Метафорическое сравнение 21 страница

Первый аргумент апеллирует к интуиции обычных людей, отличной от интуиции теоретиков, которые склонны об этом забывать. Если спросить кого-либо, действительно ли энциклопедии похожи на золотые прииски, то прямой положительный ответ не дается никогда. Очень часто дается прямой отрицательный ответ, особенно если вопрос задан по контрасту с вопросом «Действительно ли энциклопедии похожи на словари?» Это значит, что люди не считают (2) истинным; они скорее говорят, что (2) ложно. Напротив, (1) естественно считать истинным. Тем самым, при отсутствии доказательств обратного, следует сказать, что (2) ложно. С этим обстоятельством связан и следующий лингвистический факт: уподобления типа (2) более естественно встретить в сопровождении ограничителей «вроде как», «в некотором роде», «как бы» и т. д. На самом деле, даже когда люди не отрицают истинность утверждений типа (2) прямо, они всегда принимают их истинность лишь с добавлением такого ограничителя. Тем самым, я думаю, данные свидетельствуют о том, что люди соглашаются с истинностью обычных сравнений не колеблясь — в то время как истинность уподоблений охотно отрицается, особенно если оценка истинности производится в том же буквальном смысле, что и для обычных сравнений. Исходя из всего сказанного, я склонен считать обычные сравнения буквально истинными (если они замышлялись как таковые), а уподобления, напротив, ложными.

Второй мой аргумент — своего рода доведение до абсурда. Предположим, некто, строго придерживаясь противоположной точки зрения, утверждает, что уподобления истинны. На чем основано такое утверждение? Ответ таков: оно основано на убеждении, что в какой-то степени, в каком-то отношении (или в каких-то отношениях), все похоже на все. Тем самым, коль скоро все похоже на все, тогда, конечно же, энциклопедии похожи на золотые прииски, а также на мороженое, бесконечность и на все, что придет вам в голову. Однако этот аргумент имеет любопытные следствия, самым серьезным из которых представляется то, что, если все утверждения сходства истинны в силу того факта, что все похоже на все, то эти утверждения не могут быть ложными. Это значит, что все утверждения сходства необходимо истинны; это в свою очередь означает, что все они суть тавтологии. Поскольку тавтологии не несут никакой новой информации, то и утверждения сходства не могут нести новой информации. Помимо абсурдности этого вывода, он попросту неверен: сказать, что структура атома похожа на структуру солнечной системы, —

 

225

это, безусловно, передать новую информацию. И действительно, это вполне стандартный способ обучения началам атомной физики. Далее, если утверждения сходства обладают свойством (которым не обладает никакой другой класс широко употребительных утверждений) всегда быть истинными, возникает другая проблема. Одна из причин осмысленности ассертивных высказываний состоит в том, что они всегда могут оказаться ложными — точно так же как для приказов существует возможность неподчинения им, а для обещаний — их нарушения. Нет ничего противоречивого в утверждении, что энциклопедии не похожи на золотые прииски; это было бы не так, если принять вышеизложенную точку зрения. Следовательно, я вынужден признать невозможность этой точки зрения и считать, что утверждения сходства не могут быть ложными; а коль скоро это так, то не видно причин, почему не считать уподобления хорошим примером ложных утверждений сходства! — если интерпретировать их как обычные сравнения.

Выше я несколько раз употребил выражение «уподобления, интерпретируемые как обычные сравнения». Пришло время объяснить, что я имею в виду. Когда мы сталкиваемся с буквально истинным утверждением сходства, то всегда оказывается, что некоторые предикаты, важные для одного члена сравнения, важны также и для другого. Тем самым можно считать, что интерпретация обычных утверждений сходства всегда включает поиск общих характерных предикатов, как об этом говорит Тверски. Особенность уподоблений в том, что для них эта процедура не даст ни одного такого предиката, если не понимать сами эти предикаты метафорически³. (Серль в своей статье доказывает примерно то же самое.) Далее, пусть стандартная процедура интерпретации утверждений сходства включает поиск общих характерных предикатов; и пусть — как утверждает и теория Тверски, и моя интуиция — одним из свойств, определяющих степень сходства, является качество соответствия или число общих характерных предикатов. Тогда, поскольку члены уподобления не имеют таких общих предикатов, процедура приведет к провалу попыток найти хоть что-нибудь существенное, что было бы общим для обоих членов. Итак, высказывание; утверждающее сходство этих членов, будет либо ложным, либо метафорическим. С этого места я буду говорить об обычных утверждениях сходства как о «буквальных» сравнениях, а об уподоблениях — как о «небуквальных» сравнениях. Вопрос, на который теперь предстоит ответить, таков: каковы процессы, приводящие к связной интерпретации небуквального сравнения?

Как говорит Тверски, мы «за данное принимаем сходство... и ищем ту интерпретацию признакового пространства, которая максимизирует качество соответствия». Но как мы узнаем, что надо делать именно это, а не то, что следует, по утверждению Тверски, делать для буквального сравнения — то есть, приняв

 

226

за данное признаковое пространство, искать соответствие? Тверски, судя по всему, предлагает две хотя и связанные, но разные операции; однако при этом поверхностная структура сравнений ничего не говорит о применимости той или другой из них. Может быть, по умолчанию мы действуем в рамках сценария для буквальных сравнений, а в случае, когда соответствия не найдено, переинтерпретируем пространство так, чтобы такое соответствие возникло. Предположим, однако, что процесс интерпретации буквальных сравнений — это процесс, который, по словам Тверски, применяется к метафорам, а именно, поиск таких предикатов второго члена, которые были бы применимы к первому члену. В таком случае один и тот же процесс будет работать и для буквальных сравнений, и для небуквальных (то есть уподоблений). Естественно, такой процесс не должен приводить к успеху в случае, когда применимыми оказываются произвольные предикаты: предикат «являться объектом» тривиально применим и к золотым приискам, и к энциклопедиям. Мы должны ограничить рассматриваемые предикаты характерными, по крайней мере для начала. С этой точки зрения интересно предположение Паивио, что конкретные носители предпочтительнее абстрактных; это может быть связано с тем фактом (если это факт), что конкретные понятия имеют больше ассоциированных характерных предикатов, чем абстрактные, и что для них эти предикаты более доступны. Прежде чем идти дальше, необходимо отметить, что грань между характерными и нехарактерными предикатами нечеткая, однако для крайних случаев она очевидна. Безусловно, здесь существуют большие индивидуальные различия, проистекающие из-за различий в представлениях и в личном опыте разных людей. Мое употребление понятия характерности здесьосновано на операциональном определении; такое решение может удовлетворить психологов, но вряд ли — философов.

Понятия золотых приисков и энциклопедий, как и все остальные понятия, имеют ассоциированные с ними предикаты, характерность которых варьирует в зависимости от контекста употребления (см. [2]). Предположим, в процессе сравнения делается попытка применить предикаты золотых приисков к энциклопедиям, начиная с наиболее характерных. Мы возвращаемся к понятию поиска соответствия, введенному Тверски, приняв в качестве критерия применимости предиката к концепту наличие предиката где-то во внутренней структуре концепта темы. Существует очень мало — а скорее всего, вообще не существует — характерных предикатов «золотых приисков», которые могли бы также быть характерными предикатами «энциклопедий», именно поэтому я предложил считать (2) небуквальным сравнением. Однако существуют характерные предикаты «золотых приисков», которые также являются менее характерными предикатами «энциклопедий», и именно поэтому (2) — интерпретируемое сравнение. Это приводит к следующему описанию сравнения «А похоже

 

227

на В». Если характерные предикаты В являются также характерными предикатами А, то сравнение буквальное и референты его членов будут оценены как «на самом деле» сходные. Если некоторый характерный предикат В является менее характерным предикатом А, в то время как существуют характерные предикаты В, вообще к А неприменимые, — налицо уподобление. Если же вообще никакие характерные предикаты В неприменимы к А, то сравнение либо неинтерпретируемо, либо является бессмыслицей (если здесь есть какая-нибудь разница).

Следует отметить, что уподобления могут легко модифицироваться таким образом, что очень близко подходят к буквальным сравнениям. Если вводится модификатор (являющийся на самом деле атрибутом), по которому оба члена сравнимы, то характерность этого атрибута для члена А временно возрастает, и процесс сравнения приводит к нахождению соответствия характерных предикатов. Тем самым мы можем рассматривать модификаторы как средства подчеркивания (то есть повышения характерности) соотнесенных с ними предикатов, благодаря чему они служат для идентификации соответствующих друг другу характерных предикатов, которая осуществляется путем указания на них и их выделения. Так, если (3) — это уподобление, то (4) гораздо ближе к буквальному сравнению:

(3) Его лицо было похоже на свеклу.

(4) Его лицо своей краснотой было похоже на свеклу (было красно, как свекла).

Разница между этими примерами в том, что в (4) повышена характерность предиката первого члена, что приводит к соответствию характерных предикатов, в то время как в (3) наблюдается соответствие между характерным и менее характерным предикатом. Тем самым, по-видимому, вопрос о том, является ли данное языковое употребление в данном конкретном случае буквальным или нет, — это вопрос скорее степени, чем собственно классификации. Теперь я перейду к краткому обзору некоторых собранных мною предварительных данных, имеющих отношение к роли общих характерных предикатов в буквальных и небуквальных сравнениях. В эксперименте по выявлению предикатов испытуемым было дано задание перечислить предикаты сорока понятий; каждой из четырех групп испытуемых было дано по десять понятий. Эти сорок понятий были извлечены из десяти троек сравнений. Каждая тройка содержала уподобление типа (2) и два буквальных сравнения, по одному на каждый член уподобления. Так, если уподоблением служит предложение (2), то одним из буквальных сравнений будет (1) (для энциклопедий), другим — (5) (для золотых приисков):

(1) Энциклопедии похожи на словари.

(2) Энциклопедии похожи на золотые прииски.

(5) Золотые прииски похожи на нефтяные скважины.

Испытуемые перечислили для каждого из предъявленных

 

228

десяти понятий в среднем немногим более шести предикатов. После составления списка предикатов для какого-либо понятия каждый испытуемый ранжировал эти предикаты по важности, после чего отмечал (также в порядке важности) те, которые, по его мнению, необходимы для идентификации понятия, если не знать, что имеется в виду. Это было принято за операциональное определение характерности. Испытуемые отметили в качестве характерных в среднем по три предиката на понятие. Утверждаемые сравнения были просчитаны по формуле, предложенной Тверски; результирующие значения для уподоблений всегда оказывались ниже, чем для буквальных сравнений.

Здесь, однако, нас интересует относительная вероятность появления общих предикатов в буквальных и небуквальных сравнениях. Из характерных предикатов, перечисленных для членов буквальных сравнений, около двадцати пяти процентов оказались общими — в сравнении с одним процентом в случае уподоблений. Если пересчитать эти значения, взвесив их в соответствии с частотой упоминания, разница окажется еще более ощутимой. Эти данные показывают, что члены уподоблений практически не имеют общих характерных предикатов, в то время как в буквальных сравнениях таких предикатов много. Из этого вытекает следующее: если утверждение сходства двух объектов означает наличие у них важных общих свойств, то полученные данные позволяют с большой степенью уверенности сказать, что члены уподобления на самом деле не сходны, а члены буквального сравнения — сходны. Это, конечно, не значит, что сходство членов уподобления вообще нельзя обнаружить; но, обнаруживая такие сходства, интерпретация уподобления перестает быть буквальной интерпретацией.

Чтобы показать отношения между характерными и менее характерными предикатами, полезно рассмотреть конкретный пример. Рассмотрим уподобление (о котором уже шла речь выше), выраженное в предложении (6):

(6) Афишные тумбы похожи на бородавки.

В Таблице 1 приведены предикаты, чаще всего отмечавшиеся как характерные для каждого члена; их порядок соответствует вероятности упоминания испытуемыми. Наиболее частотный предикат встретился у более чем 90% испытуемых, менее частотные — примерно у 40%.

 

Таблица 1

 

Афишные тумбы	Бородавки
используются для рекламы находятся на тротуарах большого размера и т. д.	находятся на коже обычно удаляются безобразны являются наростами и т. д.

 

229

В качестве первого приближения для степени характерности предиката разумно использовать значение вероятности его вхождения в список. Тогда 0,40 будет достаточно высоким значением; именно это значение получает предикат «быть безобразным» в отношении бородавок. «Быть безобразным» в отношении афишных тумб в списке характерных предикатов не встречается вообще, однако в список всех предикатов попадает с вероятностью 0,07; тем самым мы имеем основания утверждать, что «быть безобразным» является характерным предикатом для бородавок, но менее характерным предикатом для афишных тумб. Заметим, что у рассматриваемых членов сравнения общих характерных предикатов нет, поэтому это сравнение — небуквальное, или уподобление, скорее чем буквальное сравнение. Афишные тумбы на самом деле не похожи на бородавки; сказать, что они похожи, можно только метафорически.

Ранее я доказывал, что утверждать (6) и утверждать (7) — это разные вещи:

(7) Бородавки похожи на афишные тумбы.

Интерпретация (7) требовала бы найти характерные предикаты афишных тумб, которые были бы менее характерными предикатами бородавок. Так, можно предположить, что смысл (7) состоит примерно в следующем: скорее подчеркивается, что бородавки могут быть большими, они могут бросаться в глаза и т. д., чем то, что они безобразны, поскольку именно указанные предикаты характерны для афишных тумб, будучи в то же время приложимы к бородавкам. Несимметричность небуквальных сравнений происходит от того, что их члены имеют непересекающиеся множества характерных предикатов. Буквальные сравнения также могут быть асимметричными, когда некоторые предикаты, приложимые к одному из членов, не являются характерными для другого члена; однако, в силу того, что всегда находятся общие для членов характерные предикаты, эта асимметричность — неполная и меньше бросается в глаза. Разница между (6) и (7) представляется мне несравненно большей, чем разница между (8) и (9):

(8) Бородавки похожи на болячки.

(9) Болячки похожи на бородавки.

В этой паре примеров основное различие — в предмете сообщения; основание сравнения по сути одно и то же, хотя, возможно, и не идентично на сто процентов. То же относится и к приведенному выше примеру с ежевикой и малиной. В любом случае, очевидно одно: всякое описание уподоблений и метафор должно объяснять их полную асимметричность. Даже если предложенный мной анализ не дает ничего другого, он по крайней мере решает эту задачу.

Обсуждение роли сходства до сих пор было главным образом посвящено выявлению эмпирического критерия для различения буквальных и небуквальных сравнений. Этот критерий опре-

 

230

деляется тем, в какой степени характерные предикаты второго члена характерны (или менее характерны) и для первого члена. Я предложил способ описания, при котором один и тот же процесс лежит в основе понимания как буквальных, так и небуквальных сравнений. Это процесс «применения предикатов», при котором делаются попытки применить известные характерные предикаты оболочки к теме. Но что мы получим, если попытаемся разобраться в понятии «применение»? Коль скоро описанный процесс включает попытки применения предиката к теме, то каковы критерии установления успешности или возможности такого применения? Как мы видели ранее, один из возможных путей — посмотреть, является ли применяемый предикат уже известным предикатом темы. Тем самым может оказаться, что поиск соответствия предикатов должен быть включен как интегральная часть в процесс применения предиката; этот поиск может завершиться успехом или неудачей. Но тогда возникает вопрос: что происходит, когда применяемый предикат не является (для слушателя или читателя) известным заранее предикатом темы? Если про тему известно очень много, то поиск соответствия может сыграть свою роль; но если о теме известно мало, то есть недостаточно для нахождения хорошего соответствия, то поиск соответствия тут не поможет. Более того, в таких случаях процесс выбора предиката (когда то, что может быть применено, на самом деле применяется) может оказаться гораздо менее эффективным, чем процесс отбрасывания предиката, при котором все предикаты носителя считаются применимыми — кроме случаев базовой несовместимости. Итак, я предлагаю здесь следующее. Когда о теме известно очень мало, те предикаты оболочки, которые с темой явно несовместимы, отбрасываются, а то, каким образом и в какой степени применяются остальные предикаты, едва ли определяется вообще. С другой стороны, когда о теме известно очень много, то выбираются применимые к ней предикаты, и результирующая интерпретация получается более конкретной и более ограниченной. Полагаю, что это различие приводит к некоторым важным следствиям относительно создания «новой концептуальной сущности», о которой говорит Паивио; к этой проблеме я вскоре вернусь.

Принятая мною точка зрения в основе своей отрицает наличие коренных различий в обработке буквальных и небуквальных сравнений. Я склонен думать, что это верно также для буквальных и метафорических употреблений языка вообще. Конечно, в ряде случаев, слушатель или читатель не сможет с помощью описанных процессов прийти к связной интерпретации; часто мы говорим себе: «Интересно, что бы это могло значить?» В таких случаях, я думаю, привлекаются более рационалистические стратегии решения задач, запускаемые чем-то вроде прагматического анализа Грайса [6]; их описал в своей работе Серль. Такого рода анализ требует соотнесения значения высказывания со зна-

 

231

чением говорящего путем снятия кажущихся нарушений тех имплицитных принципов, которые управляют языковым взаимодействием. Говоря более конкретно, я предполагаю, что когда слушатель или читатель оказывается не в состоянии (разумно) интерпретировать высказывание, которое может обоснованно считаться осмысленным, он пытается сделать нарушение этих принципов (возможно, касающихся искренности и релевантности) всего лишь кажущимся. В таком случае слушающий предполагает существование обнаружимого основания сравнения и включает процессы, которые способны помочь его обнаружить. Однако очевидно, что это общее описание так же точно подходит и для неясных буквальных употреблений языка. Здесь может быть разница в том, какие именно языковые соглашения нарушаются, но сознательное «вычисление имевшегося в виду значения», безусловно, не ограничивается только лишь небуквальными употреблениями языка [13].

— Здесь вполне уместно может прозвучать жалоба, что до сих пор речь шла только об уподоблениях, а их значение для метафоры читатель должен понять сам; поэтому я уделю несколько строк соотношению уподоблений и метафор. В той мере, в какой понимание метафор включает сравнивание, можно предположить, что процессы, необходимые для понимания метафор и уподоблений, имеют много общего. Высказывалась точка зрения (например, в [8]), что понимание метафоры на самом деле происходит путем превращения ее в уподобление. Даже если принять эту точку зрения, предположив, что такое превращение всегда возможно (в чем я сомневаюсь), остается неясным, каким образом и с какой целью производится это превращение. Рассмотрим предложение (10), выражающее уподобление (2) в форме метафоры:

(10) Энциклопедии — это золотые прииски.

Когда слушатель (или читатель) встречает (10) в определенном контексте, он рано или поздно осознает, что, понятое буквально, это предложение либо ложно, либо бессмысленно. Кроме того, в отличие от уподобления, в нем нет поверхностных признаков сравнения, так, что даже при тождестве процесса понимания уподоблений процессу понимания буквальных сравнений здесь нет никаких априорных оснований обращаться к этому процессу понимания. Сначала надо прийти к рассмотрению этого предложения как сравнения, которое не может быть буквально истинным, поскольку (10) таковым не является; возможно, после этого в игру вступают процессы понимания сравнений. Одна из возможностей состоит в том, что в таких «атрибутивных» метафорах предикаты приписываются теме точно так же, как для уподоблений, с отбрасыванием неприменимых предикатов оболочки. Я не исключаю, что в некоторых случаях именно так и происходит, но очень сомневаюсь, что так происходит всегда. В других случаях требуется дополнительный механизм — а именно, механизм соотнесения значения высказывания со значением говорящего,

 

232

описанный выше. Такого подхода придерживается в своей главе Серль.

Наконец, я хотел бы ввести разграничение метафор «выдвижения предиката» и метафор «введения предиката» — разграничение, связанное с упомянутым выше разграничением выбора предикатов и отбрасывания предикатов. В метафорах выдвижения предиката предполагается, что слушатель (и, вероятно, говорящий) знает о теме достаточно, чтобы распознать истинность того, что о ней имплицитно сообщается. Такие метафоры часто включают родовые понятия. Вернемся к примеру (10): большинство людей знают, что энциклопедии — это источники знаний и что источники знаний полезны, отрадны и так далее. Именно такие предикаты естественно прилагаются к «золотым приискам». Я утверждаю следующее; когда кто-либо понимает метафору таким способом, он уже знает, что данные предикаты истинны относительно члена А, так что извлекаемая из метафоры информация — это старая информация, и так она и воспринимается говорящим и слушателем. Тем самым слушатель при понимании делает ровно одно: он повышает характерность релевантных предикатов для члена А. Но есть и другая возможность, а именно: слушатель знает о теме очень мало и, понимая метафору, узнает о ней нечто новое (или как минимум строит умозаключения о чем-то, чего он не знал раньше). Я считаю, что в этих случаях метафора с точки зрения слушателя является метафорой введения предиката. Здесь характерность уже существующего предиката (или набора предикатов) не может быть увеличена, поскольку эти предикаты вообще еще не являются предикатами члена А. Они вводятся в качестве новых предикатов в результате процесса понимания.

Я утверждал, что в уподоблениях характерные предикаты оболочки являются характерными предикатами темы; это отличает уподобления от буквальных сравнений, где соответствие устанавливается между предикатами высокой степени характерности. Однако теперь мы можем видеть, что этим дело не ограничивается. Рассмотрим, например, (11):

(11) Манеры Аттилы были похожи на выгребную яму.

Предположим, некто произносит (11), причем слушатель не знает про Аттилу ничего более конкретного сверх того, что он был знаменитым варваром. Тогда, хотя никакие характерные предикаты выгребных ям не являются менее характерными предикатами Аттилы или его манер, это предложение тем не менее интерпретируемо, и большинство людей интерпретируют его правильно. Менее характерные предикаты Аттилы в представлении говорящего могут включать «быть в высшей степени неприятным», «иметь отвратительные манеры» и так далее; с точки зрения слушателя, эти предикаты вообще не являются свойствами Аттилы. Цель метафоры в том и состоит, чтобы выразить эти идеи. Тем самым, по-видимому, имеет место следующее. Уподобление,

 

233

используя характерные предикаты оболочки, которые являются менее характерными предикатами темы или вообще не являются ее предикатами, служит для подчеркивания, или повышения характерности этих предикатов (если они были менее характерными), или для их введения (если их вообще не было). В метафорах выдвижения предиката эти предикаты уже присутствуют; они становятся более подчеркнутыми или выделенными. В метафорах введения предиката этих предикатов заранее нет, и они вводятся. Я считаю вполне вероятным, что метафора введения предиката служит одним из краеугольных камней прозрения. Ее понимание в результате дает нам более богатые репрезентации, которые могут быть даже в какой-то мере неуместны, поскольку они отбрасывают только вопиюще несовместимые части. Их богатство отчасти является следствием именно этого. Предикаты, которые переносятся с оболочки на тему, в большей степени холистичны и в меньшей степени дискретны; они могут включать перцептивные и эмотивные компоненты. Как я старался показать в работах [11], [12], они тем самым ближе к перцептивным репрезентациям, чем большинство других репрезентаций, имеющих языковую природу. Я думаю, именно поэтому для метафор важны образы, как, несомненно, полагают Паивио и другие. Эта связная, холистическая интерпретация позволяет нам видеть вещи с разных сторон, — а, как часто указывалось, способность видеть вещи с разных сторон является необходимой предпосылкой научного открытия. Как сказал Уайтхед, «фундаментальный прогресс связан с переосмыслением базовых идей».

Хотя уподобления и метафоры обычно обрабатываются так же, как буквальные высказывания, между ними остаются существенные различия; эти различия связаны с их функциями и использованием в процессе общения. Есть и еще одно различие. Все типы употребления языка имеют тенденцию растягивать его, но при буквальном употреблении он «пружинит»: метафоры растягивают язык за пределы его эластичности.

 

 

ПРИМЕЧАНИЕ

 

Я очень обязан Дэвиду Румелхарту. Некоторые идеи данной статьи являются отчасти результатом наших с ним многочасовых обсуждений. Хотелось бы отметить и помощь, предоставленную мне Национальной академией образования в виде Спенсеровской Стипендии. Работа, изложенная здесь, получила также частичную поддержку в виде контракта с Национальным институтом образования.

¹ Под «объектами» я подразумеваю не «физические объекты», а скорее те реальные или воображаемые сущности, которые способны связываться отношениями. Об опасностях рассмотрения «объектов» как «физических объектов» см. главу Серля.

² Следует, однако, отметить, что предлагалось модифицировать (геометрическую модель так, чтобы избежать этой трудности; см., напр., [9].

⁸³ Это сложный вопрос, выходящий за рамки данной статьи. Существенно, однако, понимать, что дурной бесконечности здесь не возникает. Можно

 

234

приводить аргументы в пользу рекурсивного процесса понимания, где правилом выхода может служить либо нахождение соответствия прежде, чем будет достигнут некий порог обработки, либо неудача в этом. В последнем случае результатом может быть осознание правила понимания.

 

 

ЛИТЕРАТУРА

 

[1] Andеrsоn J. R., Power G. H. Human associative memory. Washington (D. С.), Winston and Sons, 1973.

[2] Anderson J.R., Ortony A. On putting apples into bottles: A problem of polysemy. — "Cognitive Psychology", 1975, № 7, p. 167 — 180.

[3] Billow R.M. A cognitive developmental study of metaphor comprehension. — "Developmental psychology", 1975, № 11, p. 415 — 423.

[4] Bransford J.D., McCarrell N. S. A sketch of a cognitive approach to comprehension. — In: W. B. Weimer and D. S. Palermo (eds.). Cognition and the symbolic processes. Hillsdale (N. J.), Erlbaum, 1975.

[5] Carrol J. D., Wish M. Multidirectional perceptual models and measurement methods. — In: E. С Carterette and M. P. Friedman (eds.). Handbook of perception. N. Y., Academic Press, 1974.

[6] Griсe H. P. Logic and conversation. — In: P. Cole and J. L. Morgan (eds.). Syntax and semantics, Vol. 3: Speech acts. N. Y., Academic Press, 1975 (русск. перевод см. в сб.: Новое в зарубежной лингвистике, вып. XVI. М., «Прогресс», 1985)

[7] Henley N. М. A psychological study of the semantics of animal terms — "Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior", 1969, № 8, p. 176 — 184.

[8] Кintsсh W. The representation of meaning in memory. Hillsdale (N. J.), Erlibatim, 1974.

[9] Кrumhans1 C. L. Concerning the applicability of geometric models to similarity data: The interrelationship between similarity and spatial density. — "Psychological Review", 1978, Vol. 85, p. 445 — 463.

[10] Norman D. A., Rumelhart D. E. and the LNR Research Group. Explorations in cognition. San Francisco, W. H. Freeman, 1975.

[11] Ortony A. Why metaphors are necessary and not just nice. — "Educational theory", Vol. 25, 1975, p. 45 — 53.

[12] Ortony A. On the nature and value of metaphor: A reply to my critics. — "Educational theory", 1976, Vol. 25, p. 395 — 398.