Представляется важным обратить внимание на характерное для философии и идеологии отношение к тем или иным граням (слоям) права. Каждая из этих граней по-своему "настроена" на философию и идеологию, по-своему "поддается" философскому осмыслению или использованию как элемента идеологии.
Догма права (юридические нормы, акты и т. п., образующие юридический инструментарий и механизмы) - предмет практико-прикладных юридических дисциплин, теории позитивизма (неопозитивизма), который допускает, а в современных условиях даже требует взаимопроникновения с отдельными науками философского профиля — такими, как формальная логика, лингвистическая философия, герменевтика, теория систем. Здесь с немалым познавательным эффектом при анализе конкретного правового материала могут быть использованы категории указанных философских дисциплин, и это дает существенное приращение общетеоретических правовых знаний.
Вместе с тем догма права, хотя сама по себе и является идеологически нейтральной, допускает через центральные правовые идеи известное "воздействие на себя", а главное — допускает различные идеологические интерпретации и может включаться в правовую идеологию самой различной направленности.
Она, в частности, как показала теория и практика советского обществоведения, оказалась если не совместимой, то во всяком случае сосуществующей с ленинско-сталинской коммунистической идеологией. Как мы уже видели, коммунистическая философия права влияла не только на содержание права, но и на догму права. Более того, ограничение трактовки права его догматическим (позитивистским) видением положило начало обоснованию ключевого звена коммунистической правовой философии — "социалистической законности", идеологизированных требований строжайшего соблюдения и исполнения предписаний власти, которая допускает в то же время произвол власти, "законную" партократическую диктатуру, тиранию — требований, имеющих в принципе внеправовой характер.
Приведенные соображения не дискредитируют позитивистские (неопозитивистские) правовые разработки, в том числе и те, которые связаны с лингвистической философией, герменевтикой, теорией систем и которые являются необходимой основой для понимания особенностей "правового
содержания" юридической системы. В этой связи справедливым будет сказать о том, что освобожденная от идеологических интерпретаций (которые, например, приводили к таким пассажам, как "социалистическое правоотношение") осмысленная догма права и впредь призвана выступать в качестве фактической основы, объективированной реальности для последовательно научной проработки других граней (слоев) права, философского осмысления права в целом.
Правовое содержание юридической системы той или иной страны (оно, напомню, выражено в содержании и характере субъективных прав, их соотношении с обязанностями правовой ответственностью и т. п.) дает возможность для более обстоятельного, чем при формально-логической обработке догмы права, общетеоретического осмысления правовых явлений. В частности, для характеристик механизмов права, его структурного своеобразия, выделения типов юридического регулирования, различаемых в зависимости от того, лежат ли в их основе субъективные права или же — юридические обязанности, запреты.
А вот использование в идеологических целях научных данных, относящихся к рассматриваемому срезу правовой материи, имеет известные смысловые рамки. Оно изначально сориентировано на демократические характеристики права, на раскрытие его прогрессивно-гуманистического потенциала.
Правовые идеи (основополагающие, центральные правовые начала, образующие саму сердцевину, ядро данной юридической системы) — это та грань права, где философия права и идеология права совпадают. Именно здесь философия права, выраженная в юридической системе данной страны, имеет непосредственно идеологическое содержание — ближайшим образом влияет на все содержание права, на все слои правовой материи, на правовую политику, а в критических ситуациях — обнажается, становится решающей регулирующей и политико-идеологической силой в жизни общества.
Мораль и право
Дифференциация.
Утверждение и развитие философии права в немалой степени связано с процессом высвобождения правопонимания от узкоэтического истолкования и узкоэтических оценок явлений правовой действительности, придания им самостоятельного, "суверенного" значения.
Сначала — вот какие уточнения. Как и при истолковании права, характеристика морали в ее соотношении, правом требует в первую очередь того, чтобы с необходимой строгостью различать те или иные стороны и внутренние подразделения рассматриваемых явлений. Иначе так же, как и при истолковании права, — ориентированных на одну лишь, нередко абсолютизированную их сторону лишает возможности выработать обобщенные характеристики, необходимые для последовательно научных разработок.
Прежде всего следует держать в памяти то своеобразное, что характерно для двух близких, частично перекрещивающихся категорий — морали и нравственности, с позиций юридической догматики, казалось бы, в правовой науке преимущественное внимание должно быть обращено на нравственность (она, освящая "нравы", сосредоточена на самих этических категориях: справедливость, добро, зло к др.). Однако при нацеленности на рассмотрение современного права, все более связывающего свое бытие с автономной личностью, ее внутренним миром, на первый план выступает мораль, которая через "эгоцентризм", "мое телесное"[60] переводит философско-правовой анализ в плоскость жизненных реалий, весьма значимых для права на современной стадии его развития.
В самой же морали представляется крайне существенным различать ее уровни (учитывая при этом, что "уровень" вовсе не предопределяет большую или меньшую значимость морали для права; соотношение здесь, как мы увидим, нередко парадоксальное, обратное очевидному).
В морали решающее значение имеет уровень элементарных моральных (нравственных) требований, императивов, максим, заповедей[61]. Ядром их являются Христовы заповеди-откровения, сконцентрировавшие в предельно кратких формулах сокровенные ценности истинно духовной человечности.
Как это ни покажется странным, настороженное, а в чем-то и критическое отношение должны вызывать моральные ценности и идеалы, часто получающие религиозную интерпретацию и соответствующую оценку в качестве "высоких", "высших", такие, как Спасение, Добро, Освобождение от зла, иные, порой мессианские определения. Их соотнесение с правом — острая проблема, требующая подробного анализа (об этом — ниже).
Необходимо держать в поле зрения и дифференциацию в праве, своеобразие его структурных подразделений.
В литературе с давнего времени взаимосвязь рассматриваемых нормативно-ценностных регуляторов освещается главным образом под углом зрения уголовно-правовой проблематики. Действительно, с генетической стороны именно уголовно-нормативная регламентация людских поступков и уголовное преследование наиболее тесно — по сравнению с иными подразделениями системы права — связаны с моралью. Условия нормальной жизнедеятельности людей, требующие ответственности человека за свое поведение, ближайшим образом выражаются в морали, и лишь потом в "морально отработанном" виде воспринимаются государством, в результате чего и образуется "криминалистическая часть" правовой материи — уголовное право и примыкающие к нему правовые подразделения (в том числе исправительное, пенитенциарное право).
К сожалению, при этом не обращается внимание на то, что данные подразделения правовой материи в большей мере относятся непосредственно к государству, его запретительно-карательной деятельности, являются ее юридизированным продолжением, когда закон, иные правовые формы используются только в соответствии с требованиями государственно-признанной морали и государственными интересами. Возникающие здесь отрасли и институты имеют публично-правовую природу, выявляющую с предельной отчетливостью свои властно-принудительные черты. Применительно к данной, публично-правовой сфере, действительно, есть известные основания усматривать в юридических запретительно-карательных установлениях только “минимум морали" и вообще видеть в морали "основу права".
Между тем вся сложность проблемы соотношения права с моралью, а отсюда выработка самой концепции философии права на самом деле касается его первородных, исконно-правовых подразделений, призванных, как мы увидим, юридически опосредствовать и гарантировать свободу людей. В первую очередь — тех подразделений, в которых закрепляются права человека, экономическая свобода,- словом, отраслей и институтов конституционного и частного права, а также отраслей и институтов, посредством которых осуществляется независимое правосудие.
Моральность права.
С точки зрения общей системы ценностей, сложившихся в современном обществе, право должно отвечать требованиям морали[62]. Но — далеко не всем и не всяким и тем более — не идеологизированным (таких как требования "коммунистической морали"), а общепринятым, общечеловеческим, элементарным этическим требованиям, соответствующим основным началам христианской культуры, или культуры, однопорядковой с христианской, в том числе культуры буддизма, ислама.
При этом элементарные общечеловеческие требования, основанные на Христовых заповедях ("не укради", "не убий" и т. д.), не сводятся к ним одним, а представляют собой более конкретизированные и развернутые нормативные положения; такие, связанные с современным уровнем цивилизации, как добросовестность, вера в данное слово, чувство персональной ответственности за свои поступки, открытое признание своей вины и другие из того же ряда. Основным постулатом, определяющим сам феномен права, остается воплощение в правовой материи, во всех его подразделениях требования справедливости, равной меры и равного юридического подхода, которое в юридической области трансформируется в важнейшее правовое начало — необходимость справедливого права и справедливого его применения — правосудия.
Моральность права, и в первую очередь выражение в нем начала справедливости, — этико-юридическое требование, которое со всей очевидностью "выдает" генетическую общность права и морали — то обстоятельство, которое, как будет видно в дальнейшем, свидетельствует о наличии у них единого прародителя в самих основах человеческого бытия.
Эта общность, единство относятся не только к содержанию права как нормативно-ценностной регулятивной системы, то есть к содержанию законов, иных нормативных юридических документов, но и к практике их реализации.
Немалое число нормативных положений, содержащихся в этих документах и имеющих оценочный характер (таких, как "грубая неосторожность", "исключительный цинизм", "оскорбление" и другие аналогичные положения), могут приобрести необходимую определенность и реальное юридическое действие только на основе моральных критериев и моральных оценок. На основании этих же критериев и оценок решаются принципиально важные юридические вопросы при рассмотрении юридических дел, связанных с назначением мер юридической ответственности, размера возмещения за причинение нематериального вреда, расторжением брака, лишением родительских прав и т. д.
Во всех этих и им подобных случаях перед нами не только конкретные примеры взаимодействия морали и права, но и свидетельство того, что право по своей органике представляет собой явление глубоко морального порядка и его функционирование оказывается невозможным без прямого включения в ткань права моральных критериев и оценок.
Вместе с тем при характеристике соотношения права и морали нельзя упускать из виду встречного влияния права на мораль и в этой связи того обстоятельства, что реальность господствующей морали, ее фактическое воплощение в жизненных отношениях в немалой степени зависят от того, насколько действенными являются правовые установления. Факты (и наших дней, и прошлого) свидетельствуют о том, что общество, в котором в результате целенаправленных усилий утвердился устойчивый правопорядок, входящий в кровь и плоть общественной жизни, — это общество, где получают развитие и начинают доминировать также и соответствующие моральные принципы. Причем, как свидетельствуют исторические данные, в самом понимании моральных принципов (в том числе религиозно-моральных) начинают сказываться утвердившиеся в обществе правовые начала.