Ликвидация рабочего движения и соглашение с промышленниками 4 страница

Один из самых существенных успехов нацистской социальной политики заключался в распространении чувства социального равенства. В обществе, которое неустанно обрабатывали, искореняя в сознании людей представления о различиях в ранге и ста гусе, даже скромные ростки «массового потребления» могли расцениваться как предвестники многообещающего будущего. В такой атмосфере надежды вкладчиков в фонд

83 Deutsehland-Berichte der Soziaklemokralischen Phrlei Deulsehk-mds 19o-l 194И Vlerter Jahrgang 1937. Salzhauwn; Frankfurt am Main. 1980 $. £№

84 См.: Mominsen 11, Krleger M. Das Volkswagenwerk und seine Arbeiioi nit l>i ittcn Reich. Diisseldorf, 1996 (особенно с. 179-202).

жилищного строительства и будущих автовладельцев множились, как морские круизы в салазаровскую Португалию.

Несомненно, в последние предвоенные годы в материальном плане всем жилось лучше, чем до прихода нацистов к власти, но официально режим все равно превозносил такие добродетели, как экономия и самоограничение в потреблении. Следовать этим правилам было легче при условии, что «прилежный» время от времени мог «кое-что себе позволить». «Общий суп» по воскресеньям, когда директора хлебали гороховый суп вместе с рабочими (Геббельс в Берлине устраивал из этого захватывающий спектакль), являл собой торжество национал-социалистического «народного воспитания». Подобные мероприятия как будто говорили: «народное сообщество» существует, и все немцы — его члены; положение «вверху» или «внизу» не так важно, как «добрая воля»; материальная непритязательность есть свидетельство «национальной солидарности».

Разумеется, эти регулярные простые трапезы позволяли несколько экономить народнохозяйственные ресурсы, но для режима гораздо важнее был их социально-психологический эффект. Они воспитывали коллективную готовность идти на жертвы, не в последнюю очередь нашедшую выражение в лозунгах организаций «Национал-социалистическая народная благотворительность» и «Зимняя помощь»85. Девиз одной из первых акций по сбору пожертвований, ставших потом бессчетными, с упрямой решимостью гласил: «Народ помогает себе сам». Собранные таким образом к 1939 г. 2,5 млрд рейхсмарок, конечно, представляли внушительную сумму, которая позволила «Народной благотворительности» играть роль важного экономического фактора и крупного работодателя, прежде всего в сфере здравоохранения («медицинские сестры от Народной благотворительности»). Но с общественно-политической точки зрения еще большее значение имели миллионы ее добровольных помощников и около 16 миллионов членов (1942 г.). Несмотря на то что постоянные визиты сборщиков взносов на дом и отчисления из зарплаты (уклоняющихся могли ждать серьезные неприятности) вызывали раздражение и «усталость жертвователей», широкое участие в деятельности организаций и огромный приток пожертвований все же можно интерпретировать как доказательство реальности «народного сообщества». Безусловно, для этого требовалась неустанная мобилизация, но поскольку она имела успех, постольку «народное сообщество» оказывалось не просто мифом.

Согласно самой природе установившейся системы власти, идея «народного сообщества», так же как нимб, окружавший фюрера, могла жить только благодаря своей постоянной актуализации. Приходилось непрерывно требовать и предлагать символические доказательства лояльности

Эту функцию выполняли и официальное приветствие «Хайль Гитлер!», и масса общественных мероприятий, с помощью которых партия снова и снова заставляла «соотечественников» демонстрировать свою приверженность и принадлежность к ней.

Идеологическая мобилизация

Ярко выраженная склонность к театрализации придавала Третьему рейху черты теократического государства. Уже в Веймарскую эпоху демонстрации, построения с флагом, факельные шествия, во время которых коричневая рубашка и свастика служили характерными внешними опознавательными знаками, наделяли «движение» неповторимой индивидуальностью. Своеобразному внешнему облику соответствовало особое сознание, которое отличало национал-социалистов от «обычных» партий (причем не только в их собственных глазах): они хотели быть идейным и боевым союзом, а не только политическим объединением по интересам. Этими притязаниями объясняются и более поздние попытки формирования квазирелигиозной организации.

Режим создал собственную сеть ритуалов86. Первая дата национал-социалистического календаря — 30 января. В каждую годовщину «захвата власти» тысячи штурмовиков маршировали вечером через Бранденбургские ворота. В конце февраля отмечался праздник в честь принятия партийной «Программы 25 пунктов», в марте — «День памяти героев», а также прием 14-летних подростков в гитлерюгенд и Союз немецких девушек в форме «Молодежной присяги». За днем рождения фюрера, справлявшимся в лучших императорских традициях, следовали Первое мая, снова ставшее официальным выходным днем, и «День матери», которому придавалось большое идеологическое значение. Данью германскому культу стали праздники солнцеворота в июле и декабре; правда, заменить Рождество языческим «праздником буль» вне рамок «ордена» СС так и не удалось. Огромная организационная и постановочная работа проводилась при устройстве в сентябре каждого года национальных партийных съездов в Нюрнбергском комплексе, построенном Альбертом Шпеером. «День урожая» в вестфальском Бюкеберге в начале октября представлял собой массовое зрелище специально для сельской Германии. Завершающей и, по мнению партии, наивысшей точкой в череде ежегодных праздников было 9 ноября, когда

По поводу нижеизложенного см.: Schmeer К. Die Regie des dffenllichen Lebens im Drltten Reich. Munchen, 1956; Gamm H.J. Der braune Kult. Das Dritte Reich und seine Ersatzreligion. Hamburg, 1962; Vondung K. Magie und Manipulation. Ideoiogischer Kult und politische Religion des Nationalsozialismus. Munchen, 1979; Behrenbeck S. Der Kult urn die toten Helden. Nationalsozlalistische Mythen, Riten und Symbole Greifswald, 1996.

шер и верхушка НСДАП в Мюнхене поминали «павших» во время подавления в 1923 г. нацистского путча на площади перед Галереей полководцев. В качестве таинственной кульминации этого обряда почитания мертвых фюрер в одиночестве посещал один из храмов под открытым небом и некоторое время пребывал у саркофагов 16 «мучеников движения».

Такое множество театрализованных торжеств должно было преследовать не только цель внешнего «режиссирования» общественной жизни. Помимо желания продемонстрировать сплочение («единение») партии и государства речь шла о том, чтобы привязать к себе как отдельных граждан, так и целые группы населения, то есть в конечном счете о культурной гегемонии. Регулярные «дни памяти» сами по себе напоминали скорее культовые обряды, чем политические мероприятия, но кроме них проводились церемонии, непосредственно призванные заменить религиозные. И все же серьезной конкуренции с христианской церковью не получилось. «Праздники жизни» и «утренники», предлагавшиеся «верующим» национал-социалистам в дополнение к церковным крестинам, венчанию, отпеванию, молебнам и воскресным службам, оставались маргинальным явлением, так же как их упорный пропагандист — не пользовавшийся реальным влиянием «главный идеолог» и «уполномоченный фюрера по контролю над духовным и идейным обучением и воспитанием НСДАП» Альфред Розенберг87. Поддерживаемые гиммлеровски-ми СС попытки насадить «древнегерманекие» традиции, которые обе церкви критиковали как «новое язычество», вне узкого кружка фанатиков встречали равнодушие и мягкую или едкую (в зависимости от степени смелости оппонентов) насмешку.

Об индоктриннционных усилиях режима в целом такого не скажешь. Молодежь меньше всех была способна противостоять притязаниям и поползновениям национал-социалистов. Силой прибрав к рукам Имперский комитет немецких молодежных объединений, нацистский руководитель молодежи Бальдур фон Ширак уже в апреле 1933 г. создал первые предпосылки для построении государственной молодежной структуры, за что Гитлер наградил его званием «рейхсфюрера молодежи». Это пока еще не означало монополии национал-социалистов на организацию молодежи, но привлекательность гитлерюгендя, пользовавшегося государственной поддержкой, возрастала"". Большой приток в его ряды отмечался в первую очередь в сельской местности, где молодежь до тех пор была плохо

Н8

Положение Розснбсрп в Третьем рейхе еоетшишет предмет превосходного иссле-доооннп Райнхарда Бильмуса; Bollmus R. Das Amt Rosenberg und seine Gegner Zuin Machtkampf im natlonalsoitallstlschen Herrschaftssystem. Stuttgart. 1970. По поводу нижеизложенного см.: KIBnne A. Jugendprotest und Jugendopposition Von der HJ-Erxlehung turn Cllquenwesen der Krlegszeit // Bayern in der NS-Zeit / Hrsg. M. Broszat u. a. Bd. 4. S. 527*620; Idem. Jugend Im Dritten Reich. Die Hitler-Jugend und ihre Gegner. DOsseldorf, 1982.

организована или вообще не организована, а также повсюду, где ослабла связующая сила церковных молодежных объединений. Весной 1934 г. в состав гитлерюгенда вошли протестантские молодежные организации. После того как в декабре 1936 г. его в законодательном порядке объявили государственной организацией, помимо него продолжали существовать только несколько католических молодежных объединений (власти, невзирая на конкордат, все сильнее преследовали их и вскоре вообще официально запретили) да еврейские молодежные группы. С 1936 г. резко усилилось давление на молодых людей, отказывавшихся вступать в гит-лерюгенд, но только в марте 1939 г. инструкции по применению закона о гитлерюгенде сделали «молодежную службу» в его рядах обязательной. К этому моменту он уже утратил изрядную долю былой притягательности.

Национал-социалистическая молодежная организация, которая поначалу руководствовалась идеологически родственными примерами юношеских движений Веймарской республики, как будто «покончившая» с их идеализмом и стихийностью и в то же время расширившая их социальную базу, превратилась в инструмент тоталитарного контроля и индоктринации. Если раньше лозунги «молодежью должна руководить молодежь» и «ставка на молодое поколение» пробуждали вольнолюбивые надежды, то теперь в результате усиленной полувоенной муштры и последовательного насаждения принципа безоговорочной верности Гитлеру на смену им пришло разочарование. Место летних лагерей и скаутской романтики занял список обязанностей: «военный спорт», политзанятия, сбор «зимней помощи» и вторсырья, а летом — помощь в уборке урожая.

Молодые по-разному реагировали на такую эксплуатацию и регламентацию. Если в провинции, особенно девушкам, работа в гитлерюгенде представлялась шансом вырваться из скучного замкнутого мирка, избавиться от родительского контроля, то в крупных городах многие дети считали службу в государственной организации посягательством на свое свободное время. Взгляд на пребывание в гитлерюгенде как на глоток свободы или барщину зависел, впрочем, также от возраста, социальной принадлежности и предшествующей социализации. В среднем те, кто успел побывать противником этой организации в качестве члена католического молодежного союза или социалистического кружка рабочей молодежи, относились к ней иначе, чем дети из протестантских мелкобуржуазных семей, которые с 10 до 14 лет были чем-то вроде пионеров в «Юнгфольке», затем попадали в гитлерюгенд, с 18 лет работали в «Трудовой службе» и, наконец, переходили в вермахт. От таких детей трудно было ожидать, что они в один прекрасный день окажутся в одной из молодежных группировок, возникавших в конце 1930-х гг., главным образом в крупных городах, как выражение не только протеста против культурной опеки взрослых, но и политической оппозиции. Буржуазную «свингующую молодежь», которую можно было встретить в основном мюнхенских «Пузырей» и «Пиратов эдельвейса» из Рурской области объединяло нежелание отказываться от скудных остатков юношеского нонконформизма и подчиняться гитлерюгенду, полностью игнорировавшее му стремление молодых к индивидуальности и личной независимости*, По иронии судьбы, тоталитарные претензии гитлерюгендя во многих отношениях создавали новые ниши свободы. Это касается в первую от* рель сферы образования: конкуренция между гитлерюгеидом и школой, обострявшаяся по мере того, как становилось ясно, что вмешиваться в школьные дела у гитлерюгенда не получится, как бы он того ни хотел, открывала возможность воспользоваться противоречиями между двумя учреждениями. При известной сноровке можно было отделаться от нолю* бимых школьных уроков, сославшись на службу в гитлерюгенде, и наоборот. В разрастающемся лабиринте общественных нагрузок, групповых собраний и «служебных обязанностей» появлялись тайные тропы и об* ходные пути, и тот, кто ходил ими, учился изворачиваться, прагматично полагаясь лишь на себя самого,

Большинство молодых людей познали в гитлерюгенде главным обра* зом муштру и повиновение, но в то же время в обширной организации имелось множество руководящих должностей и должностишек, а следе* нательно, шансов для индивидуального самоутверждения» Выходим из малообеспеченных и неимущих семей могли таким образом «стать кем-то» и обрести чувство собственного достоинства, посоле им неизвестное, Дерзкий тон и наглое поведение, усвоенные целым поколением школьников и все чаще вызывавшие жалобы со стороны учителей, были платой за пропагандистское заигрывание с молодежью,

Необычайное уважение, которым вдруг — по вполне понятным причинам — стала пользоваться такая второстепенная для классического образования дисциплина, как спорт, поощрение нового,;ип интеллектуального внимания к физическим качествам, восхваление военной «вы* правки» и ума, склонного к «простым решениям», — все это изменяло атмосферу в школе точно так же, как более или менее последовательная идеологическая корректировка учебников и учебных программ90, остасм... Muth Н JuKendoppoel«oii Im Drltten Reich // Ш "To S. 369-417. См. также: Peukert D, VolksK*n<... en und GemainachafUlremde. S. 172-207......

w См — Fleiiau К -I Schule der D. ktatur. Lehrplene und Schulbucher de* N. llonilso. l. HMBu... Frankfurt am Main. 1979. По ново шж.ижишои, см Ellen R Die iwlloiwlaoilellstlidie Schulpolltik. Elne Stud. e sur Funktlon der Enlehung im totalitaren Slaat. Koln; Opladen. МНищ «nd Schulung im nritten Reich / Hrsfi M. Helnemann. 2 Bde. Stuttgart, 1980. Весьма содержи Z!иая книга: Mene Schulxell im DrtUan Reich. Ег, ппегипвеп d. uUcher SchrHtsieller / Hrsg. M Reich-Ranicki. MOnchen вившаяся, за исключением нескольких нашумевших случаен, и рамках общей индоктринвиионной практики. Гораздо более ярким проявлением школьной политики нацистов, нежели облечение в форму арифметических задач наставлений о необходимости сохранения расовой ЧИСТОТЫ и выведения потомства без наследственных поле шей, служил в конечном счете тот факт, что, хотя гимназии не упразднялись, гумбольдтовским образовательным традициям противопоставлялась новая система ценностей, требовавшая нивелировки системы всеобщего образования и учреждении элитных идеологических учебных заведений,

Начавшаяся в 1935- J 036 гг. при ожесточенном сопротивлении церкви, в первую очередь католической, ликвидация конфессиональных народных школ и церковных педагогических учебных пин-деиий как риз и была призвана нивелировать школьную систему, устранив те ее элементы, которые до сих пор находились на особом положении, В придачу речь шла о том, чтобы поубавить влияние церкви, и это намерение не везде встречало возражения; по крайней мере часть учителей усматривал ла в происходящем борьбу за свое социальное освобождение от опеки со стороны духовенства", Несомненно, требования идти в ногу со временем также являлись немаловажным аргументом в пользу единообразия школьной системы и усиленного поощрения технического образования.

Национал-социалистическую претензию на совершение «революции в образовании» воплощали тридцать пять «иациоиальноПолитических воспитательных заведений» (Наполз), а в еще большей степени — «школы Адольфа Гитлера», число которых в конце концов достигло двенадцати. Руководство молодежью во главе с IIIпрахом пыталось кон тролировать вти учреждения, но не имело последовательной концепции преподавания в них; единственные ясные луикты программы касались целенаправленного поощрения спортивных успехов и организации «ис» пытаний». Нацистским вождям не удалось определить даже содержание «идейного воспитания», что в рваной мера свидетельствовало как о внутрипартийной борьбе за власть, так и о противоречивости самой национал «социалистической идеологии. Школы Адольфа Гитлера», так же как три «ордеиебурга» («рыцарских замка»), учрежденных для обучения молодых партийных функционеров, — и те и другие содержал НТФ — не вправлялись с задачей «отбора вождей». СС продвинулись в попытке создать националСоциалистического «нового человека» дальше, чем соперничавшие с ними подразделения партии. Прайда, в элитном ордене Гиммлера воспитательные задачи откровеннее, чем i де-либо еще, сочетались с расовой селекцией, логнчйшш продолжением кото-

91 См.: Sonnenberger F. Der пене «Kullurkampf*. Die Gern*ln#chaftbschule und fhre historischen Voraufactzungen // Вауегл in der / Hrsg, M. stroeget u. §,

Bd. 3. S. 235-327.

рой предстояло стать «выбраковке» негодных особей и «выведению» нужной человеческой породы.

На общественно-политический климат Германии во второй половине 1930-х гг., несомненно, больше влияло повсеместное присутствие партии в лице ее массовых организаций, чем бесчеловечные идеи нового расового порядка, вынашиваемые в элитарных кругах СС. Несмотря на все усилия НСДАП вслед за утверждением своей государственной власти осуществить соответствующую идеологическую нацификацию, идейное воспитание, преследующее эту цель, среди людей старшего возраста достигло довольно скромных успехов. Помимо партийных функционеров и, в несколько меньшей степени, рядовых партийцев оно более или менее интенсивно охватило только определенные профессиональные группы, например учителей, молодых преподавателей вузов и юристов-референдаров (в Пруссии), которым надлежало пройти «лагеря политучебы». В сравнении с мошным организационным потенциалом НСДАП и ее вспомогательных организаций силы, выделяемые ею для индоктринации общества, были не слишком велики. И никакая активность разрастающегося партийного аппарата, партийных структур (СА, СС, гитлерюгенда, национал-социалистических союзов женщин, студентов, преподавателей университетов. Национал-социалистического моторизованного корпуса), примыкавших к партии массовых организаций (НТФ, «Народной благотворительности», национал-социалистических союзов врачей, учителей, юристов и чиновничества, немецких техников. Национал-социалистической организации помощи жертвам войны) не могла здесь ничего изменить.

И все же тот факт, что с течением лет практически каждый немецкий «соотечественник» оказался тем или иным образом организационно охвачен молохом НСДАП, не имея почти никакой возможности этого избежать, вызвал ощутимые изменения в общественном сознании. Благодаря распространению институциональной сети партии в традиционно «предполитическое» пространство национал-социалистам удалось мобилизовать людей в неслыханных доселе масштабах. С точки зрения укоренения их власти в человеческом сознании (на чем они всегда делали акцент) поначалу было не так уж важно, как достигается подобная мобилизация: с помощью «коллективного прослушивания» речей фюрера, активного членства во» вспомогательных организациях для тех, кто не интересовался политикой, вроде Национал-социалистического моторизованного корпуса или Национал-социалистической культурной общины, либо сознательной деятельности в качестве «блоквар-та» — низового функционера НСДАП. Любая форма участия служила для того, чтобы продемонстрировать вездесущность партии и подкрепить ее тоталитарные притязания.

Результатом стала организационная растянутость и раздутость которая не могла не изменить со временем саму НСДАП. В некогда динамично ном и бурном протестом движении появлялось все больше признаков буржуазного застоя. Уже в последние годы Веймарской республики сплоченный боевой отряд превратился в массовую организацию с тенденцией к бюрократизации. Дальнейшее превращение НСДАП в партию-монополиста усилило эту тенденцию. В 1935 г. только на партийное руководство в Мюнхене трудились около 1 600 административных работников, занимавших не менее 44 зданий, а в целом уже 25 ООО человек получали тогда от НСДАП неплохое жалованье02.

Так и не проясненные отношения между партией и государством побуждали партийных функционеров заключать личные союзы, гнаться за должностями и заботиться о личном обогащении. Однако сплоченного руководящего ядра или «коричневого политбюро» из них не сложилось; как идеологические, так и структурные предпосылки для этого отсутствовали. Противоречивость национал-социалистического мировоззрения не позволяла ссылаться на «чистое учение» и мешала возникновению догматического авторитета. Но принцип всемогущества фюрера оставался незыблемым вплоть до самого низшего уровня партийной организации. Такая организационная форма имела огромное значение для функционирования мощной командной системы. Не имея ничего общего с презренной демократией, она, тем не менее, оставляла возможности для самоутверждения путем политической деятельности и отправления власти: тысячам и тысячам партийных и общественных деятелей доставалась крупица власти фюрера, крошечный лучик от его ореола.

До 1937 г. на различных ступенях партийной иерархии находились около 700 ООО функционеров — рейхсляйтеры, гауляйтеры, крайсляйте-ры, ортсгруииенляйтеры, цслленляйтеры, блокляйтеры, не считая представителей вспомогательных организаций. К началу войны в Германском рейхе оказалось не менее двух миллионов маленьких фюреров.

Не на всех уровнях совмещение партийной и государственной деятельности происходило одинаковым образом. Отнюдь не все члены НСДАП, возглавлявшие министерства, занимали столь же высокое положение в партии. Геббельс, сочетавший руководство государственным пропагандистским ведомством с должностью главы пропагандистского аппарата НСДАП, в данном отношении представлял особый случай. Даже рейхсмннистр авиации и премьер-министр Пруссии Геринг, охотившийся за чинами и званиями не менее рьяно, чем позднее за сокровищами искусства на оккупированных территориях, не мог (или не хотел) похвастаться подобным. И наоборот: целому ряду влиятельных партийных деятелей, в том числе многим гауляйтерам, не приходилось рассчитывать на адекватный государственный пост.

92 Эти и приведенные ниже цифры см.: Bracher К. D. Die deutsche Diktatur. Entstehung, Struktur, Folgen des Nationalsozialismus. Kdln, 1969. S. 379 t

Сильнее всего слияние партии и государство давало себя знать ни муниципальном уровне, где краясляйтеры и ортсгруппенляйтеры все чаи* становились также и бургомистрами. Чере) два года господства нтио> инл-социалистов почти половину муниципальных административных должностей занимали «старые товарищи» (то есть люди, вступившие в партию до 30 января 1033 г.). В секторе госслужбы картина не слишком отличалась: 86% чиновников Пруссии в 1937 г. состояли в НСДАП, а остальной Германии — 63% правда, доля «старых товарищей», составлявшая и Пруссии 48%, на остальной-территории рейха была значительно нижа — 11%.

Для неуклонного изменения властных структур не меньшее значение, чем пацификация чиновничества, зачастую поверхностная, имело возникновение особой бюрократии, подчиненной партии. Растущее клише ведомого, созданных «по личному распоряжению фюрера», работающих параллельно с государственной администрацией или конкурирующих е ней, вело к постепенному упадку и деформации традиционной государ* ственности. Столь характерные для «государства фюрера» конфликты полномочий (отнюдь не всегда служившие интересам Гитлера) не и последнюю очередь возникали вследствие разрастания организационных джунглей, которое началось со сферы занятости и экономической политики (введение таких должностей, как генеральный инспектор немецких дорог, ответственный ля четырехлетний план и т.д.), я аятем перекину* лось в область внешней, социальной и расовой политики.

От глаз населения подобные институциональные сдвиги а сфере власти, как правило, были скрыты. В повседневной жи11111 вездесуидносп» партии проявлялась иначе: в политическом и социальном контроле со стороны местных функционеров, пользовавшихся в роли надсмотрщиков большей или меньшей популярностью, в многоступенчатой системе игр сопельной аттестации, но также и в новых социальных патронажных службах («Совет матерей»), в социально- и культурно» политической работе НТФ, Несмотря на вездесущность, конкретная власть партии была так же ограничена, как и дивиденды от постоянно повторявшихся попыток идеологической мобилизации* тут ничего не мог изменить н сам фюрер Хотя Гитлеру в годы (внешнеполитических успехов уданнлось своими публичными выступлениями и речами на массовых митингах снова и снова вызывать всеобщий восторг и доверие к себе, это не влекло на собой укрепления престижа его партии. Напротив, широко ряспроетра пенная неприязнь к НСДАП и ее непопулярным «бонзам» становились еще заметнее на фоне обожания, в котором купался фюрер. Реакция на непрерывные попытки индоктринации и политизации проявилась достаточно скоро: аее больше людей предпочитали посвящать свободное время частной жизни или традиционным видам культурного досуга, не слишком подверженным влиянию новой власти.

Культура и жизнь

Существующее до сих пор ошибочное представление, будто немецкая культурная жизнь и различные проявления массовой культуры были в Третьем рейхе объектами радикального преобразования, свидетельствует разве что о глубоком влиянии националСоциалистической саморепрсзсн-тации. Несмотря на впечатление, которое старалась произвести обширная надзирающая и управляющая бюрократия, влияние режима а культурной области было сравнительно невелико, Все основные тенденции массовой культуры при нацистах сохранялись и даже усиливались, в том числе и такие, которые в целом могут быть расценены как тенденции культурной демократизации. Интеллектуалы ю — худ» иксстиеииое творчество во многих областях последовательно развивалось, несмотря на огромные потери, понесенные в результате массовой эмиграции тех его представи-гелей, которые имели левые убеждения или являлись евреями. Ни в литературе, ни и музыке, ни в изобразительном искусстве 1033 г. не стал точкой резкого перелома. Вызванный во многих случаях политическими причинами разрыв личной и институциональной преемственности, обозначивший конец определенной эпохи, не совпадает с соответствующей культурно-исторической периодизацией.

Пределы регламентации культурной жизни определялись расчетом, необходимостью и наличием вещей, не подлежащих изменению. Неоднократные предупреждения 1ееоглье«о неэффективности чересчур назойливой пропаганды и примитивной индоктринации свидетельствовали об осознанной необходимости сохранить определенную палитру красок в интеллектуально культурной сфере и сравнительно нонконформистские публицистические трибуны, Именно потому, что унификация средств массовой информации зашла очень далеко, книги и публицистика такого рода играли роль интеллектуальных клапанов или буферных зон. И отнюдь не все журнальные публикации и литературные произведения, не проникнутые нацистским духом, обязаны своим появлением сознательному трезвому расчету. Власть волей-неволей ограничивала свои притязания в силу низкого качества собственной духомной продукции, противоречивости идеологии и разногласий внутри самой бюрократии, управлявшей культурными процессами, У режима фактически были связаны руки; ему приходилось* добиваясь всеобъемлющей мобилизации общества, принимать во внимание культурные традиции и цивилизационные приобретения, если он не хотел поставить под угрозу главную предпосылку своего успеха — лояльность большинства немцев, степень которой, как, впрочем, н всегда, различалась у разных категорий граждан. Так что режим отказался от задачи последовательного проникновения в культурную сферу и подчинения ее себе не по своей воле, а в силу функциональной необходимости,

Есть много свидетельств тому, что национал-социалисты чувствовали до какой границы могут дойти в своих требованиях к населению, и, бы сомнения, уважение этой границы имело важнейшее значение для куль- турной и повседневной жизни в рейхе.

Разумеется, неполитизированный досуг не относился к особым дести 1 жениям национал-социалистической эпохи, но, вопреки пропаганде, твердившей совсем о другом, его не упразднили. Громкое заявление Роберта Лея, что в Германии личным делом является только сон93, отражало скорее идеал, а не действительность Третьего рейха. Под покровом идеоло-1 гической риторики скрывались сферы жизни, свободные от политики, I и именно в них находили свое продолжение главные тренды эпохи., 1

К тем сферам массовой культуры, развитие которых при национал-социалистах продолжалось, и по сравнению с 1920-ми гг. даже с боль-1 шим размахом, следует отнести в первую очередь кинематограф. Посещение кинотеатров резко возросло во время экономического кризиса в начале 1930-х гг., и затем число зрителей непрерывно увеличивалось в течение всего десятилетия. За 1942 г. был продан миллиард билетов в кино — в четыре раз больше, чем в 1933 г.94 По статистике, во время войны каждый немец ходил в кино раз в месяц. Конечно, это отражало потребность рассеяться, забыть о бремени повседневных проблем, но кинобум сигнализировал не только о массовом бегстве в мир грез: стагнация возможностей материального потребления порождала растущий спрос на развлечения в свободное время, и в социально-культурных привычках происходил явный сдвиг. Любовь к кино не в последнюю очередь свидетельствовала о привлекательности продукции, предлагаемой кинорынком, а привлекательность достигалась не столько благодаря специфически национал-социалистическому влиянию, сколько благодаря его отсутствию.