Некоторые штрихи из прошлого российского права

Прежде всего представляется важным подтвердить положение, в соответствии с которым в России, как и в других странах, имеются достаточные "правовые корни" — исторические правовые предпосылки, которые в конечном итоге в начале XX столетия предопределили высокую значимость правового направления в утверждении либеральной цивилизации на российской земле.

Причем вопреки довольно распространенным предубеждениям можно с уверенностью утверждать, что это весь­ма основательные правовые предпосылки. Они различимы не только в отдельных сторонах социальной жизни и быта Древней Руси (проникновение через "договоры с греками" и православием известных ценностей позднедревнеримского права, влияние через норманнскую культуру правовых начал северо-западной Европы), но и в известных самобыт­ных славянских свойствах самого российского права. Тех свойствах, которые, несмотря на долгое татаро-монгольское господство, так и не позволили утвердиться на русской восточным, хано-ордынским юридическим канонам и в то же время весьма убедительно и многообещающе раскры­лись в российских кодификационных тенденциях (прежде всего в Уложении Алексея Михайловича) — надежном свидетельстве направленности правового развития на норма­тивные обобщения, интеллектуальные ценности (конечно, в том виде и объеме, в каком они только и могли существо­вать в условиях российского средневековья).

Правда, если обратиться к еще более глубоким пластам культуры Руси, то правовые реалии российского прошлого оказываются довольно сложными. Так А.П. Семитко считает, что "древнерусская мифология, языческая религия сосредо­точены главным образом на осознании и понимании восточ­ными славянами природных явлений и процессов" и что славянская культура развивалась "в иной геополитической ситуации, ей было отпущено — и это самое главное — иное время, явно недостаточное для естественного вызревания общечеловеческих правовых начал внутри ее"[167].

Но и здесь нельзя все же упускать из поля зрения обстоятельства, свидетельствующие о том, что на Руси, как и в ином обществе, в силу естественных потребностей "че­ловеческого упорядочения" свободы наличествовали свои, своеобразные позитивные предпосылки для правового раз­вития. Характерны в этом отношении соображения Н.Я. Да­нилевского. Развитие личностных начал в романо-германской культуре он связывает с "насильственностью" и противо­полагает ей "прирожденный гуманизм" славянских наро­дов. По его мнению, в этой связи истоки института суда присяжных, введенного судебной реформой 1864 года, нуж­но видеть в русской народности, ибо гласность и изустность были и в России исконными формами суда. "Суд присяж­ных, — говорит ученый, — по совести есть начало по пре­имуществу славянское, сродное со славянским духом и характером"[168]. Аналогичными по своей природе являются и права, относимые к политическим. По мнению Н.Я. Дани­левского, в частности, "свобода слова не есть право или при­вилегия политическая, а право естественное"[169].

Вместе с тем, разумеется, в российском прошлом надо видеть и другое — не очень радостное и оптимистическое.

В целом, по общему своему содержанию и облику, рос­сийское право в прошлом не отличалось особой целостностью. В нем всегда были заметны элементы мозаичности, существования разнородных, не всегда совместимых элементов, прямых заимствований — не всегда самых передо­вых (как это, скажем, характерно для петровского времени, когда в российский быт внедрялись средневековые запад­ноевропейские институты).

К сожалению, впечатляюще самобытными, характерны­ми для относительно недавнего прошлого российского права оказались, увы, порядки и нравы, связанные с имперской государственностью, точнее с российской чиновничье-бюрократической действительностью, ее казенными регламента­ми, инструкциями, уставами, рутинной практикой их применения, намертво сковывающими общественно-государственную жизнь и насквозь пропитанными чинопочитанием, косностью, мздоимством.

Ну и, конечно же, уникальный, редкой самобытности и же время явно негативный образец российской правовой действительности — это феномен советского права и социалистической законности. При всем нашем, надеюсь, неприятии коммунизма, его порождения — сталинской и неосталинской тирании, надо отдать должное этому в чем-то совершенному и одновременно лживому образцу "права", позволявшему коммунистам идти на самые невероятные и немыслимые действования, создавая с внешней стороны благоприятную видимость некоего современного правопорядка — "права трудящихся" и "социалистической законности". Этот образец кажется, находит известное воплощение и в сегодняшней действительности демократической России.

Безликость и разноплановость.

Юридическая система России — та, которая существует сейчас, в конце 1990-х годов, спустя более чем десятилетие после начала демокра­тических перемен, прежде всего поражает своей грандиозностью, точнее громадностью. Особенно это касается законодательной системы — великого множества законодательных документов разного ранга, посвященных гигантскому количеству всевозможных вопросов. Тут и множество федеральных законов, и бессчетное число "областных" законов-документов, принимаемых всеми 89 субъектами Федерации: областями, краями, республиками, округами[170].

Сразу же замечу, что явление это ненормальное, свиде­тельствующее о превращении закона как основополагающего юридического документа — основы юридической системы всего общества — в рядовой нормативный акт, вполне заменимый нормативными актами более низкого юридического ранга (пра­вительственными постановлениями, межведомственными ак­тами и даже отраслевыми инструкциями). Происходит эти отчасти из-за издержек в федеративном устройстве государ­ства, когда каждое административно-территориальное обра­зование былого суперунитарного государства стало "субъектом федерации" с "собственными законами", а отчасти из-за недостатков и слабости общефедеративного законодательства, в том числе — отсутствия единого Административного кодекса; что подталкивает к тому, чтобы "на местах" каждому мало-мальски значимому административному вопросу посвящать отдельный областной закон.

Впрочем, здесь хотелось бы заострить внимание на другом.

Громадность нынешней российской юридической системы, в которой "тонут" и становятся плохо различимыми действительно крупные, основополагающие законодательные документы и институты, превращает ее в некое безликое, "серое" множество разнообразных элементов — законодательных норм, актов разнообразных юридические учреждений. Такое множество, которое не имеет своего лица и, если рассуждать абстрактно, определенно может пред­ставлять самые различные общества: и общества, только-только освобождающиеся от колониального статуса, и застойные, чуть модернизированные общества традицион­ных цивилизаций, и старые демократии, не достигшие со­временного уровня модернизации, и т.д.

Все это вполне объяснимо: каждое более или менее сложившееся общество (независимо от своей природы и даже уровня развития) нуждается в том, чтобы были отрегули­рованы не только конституционные, гражданские, уголов­ные, трудовые, семейно-брачные и иные неизбежные в общественном бытии отношения и порядки, но и различные блоки общественной жизни, относящиеся к административ­ной деятельности (такой традиционной для чиновничье-бюрократической русской жизни): санитарный надзор, пользование оружием, транспортное обслуживание, работа учреждений связи и т. д., и т. п.

Тем не менее, несмотря на отмеченную громадность и безликость, современная российская юридическая система отличается еще и разноплановостью: в ней довольно отчет­ливо проступают качественно разнородные элементы и тен­денции юридического регулирования и в то же время по некоторым моментам существует неопределенность, позво­ляющая строить юридическую регламентацию тех или иных отношений в различных направлениях.

К наиболее существенным проявлениям такой разноплановости можно отнести, пожалуй, следующие.

Первое. В российской юридической системе не нашли достаточно определенного воплощения основные правовые обусловливающие содержание всего правового регу­лирования. Несмотря на то, что в действующей Конституции, в других законах есть положения, которые способны придать всему праву России гуманистическую направлен­ность, в этих же документах значительное место отведено положениям иного рода — тем, которые позволяют поста­вить на первое место в юридическом регулировании инте­ресы и усмотрение власти, ее высших руководящих инстанций. Да и в самом "правовом содержании" современ­ного российского права доминирующее значение имеют юридические механизмы и юридический инструментарий, сориентированные преимущественно на юридические обя­занности, запреты, ответственность ("идеология дисципли­ны и порядка").

Второе. В конституционных записях о полномочиях Президента, в других федеральных законоположениях по­лучила весьма определенное закрепление (при отсутствии Конституционно установленного строго разрешительного порядка) возможность действования государственных органов и должностных лиц по усмотрению, получающему обоснования сообразно советским традициям в формулах об "интересах граждан и общества", "потребностях произ­водства" и др. Отсюда, помимо всего иного, те особенности и недостатки, которые характерны для правотворчества, осуществляемого при помощи президентских указов ("указное право")[171].

Третье. Наиболее весомую часть в общем массиве, нор­мативных документов, действующих в России, составляют акты (в настоящее время — в значительной мере законодательные), определяющие статус и полномочия "силовых" ведомств, что позволяет в известной степени упо­рядочить деятельность этих ведомств, но в то же время придает такой деятельности, далеко не всегда отвечающей демократическим критериям, черты некой законной обос­нованности, юридико-политической оправданности.

Четвертое. В современной юридической системе Рос­сии есть ряд конституционных и иных законодательных нормативных положений, которые имеют последовательно демократическое содержание. Среди них особое место за­нимают нормы ст.2, 18, 55 и др. Конституции, нормы ст.1 и 2 Гражданского кодекса, положения Конституции и процессуального законодательства о презумпции невиновности, о допустимости юридической ответственности только за пер­сональную личную вину и ряд других демократических норм и принципов.