Известные представители

Родовая книга. Часть 2.

Моя биография.

Глава 1.

 

Я родилась 4 апреля в 1954 году в городе Харькове. Это был весенний, солнечный день, и когда моя мама ещё лежала со мной в роддоме, её тётя Наташа писала ей записочки и поздравления. Эти записочки сохранились, мама бережно хранила их. И они помогли мне воссоздать то, что происходило в эти дни.

 

 

7 апреля вечером.

Моя родненькая. В утрешнем письме я написала, как обстоят наши дела, пока без изменений и всё в порядке, сказала нет. Письмо от Проши тебе передали, компотик сварен, завтра передадим, утром ещё прокипятим. По моему вкусный, не знаю, как тебе понравится. Даша сварила бульон с потрохами и котлеты из мяса, перекусили с ней, будет нам дня на три. Только что зашла Лида и принесла платок Даше, что привёз из Москвы Ростислав. Даша в восторге, меряла и так, и сяк, говорит, что очень нравится, очень довольна. Что касается фланельки, то нет ничего похожего на то, что было.

Я отговорила Дашу разводить вечером стирку. Она была на базаре, устала, завозилась с обедом, а уже одиннадцатый час. Она согласилась. Искала она салфеток на Тевелева и на базаре не нашла. Завтра спросит на Сумской. Ленты на базаре тоже не было. На Тевелева была только белая, зелёная и очень тёмная, - бордо, как она говорит, как твоя шляпа и даже темнее. Она не взяла, посмотрит ещё на Иванова. Скажи, брать ли такую тёмную, если другой не будет?

Передай от меня привет Митлину.

Передаю тебе паспорт. Если будешь хранить у себя в торбе, то подальше от одеколона, чтобы на него не пролилось. Передаю ещё бумаги для записок.

Как там наша Верочка? Целую крепко тебя за себя и за Дашу. Даша тоже пишет тебе.

Я читала эту записку, и представляла, как тётя Наташа, лёжа неподвижно в постели, своими скрюченными больными пальцами держит карандашик и выводит буквы. Она 18 лет пролежала неподвижно. У неё была болезнь Бехтерева, как у Николая Островского. Он она никогда не жаловалась и всегда поддерживала маму. Она прекрасно рисовала и вышивала своими искалеченными пальцами. Перед смертью завещала маме – «Научи Верочку любить красивое!». И мама выполнила её просьбу.

 

                                          ***

 

Мама приехала в Харьков из Самарканда после эвакуации, чтобы ухаживать за тётей, хотя сама была ещё очень слаба после блокады и паралича. Она в Самарканде год пролежала парализованная.  Ей написал муж, Болдырев Евгений, и сообщил, что встретил другую женщину на фронте и просит развода. Мама не выдержала предательства и выпила мышьяк. Её спасли, но до конца жизни её мучили боли в ногах.  Приехала в 1944 году в Харьков с палочкой. Но это не помешало ей написать кандидатскую диссертацию на тему лечения дизентерии и защитить её перед самым моим рождением.

 

На этой фотографии мама в день защиты диссертации, беременная. Мамина тётя Наталья Игнатьевна Свитальская.

 

Работала она в Институте Вакцины и Сыворотки им. Мечникова, который был эвакуирован из Ленинграда в Самарканд, а после освобождения Харькова, переведен на Украину.

 

Жили они на улице Дарвина №1, на первом этаже в коммунальной квартире №2. В этой трёхкомнатной квартире было ещё 2 семьи. Всего в нашей квартире в 72 квадратных метра после войны жило 14 человек.  И никто никогда не ссорился и не ругался. Ванны и горячей воды не было, мылись все в кухне по очереди, а по субботам ходили в городскую баню.

 

 

На этой фотографии одна из семей наших соседей, мама, я и моя няня Анна Семёновна. Я у неё на руках. Мне здесь 2 годика.

Холодильников тоже ни у кого не было. Все продукты хранились в ванной, наполненной холодной водой. Туда ставили и банки с молоком или маслом, и кастрюли с супами.

Мама работала, и ей помогала домработница Даша, которая жила с ними. О ней и пишет тётя Наташа в своей записке. Время было трудное, послевоенное, голодное. Даже ленточек красных невозможно было купить. В нашей комнатке в 16 квадратных метров жили мама, Даша и лежачая тётя Наташа. И ещё надо было найти место для детской кроватки. Мама родила меня в 36 лет. Но она очень хотела ребёнка. И в 35 лет познакомилась в доме отдыха «Коробов Хутор» под Харьковом с моим папой.

 

Мой папа Сотник Прохор Никитич был старше мамы на 12 лет. Он родился в 1906 году. Его родителей убили черносотенцы когда ему было 8 лет во время еврейского погрома в Виннице за то, что они прятали еврейскую семью. Папа стал беспризорником. Потом, после Великой Октябрьской Социалистической Революции, когда Феликс Дзержинский и ЧК начали создавать детские дома, его забрали с улицы в один из таких приёмников. На выпускном вечере в школе директор детского дома подарил папе книгу с надписью: «Шагай вперёд, назад ни шагу! Запомни это навсегда. И сохрани в душе отвагу, не падай духом никогда!» Этот завет папа сохранил на всю жизнь и передал мне.

 

Папа закончил Рабфак (Рабочий Факультет), потом институт, и много лет работал инженером, а потом и директором на Ольгинском сахарном заводе в Сумах. На том самом, на котором когда-то был главным инженером мой прадед Игнатий Юлианович Свитальский. Вступил в Коммунистическую партию. Он был искренним и чистым человеком. Был женат, и, помня своё сиротское детство, воспитал с женой своих 3 детей и ещё усыновил 11 детей, оставшихся сиротами после войны. Конечно же, мама не хотела, чтобы он бросил семью. Но ребёнка хотела от хорошего, достойного человека. Вот так я и родилась.

Папа был очень высокий и совсем седой. Он рассказывал, что поседел за несколько часов в одном бою во время войны. В этом бою он дал себе слово, что бросит курить, если останется живым. И слово сдержал. Он дошёл до самого Берлина, был ранен несколько раз. Его рассказы на меня производили неизгладимое впечатление. Я представляла себе, как страшно было папе, но он шёл в бой, чтобы защитить нашу Родину.

 

Но, наверное, самые трудные годы для него были после смерти Сталина и прихода к власти Никиты Хрущёва. Хрущёв поставил своей задачей уничтожение Советского Союза и личное обогащение, которое было совершенно невозможно для руководителей при Сталине. Расцвела коррупция, взятки, приписки. Папа был честным человеком и всячески боролся с этим. В результате интриг его обвинили в растрате государственных денег и посадили на 2 года в тюрьму. Можно только представить, насколько тяжело было искренним коммунистам видеть, как разрушают страну, которую они строили и защищали ценой своих жизней. Как клевещут и называют кровавым тираном человека, с именем которого люди в бою шли на смерть.

 

 

 

Когда меня принесли домой из роддома, на столе стоял букетик пролесков. С тех пор пролески стали для меня символом мамы и весны.

 

 

Вот в такой колясочке мама меня возила. Мне тут 4 месяца. Август 1954 года.

 

Конечно, маме было очень трудно. В то время декретный отпуск у женщин был всего 2 месяца. Потом надо было выходить на работу. Со мной дома оставалась няня Даша. Она была не слишком аккуратной и ответственной, часто уходила на улицу поглазеть на прохожих, а меня таскала под мышкой, как торбу. Поэтому скоро мама нашла мне другую няню – Анну Семёновну. Это была неграмотная, но добрая женщина, родом из Мордовии. Говорила она очень неправильным языком, была очень чистоплотной и властной. Она умудрялась ухаживать одновременно и за лежачей больной, у которой были гнойные пролежни, и за грудным ребёнком. И при этом содержать нашу комнатку в идеальной чистоте. Спала она на старом бабушкином сундуке, который стоял между двумя шкафами. Для кровати в комнатке просто не было места.

 

Тётя Наташа умерла в сентябре 1955 года, когда мне было полтора года.

 

Здесь мне 4 месяца. Август 1954 года.   Мы с мамой во дворе нашего дома.

 

Октябрь 1954 года. Мне 6 месяцев.

 

 

Вот в такой кроватке я спала. А рядом стояло кресло, на котором лежал чемодан. Всё это было покрыто салфеткой, которую вязала ещё моя бабушка. А в кресле лежала большая коробка с фотографиями. Тётя Наташа и мама бережно хранили семейный архив все годы революции, войны, блокады, эвакуации. Они понимали, как важно сохранить для последующих поколений историю семьи. Не должна жизнь человека пройти бесследно. Память о своих предках надо хранить. Иначе человек похож на дерево без корней.

 

 Эту комнатку тётя Наташа заняла ещё во время войны и оккупации Харькова немцами. Нашлись среди немцев добрые люди, которые помогли больной женщине. И мебель кое-какую нашли, и переехать помогли. Спасибо им. Везде люди добрые есть. А потом здесь мы и жили много лет.

 

Во время войны в наш дом попала бомба и разрушила 2 верхних этажа. После победы и освобождения Харькова их отстроили и привели двор в порядок. Жильцы сами выходили на субботники по выходным, убирали мусор и сажали деревья во дворе. Когда я родилась, двор уже был красивым. Подрастали тополя, клёны, ивы. Деревянный штакетник огораживал детскую площадку. И по всему периметру росла сирень. Во время цветения она наполняла двор неповторимым ароматом весны. Бабушки всегда срезали её, и торжественно разносили всем соседям по квартирам. Никого не обижали.

 

Я была совсем маленькой, но хорошо помню нашу комнатку в 16 квадратных метров с розовыми стенами с золотыми полосочками такой, какой воспринимала её с высоты своего росточка. Она казалась мне такой большой! Помню, как сидела на маленьком стульчике под столом, обнимала стол за резные ножки и плакала, когда мама уходила на работу: «Мама!!! Не ухожай!!!» Но мама уходила, и я оставалась с няней. Она не слишком меня баловала, держала в строгости, и я её побаивалась. Мои игрушки стояли на маленьком столике, в ящичках лежали карандаши, и я любила сидеть и рисовать, или складывать мозаику.

 

В углу, возле стены стояла мамина тахта. Это были просто деревянные козлы, на которых лежала панцирная сетка с матрасом. На стенке висел коврик из яркой украинской плахты и лежали вышитые бабушкой и тётей Наташей подушечки и валики, набитые ватой. Было очень уютно и мило.

 

Днём мы с няней выходили во двор гулять.

 

В центре двора была разбита клумба с цветами. На скамеечках всегда сидели бабушки и следили за порядком, чтобы детвора не бегала по газонам. А за столиком мужчины по вечерам играли в домино. Для нас, детей, был ещё один столик возле песочницы, на котором мы играли в «дочки-матери» и готовили обеды куклам из ягод жимолости, травы и кирпичного порошка, который был похож на томат, если его развести водой.  Мы натирали его на стенах дома и они до сих пор хранят шрамы-выемки от нашей деятельности.

 

Мы с ребятишками очень боялись старьевшика. Он ходил по дворам с большим мешком и кричал: «Старые вещи покупаем!» А бабушки говорили нам, что если слушаться не будем, то он нас заберёт. И мы прятались за их юбки и выглядывали оттуда, пока старьевщик покупал вещи у соседей.

После прогулки мы шли домой обедать.

 

 

04.апреля 1955 года.

 

Год

На этих фотографиях мне 1 годик. А рядом моя первая кукла Катя. Одёжки на неё мама сама шила. Эта кукла прошла через всё моё детство и молодость, и погибла от рук моей доченьки Тосеньки в 1988 году. На этой куколке я училась шить. Первое платье для неё я сама пошила, когда мне было 6 лет. А первые ползунки для неё я связала, когда мне было 8 лет. Вязать я училась сама по книжке.

 

 

 

 

 

 

 

 

4 апреля 1955 г. Тут мы с мамой и няней. Это плюшевое пальтишко я помню. Мама его мне сама пошила.

 

Маме было очень нелегко. Она родила меня в такое время, когда на женщину, родившую без мужа, смотрели косо. Но что значили для неё чужие сплетни, если в жизнь вошло счастье?! А я помню, как в садике и во дворе меня спрашивали, где мой папа. И я говорила, что он в длительной командировке. Папа приезжал к нам каждый год, я его знала. Мама и няня всегда к его приезду готовили праздничный стол. И это было для меня целое событие.

 

 

А здесь мы с сыном маминой подруги тёти Лены Телетовой. Целая история, как Саша и Верочка поссорились, а потом помирились. Саше 2 года, а мне 1 год. Весна 1955 года.

«Интересно, а что это за мальчик?»           «Хороший мальчик!»

«Мне нравится!»

«Ой! Он меня ущипнул!»               «Заплакать, или нет?»

«Заплакать!»                           «Не плачь, Верочка!»

 «Хорошо, когда тебя утешают!»

Летом мама снимала дачу в Южном посёлке, рядом с домом своей тёти Полины Скорбач, и мы с няней на всё лето уезжали из города. Жили мы в маленькой комнатке, выходящей на веранду, в которой стояли три раскладушки. А на веранде готовили на керосинке и обедали. Больше всего меня донимали комары. Они пищали над ухом всю ночь, и я пряталась под одеяло.

Он самое главное – там был сад! Так здорово было рассматривать цветы и травинки! Я сидела на травке со своими куклами, и готовила им обед из настоящих продуктов с грядки. Или лежала в гамаке в тенёчке. На ветке дерева висели качели, и было так весело взлетать под самый зелёный полог!

 

А по двору ходил огромный роскошный рыжий петух. Он был такой важный и строгий! И не давал мне проходу, всегда норовил клюнуть. Я его очень боялась. Однажды ему всё-таки это удалось. На мой рёв прибежала няня, и поругала меня за то, что близко к нему подошла. Было очень обидно.

 

Под крышей дома жили ласточки. Они целыми днями порхали и кормили своих птенчиков. Я могла часами наблюдать за ними. Гнёзд было много, целая колония. Однажды один птенчик выпал из гнезда. Он лежал на земле и пищал, а целая туча ласточек кружила над двором и пикировала на кошку, которая пыталась к нему подойти. Кончилось всё благополучно – сын тёти Мили принёс лестницу и положил птенца в гнездо.

 

У тёти Поли было огромное количество цветов в саду. И эта красота врезалась в память на всю жизнь. Как важно, чтобы ребёнок с раннего возраста мог общаться с природой так тесно! Спасибо тебе, мамочка, за такую возможность!

 

Когда я подросла, мне стали разрешать выходить за забор на улицу. Улица была больше похожа на цветущий луг. Машин тогда ещё не было так много, и вся она заросла цветами, над которыми вились яркие бабочки. Только вдоль домов были дорожки-тротуары. Мне купили сачок, и я гонялась за бабочками. Но они были проворнее, и редко удавалось поймать какую-нибудь зеваку.

 

Вечером мы с няней выходили встречать маму с работы. Мы стояли на обрыве, и смотрели на поезда, а я махала им рукой. Электричка всегда приходила в одно и то же время, и я бежала под горку маме навстречу по узеньким ступенькам тротуара вдоль заборов.

 

 

 Тётя Поля, Валентина Васильевна Скорбач, Наталочка Скорбач. 1958год

 

Тётя Лара Скорбач и Талочка. 1958 год. Маришка Скорбач. Талочка и Маришка.

 

В доме тёти Поли жили мамин двоюродный брат Саша Скорбач с женой тётей Ларой и дочкой Наталочкой. Она была младше меня на 4 года. Позже родилась Маришка. Она родилась сразу с двумя зубами, и бедная тётя Лара каждый раз страдала, когда кормила её.

 

Мы с Талочкой играли в саду, и иногда забирались в пустующую соседнюю дачу, у которой была большая открытая веранда. На ней так здорово было играть в принцесс! Веранда заросла диким виноградом и в его таинственном сумраке так хорошо было притаиться и погрузиться в мир фантазий. В саду цвела маттиола – ночная красавица и заполняла нежным ароматом всё вокруг.

 

У тёти Полины перед домом стоял стол, окружённый кустами сирени. В этой тенистой беседке всегда обедали и принимали гостей. Готовили на примусе. Он громко шумел и пах керосином, и я его очень боялась.   

 

Январь 1957 года. Это мы дома у моей подружки Лиды Быстровой. У неё папа был генералом, квартира была большая – пять комнат, и ёлку всегда ставили на полу до самого потолка. Вот под ней всех и фотографировали.

 

 

Мы с Лидой.

 У Лидиного папы была машина – единственная на весь дом Победа. И он иногда катал всех детей. Это было так интересно!

 

А это мы с няней Анной Семёновной во дворе.

 

Когда мне было 3 года, меня отдали в детский садик № 9 на улице Чубаря. Он был маленьким, но мне казалось, что там очень большие комнаты. Спали мы на раскладушках. На каждую группу была одна комната – и игровая, и столовая, и спальня. Я очень не любила и боялась одну из воспитательниц – когда была её смена, я плакала и не хотела идти в садик. Я вообще не очень любила большое количество детей. Всегда чувствовала себя скованно в группе. И ужасно не любила вареники с мясом. Еле запихивала их в себя, дольше всех сидела за столом. Все уже легли спать после обеда, а я сижу и давлюсь этим синим вареником, и слезами.

В кабинете у заведующей садиком стояла большая клетка, в которой жила белочка. Она бегала в колесе, и детишки заглядывали в щёлочку, чтобы посмотреть на неё.

6.11. 1958г. Утренник в садике.

 

 

Первая любовь пришла ко мне в садике, когда мне было 4 года. Юра Климов – маленький рыженький мальчик. Как-то мама пришла за мной в садик, а я стою в подворотне смущённая. Она спрашивает: «Что случилось, зайка?» А я отвечаю: «Я уписалась!». На следующий день снова она за мной приходит, а я опять смущённая в подворотне стою. «Что, Верунечка? Опять уписалась?» «Нет. Меня Юра поцеловал!».

Сочи. 1958 год.

 

Каждое лето мы с мамой ездили на море. Мы объехали все города южного берега Крыма, Кавказа. Были в Грузии у маминых друзей, с которыми она росла. В Тбилиси у меня на попке выскочил нарыв. Пришлось оперировать. Но неприятные воспоминания сгладились интересными поездками и экскурсиями в музеи. Я любила музеи. Мама подарила Тбилисскому музею древнюю грузинскую керамическую вазу, которая хранилась у нас.

 

Евпатория 1959 год.

 

Я хорошо помню, как взрослые разговаривали о присоединении Крыма к Украине, как возмущались хозяйки квартир, в которых мы жили, что их детей заставляют учить украинский язык. Крым присоединили к Украине в феврале 1954 года. До этого он был русским и его жители считали себя русскими. Украинизация воспринималась, как насилие.

 

 

А тут мы с сыном няни Аркашей и его женой Тамарой в парке Шевченко возле каскада.

 

 

 

 

С мамой в лесопарке. 1959 год. Слушаем, как соловей поёт.

 

 

Мама работала в институте Вакцины и Сыворотки им. Мечникова. Завод по производству вакцин находился в лесопарке. Прямо в лесу. И, конечно, все сотрудники летом брали своих детей с собой на работу. Мамы работали, а мы бегали и играли. Сыворотку и вакцины делали из крови лошадей, и поэтому на территории завода были конюшни. А для того, чтобы за ними ухаживать, директор завода построил домики для рабочих и заселил в них целый табор цыган. Вот мы и играли с цыганчатами в прятки, догонялки, дочки-матери.

 

Мамины подруги тётя Аня Хохлова и тётя Оля Щит тоже брали своих детей Таню, Жорика и Серёжу с собой на работу. Так мы и выросли вместе. И на мои дни рождения они тоже всегда были у нас.

 

4 апреля 1959 года в нашем дворе. Таня и Жорик Хохловы и Серёжа Щит.

 

Но больше всего я любила играть в мамином кабинете с пробирками и реактивами. У меня был свой штатив, пипетки, колбы, весы лабораторные и набор реактивов. Можно было соединять их по-всякому, и получались разноцветные жидкости. Это было просто чудо! В кабинете работал вентилятор. И однажды мне стало интересно, что будет, если в вентилятор бросить яйцо…..

 

Мама на работе.  Мама, я, тётя Аня Хохлова, Таня Хохлова, золовка тёти Ани с сыном Сашей.

 

Лаборатории размещались в старинных зданиях, у которых были плоские крыши, как огромные террасы. На них просто замечательно было играть в принцесс, королев и злых колдунов. На эти крыши всегда падали маленькие воробышки из гнёзд. Их было так жалко!

 

На заводе был виварий, где в клеточках сидели белые мышки, крыски и морские свинки. Нам выделили зверюшек, и у каждого из нас был свой питомец. Однажды цыганчонок засунул мне за шиворот белую мышку. Крику было!

 

Ещё было весело прыгать на больших тюках с сухими водорослями агар-агар. Из них делали питательные среды для выращивания микробов. А уж как интересно было смотреть на этих микробов в микроскоп! Целый мир раскрывался в окуляре!

 

Каждое утро мы с мамой ехали на служебном автобусе на завод, а вечером возвращались через лес сами. Эти прогулки не забыть никогда. Мама показывала мне разные растения, называла голоса птичек, названия цветов.

 

Я любили таинственную прохладу леса, толстенные стволы дубов, нежную синеву пролесков весной. Было интересно прокатиться на детской железной дороге, которая была проложена из лесопарка в парк им. М. Горького. Машинистами и проводниками на ней были дети.

 

 

1959г. Я, Витя Зубов, Лида Быстрова, Толик Ольгин – брат Вити, Люся и Елизавета Броисовна.

 

В сентябре 1959 года я начала заниматься английским языком вместе с Лидой Быстровой и Витей Зубовым. Нашу первую учительницу звали Елизавета Борисовна. Она приходила к нам домой, и мы собирались то у Лиды, то у Вити, то у меня. Это была удивительная учительница! Мы играли и ставили спектакли на английском языке, учили стихи и песни. А в конце года она устраивала спектакли со всеми своими учениками. На одном из таких спектаклей я играла Золушку, а на другом – миссис Рид в сцене из спектакля Джейн Эйр.  

 

 В 1960 году мы впервые поехали в Калининград к маминой сестре Ирине. Её внучка, моя двоюродная племянница, Ира была на год младше меня.

Так что у нас «было о чём играть». Тётя Ира жила со вторым мужем Борисом Александровичем на первом этаже старого немецкого особняка, который раньше принадлежал какому-то немецкому генералу. На втором этаже жила другая семья. В доме был огромный подвал с гаражом и прачечной, а на чердаке тётя Ира всегда хранила луковицы цветов. Она была садоводом, и выводила новые сорта цветов. Принимала участие в международных выставках. На огромной веранде на полочках стояли кактусы и самые разные цветы. Веранда отделялась от гостиной раздвижной стеклянной перегородкой, и это было очень красиво.

 

В гараж в подвале вёл покатый спуск, засыпанный жужелицей. Однажды я шла вечером домой, и на меня залаяла маленькая соседская собачонка. От неожиданности я шарахнулась в сторону, и полетела в подвал. Жужелица ободрала мне всю кожу на ногах. Мамы дома не было, и мудрая Ирина посоветовала заклеить раны клеем БФ-6. Что мы и сделали. Естественно, всё под клеем загноилось, и пришлось сдирать кожу по живому. Я орала, а Ирка, чтобы утешить меня, играла на пианино Лунную Сонату…

 

Я, мама, тётя Ира, тётя Вера

Корнилова и Ира.                                    Тётя Ира на веранде

 

1960 год. Калининград.

Тётя Иза (Изабелла) Вейс – сестра первого мужа тёти Иры, Альфонса Вейс, Он был немцем. Впоследствии у него началась шизофрения. Он умер во время блокады. Рядом Юлик – сын тёти Иры. Во время блокады ему было 3 года. Пережитое сказалось позже. В 13 лет у него тоже началась шизофрения. 50 лет он провёл в психбольнице, и его сестра Оля каждую неделю ездила к нему.

Рядом с ним Наташа – дочка маминого брата Володи из Ленинграда, моя двоюродная сестра, беременная дочкой Дашей. А рядом с ней тётя Ира. На переднем плане Олечка с дочкой Ирой.

 

Тётя Ира, я, и Иришка.

 

Это мы с мужем тёти Иры ездили за грибами и взяли с собой соседского мальчика Сашу.

 

Как раз в это время там гостила подруга маминой мамы – тётя Вера Корнилова. Она с дочкой Еленой жили в Ленинграде.

 

 

 

 

 

 

 

 

В том же 1960 году к нам приехал папа на несколько дней. Привёз мне первый в моей жизни брючный костюмчик, и я с гордостью «вышивала» по двору. Я уже понимала, что у всех есть папы, а у меня нет. Во дворе одна девочка дразнила меня из-за этого. Но когда папа приезжал, все видели, что он есть, и я была довольна. Хотя, в душе всё равно была обида на него. Я ещё не понимала, что ему приходилось разрываться между любовью к маме и долгом перед семьёй. И долг победил. Мама хранила все его письма и оставила их мне в папке с надписью: «Верочке, когда она станет взрослой. Письма её папы и мамы». Даже после маминой смерти я не читала эти письма. Открыла эту папку только, когда мне исполнилось 50 лет, так глубока была обида. И когда прочитала, очень пожалела, что не сделала этого раньше, когда он ещё был жив.

 

Несколько раз в 90-е годы мне хотелось поехать в Белую Церковь, разыскать его. Но так и не собралась. Знаю, что его старший сын, моряк, погиб на затонувшем корабле в Калининграде, дочка Наташа, моя сестра, спилась и умерла. А приёмные дети разъехались по всему Союзу. Его жена была тяжелой сердечницей, и они были вместе до самой смерти. Последнее письмо мама получила от него в 1996 году.

 

 

 

 

 

 

Я с куклой Милой и любимым мишкой. На стенке коврик с оленями, который сейчас висит на диване в Ладушках.

 

 

 

А это наша дворовая компания: Лида Быстрова (уже умерла) Серёжа Бобков, Ира, Я, Таня Фокина, Коля Порятуй, Саша Черняк (умер в 23 года от астмы).

 

В детском саду. 1961 год.

1961 год. Выпускной утренник в детском саду.

 

Я хорошо помню, как запустили первый спутник, а мы с детьми в садике смотрели в небо и искали его, а по радио передавали его позывные. И это было такое чудо! А когда полетел в космос первый советский космонавт Юрий Гагарин, все так радовались! На улицах незнакомые люди обнимались и все гордились нашей Великой Страной! Когда полетел второй космонавт – Герман Титов – мы с мамой были в Одессе. В этот день мы слушали оперу «Демон». А когда вышли на улицу после спектакля, все прохожие слушали радио и смотрели в небо. И эта всеобщая гордость за свою страну навсегда врезалась в душу.

Мы часто ходили с мамой в оперный театр и в Харькове. Всё моё детство было наполнено музыкой. Я хорошо знала весь репертуар оперного театра. Часто ходили мы и на выставки в художественный музей.

 

Год. Первый класс

  Когда я пошла в школу, няня ушла от нас. Мы с мамой остались вдвоём и 

я стала самостоятельной. Мама надела мне на шею ключи от квартиры, чтобы не потерялись, и я стала ходить в школу сама, благо она была не далеко, и дорогу переходить не надо было. Обедала в школе и оставалась на продлёнке. Повариха тётя Катя готовила вкуснейшие котлетки и гуляши, и относилась ко мне с какой-то особой нежностью.

Я ещё застала то время, когда не было шариковых ручек. Они появились, когда мы были в 7 классе. А в первом классе мы писали ручками с пером и макали их в «чернильницы-непроливайки». Но они только назывались «непроливайки». На самом деле очень даже «проливайки», и часто и парты, и тетрадки бывали залиты чернилами. Перед уроками дежурные наливали в них чернила и разносили по партам. Первым предметом в школе, который доставлял множество неприятностей, было чистописание. Железным пёрышком мы выписывали элементы букв, а потом и сами буквы с нажимом, чтобы были они все одинаковые и красивые. Если рука не слушалась и случайно дрожала, или клякса падала на тетрадь, надо было вырвать лист и всё начинать сначала. Теперь я понимаю, как много дали нам эти уроки. Умение контролировать руку развивает мышление.

 

 

Первый «В» класс.

 

Год. Второй класс.

Дни учёбы мелькали один за другим. Учиться мне было легко, я много читала, рисовала, любила лепить из пластилина. А после уроков мы бежали на горку в политехнический институт, который был рядом со школой. Катались на портфелях, которые к концу зимы приобретали весьма потрёпанный вид. Особенно радовали дни больших морозов, ниже -20 градусов, когда в школах не было уроков, чтобы дети не замерзали по дороге. Это был праздник! Все дружно бежали на горку, и домой возвращались только вечером, мокрые до нитки. На рейтузах и варежках налипал лёд, в ботинках чавкала вода, мамы ругались, но мы были счастливы!

 

Во втором классе я научилась вязать по книжке, и вязала куклам одёжки. Это было так интересно! На нянином сундуке жили мои игрушки, стоял кукольный домик, сделанный из немецкого конструктора с застеклёнными окнами. Мебель я делала сама из спичечных коробков. Ещё мама привезла из Москвы немецкий кукольный фарфоровый сервиз с маленькими ложечками и вилочками, маленькую мясорубку, на которой можно было крутить настоящие продукты. Таких игрушек я больше нигде не видела.

 

 

Инночка Човник с папой и я с мамой. 1964 год. Инночка умерла в 1990 году и оставила сына, который позже учился в нашей школе, и я преподавала ему рисование.

 

Год. Третий класс.

 В третьем классе меня приняли в пионеры. Это был торжественный момент. Шаг к взрослению. Пионерская организация – это не просто «промывка мозгов», как сейчас говорят не слишком умные люди. Это действительно было воспитание патриотизма, любви к Родине и гордости за неё. Мы чувствовали себя частью великого народа.

 

 

Тогда же я первый раз поехала в пионерский лагерь. Он был расположен в лесопарке. К этой поездке папа подарил мне небольшой чемоданчик. Он и до сих пор жив и стоит в Ладушках в нашем домике.

 

Пионерский лагерь «Ромашка» от ТЭЦ-3 был в лесопарке, в дубовом лесу. Белые грибы росли прямо возле двухэтажных корпусов. Каждый отряд располагался в отдельном корпусе. Утро начиналось с общей линейки и поднятия флага. У каждого отряда была своя строевая песня, и мы маршировали под неё на конкурсе. Работали кружки, спортивные секции. В этом лагере я научилась делать искусственные цветы.

 

 

В этом же году мы поехали с мамой в Симеиз на море. С моей одноклассницей Беллой Лифшиц и её мамой. Поездили на экскурсии по всему южному берегу Крыма.

Симеиз расположен на крутом склоне горы над морем. На пляж приходилось спускаться, а в обед карабкаться на гору по жаре. Дворик дома, в котором мы жили, был затенён виноградом, обеденный стол стоял во дворе, а под ним сидели толстые коты и ждали, когда им перепадёт со стола что-нибудь вкусненькое. Особенно они любили свежие огурцы из салата, которые мы с Беллой терпеть не могли. Коты нас выручали. Никогда больше я не встречала котов, которые любили огурцы.

 

В Воронцовском дворце.

 

1965-1966 год. В 4-м классе  у нас появилась новая классный руководитель – Шульга Инна Антоновна. Она преподавала у нас географию и рисование. Она была удивительно ярким и творческим человеком. Придумала сделать подарок школе – большой рельефный глобус из папье-маше. Заказала в художественном институте гипсовый шар, и весь класс ходил к ней домой делать рельефную карту из папье-маше. Терли на мелкой тёрке бумагу и смешивали с клейстером. Потом раскрашивали. Получилось просто здорово. Этот глобус долго стоял в актовом зале. И к нему ещё альбом с описанием разных стран и климатических поясов. Мне доверили рисовать пейзажи в этом альбоме.

 

 

 

Я часто болела и оставалась дома. Но скучно мне не было никогда. У нас на стене висел радиоприёмник в виде большой круглой чёрной тарелки, и целый день звучала музыка и всякие интересные передачи. Такие приёмники были в каждом доме. А на улицах тоже висели репродукторы в каждом селе и городе. Это был отличный способ образования населения. Музыка в основном классическая. Называли название и автора произведения, и так я запомнила на всю жизнь, что такое Первый концерт Чайковского, Болеро Равеля и многое другое. Ещё Сталин поставил главной задачей правительства всестороннее образование людей. Только культурный и образованный человек может быть действительно свободен. По радио читали и литературные произведения - романы, рассказы, повести. Эти передачи звучали и в цехах заводов, и на улицах сёл, и в каждом доме. Я слушала, и рисовала. Инна Антоновна пробудила мою тягу к рисованию.     

 

Летом мы всем классом впервые пошли в поход с Инной Антоновной. С палатками, костром, ночёвкой. Это было незабываемо!!! Особенно, когда ночью мне понадобилось в туалет и я в темноте села в крапиву!

 

 

 

 

 

 

Год. 5 класс.

Это был трудный год. Маме сделали операцию, удалили жёлчный пузырь. Операция шла 6 часов. Пузырь лопнул, и жёлчь разлилась в брюшину. Думали, что мама не выживет. Директор института, в котором она работала, организовал круглосуточное дежурство сотрудников у неё в больнице. Я через день ездила на родник на Шатиловку за водой, потому, что маме нельзя было пить, ей только давали родниковую воду и тут же выкачивали через зонд из желудка. Везла на саночках по гололёду банки, а потом ехала через весь город в больницу на Московский проспект.

 

Когда мама ложилась в больницу, она договорилась с подругой  Кочиной Ниной Владимировной, что она усыновит меня, если мама не переживёт операцию. Но всё обошлось благополучно. Мама была в больнице два месяца, а я жила одна. Готовила, что могла. Иногда приходили мамины подруги, подкармливали меня. Но в этот год я поняла, что значит быть самостоятельной и ответственной. Я не могла не поехать на родник, хоть мороз на улице, хоть гололёд, потому, что маме только родниковую воду можно было пить. А в школе надо было ходить на уроки, делать домашнее задание, получать пятёрки, чтобы не огорчать маму.

Сбор отряда, приём в пионеры.

 

У Коли Афанасьева дома.

 

Но пришла весна, мама вернулась, и всё наладилось. Летом маме дали бесплатную путёвку в санаторий, а мне в пионерский лагерь «Медик» в Померках. А на вторую смену меня устроили работать подменной вожатой тут же в лагере в младшем отряде. Это была моя первая работа, в 12 лет. Надо было вставать за час до подъёма, идти на планёрку, потом заплетать косички, стелить постели малышам и следить за порядком. На ночь рассказывать сказки и укладывать спать. Я уставала и не высыпалась. Вожатые и воспитатели ложились поздно.

 

Тем же летом мама Инночки Човник устроила меня на работу на месяц в Облкниготорг на инвентаризацию. Целый день я заполняла инвентарные книги. Было скучно и нудно. Но зато мне дали первую в жизни зарплату – 70 рублей, и я с гордостью отдала их маме.

 

Пионерский лагерь «Медик». 1967 год

 

Год. Шестой класс.

В этот год я очень быстро выросла. За лето на 14 сантиметров! И очень стеснялась этого. Рост у меня был 175 см. А у мамы 165. Она заволновалась, сделали рентген зоны роста, и когда выяснилось, что зоны роста не закрыты, и я буду ещё расти, мама ударилась в панику. Хотя в роддоме ей сказали, что в два года надо измерить рост, и это будет половина конечного роста. В 2 года у меня было 90 см, но мама не поверила. Хотя в итоге так и получилось.

 

 

Год. 7 класс.

Летом мы отдыхали в Коробовых Хуторах. Дядя Лёша Зайцев, муж маминой двоюродной сестры, достал нам путёвки на базу отдыха МВД. Он работал в Управлении Внутренних Дел. Их семья тоже отдыхала в соседних домиках, так что было весело.

 

Я научилась грести вёслами и плавала на лодке по Донцу довольно далеко. А Витя, Вова и Миша Зайцевы ловили рыбу. Я тоже сидела с удочкой и даже попадались краснопёрки и лещики. 

 

 

В этом году меня приняли в комсомол. Это фото на комсомольском билете.

А это урок химии и наша любимая учительница Зоя Никитична Носко. У неё же училась и моя дочка Тося.

 

 

В этом году я заболела корью. Очень тяжело болела и получила кучу осложнений. Прежде всего, на суставы. Развился полиартрит. Мама взяла в ОХМАТДЕТЕ (Институт Охраны Материнства и Детства) путёвку в санаторий в Евпаторию. Дело было весной, как раз на мой день рождения в начале апреля. За окнами поезда открывалась потрясающая картина цветущей крымской степи. Никогда не забуду! В санатории грязи и ванны немного поправили мои суставы, но на следующий год пришлось всё-таки снова поехать туда.

В санатории им. ХХ съезда КПСС. Это платье и эту кофточку я сама вязала.

 

Год. 9-й класс

Год учёбы и любовных переживаний.

 

9-В класс в ХПИ.

 

Учительница истории Серафима Моисеевна. Удивительный человек! Её знания были просто безграничны. И она сумела многим привить любовь к истории.

 

После 8-го класса я перешла в физико-математический класс. В 8 классе у меня была 3 по физике, и когда встал вопрос о разделении классов по специальностям, меня не взяли в элитный физико-математический класс. И взыграло самолюбие! Я не дура! Я могу быть в числе лучших! И в последней четверти у меня уже была пятёрка по физике! В этом же году я пошла на курсы рисования. Я твёрдо решила стать архитектором. Два года подготовительных курсов в Доме Архитекторов давали возможность сдать вступительные экзамены по рисованию.

 

Год. 10 класс.

Год выпускных экзаменов и поступления в институт. Самый напряжённый год. Надо было сдать 11 выпускных экзаменов по всем предметам. И по каждому предмету около 100 вопросов.

 

Мамина открыточка с окончанием школы.

 

На 23 февраля все девочки класса сфотографировались и сделали каждому мальчику коллаж на память. Свои фотографии и отпечатки накрашенных помадой губ – поцелуйчики!

Фото с коллажа. 23 февраля 1971 года.

А это фото из выпускного альбома.

 

Зоя Никитична Носко

 

Иван Петрович Бакай – учитель физики.

 

Серафима Моисеевна Черкас – учитель истории и Валера Ганчин.

 

 

 

Учитель биологии Маргарита Владимировна, Ира Дыскина и

 Толик Алексеев.

 

Мы с мамой в день Последнего звонка. 24.мая 1971 года.

Последний звонок. 24 мая 1971 года

На демонстрации 1 мая.

Последний звонок. 24 мая 1971 года. Выпускной вечер у нас был в Доме Архитектора, и это было очень символично.

     

                                                 ***

И уже через 2 недели приёмные экзамены в Харьковский Инженерно-Строительный Институт на архитектурный факультет. Сдавали 6 экзаменов - два экзамена по рисунку – гипсовую голову Сократа и лист аканта, черчение, сочинение, математику и физику. Я сдала всё на 5, но на последнем экзамене по физике преподавателю почему-то очень хотелось меня «срезать». Он задал 27 дополнительных вопросов по всем разделам физики! И я на все ответила! Не зря мы учились по учебнику Ландсберга!

 

В парке Шевченко после экзамена. Подсел какой то парень, и подарил маленького ёжика футболиста, завёрнутого в газету. И сказал, что ёжика зовут Виталик. Я так и написала на пузике ёжика, что он – Виталик.

 

 

 

После экзаменов поехала в Полтаву. Там жила мамина троюродная сестра тётя Лена Белая с мужем и сыновьями Севой и Павликом и дочкой Таней. Так уж было заведено в нашей семье – поддерживать связь со всеми родственниками, даже самыми дальними. Посылать поздравительные открытки на праздники, переписываться. Телефоны тогда были не у всех, мобильников вообще не существовало. Но люди хранили семейные связи и тепло.

 

Павлик и Таня Белые. Сева с женой Ирой. Сева учился сначала в Харькове в институте Радиоэлектроники, а потом перевелся в Ленинград на факультет журналистики. После окончания уехал в Тынду. Таня и Павлик остались в Полтаве.

 Фотография на студенческий билет.

 

После Посвящения в студенты 1 сентября, нас сразу отправили в стройотряд в Чугуев. Строили школу. Самый весёлый месяц был!

 

 

 

 

 

 

 

В нашей бригаде штукатуров были в основном девочки. И только 2 парня для подноски раствора. Один из них – Юра Витковский был назначен бригадиром. Вот он и изображал султана в гареме и на всех фотографиях позировал в своём «цветнике».

 

Жили мы в маленьких недостроенных домиках, спали на раскладушках

 

 

 

Обедали в ресторане на вокзале. Днём он работал, как столовая. Заваливались в обеденный перерыв в грязных спецовках и пугали посетителей. Однажды услышали, как мама говорит маленькой дочке: «Видишь, деточка – это студенты. Вырастишь – тоже такой будешь!» Никогда не забуду ужаса в глазах ребёнка!

 

Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: