Ликвидация рабочего движения и соглашение с промышленниками 3 страница

В сознании большинства живших тогда немцев средний этап панно-нал-социалистической эпохи запечатлелся как «хорошие» предвоенный годы. Однако даже после начала войны жизнь во многом оставалась внешне нормальной. Ужас войны многие ощутили только в 1942-1943 гг., когда начались налеты союзной авиации. А улучшилось материальное положение в представлении рядового обывателя даже несколько раньше 1935 г. Тем не менее «нормальные времена» оказались весьма скупо; отмерены Третьему рейху, который рассчитывал на тысячелетие. Но это были весьма насыщенные годы, как свидетельствуют воспоминания современников.

Словно «во хмелю» (это слово часто употребляют в данной связи), люди наблюдали стремительное экономическое и внешнеполитическое «возрождение» Германии. Многие поразительно быстро ощутили в себе «созидательную волю» «народного сообщества», чуравшегося каких бы то ни было раздумий и критики и не желавшего больше слышать о достижениях еврейско-немецкой духовной культуры. Их пленяла эстетика имперских партийных съездов в Нюрнберге и восхищали победы немецких спортсменов на Олимпийских играх в Берлине. Внешнеполитические успехи Гитлера вызывали бурю восторга. Кажущееся отсутствие конфликтов политических интересов и прекращение межпартийных раздоров встречали всеобщее одобрение. В то короткое время, что оставалось человеку после выполнения профессиональных обязанностей и нагрузок, возлагавшихся на него в буйно разраставшихся джунглях национал-социалистических организаций, он мог наслаждаться скромным достатком и личным счастьем.

Экономическое чудо национал-социалистов

В начале 1030-х гг. Джон Мейнард Кейнс только приступил к разработке своей теории «дефицитного финансирования», и преодоление конъюнктурного застоя с помощью государственных инвестиционных программ и политической психологии еще не стало одной из основных народнохозяйственных заповедей. Однако именно по этому рецепту нацистский режим добился подъема, который и внутри страны и за рубежом скоро был признан «экономическим чудом».

Уже в 1936 г., когда в других развитых индустриальных странах по-прежнему царила безработица (в США ее уровень доходил почти до 24 %), в Германии, как считалось, вновь имела место полная занятость. Хотя статистика еще насчитывала в среднем за год 1,6 млн безработных,

вто было всего на zuu тыс. чел. больше, чем в удачном 1928 г., — и цифры продолжали снижаться88. Некоторые отрасли даже начали испытывать нехватку специалистов.

Бесспорно, национал-социалистам изначально помогло то, что они

1ели возможность воспользоваться инвестиционными планами преды -mux правительств, а еще больше то, что с 1932 г. в экономике наме-пся перелом, который теперь сделал вмешательство государства осо-нно перспективным. Таким образом, успех национал-социалистической конъюнктурной политики, нашедшей выражение в так называемой программе РеЙнгардта и втором законе о мерах по сокращению безработицы, ассигновавшем на эти цели сумму в размере 1,5 млрд рейхсмарок, зависел не только от величины инвестиционных вливаний. Добавилось и кое-что еще, разительно отличающее нынешнюю терапию от прежней: популистская форма дотаций. Теперь государство не просто выделяло средства, но старалось, чтобы об этом все знали. Вместо того чтобы пассивно надеяться, что деньги как-то помогут, оно делало ставку на эффект сопровождающей их кампании по созданию общественного настроения. Пропаганда стала неотъемлемой частью экономической и социальной политики. Что могло быть ближе политическому движению, сосредоточившему свои помыслы на завоевании сознания, «сердца» человека?!

Вот вошедший в легенду пример — начатое в конце лета 1933 г. с большой шумихой строительство имперского автобана, которое полугосударственные предприятия готовили с середины 1920-х гг. Кадры, показывавшие, как Гитлер первым вонзает в землю заступ, как колонны рабочих с лопатами маршируют на стройку, создавали внушающий оптимизм образ энергично взявшегося за дело, глядящего далеко вперед фюрера, забирающего безработных «с улицы», чтобы тс строили мощную сеть прекрасных магистралей, без которых не обойтись современной Германии. «Трудовая битва» кипела на страницах иллюстрированных журналов и в кинохронике, причем дело отнюдь не ограничивалось участками автобана, за сооружением которых следил новый «генеральный инспектор немецких дорог» Фриц Тодт, возглавивший впоследствии строительство оборонительных сооружений «Западного вала». При возведении культовых объектов нового режима, например «Дома немецкого искусства» в Мюнхене, символике и эффектному освещению в средствах массовой информации уделялось не меньше внимания, чем самим строительным работам.

Огромную пропагандистскую ценность имела выплачивавшаяся в рамках программы Рейнгардта так называемая ссуда вступающим в брак. В первые два года свыше полумиллиона молодых пар подали заявление на получение беспроцентной ссуды на обзаведение хозяйством (до 1 000 рейхсмарок); в 1933 г. было заключено на 200 ООО браков больше.] чем в предыдущем, и более половины всех новобрачных воспользовались 1 льготой. Поначалу эта мера преследовала цель убрать женщин с рынка труда, поэтому ссуда выдавалась при условии отказа супруги от профес-1 сновальной деятельности. Однако была и вторая цель, в силу которой программа продолжалась даже по достижении полной занятости, причем от женщин уже не требовали уйти с работы, — повышение рождаемости. Долг можно было «скостить детьми»: с каждым новорожденным супругам прощали четверть кредита.

Введенные в 1935 г. всеобщая воинская обязанность и полугодовая трудовая повинность в еще большей степени, чем национал-социалистические конъюнктурные программы, ориентированные на использование интенсивного ручного труда вместо машин, учитывали задачу ликвидации безработицы, а вместе с тем и идейно-политические соображения. Последние заключали в себе внутреннее противоречие: строительство авто-бана, и без того с трудом уживавшееся под одной мировоззренческой крышей с аграрно-романтическими представлениями, так же как и мелиорация с помощью кирки и лопаты, временно предоставляло большие возможности по обеспечению занятости, однако не могло служить реальной альтернативой индустриальному обществу, производительность которого следовало резко повысить в ближайшие годы. Да и национал-социалистический идеал женщины, наслаждающейся радостями материнства, сидя у домашнего очага, активно использовался только до тех пор, пока примат военной промышленности не потребовал вычерпать без остатка все резервы рабочей силы.

По меньшей мере сразу после завершения внутреннего сформирования режима и стабилизации экономики «достижение обороноспособности» и подготовка к войне стали безусловным экономическим приоритетом. Везде, где общая реакционно-утопическая подкладка национал-социалистической идеологии мешала экономическому продвижению особого расово-империалистического проекта, она безжалостно отрывалась.

С 1934-1935 гг. государственные ассигнования, стремительно увеличиваясь в размерах, потекли в военную промышленность. В то время как другие отрасли показывали незначительный рост, а пропагандистски разрекламированное социальное жилищное строительство в сравнении с хорошими годами Веймарской республики даже резко сократилось, вермахт и производство вооружений год от года поглощали все больше средств В 1934 г. они претендовали на 18%, а в 1938 г. — уже на 58% всех расходов государственного бюджета (более одной пятой национального дохода)68. Финансировались огромные затраты главным образом с помощью придуманных президентом Рейхсбанка Яльмаром Шахтом «векселей

69 См.: Wbgenfuhr R. Die deutsche Industrie im Kriege 1939-1945. Berlin, 1955. S 17 76

Мефо»: фирмы «Крупп», «Сименс», «Рейнметалл» и «Гутехоффнунгс-хютте» учредили «Металлургическое научно-исследовательское общество» (Metallurgische Forschungsgemeinschaft — Mefo), чьи векселя учитывал рейхсбанк. Государство таким образом тайно задолжало около 12 млрд рейхсмарок, пока в 1938 г. на смену векселям не пришли казначейские обязательства и налоговые квитанции. Шахт между тем стал возражать против курса, давно уже переставшего поддерживать конъюнктуру и ведущего либо к инфляции, либо к захватнической войне, но поделать ничего не смог. С финансовым координатором милитаризации произошло то же, что с большинством «консервативных специалистов» в кабинете министров. В ноябре 1937 г. Шахт подал в отставку с поста министра экономики, год спустя ушел с должности президента Рейхсбанка, но до 1943 г. оставался членом правительства.

Потенциальным источником разногласий в союзе бизнеса и национал-социалистического руководства с самого начала служил принцип главенства идеологии и политики, которым режим ни на йоту не желал поступиться. Если политика вооружения, выполнявшая функцию конъюнктурного локомотива, в деловых кругах снискала всеобщее одобрение, о сопровождавшей ее политике автаркии, столь же идеологически мотивированной и последовательно претворяемой в жизнь, подобное можно было сказать только с большими оговорками. Судьба Шахта и здесь символична. Осенью 1934 г. министру экономики благодаря установлению всеобъемлющего контроля над внешней торговлей («Новый план») удалось решить наболевший вопрос о нехватке валюты, но через год ситуация снова обострилась. Не только плохие урожаи и повышение цен на мировом рынке, но и неэффективная политика регулирования рынка, проводимая «Имперским продовольственным сословием», вызывали перебои со снабжением, из-за которых Шахт то и дело конфликтовал с Дарре. Выиграл же от продовольственного кризиса Геринг, которого Гитлер в апреле 1936 г. назначил «уполномоченным по всем валютным и сырьевым вопросам»70.

Становилось все яснее, что обусловленное политическими требованиями упорное стремление добиться автаркии одновременно с наращиванием вооружений создает экономические проблемы, которые частнокапиталистическое хозяйство вряд ли может разрешить. В условиях полной занятости возросло личное потребление, но производственные мощности оказались заняты выпуском военной продукции. Несмотря на значительные успехи, результаты «трудовой битвы» на сельскохозяйственном фронте не соответствовали повышению потребительского спроса. Экономически нерентабельные, но имеющие важнейшее значение с точки зрения политики автаркии проекты — например, разработка рудных место- 1 рождений и выплавка стали на заводах им. Германа Геринга в Зальцгит-] те ре, развитие производства горючего в рамках заключенного еще в конце 1933 г. «бензинового договора» с «ИГ Фарбен» — истощали общие эко» комические ресурсы, не оставляя достаточного количества валюты на другие цели.

В этой кризисной ситуации Гитлер 9 сентября 1936 г. выдвинул на «партийном съезде чести» в Нюрнберге свой «четырехлетний план». Принятый курс следовало сохранить любой ценой. Ведь за четыре года, как отметил фюрер в секретной записке, экономика должна стать «обороноспособной», а вермахт — «боеспособным». На основе таких предпосылок в последующие годы сформировалась государственная командная система управления экономикой с участием частного капитала. Частная собственность осталась неприкосновенной, право предпринимателей распоряжаться на предприятиях не понесло большого урона даже в отраслях, важных для обеспечения автаркии и военных целей, поскольку в государственных управленческих конторах сидели промышленники71.

Предполагалось, что благодаря более жесткому планированию и администрированию четырехлетний план поможет преодолеть кризис, а заодно будет решительнее, чем прежде, способствовать развитию производства сырья и его заменителей. Традиционная хозяйственная бюрократия ни в личном, ни в организационном плане не была готова к выполнению таких задач, которые явно противоречили концепции обширной, доминирующей над всей Юго-Восточной Европой, но при этом все-таки рыночно ориентированной экономической системы, разработанной Шахтом, и выходили далеко за рамки контроля над внешней торговлей. Гитлер решил вопрос типичным для него способом: назначил Геринга «ответственным за четырехлетний план», а тот создал новые особые инстанции, так называемые рабочие группы по сырью, валюте, распределению рабочей силы, сельскохозяйственному производству и контролю за ценами. Возник Генеральный совет по четырехлетнему плану. Появление генеральных уполномоченных по отдельным промышленным отраслям, которых в дальнейшем при желании можно было включить в административную систему, окончательно опрокинуло все прежние представления о надлежащем разграничении компетенций между государственным управлением и частным хозяйством. Все принятые меры имели целью более тесное сотрудничество режима и крупной промышленности. Особенно отчетливо это стало заметно, когда важные посты в организациях, связанных с реализацией четырехлетнего плана, помимо офицеров вермахта все чаще

стали занимать руководители фабрик и заводов, продолжавшие исправно получать зарплату и на своих предприятиях.

Ярчайшим примером переплетения политики и экономики послужило назначение в 1938 г. «генеральным уполномоченным по химической промышленности» Карла Крауха. Он был не только ученым, специалистом по бензину и искусственному каучуку — основам химического производства заменителей сырья, но и членом правления «ИГ Фарбен». Краух уже продемонстрировал свои организаторские способности в качестве консультанта геринговского министерства авиации при заключении «бензинового договора». Теперь он позаботился о том, чтобы четырехлетний план фактически стал планом «ИГ Фарбен». С 1940 г. он даже сочетал важнейшие государственно-административные функции с председательством в наблюдательном совете концерна. Благодаря практически полной монополии в основных производственных отраслях и деятельности Крауха концерну удалось в немалой степени «приватизировать» экономическую политику Третьего рейха. Впрочем, это не такое уникальное явление, как может показаться, учитывая политику вооружения и стремление к автаркии: интенсивное прямое сотрудничество крупного бизнеса и государства в равной мере являлось следствием краха либеральной мировой экономической системы в конце 1920-х тт. и наблюдавшейся во всем мире тенденции к образованию трестов.

Несмотря на отдельные значительные успехи, амбициозные цели четырехлетнего плана не были достигнуты. Об этом свидетельствовало провозглашение в 1938 г. «Нового военно-экономического производственного плана», который еще сильнее сузил ассортимент производства, поставив во главу угла военную продукцию. Менее заметны оказались вызванные милитаризацией экономики деформации и социальные издержки, которые режим изо всех сил — и с большим успехом — старался скрыть.

Примером может служить сельскохозяйственная политика. С помощью пропаганды «крови и почвы» режим поднял идеологический престиж крестьянства и через «Имперское продовольственное сословие» сделал его частью «народного сообщества»72. Хотя крестьянскому населению не нравилась связанная с этим бюрократизация, оно впервые пользовалось постоянным вниманием политической системы, и это воздействовало на его социальное (самопознание. Вот только жесткая государственная ценовая политика никак не способствовала повышению неудовлетворительной доходности, особенно мелких и средних хозяйств73. В сущности,

крестьяне раньше всех ощутили на свое теневые стороны национал-социалистического «экономического чуда», поскольку из года в годим 1 приходилось вести «трудовую битву» в условиях сокращения рабочей 1 силы. К началу войны сельское хозяйство потеряло около 1,4 млн чело-] век, которые предпочли лучше оплачиваемую работу в промышленности 1 (военной). Вопиющая нехватка сельскохозяйственных рабочих, с которой] режим пытался справиться путем эксплуатации молодежи (сельская повинность в гитлерюгенде, «помощь в уборке урожая», «год села») вместо] интенсивной механизации, рационализации и земельной реформы, годами служила источником недовольства. Улеглось оно, только когда в Германию стали поступать военнопленные и иностранцы, пригнанные на принудительные работы.

В сельском хозяйстве, как и во многих других областях, национал-социализм добился результатов, чуть ли не полностью противоположных его изначальным идейным установкам, и при этом, по-видимому, следовал международной тенденции регулирования рынка в гораздо большей степени, чем принято думать74. Плодом аграрной политики национал-социалистов стал не сознательный, с чувством личной ответственности служащий благу «народного сообщества» «свободный крестьянин», какого любили изображать на своих полотнах верноподданные художники рейха, но аграрный производитель, опутанный сетью агрономических предписаний, фиксированных цен и приемочных гарантий. Вместо основания новых крестьянских дворов происходило массовое бегство из села. Германцы, якобы всей душой привязанные к земле, хлынули в крупные городские агломерации.

Рабочие и «народное сообщество»

Словно в насмешку над идеологической риторикой, старые социально-экономические и демографические тенденции в годы предвоенного экономического бума сохранялись, а отчасти даже усилились. Это справедливо в первую очередь в отношении самой большой группы населения — рабочего класса. Сложная ситуация, когда лишение политических прав сочеталось с сохранением основных мер социального обеспечения Веймарского государства и привнесенным НТФ социально-политическим активизмом, в условиях почти полной занятости вызвала примечательные изменения в социальном типе «рабочего». По всей видимости, она ускорила тенденции социально-культурного нивелирования, наметившиеся и в других индустриальных государствах и ведущие к ориентированному на потребление массовому обществу.

Национал-социалисты внесли свой специфический вклад в такое развитие событий, разгромив политические организации рабочего движения, что повлекло за собой и ослабление его социальной базы. Но только начавшийся экономический подъем обеспечил материальную базу для утверждения идеологии «народного сообщества». Традиционные структуры рабочей солидарности стали стремительно распадаться. Даже стойким старым социал-демократам, видевшим все минусы курса на милитаризацию и критиковавшим его в своем кругу, становилось все труднее не поддаваться общему восторгу по поводу того, как быстро и основательно режим разделался с безработицей. Вновь обретенная уверенность в завтрашнем дне скоро перевесила предшествовавшую ей утрату политических прав, заставляя мириться с дальнейшими посягательствами на них, например введением в 1935 г. «трудовых книжек», ограничивавших свободу выбора рабочего места и облегчавших контроль над «распределением рабочей силы».

Многие видели, что экономическое чудо отнюдь не принесло всеобщего процветания, а всего лишь сделало возможным медленное возвращение к уровню жизни перед великим кризисом, но мало у кого это вызывало протест. Немцы привыкли мазать серый хлеб маргарином вместо масла и класть на него дешевый мармелад вместо колбасы. По сравнению с англичанами, французами и американцами они и в «хорошие» предвоенные годы питались проще, но все же вволю. Никому больше не приходилось голодать. Предметы роскоши или просто вещи, немного украшавшие жизнь, оставались редкостью. Не то чтобы у немцев не хватало покупательной способности — просто потребительских товаров производилось слишком мало. Режим копил, точнее инвестировал, средства для войны и держал людей в черном теле. Правда, с 1936 г. реальная почасовая зарплата начала повышаться и через два года достигла уровня 1929 г.75 Зато реальный чистый заработок за неделю — с учетом увеличения рабочего дня, роста «добровольных» отчислений в НТФ, на «зимнюю помощь», а во время войны и в «железную копилку» — только в 1941-1942 гг. дошел до уровня 1929 г., а потом снова снизился. И если в начале 1930-х гг. предприниматели жаловались, что на заработную плату тратится слишком много, то теперь они могли быть довольны: доля заработной платы в национальном доходе с 1934-1935 гг. неуклонно падала.

Упразднение тарифной автономии и децентрализованное регулирование заработной платы попечителями по вопросам труда не могли помешать ее росту в период высокой конъюнктуры. Когда в 1939 г. это стало грозить серьезным снижением темпов милитаризации, режим повсеместно заморозил зарплату. Но и после этого она продолжала повышаться, пусть не прямо, а в виде надбавок и премий, выплачивавшихся особенно на важных военных производствах78.

То, что на первый взгляд казалось лишь средством обойти официальное распоряжение о замораживании заработной платы, преследовало определенную цель: аккордные надбавки и тому подобное способствовали повышению производительности и дифференциации как отдельных работников, так и их категорий, различающихся по степени квалификации и значению для производства. Более тонкое разграничение тарифных разрядов, хитроумная система тарификации рабочих мест создавали эффективные материальные стимулы к труду, сохраняя низкий уровень заработной платы в целом. Таким образом, весьма небольшие дополнительные затраты позволяли предприятию добиться значительного повышения производительности и внушить рабочим уверенность, что прилежание всегда окупится. Всеобщее замораживание зарплаты казалось подтверждением уравнительной пропаганды «народного сообщества», а нарушение этого принципа в отдельных случаях ради тех, кто заслужил это своими трудовыми достижениями, — свидетельством того, что общество дает возможность восхождения по социальной лестнице. Мало кто, внимая нацистскому лозунгу «труд облагораживает», хотел бы остаться «неблагородным буржуа». Молодые рабочие, меньше связанные традициями патерналистеко-пролетарской солидарности, относились к немногим предоставлявшимся им шансам продвижения серьезно — как к возможности радикально изменить классово предопределенный профессиональный и жизненный путь.

Соответствующий такому подходу, на первый взгляд вовсе не политический, лозунг гласил: «Дорогу прилежному!» Его практическим воплощением выступало «национальное соревнование на лучшего по профессии», устроенное руководством молодежных организаций рейха (в 1937 г. в соревновании приняли участие 1,8 млн чел.77), С этого началось поощрение индивидуалистической ориентации на личные достижения, провоцировавшей общий распад солидарности, который станет одной из самых характерных черт послевоенного общества78.

Этика достижений, прославляемая национал-социалистами, соответствовала как потребностям военной экономики, которая начала фпрмиро

т По поводу нижеизложенного см... Slegel Т. Lelstung und Lohn in der national sozialistischen «Ordnung der Arbeit». Opladen, 1989.

77 См.: Neumann F. Behemoth. Struktur und Praxis des Nationalsozialismus 1933- 1944. Koln, 1977. S. 498.

виться уже в мирное время, так и неустанно пропагандируемым социал-дарвинистским идеям. Она служила для того, чтобы, уничтожив солидарность рабочих, лишить их политических претензий и при этом превратить всю Германию в «работный дом». В целом национал-социалистам удалось добиться своего, в том числе и потому, что они сумели в представлениях многих людей разорвать связь между материальным положением и общественным сознанием, подчеркивавшуюся старым рабочим движением. Конечно, среди рабочих были и такие, кто прогуливал, сказывался больным по любому поводу, работал спустя рукава7", однако трудно сказать, являлось ли это выражением политического недовольства или в первую очередь следствием усиленной погони за достижениями. В любом случае коллективный протест представлял исключение на фоне общей картины. Удивительным спокойствием на социальном фронте Третий рейх обязан не только перманентной угрозе в лице гестапо, но и систематическим стараниям отделить заработную плату и социальный статус друг от друга80. С успехом, глубоко удручающим его противников, режим демонстрировал, что не хлебом единым жив человек и лояльности от него можно добиться не только своевременным повышением средней тарифной ставки.

Социальная политика консолидированного нацистского режима не была исключительно реакционной или риторической и не служила всего лишь точно рассчитанным средством тоталитарных манипуляций. Хотя вначале социально-политическая активность НТФ в контексте институциональной конкуренции с попечителями по вопросам труда обусловливалась борьбой за распределение властных полномочий8, в дальнейшем она претворилась в содержательную и отчасти даже прогрессивную социальную политику.

Не все, что своим названием пробуждало в сознании ложно-идиллические образы, являлось чисто пропагандистским трюком. Подразделе* ние НТФ «Красота труда» действительно занималось ставшими притчей во языцех геранями на фабричных окнах, но помимо этого заботилось о применении современных методов и достижений научной организации труда, уже практиковавшейся в крупных концернах. Разумеется, охрана труда и производственная медицина косвенно служили интересам про

70 См.: Mason Т. W. SozTalpolitlk Im Dritten Reich. Arbelterklasse und Volksgemeinschaft. Opladen, 1977; Idem. Die Balndlgung der Arbelterklasse Im nationalsozfalfsttschen Deutsehland. Elne Elnleltung // Sachse C. u. a. Angst, Belohnung, Zucht und Ordnung. Herrschaftsmechanlsmen im Natlonalsoziallsmui. Opladen, 1982. S. 11-53.

81 См. об этом и по поводу изложенного ниже: Mai G. «Warum steht der deutsche Arbeitcr zu Hitler?» Zur Rode der Dcutschen Arbeilsfront Im Herrschaftssystem des Dritten Refches // Geschlchte und Gesellschaft. 1986. № 12. S. 212-234.

мышленников, пытавшихся в условиях высокой коныкжктуры ixvwwnv таким образом клетку корпоративизма, в которую заключали перодед своих предприятий. Однако меры по рационализации труда» ртшт трудовой гигиены, часто основанные на предложениях работников пре* приятия, несомненно, шли на пользу и рабочим. Со всей очевмднччтш это можно сказать об устраивавшихся на предприятиях спортзалах» патах отдыха, столовых. Как раз потому, что зарплату довшнатъ Шт нельзя, льготы, предоставлявшиеся не в денежной форме, ичелн tvotot значение. Отпуск, увеличенный при национал-сналистах: а -, л с трех до шести — двенадцати дней, даже в сравнении с другими страна ми представлял большое достижение.

В основе социально-политической активности НТФ с самого начала лежали несколько конкурирующих друг с другом мотивов. Так» ежегод. «производственное соревнование немецких предприятий»* как будто посвященное выполнению первоочередной макроэкономической задачи -повышению производительности труда, служило еще как минимум двум другим целям; во-первых, снабжало НТФ внутрипроизводственной информацией, обеспечивая ему возможности влияния, а во-вторых» будччм организовано в духе спортивных состязаний, способствовало воспитание чувства коллективизма у работников того или иного предприятия. Сои* ально-психологические и социально-медицинские (в самом широком емые ле слова) соображения определяли конкретную политику Трудового фронта по меньшей мере на равных с идейно-политическими установками и стремлением внести свой вклада оптимизацию народнохозяйственных достм жеиий. Все это, вместе взятое, довольно удачно воплощало в себе обведи иенне «Сила через радость», входившее в состав НТФ и занимавшееся организацией досуга.

Расположения «соотечественников» «Сила через радость» добилась прежде всего в качестве организатора баснословно дешевых коллективных туристических поездок82. С 1934 г. по всем морям — от островов Мадейра до фьордов Норвегии — курсировали ее пароходы, на чьих палубах загорали немецкие рабочие. Так, во всяком случае, говорила пропаганда. В действительности большинство пассажиров составляли пред ставители среднего класса: средняя рабочая семья обычно выбиралась на недельку в Баварский Лес или на Северное море, что было все-таки несколько дешевле. Тем не менее к 1939 г. семь с лишним миллионов немцев съездили в отпуск с помощью «Силы через радость» и тридцать пять миллионов совершили однодневные экскурсии — все они не могли быть исключительно «партийными бонзами», как утверждали злые языки и раздраженные социал-демократы.

Режим нисколько не гнушался завоевывать популярность»... качестве туроператора. Очевидный успех побудил Трудовой фронт придумывать

все новые мероприятия, чтобы, поддерживать у ч<соотечественников& хорошее настроение. Демонстративно посягающие на классовые привилегии курсы тенниса и верховой езды, театральные и танцевальные вечера, спортивные мероприятия и. коллективные праздники на предприятиях критически настроенному наблюдателю со стороны все это могло показаться мелочами, не стоящими внимания, но. сопровождаемые постоянной пропагандой «народного сообщества», они достигали результата... Информатор пражских социал-демократов и изгнании самокритично заметил: «... Опыт последних лет. к сожалению, показал, что мещанские наклонности среди части рабочих оказались сильнее, чем мы раньше готовы были признать»5**. К этому моменту, в сентябре 1937 г., организация-гигант «Сила через» радость» предлагала практически исчерпывающий список услуг по организации досуга, которыми, по статистике, раз в год пользовался каждый взрослый немец

Правда, большинство пробудившихся тогда (потребностей было полностью удовлетворено только экономическим чудом второго послевоенного периода. Скажем, массовый туризм, настоящая эпидемия которого вспыхнула в 1950-е гг., в 1930-е делал первые шаги; «автомобиль для "Силы через радость*», чью конструкцию обдумывал лично Гитлер, сошел с конвейера лишь после войны в виде «фольксвагена — жука ч>. В ожидании дешевого народного автомобиля 336 ООО человек еженедельно отчисляли НТФ авансовые платежи в рассрочку, что позволило буквально с нуля возвести завод в Вол.ьфебух-4 (да и сам город), однако выпускались там в дальнейшем только внедорожники для вермахта**. Идея заставлять народ самостоятельно финансировать проекты, рассчитанные на удовлетворение его собственных нужд, сделалась основополагающей в социально-политических играх на цнонал-ео1щал истов: ЭТИ проекты не должны были ничего стоить — по крайней мере, государству, которое с готовностью раскошеливалось исключительно на военную промышленность.