобретают навыки борьбы с ним и даже выигрывают битвы. Враги в сказании действуют согласно чукотским, а не русским обычаям: активно вступают в поединок, просят добить проигравшего, возят с собой семью в поход.

Когда в первый раз сошлись на битву таньги и чукчи, стали строем друг против друга. Сильно испугались наши, ибо таньги совсем невиданные, торчат у них усища, как у моржей, копья длиною по локтю так широки, что затмевают солнце; глаза железные, круглые, вся одежда железная. Копают концом копья землю, как драчливые быки, вызывают на бой. Сидят все, опустив голову, боятся. Вышел таньгин, копьем машет: «Кто, кто выйдет со мной на борьбу?» По-прежнему сидят, потупив

²⁴ В. Г. Богораз (1900: 390) в скобках поясняет «забрало шлема», однако скорее всего речь идет о кольчужной защите лица.

[123]голову, и молчат, не решаясь. Старичок из наших, старый старичок, ходит впереди: «Ну кто, кто попробует?» Все молчат. Есть четыре сильных: Чымкыль, Айнаыргын, Эленнут и Лявтылывалын. «Ну, пусть хоть Чымкыль попробует!» Впереди Чымкыля сидит его отец. Ждет богатырь, пока заговорит старик. Однако все сидят молча, не решаются. По-прежнему ходит старичок впереди рядов: «Кто, кто попробует?» Айнаыргын крикнул: «Ну, пусть я!» Лявтылывалын закивал: «Ты, ты» «Нет, я! — крикнул Эленнут.

— Я от рогов тоже острая спи—

Фото рубежа XIX — XX вв. Воспроизведено ца. Пусть сперва обломают. по: Богораз 1991: 97, рис. 84а Полные рога у Лявтылывалы—

на». Копье к ноге приложил, выскочил по глубокому снегу. Началось. Три дня, три ночи борются, никто не может одолеть. Стал Эленнут изнемогать. Но устал и таньгин. Сдвинулась железная шапка на затылок, показались волосы: вся голова седая. Прокусил насквозь губу Эленнут: «Неужели буду побежден стариком?» Стал виться, как волос, вокруг таньгина, наконец ранил его в бедро. Упал таньгин на локоть. «Како!²⁵ Силен ты! Одержал верх надо мною. Только теперь увидел себя победителем» —

«Не говори, потому что между рожденными беломорской женщиной не нашлось человека померяться с тобой!» — «А-а! Кто отец-то? Покажи мне его! Хорошо тебе, взрастившему такого сына! Ну, убей меня!» — «Нет!» — «Убей, убей меня, говорю! Побежденному зачем жить на свете?» Как ни приставал, не убил. Тогда снял с себя железную одежду, отдал копье, говорит: «Этим ты владей, если ты сильнее! Вот мой обоз. Тут есть моя жена, дети и имущество!» Сам ушел пешком о посохе.

ВРЕМЕН ВОЙНЫ ВЕСТЬ 131

Сказание приведено по изданию: Богораз 1900. № 131: 335–336. Текст записан В. Г. Богоразом от чукчи Ливана на урочище Аконайке в 1896 г. Сказание описывает обычные столкновения, перманентно происходившие между чукчами и русскими и их союзниками чуванцами во второй половине XVII — первой половине XVIII в.

²⁵ К а к о! — междометие, обозначающее удивление; соответствует русскому «ого!».

[123]По сию сторону реки Омваан²⁶ жили две семьи. Один богач с многими детьми, другой его двоюродный брат, у него единственный сын, многовещесонный. Покочевали на лето, пришли на берег реки, поставили шатры, стали делать летние оставки²⁷. Парень — единственный сын, как пришел — лег, упал ничком и заснул. Отец смотрит — он спит. Что делать? Стал сам улаживать оставку. Кое-как сгрудил сани. Наконец к вечеру проснулся парень: «Гы, Гы, Гы! Довольно спать! Я проснулся!»²⁸ Смотрит на отца, тот лазит по куче саней: «Ты оставку строишь?» — «Ы!» — «Вы еще не убили оленей?» — «Нет! Ты ведь спишь!» — «Ух, заснул! Где стадо?» — «Как где? Надо угнать его на летнее пастбище!» — «Ух, не надо!» — «Движутся враги сзади — надо бежать». — «Как же мы будем? Куда же бежим, если летом мы пеши?» — «Хоть, по крайней мере, за реку!» — «Река широка, броду нет». — «Все-таки попробуем!» Ничего не сказали богатым, только сказали: «Мы покочуем». Те таращат глаза: «Или они обезумели, хотят погубить стадо!»

Скочевали в тот же день, стали на самом берегу. Из шатра сделали кожаное судно, сложили туда кладь, запрягли в судно двух самых сильных оленей, переплыли реку. Стадо перегнали сзади. На другом берегу в тайном месте остановились. Только поставили шатер, парень взял нож, стал подряд убивать стадо, перебил всех оленей, скоро кончил: мало оленей в стаде. Разложил туши кругом шатра, брюхо разрезал и меняло вывалил. О, собрались со всех сторон чайки, вороны, орлы; крик, клекот, плеск крыльев не дают спать в пологе.

На другой день вышел из полога старик, скоро вернулся, говорит: «Дым на другой стороне!» Скоро опять выйдя, вернулся, говорит: «Высокое пламя — соседний шатер горит. Пришли русские и чуванцы, перебили людей, зажгли жилище. Смотрят русские, глядят на эту сторону, не переправятся ли через реку. О, с другой стороны слышен шум и громкое хлопанье, будто хлопают панцири, сверкают стрелы». — «Как же перейдем? Худо! Тамошний народ не застанем врасплох. Узнали, должно быть, вооружились, стучат панцирями и копьями. Погонимся лучше за стадом!» Стадо разбрелось в разные стороны, собирали пять дней. На шестой день от обильной еды все чайки и вороны очеловечились. Полетели на запад, перелетели через реку, вдруг налете—

²⁶ О м в а а н — река Амгуэма, впадающая в Чукотское море.

²⁷ «Когда чукотское стойбище приходило на летнюю стоянку, вся излишняя кладь вместе с санями укладывается в сторону в общую груду; после того убивают несколько оленей для запасов домашним людям и пастухи отгоняют стадо в сторону» (Богораз 1900: 335, примеч. 2)

•⁸ Сонливость считалась дурным качеством у чукчей (Меновщиков 1974. № 42: 179; 1988. № 123: 288).

[123]ли на русских, не убивали никого, только угнали стадо через реку, сами тоже ушли. Говорят враги: «Что же делать? За реку брести незачем. По крайней мере, хоть пушнину взяли». Стали кричать через реку: «Прощай, прощай! Долго не придем к вам!»

ВРЕМЕН ВОЙНЫ ВЕСТЬ (4)

Сказание приведено по изданию: Богораз 1900. № 132: 336–338. Текст записан В. Г. Богоразом от чукчи Плаккыно в Анюйской крепости в 1897 г. Сказание описывает межплеменные войны кочевых чукчей и союзных им оседлых соплеменников против оседлых коряков. Подобные столкновения не были характерными, поскольку в течение большей части XVIII в. чукчи сражались с оленными коряками, а с оседлыми предпочитали торговать. Текст делится на две основные части: в первой идущие в поход на коряков едва не сталкиваются с оседлыми жителями, а во второй объединенный отряд воюет с врагами, которые, увидев угрозу отступления, отошли с поля боя. Чукчи, согласно «военному кодексу», дают врагам время на обустройство зашиты домов, а затем ведут штурм. Осажденные разобрали одну из полуземлянок и этим материалом укрепили вторую. Коряки вели активную стрельбу из верхней деревянной «воронки» дома. Однако оборона была безуспешна, чукчи ворвались в дом и перебили еще оставшихся в живых коряков.

Лявтылывалын собирает поход. Ушли на таньгов также Эленнут и Айнаыргын. По дороге нашли Живущих к востоку²⁹. Большое озеро. Стали станом по обе стороны. Зима. Толстый лед. Прорубь среди озера. «Пойдите по воду!» — говорит Лявтылывалын молодым людям. Пошли по воду. Поперек проруби стоит Таве, расставив ноги. О, огромный человек, силач. «Вы зачем?» — «По воду». — «Не дам, не дам!» Вернулись назад. «Отчего же не набрали воды?» — кричит Эленнут. «Таве не дает! Теперь пойди сам!» «Стой, стой! Я пойду», — кричит Айнаыргын. Взял котел, спустился с угорья. Пошел к проруби: «Ступай прочь!» — «Карем, карем!»³⁰ Подошел вплотную, поставил котел, схватил Таве, опрокинул его вверх ногами, пробил его головой ледок в проруби и швырнул его прочь. Набрал котел и понес домой. «Го-го!» — схватились айваны за копья. «Стой, стой! — кричит Лявтылывалын. — Что за споры, если одно племя. Лучше пойдем, пусть на других покажем гнев! Как будет? Надо попробовать! Перестаньте!»³¹

Помирили их и пошли вместе на таньгов. Пришли к одному жительству, навстречу таньгинский строй. «Кто, кто первый начнет борьбу? Стойте, стойте! Пусть сперва выдвинутся вперед острые рожки». Таве на лыжах забегает справа, Эленнут слева. Посмотрели таньги по сторонам и отступили к домам. Два

²⁹ А и в а н ы — обычное название эскимосов мыса Чаплина. В. Г. Богораз (1934: 8, 175–176) полагает, что речь идет о двух группах чукчей.

³⁰ Нет, нет! (чук.).

³¹ Ср.: в 1732 г. эскимосы о. Ратманова перед русскими именовали себя чукчами (Полонский 1850: 400; Соколов 1851: 96; Вдовин 1965: 54).

[123]жилища, но большое собрание народа. Дома укреплены, как русская крепость. Стало вечереть. Люди ждут зари. Под вечер приезжает таньги некий старик. Оружия нет. «Гук, пришли?» — «Пришли». — «Кто?» «Лявтылывалын, Эленнут, Чымкыл, Айнаыргын, Таве!» «О, худо!» — заплакал старичок. «Когда?» — «На вашу волю. Если вы еше не готовы, снаряжайтесь! Мы станем ждать» — «Эгэй! Если так, в три дня будем готовы!»

Прошло три дня. Сильно укрепились таньги в доме, другой разобрали на материал, внутри выложили деревом. Сверху над дымовым отверстием другой дом³². В нем стоят лучшие стрелки и стреляют вниз на нападающих. «Ну, вы первые ведите осаду, говорит Эленнут, — если пошли в передовых!» Стали осаждать — не могут, ибо среди стоящих вверху один очень злой: каждою стрелою убивает человека. Пришел Лявтылывалын. «А что?» — «Не могли!» — «Бабы вы бессильные!» — говорит Лявтылывалын. «Я теперь! Вы только смотрите!» — «Как же, как же! Сам!» Таньгинские женщины внутри, услышав звук