Заключение. Псков как слабая форма ранней коммуны и средневекового города-государства

На протяжении XIV–XV вв. Псков сильно изменился. Войдя в этот период городом, стоявшим всего на одну ступень выше новгородских пригородов, к концу XV в. Псков освобождается от влияния «старшего брата» и превращается в политический субъект, ведущий войны и переговоры о мире. Растет подчиненная ему территория, появляются его собственные пригороды, власть псковичей над которыми почти не ограничена. Одновременно внутри псковского общества и его политической системы происходят колоссальные сдвиги.

Носителями власти в Пскове в начале XIV в. были: посадник, представлявший собой пожизненного городского магистрата, сотские, древнейший политический институт Пскова, породивший, вероятно, посадничество, и все свободное мужское население города, собиравшееся на городскую ассамблею, позднее на новгородский манер, названную вечем. Княжеская власть не была устоявшимся политическим институтом в Пскове, в городе часто не было собственного князя, а если и был, то его отношения с городом носили договорный характер, скрепленный двухсторонней присягой. Главной функцией князя, как это непосредственно следует из источников, была оборона Пскова, он был в первую очередь предводителем своей дружины. В этом свете не очень удивительно, что на рубеже XIV–XV вв. в Пскове был семилетний период «многокняжия», когда в городе одновременно было как минимум два князя.

На протяжении XV в. структура управления городом и землей становилась сложнее и разветвленнее. Князь интегрировался в нее, княжеская власть стала подлинным политическим институтом Пскова. Теперь уже только князь приносил присягу Пскову, а псковичи ему — нет. Процесс изменения княжеской власти нашел отражение и в изменении формулы легитимации действий — из двухчастной («посадники и весь Псков») она становится трехчастной («князь, посадники и весь Псков»). Выросло и его влияние: его судебные решения были защищены от «пересуживания» не только другими псковскими магистратами, но и вечем. Последнее сохранило свою судебную власть, выражавшуюся в архаичном коллективном суде общины, но отныне распространявшуюся только на узкий круг самых тяжких, караемых смертью преступлений.

В рассматриваемый период изменяется и институт посадничества. С середины XIV в. нам известно уже о двух посадниках, затем их становится еще больше, а сам институт постепенно стал оформляться в городской патрициат. В псковских источниках второй половины XIV–начал — начала XV вв. «посадник» — понятие многозначное. Этим словом обозначали и сменяемого городского магистрата, и представителей семей, в кругу которых распределялась эта должность. Со временем, для обозначения посадников как магистрата стало использоваться прилагательное «степенной». Появление посадничьего патрициата, представители которого на протяжении XV в. неизменно занимали должность степенных посадников, получив в свои руки решающую власть в городе, стало первым этапом в расслоении некогда единых в социальном отношении «мужей- псковичей». Вслед за посадничьим патрициатом выделяются другие группы: бояре и «добрые люди». Формирование боярства как социальной группы следует отнести, по-видимому, к более позднему периоду — середине XV в., времени, когда посадничество уже консолидировалось. Расслоение и сопутствующее ему численное увеличение населения города привело во второй половине XV в. к острым социальным конфликтам внутри псковского населения, самым известным из которых стала «Ббрань о смердах».

Наблюдаемое социально-политическое развитие Пскова в XIV–XV вв. в основных чертах соответствует тому пути, который прошли итальянские города-коммуны от своего возникновения в конце XI–начал — начале XII вв. до начала XIII в., т. е. момента превращения в более зрелую форму коммуны, так называемую «вторую коммуну» (ит. Secondo commune — ит.), для которой былои характерно более сложное социальное и политическоей устройство. В этот период «второй коммуны» с начала XIII в. усилилась рецепция римского права, вследствие чего появился выборный совет, фактически вытеснившяющий городскую ассамблею или в редком исключении (самый известный пример — Флоренция) просто отодвинувшийоттеснивший ее на второй план, взявберя на себя основные функции управления. Возникли такие институты, как гражданство, призванное ограничить ставший неконтролируемым приток сельских жителей в города, не выдерживающие такого перенаселения. Повсеместно граждане организовывались в гильдии, scuole или arti, ставшие основой внутренней стратификации городского населения. Вскоре гражданство и политические права стали зависеть уже от членства в одной из таких организаций, а лишенные прав горожане начали борьбу с городским патрициатом. Эта борьба часто принимала кровавый характер, заканчиваясь, как это случилось во Флоренции, победой пополанов, т. е. простого народа, или же, наоборот, победой знати, сумевшей ограничить круг полноправных граждан узкой прослойкой городского патрициата, как это произошло в Венеции. Разумеется, существовалао и масса других, промежуточных вариантов, среди которых было и просто падение власти коммуны через установление синьории. В любом случае период «второй коммуны» характеризуется усилением борьбы внутри города между различными социальными группами с совершенно различным исходом.

Псков XIV–XV вв. нес в себе черты преимущественно именно ранней первой коммуны, особым отличительным признаком которой была городская ассамблея, выступавшая в качестве самого важного политического института города. Другой характеристикой ранней коммуны следует признать относительную неразвитость политической системы, количество должностей магистратов в которой было весьма ограниченным, редко превышая десяток человек, тогда как в более поздних коммунальных формах количество должностейоно порой заходило запревышало несколько сотен. Однако, ранняя итальянская коммуна имела тенденцию к усложнению своих социальных и политических структур, и в этом смысле Псков здесь — не исключение. Более того, конец псковской самостоятельности характеризуется усилением социальных противоречий внутри единого некогда сообщества, что характерно для конца итальянской «ранней коммуны». Это усиление было, по-видимому, вызвано ростом города, как в демографическом, так и в пространственном измернении, что одинаково характерно и для Пскова, и для ранней коммуны. Приток людей в город вызвал кризис веча, как ключевого политического института города. Увеличившееся население города уже физически не могло собираться на одной площади для решения важных вопросов, а происходившее вместе с этим становление нового городского патрициата, стремившегося захватить власть, приводило к социальной напряженности.

Еще один процесс, сопровождающий рождение и первичное развитие коммуны, как в Пскове, так и в итальянских городах, — это лавинообразное увеличение количества документов, как частных и публичных правовых актов, появление летописей и хроник, выражавших идеи местного патриотизма, акцентирующих внимание на культе местночтимых святых, патронов города. Сюда же нужно добавить и процесс первичной кодификации бытовавшего в городах в докоммунальный период обычного права, впервые принимавшего письменную форму, но сохранившего при этом многие характерные для обычного права черты. Важно и то, что в этих ранних коммунальных источниках мы видим схожие друг с другом процессы поиска стабильной терминологии для описания социальных и политических структур города.

В особенности роднит Псков и раннюю итальянскую коммуну специфический аграрный, или феодальный, тип города, нехарактерный для европейских коммун Франции, Германии и Фландрии. Речь идет о том, что некоторая часть городского населения состояла из живущих в городе землевладельцев, которым принадлежали владения наделы в окружавшей город местности. Хотя пример Новгорода еще более показателен. Если псковская земельная знать формировалась медленно и процесс этот продолжался еще в XIV–XV вв., то в новгородское боярство, по всей видимости, уже отчасти сложилось к XII в., когда Новгород обнаружил первые признаки консолидации городского населения в борьбе с князьями и, соответственно, встал на путь формирования коммунального строя. Не вполне понятно, было ли новгородское боярство уже в XII в. той земельной аристократией, которой оно несомненно безусловно стало в XV в., но то, что оно формируется раньше, чем псковское, кажется несомненным.

Но в XV в. в Пскове землевладельцы с определенного надела земли выставляют сообща некоторое количество воинов, кроме того, налицо своя местная землевладельческая элита, которая выступает на войну на коне, как и milites итальянских городов, т. е. переселившееся в города рыцари. Городская кавалерия позволила итальянским коммунам и Новгороду с Псковом вести активные боевые действия с соседями и подчинять земли вокруг города, создавая свое contado, — подчиненную городу территорию, чьи жители были лишены политических прав и в той или иной степени подчинялись управлению из старшего города. Наличие подчиненной территории и боеспособной армии позволило Новгороду и Пскову или итальянским коммунам создать особый тип средневекового города-государства (или city-state), чьей отличительной чертой было: доминирование города над окружающей местностью и наличие особого «городского политического народа», состоявшего из горожан, юридически отделенных от жителей подчиненного contado. Такие города-коммуны первыми начали эксперименты по созданию собственной бюрократии, характерной затем для государств рРаннего Нового времени в более поздние векаее время. В этих городах приступили и к кодификации права. Кроме того, средневековые города-государства постепенно начали осознавать себя игроками внешней политики, в источниках заметен поиск терминов, выражавших идеи независимости и суверенитета. Так, вряд ли случайно, что понятие «господарьство» начинает применяться одновременно к Московскому государству и к Пскову, причем в последнем случае во второй половине XV в. появляется даже печать, несущая снежного барса и надпись «Господарьство Псковское».[898] Кроме Помимо этого, в источниках начинают встречаться понятия «псковская держава» и «господин (Великий) Псков», что свидетельствует о том, что город все большее ощущает  о растущем уровне самоощущения себя как независимымого политическимого образованияем. Аналогичные процессы протекали и в итальянской ранней коммуне после битвы при Леньяно, но были совершенно не характерны для коммун Франции, Германии и Фландрии этого периода.

Примечательно и то, что все средневековые города-государства ждал один и тот же конец. Все они в конце XV– в. — середине XVI вв. пали под натиском военной силы государств Нового времени. Единственное исключение — Венеция, которая, пусть и пережила всех своих «собратьев» на несколько сотен лет благодаря причудам своего географического положения, однако, проиграв войну Камбрейской лиги, потеряла почти все свои владения и вступила в период длительного упадка. Коммуны Германии, Франции, Фландрии, в отличие от средневековых городов-государств, претендовали на внутреннюю автономию, а не на суверенитет, поэтому им легко находилось место в более крупных политических объединениях. Так, например, Любекское право в Ревеле с определенными изменениями применялось до 1917 г., а след особого статуса «вольных городов» Германии сохраняется до сих пор. Средневековые города-государства Италии и Северо-Западной Руси, претендовавшие на нечто большее, чем просто юридическая автономия, не могли стать частью государств нНового времени, в рамках которых уже не мог быть допущен даже фрагментарный суверенитет отдельных субъектов. Вместе с тем, как заметил Дж. Киттолини применительно к итальянским городам-государствам, тот опыт строительства властногогосударственного аппарата, который последние получили, был интересен захватившим их государствам нНового времени и был использовалсян последними. В силу этого бывшим центрам городов-государств, пусть и потерявшим всякое подобие автономии, удалось сохранить за собой позиции важных экономических, административных и культурных центров уже в составе новых объединений.[899] В этом смысле, как представляется, Псков и Новгород тоже не были не исключениями. ПСГ, как предположил Ю. Г. Алексеев, была использована при создании Судебника Ивана III,[900] а Новгород вообще сохранял особое положение в составе Московского государства вплоть до опричного террора, как минимум, а то и до пПетровской эпохи.

Однако, проведенный компаративный анализ показывает не только черты сходства между Псковом XIV–XV вв. и итальянской ранней коммуной, но и различия. В самом общем смысле виде их можно сформулировать так: наблюдая в Пскове те же, в сущностином смысле, социально-политические явления, что и в ранних коммунах и городах-государствах Италии, мы видимзамечаем, что в Пскове они были гораздо слабее выражены. Думается, что это различие не менее важно, чем сходствао, и помогает лучше понять природу социально-политического развития псковского общества.

Прежде всего, обращает на себя внимание периодизация. Временные рамки периода эпохи ранней коммуны в сСеверной Италии — условны, она продолжаласья около ста лет, с конца XI по начало XIII в. Псков начал обнаруживать сходство с ранней коммуной с начала XIV в., когда упоминаются первые магистраты — посадники, в источниках появляются упоминания коллективной общности «весь Псков». К началу XVI в. псковская политическая система, равно как и социальная структура, хоть и претерпели значительные изменения, однако оставались все еще схожими именно с ранней коммуной (ключевая роль веча, отсутствие института гражданства и пр.). Таким образом, в Пскове условный «раннекоммунальный» период не просто наступил позднее, но и продлился на сто лет дольше, чем в Италии. Это говорит, по всей видимости, о том, что отсутствовали внутренние механизмы, способствующие переходу к «высокой» коммуне. Заметим, что в Новгороде, который встал на коммунальный путь развития раньше Пскова, во второй половине XV в. ситуация выглядит еще более застойной. Ничего подобного «второй» коммуне там так и не появилось за все триста с лишним лет, прошедшие с изгнания из города князя Всеволода Мстиславича до снятия вечевого колокола по приказу Ивана III. В том же, что «республиканский», или «вечевой», строй только начал складываться в Новгороде в первой половине XII в., соглашаются и В. Л. Янин,[901] и П. В. Лукин,[902] несмотря на серьезную разницу между их концепциями социально-политического развития города. Сходство Новгорода с «высокой коммуной» можно увидеть в существовавшем в Новгороде, по крайней мере в XV в.,[903] боярском или посадничем совете, который П. В. Лукин предложил называть «господой», используя аналогии с Псковом.[904] В Пскове городского совета не существовало никогда, а господа была лишь узко исключительно судебным органом (см. чЧасть I:, Глава 1, § 1.3,; Гглава 2, § 2.1–2.2). Зададимся другим вопросом:, а схож ли был совет в Новгороде с советами «второй», или «высокой», коммуны?[905]

Новгородские источники не знают понятия «совет», которое появилось уже в историографии, хотя, оставаясь на позициях ономасиологического подхода, нужно признать, что само явление могло бы быть в языке и не выражено неким единым понятием, а в Новгороде, в отличие от Пскова, регулярные совещания представителей элит имели место и представляли являли собой действительно некоторый институт в стадии становления.[906] Обращают на себя внимание два важных нюанса: количественный состав совета и принципы кооптации в него. При сопоставимой численности населения городов размер советов итальянских коммун в XIII–XV вв. в прямом смысле слова на порядок больше предполагаемого новгородского: несколько сотен человек против максимум нескольких десятков. Этот факт наводит на определенные размышления, но не может, конечно, считаться решающим. Так, советы (Раты) ганзейских городов, с которыми в первую очередь сопоставляет «новгородскую господу» П. В. Лукин, действительно имели схожий с новгородским количественный состав. Но кто входил в них? Согласно Любекскому праву, Рат состоял из двадцати ратманов, избираемых от цехов, срок их полномочий был два года. Ни о чем подобном в случае с новгородским советом речь идти не может. Никакой цеховой организации в Новгороде не было, возможно только ее зачатки (Ивановское сто). Кроме того, мы ничего не знаем про «выборность» (со всеми оговорками о том, что, конечно, выборность ратманов не была похожа на современную процедуру) членов новгородского совета и, тем более, о сроке действия их полномочий. А самое главное различие состоит в том, что члены новгородского совета, принадлежа, по-видимому, к землевладельческой элите — боярству, входили в него по принципу ex officio, т. е. в силу занимаемой должности, с чем согласен и П. В. Лукин, полагавший, что в его составе были него входили «архиепископ, посадник, тысяцкий и пять кончанских старост — всего восемь человек».[907] То есть, члены новгородского совета даже не утверждались на вече, а входили в него в силу занимаемой должности (т. е. первична сама магистратура, а членство в совете — следствие) или, возможно, просто как представители определенных боярских родов, и срок их полномочий ограничивался пребыванием в должности. В этом ключевое отличие новгородского совета не только от ганзейских, но и от больших и малых советов итальянских коммун: здесь также члены возникавших с XIII в. советов выбирались профессиональными или территориальными объединениями горожан, а срок их полномочий был ограничен. Они не принадлежали обязательно к рыцарской элите milites, хотя таковые там тоже встречались, но с конца XIII в., наоборот, усматривается тенденция к уменьшению участия последних в политической жизни.[908] Важнейшим отличием новгородского совета от итальянских или ганзейских было и то, что последние пришли на смену городской ассамблеи, и, даже когда она формально и сохранялась, то фактически лишалась реальных полномочий. Новгородское же вече продолжало сосуществовать вместе с советом и, даже, по мнению П. В. Лукина, «было высшим по отношению к “«господам”» органом».[909]

Вместе с тем, в раннекоммунальном итальянском городе был коллективный орган, крайне схожий с новгородским советом. Речь идет о коллегии консулов, которая как раз сосуществовала с ассамблеей и тоже была формально ей подотчетна. Коллегия (историографическое название), как и «новгородская «господа», не называется прямо советом, потому что это она былао совещанием равных между собой магистратов. Примечательно, что, как и в случае с новгородскими и псковскими посадниками (хотя на определенном этапе эти два института и стали развиваться по-разному), число консулов в ранней коммуне росло (изначально мог быть один или два, затем до двенадцати), и происходило это, по-видимому, по той же причине, что в Новгороде и Пскове. Как консулы были членами родов milites, так и новгородские посадники происходили из бояр. И те, и другие соперничали за власть в городах. Увеличение количества магистратов было способом предоставить различным знатным родам равный доступ к власти. Таким образом, видно, что новгородский совет, скорее, соответствует именно раннекоммунальной модели итальянского города. Псков стоит несколько особняком, т. к.так как изначально там не было своего заметного боярства. Крупное землевладение так и не сформировалось там даже к началу XVI в., хотя среднее и мелкое появилось, а вместе с ним и своя земельная аристократия. Увеличение количествао посадников в Пскове имело, возможно, ту же природу, что и в Новгороде, и могло привести и к созданию совета, наподобие новгородскому, но времени на это уже не было отпущено.

В итальянском случае на рубеже XII–XIII вв. стала очевидна бесперспективность попыток разрешения внутренних разногласий между представителями знатиью через предоставление им равного доступа к магистратурам, и появилась новая должность, определяющаяее политический облик коммун в XIII в., — пдолжность подеста, приглашение которого из другого, подчеркнем, города было вызвано нескрываемым желанием иметь во главе человека, лично не заинтересованного в местных спорах. Появление подеста и начало формирования больших советов, выбиравшихся горожанами и имевшийх менее стихийный характер по сравнению с ассамблеями, где дело часто решалось криком, положили конец раннему коммунальному периоду. Почему же прохождение этого периода в Новгороде и Пскове заняло так много времени в сравнении с итальянскими примерами времени? Были ли, вообще, у русских городов предпосылки для того, чтобы перейти к более развитой форме коммунального устройства? Или же они застыли в раннекоммунальной форме?

Применительно к Пскову мы уже разбирали сюжет, связанный с особенностями власти местногопсковского князя, через которого мог проводить свою волю великий князь московский, но, на наш взгляд, ответы на поставленные вопросы лежат в иной плоскости. То, что бросается в глаза при сравнении псковских и раннекоммунальных источников, — это язык. Семасиологический подход, как кажется, способен здесь прояснить некоторые нюансы. Речь идет о происхождении коммунальной терминологии. Пьер П.-Мишо.- Кантан показал, что почти вся первичная терминология коммунального движения (civitas, universitas, consilium, parlamentum и пр.) заимствовано из языка церкви, а не из древнеримских источников (исключение — arrengo — одно из наименованийе коммунальной ассамблеи, бытовавшее преимущественно в Ломбардии, германского, по всей видимости, происхождения).[910] Ничего подобного на псковском и новгородском материале мы не наблюдаем. Проанализировав терминологию источников, А. Е. Мусин показал, что первичным делением псковского общества было приходское, а вече по своей природе связано с церковной организацией Пскова. Псковичи на площади были изначально собранием прихожан главного собора, превратившиемся впоследствии в политическоие.[911] В этом есть типологическое сходство с ранней итальянской коммуной. При этом русские города, в отличие от итальянских, не пользовались языком церкви для описания своих политических реалий. Вече, посадник, сотский, тысяцкий, весь Псков, господин Великий Новгород — все это понятия светского, а не церковного происхождения. Разумеется, летописцы, в значительной степени люди церкви, использовали определенные церковные тропы: дом сСвятой Софии, дом сСвятой Троицы и т. д., но в светских документах они не прижились. В нарративе продолжали использоваться «светские» термины, хотя соответствующие латинским церковнославянские термины имелись, например, собор (вполне отражающий идею коллективного действия как universitas или communitas), использованный и в преамбулеу ПСГ, и в летописи,[912] но только при описании церковных дел. Любопытно, что позднее, уже в Московском государстве, понятие «собор» стало использоваться в более широком смысле, т. е. процесс «освоения» терминологии церкви на Руси тоже шел, но замедленными темпами.

Это значит, что псковичи не видели в своих политических действиях аналогов явлениям церковной жизни, где коллективное действие было распространено, и на которуюое как на авторитет опирались «ранние коммуны», заимствуя оттуда не только слова, но и их содержание. Псковское вече, родившееся из собрания прихожан Троицкого собора, не сохранило столь же сильную связь со своим церковным прошлым, как ассамблея раннекоммунальных городов. Это, как представляется, привело к нескольким последствиям. Во-первых, как уже было сказано, коллективные действия псковичей (по А. Е. Мусину, одновременно бывшихми Ццерковью в широком смысле слова, как сообщество прихожан) не воспринимались при этом как практики, освященные авторитетом Церкви  не были априори столь прямо освящены церковным авторитетом, как случилось бы, если бы они представлялись подобными тем, что имелись внутри цЦеркви в узком смысле слова (т. е. среди клириков). Во-вторых, они не заимствовали, соответственно, церковные практики. Так, нам хорошо известно, что в Новгороде для избрания архиепископа применялся жребий, что находит свое обоснование в Номоканоне, при этом мы не знаем ни одного случая использования жребия тогда, когда речь шла об избрании полностью светских магистратов. Новгородский архиепископ обладал, конечно, очень большим светским влиянием, и его нельзя расценивать исключительно как церковного иерарха, но в то же время им он, несомненно, был — и только он избирался по жребию.

Думается, что можно понять, почему в одном случае (ранняя итальянская коммуна) церковная терминология и практики заимствовались, а в другом (Псков и Новгород) — нет. В исследованиях по ранней коммуне высказывалось мнение, что коммунальное движение тесно связано с предшествующей ей Клюнийской реформой и сопутствующием спороме об инвеституре, обнажившихми для широко круга мирян образцы монашеских общежитийных практик с их характерным коллективным действием и горизонтальностью отношений между братьямиией, что заставило горожан, владеющих грамотой, которых в итальянских городах было довольно много, на эти практики ориентироваться.[913] Эта идея отчасти объясняет различие между русским и итальянским случаеями, ведь никакого аналога Клюнийской реформы и спора об инвеституре на Руси не было. С другой стороны, можно сделать еще один вывод уже применительно к утверждению о том, что Клюнийская реформа была обязательной предпосылкой для возникновения коммун. Как мы видим, нет, политические формы, крайне близкие к коммунальным, могли возникать и без нее, но в таком случае они оставались лишены опоры в виде авторитета Ццеркви и не имели источника, откуда могли бы черпать новые практики, такие как жеребьевка. Здесь, кажется, мы имеем дело с отрицательной функцией сравнения и, одновременно, с проверкой гипотезы, относящейся, правда, не к Пскову, а к ранней коммуне: Клюнийская реформа не была необходима для возникновения коммун, но способствовала их дальнейшему развитию.

Есть еще один важный источник новых практик, механизмов и институтов, которого Псков и Новгород были лишены. Речь идет о римском праве. Выше уже говорилось о том, что оно, как и традиции римского муниципия, практически не повлияли на формирование ранней коммуны в Европе. Скорее, наоборот, коммунальное движение повлияло на возрождение интереса к римскому праву, и уже тогда последнее начало в свою очередь влиять на дальнейшее развитие коммуны, что прежде всего чувствуется на уровне памятников права. В XIII в., т. е. уже в период «высокой» коммуны, статуты итальянских городов испытали рецепцию римского права, которое уже к тому времени более ста лет изучалось в университетах, созданных в раннекоммунальный период. Их первичные правовые памятники, такие как пизанские и генуэзские brevies, были полностью переработаны учеными юристами. Кроме того, и сами политические практики и институты оказались под влиянием заново открытой античности. Появление подеста, обозначавшегося переиначенным на вольгаре абстрактным латинским термином potestas (власть), а также института выборов вместо аккламации на ассамблее, делиберации, т. е. публичного обсуждения важных вопросов на городских советах, вместо крика толпы,[914] противопоставление burgenses (горожан) и cives (граждан), — т. е. появление зарождение института гражданства, о котором как об определяющем признаке коммуны писал Л. Штайндорф,[915] — все это возникло в итальянских коммунах XIII в. как следствие рецепции античной политической культуры. Повлияли античные образцы и на самовосприятие горожан. Выше уже приводился пример того, как горожане Южной Италии воспринимали свой город как rRes pPublica, — это тоже несомненный признак знакомства с римскими текстами и их переосмысления. Кроме того, ввиду врожденного почти хтонического ужаса любой республики перед возможным пришествием диктатурыа (а опасность была действительно реальной: многие коммуны в Италии не пережили раннекоммунальный период, превратившись в синьории), в итальянских коммунах начала создаваться сложная многоступенчатая система сдержек и противовесов, цель которой была в том, чтобы не допустить к власти одну семью. Это усложнение политической системы имело условно две формы: открытую, как во Флоренции, где реальный доступ к магистратурам и управлению (а не только через участие в ассамблее и крике на ней) получили широкие слои городского населения, и закрытую, как в Венеции, где от управления были отсечены, низшие социальные слои населения. При этом усложнившаяееся внутригородская система управления изменялао и упрочиваняла связи между центрами и их contado, создавалао местную бюрократию — т. е. произошел первый шаг в направлении создания действительно собственно государства в современном смысле слова.

Очевидно, что Псков и Новгород, лишенные возможности черпать новые-старые формы из языка и практик церкви и античных источников, не могли сдвинуться с уровня ранней коммуны и слабого варианта города-государства. У них отсутствовали необходимые внутренние механизмы, которые могли бы позволить развиваться дальше, хотя по наличию своего «contado», претензиям на суверенитет, возможности вести наступательные войны они и близки к итальянским city-states. В силу тех же вышеуказанных причин им не удалось выработать свою эффективную систему управления пригородами и волостью. Мы видим лишь некоторые зачатки этого: пригородские посадники, княжеские наместники, городской дьяк.

Это, как представляется, и стало одной из причин того, что Новгород и Псков стали протогосударствами, чье дальнейшее развитие было прервано. Конечно, нельзя сбрасывать с чаши весов и военную мощь Московского государства, но, думается, дело не только в ней. Мысль о том, что битва на реке Шелонь была проиграна потому, что новгородские «черные» люди не захотели сражаться за своих бояр, выглядит в контексте нашего материала оправданной. Псков и Новгород разделили судьбу всех прочих средневековых городов-государств, павших под ударами синьорий или государств Нового времени, но им еще и дополнительно не посчастливилось в том, что они встретили эти удары, пребывая в архаичной стадии развития, как если бы Ломбардская лига городов противостояла не Фридриху Барбароссе, а мощи французского государства, чьи войска установили герцогскую власть Медичи во Флоренции в 1532 г.

Вместе с тем,Но несмотря на то, что политические практики Новгорода и Пскова не получили дальнейшего развития в Московском государстве, само их бытование в Древней Руси не позволяет говорить о врожденной склонности отечественной политической культуры исключительно к единоначалию и к монархии в частности. Практики решения политических вопросов сообща на Руси существовали. Их возникновение и развитие былио схожими с теми, что наблюдались в странах католической Европы, но ряд как внутренних, так и внешних факторов привел к тому, что эта традиция оборвалась, ичто не позволилао создать на русской почве свою теорию республики и свободы. «Свобода древних» здесь была, а вот «свобода новых» так и не появилась.

Список источников

Алексеев Ю. Г. Псковская Судная Грамота. Текст. Комментарии. Исследование. Псков, 1997.

Валк С. Н. Новые грамоты о новгородо-псковских отношениях с Прибалтикой в XV в. // Исторический архив, № 1. 1956. № 1. С. 234.

Валк С. Н. Псковская данная (XV в.?) // Вопросы социально-экономической истории и источниковедения периода феодализма. М., 1961. С. 214–215.

Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. М.– — Л., 1938.

Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.– — Л., 1949.

Договор Пскова с Ливонией 1509 г. // Вопросы истории. 1983 г. № 1. С. 91–95.

Новгородская первая летопись старшего и младшего извода Л., 1950.

Контарини Г. О магистратах и устройстве венецианской республики. СПб., 2013.

Марасинова Л. М. Новые псковские грамоты. М., 1966.

Новгородская Судная грамота // Памятники русского права. Вып. 2. М., 1953. С. 212–213, 215–218.

Марасинова Л. М. Новые псковские грамоты. М., 1966.

Новгородская первая летопись старшего и младшего извода Л., 1950.

Памятники русского права. Вып.уск 2II. М., 1953.

Полное собрание русских летописей. Т. 1.Вып. 2. Л., 1927; Т. 2. СПб., 1908; Т. 4. Ч. 1. Пг., 1915; Т. 6. Вып. 1. М., 2000; Т. 7. СПб., 1856; Т. 15. Пг., 1922; Т. 16. СПб., 1889; Т. 42. СПб., 2002.

Псковская летопись, изданная на иждивении Общества Истории и Древностей Российских при Московском университете М. Погодиным. М., 1837.

Псковская Судная грамота / Перевод и комментарий И. И. Полосина // Ученые записки МГПИ. 1952. Т. LXV.

Псковские летописи. Вып.уск I. Л., 1941; Вып. II. Л., 1950.

Псковские летописи. Выпуск II. Л., 1950.

Псковская летопись, изданная на иждивении Общества Ист. и Древн. Росс. при Моск. Университете М. Погодиным. М., 1837.

Псковская Судная грамота. Перевод и комментарий И. И. Полосина // Уч. Записки МГПИ. Т. LXV. 1952.

ПСРЛ. Т.1. Выпуск 2. Л., 1927.

ПСРЛ. Т.2. СПб., 1908.

ПСРЛ. Т4. Ч.1. Петроград, 1915. С. 122.

ПСРЛ. Т 6. Вып. 1. М., 2000.

ПСРЛ. Т. 7. СПб., 1856.

ПСРЛ. Т. 15. Петроград, 1922.

ПСРЛ. Т. 16. СПб., 1889.

ПСРЛ. Т.42. СПб., 2002.

Саксонское зерцало. М., 1985.

Соколовский В., Белецкий С. В. Псковская грамота XV в. из археологических раскопок в Таллине // Псков в российской и европейской истории. Т. 1. М., 2003. С. 140.

Цицерон. Диалоги. М., 1966.

Черепнин Л. В., Яковлев А. И. Псковская Судная грамота (Новый перевод и комментарий) //Исторические записки. 1940. Т.ом 6. 1940 г.С. 263–297.

Янсен А. К. Новооткрытые копии хартейных грамот в свитках XVII в. // Познай свой край. Сборник Псковского общества краеведения., вВып. IV., Псков, 1929.

 

Annales Pisani. Roma, 1936.

Boncompagno da Signa. Rhetorica Novissima // Scripta anecdota antiquissimorum glossatorum. Bologna, 1892. P. 249–297.

Codice diplomatico della republica di Genova. T. 1. Roma, 1936.

Gli atti originali della cancelleria veneziana. 1090–1198. Venezia, 1994.

Elenchus fontium historiae urbanae. Leiden, 1967.

I Brevi degli consoli del comune di Pisa degli anni 1162 e 1164. Studio introduttivo, testi e note con un’Appendice di documenti. Roma, 1997.

Il breve della “Compana” del comune di Genova // Bordone R. La societàa’ urbana neall’Italia comunale. Torino, 1989.

Livlandische Reimchronik mit Anmerkungen, Namenverzeichnis und Glossar, herausgegeben von Leo Meyer. Paderborn, 1876.

Nuova Cronaca. Parma, 1991.

Relazioni degli ambasciatori veneti al Senato. III., Roma–-Bari, 1916.

Edictus Rothari // Monumenta Germaniae Historica. Legum Timus IIII. Hannovera,. 1868. CS. 1–90.

Statuti pistoiesi del secolo XII. Pistoia, 1996.

Voyages et ambassades de messier Guilbert de Lannoy. Mons, 1840.

 

Список литературы

Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время. Л., 1980.

Алексеев Ю. Г. Черные люди Великого Новгорода и Пскова // Исторические записки. 1979. Т. 103. М. 1979. С. 242–274.

Алешковский М. Х. Социальные основы сложения территории Пскова X–XVI вв. // Советская археология. 1978. № 2.

Аракчеев В. А. Проблемы социально-политического строя псковской вечевой республики в отечественной историографии XIX–первой половины XX вв. // Псков. Научно-практический, историко-краеведческий журнал. 2010. №. 33. С. 5–11.

Аракчеев В. А. Средневековый Псков. Власть, общество и повседневная жизнь в XV–XVII вв. Псков, 2004.

Арендт Х. Vita Activa, или о деятельной жизни. СПб., 2000.

Аристотель. Сочинения: В 4 т. Т. 4. М., 1983.

Артемьев А. А. Города Псковской земли.: Автореф. … дис. канд. ист. наук. Автореферат на соискание ученой степени кандидата исторических наук М., 1987.

Белецкий В. Д. Довмонтов город // Древний Псков: История, искусство, археология. Новые исследования. Псков, 1988. С. 99–112.

Белецкий С. В. Средневековый Псков (опыт переодизации) // Древний Псков. Исследования средневекового города. СПб., 1994. С. 43–49.

Белецкий С. В. Сфрагистика средневекового Пскова. СПб., 1994. Вып.уск I, II. СПб., 1994.

Беляев И. Д. Рассказы по русской истории. Кн. 3. История города Пскова и псковской земли. М., 1867.

Бернадский В. Н. Новгород и новгородская земля в XV в. М.–-Л., 1961.

Блок М. К сравнительной истории европейских обществ // Одиссей. Человек в истории. М., 2001.

Блок М. Феодальное общество. М., 2003.

Бобров А. Г. Новгородские летописи XV в. СПб., 2001.

Болховитинов Е. В. История княжества Псвковского. Ч. 1. Киев, 1831.

Борисевич Г. В. О деревянном зодчестве Пскова // Археология и история Пскова и Псковской землиАИППЗ. Псков, 1982. Вып. 4–6.

Бромлей Ю. В. К вопросу о сотне как общественной ячейке у восточных и южных славян в сСредние века // История, фольклор, искусство славянских народов. М., 1963. С. 73–90.

Буров В. А. Очерки истории и археологии средневекового Новгорода. М., 1994.

Валеров А. В. Новгород и Псков. Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV вв. СПб., 2004.

Вебер М. История хозяйства: Город // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 309–439.

Ведров С. В. О денежных пенях по Русской правде сравнительно с законами салических франков. М., 1877.

Вилкул Т. Л. Люди и князь в древнерусских летописях середины XI–XIII вв. М., 2009.

Вовин А. А. «Весь Псков» и «мужи псковичи»: к вопросу об участии непривилегированного населения в политической жизни вечевых городов // Новгородский исторический сборник., Великий Новгород, 2015., Т. 15 (25)., С. 113–126.

Вовин А. А. Датировка жалованной грамоты Пскова Якову Голутиновичу // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. М., 2014. Вып. 2 (56). С. 75–82.

Вовин А. А. К вопросу о времени создания общего протографа псковских летописей и его связи с новгородским летописанием // Новгородский исторический сборник., Великий Новгород, 2016., Т. 16 (26)., С. 139–161.

Вовин А. А. К вопросу о княжеской власти в Пскове XIV–XV вв. // Новгородский исторический сборник. Великий Новгород, 2013. Т. 13 (23). С. 103–114.

Вовин А. А. Посадничество в Пскове XIV–XV вв. [Электронный ресурс] // Электронный научно-образовательный журнал «История». М., 2012. Выпуск 7 (15) [Электронный ресурс]. Доступ для зарегистрированных пользователей. URL: http://mes.igh.ru/s207987840000212-2-1.

Вовина-Лебедева В. Г. Древнерусский семинар // Петербургский исторический журнал. 2017. № 1 (13), 2017. С. 159–160.

Гизо Ф. История цивилизации во Франции. Т. IV. М., 1881.

Гимон Т. В. Историописание раннесредневековой Англии и Древней Руси: Сравнительное исследование. М., 2012.

Гимон Т. В., Гиппиус А. А. Новые данные по истории текста Новгородской первой летописи // Новгородский исторический сборник. СПб., 1999. Вып. 7 (17). C. 18–47.

Гимон Т. В. Сообщение о походе Всеслава Полоцкого на Псков в 1065 г. в летописании XV в. // Псков, русские земли и Восточная Европа в XV–XVII вв. К 500-летию вхождения Пскова в состав единого Русского государства. Псков, 2011. С. 13–33.

Городилин С. В. Иван Репня Оболенский: «наш князь» или чужой наместник? К вопросу о статусе псковских князей в XV–- начале XVI вв. //

Гранберг Ю. Вече в древнерусских письменных источниках: функция и терминология // Древнейшие государства Восточной Европы. М., 2004. С. 100–135.

Греков Б. Д. Движение псковских смердов 1483–1486 гг. и смердьи грамоты // Исторические записки,. 1946. Тт. 20., М., 1946, С. 3–23.

Греков Б. Д. Земледелец и землевладелец в Пскове в XV в. // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1934. № 5. М. — Л., 1934

Греков Б. Д. Киевская Русь. М.-–Л., 1944.

Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. Т. 2. СПб., 1995; Т. 3. СПб., 1996; —Т. 4., СПб., 1995–1997.

Дройзен Г. Энциклопедия и методология истории. М., 2004.

Еременко А. В. Болотовский договор и его значение // Опыты по источниковедению: Древнерусская книжность: редактор и текст. СПб., 2000. Вып. 3.

Ершова Т. Е. Древности латгалов в Псковской земле в XI–XII вв. // Археологи рассказывают о древнем Пскове. Псков, 1992. С. 124–133.

Ершова Т. Е. Погребение 6 псковского некрополя и привеска зо знаком Рюриковичей // Археология и история Пскова и Псковской земли. 2010. Вып. 55. Псков, 2010. С. 24–29.

Зимин А. А. Правда русская. М., 1999.

Игина Ю. Ф. Меч псковского князя Довмонта-Тимофея: легенда, реликвия, реплика // Вестник СПбГУ. 2013. Сер. 2. Вып. 3. 2013. С. 151–161.

Карамзин Н. М. История Государства Российского. Т. II. М., 2008; Т. III. М., 1991.

Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. III. М., 1991.

Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. Сретенск, 2000.

Кафенгауз Б. Б. Древний Псков. Очерк по истории феодальной республики. М., 1969.

Кафенгауз Б. Б. О происхождении и составе Псковской Судной грамоты // Исторические. Ззаписки. 1947. Т. 18. М., 1947. С. 297–328.

Каштанов С. М. О типе Русского государства XIV–XVI вв. // Чтения памяти В. Б. Кобрина «Проблемы отечественной истории и культуры периода феодализма». Тезисы докладов и сообщений. М., 1992. С. 85–92.

Ключевский В. О. Курс русской истории. СПб., 1904–1922.

Козеллек Р. Социальная история и история понятий // Исторические понятия и политические идеи в России XVI—XX вв. 2006. Вып. 5. СПб, 2006, С. 33–53.

Колосова И. О. А посадникам доложить господину Пскову на вече… // Археологи рассказывают о древнем Пскове. Псков, 1992 С. 89–98.

Колосова И. О. Псковские посадники XIV–XV вв. М., 1984.

Колосова И. О. Псковские посадники первой половины XIV в. // Археология и история Пскова и Псковской земли.АИППЗ, Псков, 1986. С. 31–45.

Колотилова С. И. К вопросу о положении Пскова в составе Новгородской феодальной республики // История СССР. 1975. № 2. С. 145–152.

Колотилова С. И. Псковская феодальная республика // Псковский край в истории России. Псков, 1994.

Конов А. П. К вопросу о локализации так называемой Домантовой стены Пскова // Археология и история Пскова и Псковской земли. 2013. Вып. 58. Псков, 2013.С. 78–102.

Конявская Е. Л. Краткий Новгородский летописец и его место в новгородском летописании // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. М., 2010. № 1. С. 40–52.

Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. СПб., 1904.

Костомаров Н. И. Собрание сочинений. Кн. III. СПб., 1904.

Кром М. М. Введение в историческую компаративистику. СПб., 2015.

Кром М. М. Меж Русью и Литвой. Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV–первой трети XVI вв. М., 2010.

Круглова Т. В. «Болотовский договор»: тип утраченного акта с точки зрения дипломатики // Псков, русские земли и Восточная Европа в XV–XVII вв. Псков, 2011. С. 34–50.

Куза А. В. Новгородская земля // Древнерусские княжества X–XIII вв. М., 1975. С. 144–201.

Кучкин В. А. Десятские и сотские Древней Руси // Древняя Русь. Очерки социально-политического строя. М., 2008. С. 270–425.

Кучкин В. А. Десятские средневековой Руси // Средневековая Русь. 2004. Вып. 4. М., 2004

Лабутина И. К. Историческая топография Пскова в XIV–XV вв. М., 1985.

Лабутина И. К. Открытие псковского некрополя // Археологи рассказывают о древнем Пскове. Псков, 1992. С. 63–80.

Лабутина И. К. Раскопки в древней части псковского посада (1967–1991) // Раскопки в древней части Среднего города (1967–1991). Т. 1. Псков, 1996.

Лабутина И. К. Роль археологических данных в изучении топографии Пскова // Археология и история Пскова и псковской земли. 2011. Вып. 57. Псков, 2011. С. 25–36.

Лукин П. В. Вече: Социальный состав // Древняя Русь. Очерки политического и социального строя. М., 2008. С. 33–147.

Лукин П. В. Существовал ли в средневековом Новгороде «совет господ»? // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. М., 2012. Вып. 1 (47). С. 15–27.

Лукин П. В. Новгородское вече. М., 2014.

Лукин П. В. Новгородское вече в XIII–XV вв. Историографические построения и данные ганзейских документов // Споры о новгородском вече. СПб., 2012. С. 10–60.

Лукин П. В. Существовал ли в средневековом Новгороде «совет господ»? // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2012. Вып. 1 (47). С. 15–27.

Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV–XV вв. Л., 1976.

Лурье Я. С. Рецензия на книгу: Grabmüller H.-J. Die Pskover Chroniken. Untersuchungen zur russischen Regionalchronistik im 13.–15. Jarhhundert. Wiesbaden, 1975 // Russia Mediaevalis. 1977. T. III. 1977. C. 83–92.

Мартысевич И. Д. Комментарий к Псковской судной грамоте // Псковская Судная Грамота. М., 1951.

Масленникова Н. Н. Присоединение Пскова к русскому централизованному государству. Л., 1955.

Масленникова Н. Н. Псковская земля // Аграрная история Северо-Запада России XVI в., Север, Псков: Общие итоги развития Северо-Запада. Л., 1978.

Мартысевич И. Д. Комментарий к Псковской судной грамоте // Псковская Судная Грамота. М., 1951.

Мурзакевич Н. Н. Псковская Судная грамота, составленная на вече в 1467 г. Одесса, 1847.

Мусин А. Е. Церковь и горожане средневекового Пскова. СПб., 2010.

Насонов А. Н. Из истории псковского летописания // ПСРЛ. Т. 5. Вып. I. М., 2003.

Насонов А. Н. О списках псковских летописей // ПЛсковские летописи. Вып.уск I. М.– — Л., 1941.

Насонов А. Н. Из истории псковского летописания // ПСРЛ. ТV. Вып. I. М., 2003.

Никитский А. И. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1873.

Никонов С. А. Отражение степенного посадничества в псковском летописании 1-й пол. XV в. // Археология и история Пскова и Псковской земли. Псков, 2006. Вып. 51. С. 141–151.

Никулина Т. С. Средневековый Любек. Самара, 2006.

Охотникова В. И. Псковская агиография XIV–XVII вв. Исследование и тексты. Т. 1. СПб., 2007.

Павлов-Сильванский Н. П. Феодализм в России. М., 1988.

Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950.

Пежемский Д. В. Антропологический состав городского и сельского населения Псковско-Ливонского порубежья // Ледовое Побоище в зеркале эпохи. Липецк,. 2013. С. 208–2011.

Пиренн А. Средневековые города и возрождение торговли. Горький, 1941.

Плоткин К. М. Концы Пскова на начальном этапе сложения городской территории // Древний Псков. Исследования средневекового города. СПб, 1994 С. 28–32.

Плоткин К. М. Начало Пскова // Археологи рассказывают о древнем Пскове. Псков, 1992.

Погодин М. П. Исследования, замечания и лекции о русской истории. М., 1856. Т. 7.

Подгорная Р. Г., Салмина Е. В. Исследования Нового Торга в Пскове в 2011 г. (предварительный обзор) // Археология и история Пскова и Псковской земли. 2013. Вып. 58. М. — Псков, 2013. С. 23–38.

Покровский С. А. «"Салическая правда"» и ее сходство с «"Русской Правдой"» // Советское. государство. 1935. № 5. С. 105—114.

Прохоров Г. М. Летописные подборки рукописи ГБП, F. IV. 603 и проблема общерусского сводного летописания // ТОДРЛ. Л.,Труды отдела древнерусской литературы. 1977. Т. 32. С. 165–198.

Рогачевский А. Л. Меч Роланда. Правовые взгляды немецких горожан XIII–XV вв. СПб., 1996.

Рожкова М. К. К вопросу о происхождении и составе Псковской Судной грамоты. М.-–Л., 1927.

Романова Е. Д. Свободный общинник в Русской Правде // История СССР. 1961. № 4. С. 76–90.

Рыбаков Б. А. Древняя Русь. М., 1965.

Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 2013.

Салмин С. А., Салмина Е. В. Древнейший период освоения прибрежной части Завеличья средневекового Пскова по материалам Ольгинских раскопов 2008 г. // Новгород и Новгородская земля. История и археология. 2011. Вып.уск 25. Великий Новгород, 2011, С. 288–300.

Салмин С. А., Салмина Е. В. Исследования Ильинского девичьего монастыря на Завеличье средневекового Пскова // Древности Пскова. Археология. История. Архитектура». 2011. Вып.уск 2. Псков. 2011. С. 58–81.

Салмин С. А. Престольные посвящения погостских церквей и динамика распостранения клерикально-административной системы в псковской земле в конце 10–15 вв. //

Салмин С. А. Псков и новгородские князья в XII–XIII вв.: некоторые реалии политических взаимоотношений //

Сахаров А. М. Города Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. М., 1959.

Свердлов М. Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI–первой трети XIII вв. СПб., 2003.

Сергеевич В. И. Вече и князь. Русское государственное устройство и управление во времена князей Рюриковичей. М., 1867.

Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т.ом ΙΙ. СПб., 1893.

Тихомиров И. А. О первой псковской летописи // Журнал министерства народного просвещения. 1883. № 10. сС. 208–236.

Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956.

Тьерри О. Городские коммуны во Франции в Средние века. М., 2011.

Тьерри О. История происхождения и успехов третьего сословия. М., 1899.

Флоря Б. Н. «Служебная организация» и ее роль в развитии феодального общества у восточных и западных славян // Отечественная история. 1992. № 2. С. 56–57.

Флоря Б. Н. «Служебная организация» у восточных славян // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987. С. 142–151.

Флоря Б. Н. «Служебная организация» и ее роль в развитии феодального общества у восточных и западных славян // Отечественная история. 1992ю № 2. С. 56–57.

Флоря Б. Н. «Сотни» и «купцы» в Новгороде XII–XIII вв. // Средневековая Русь. 2006. Вып. VI. М., 2006. С. 66–79.

Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980.

Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988.

Хаммель-Кизов Р. Новгород и Любек. Структура двух торговых городов в сравнительном анализе // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Новгород. 1994. Вып.уск 7.

Хорошкевич А. Л. «"Брань»" из-за смердов в Пскове в 80-х годах XV в. // Русский город (исследования и материалы). 1983. Вып. 6.

Хорошкевич А. Л. Псков как посредник между западной, северной и восточной Европой в Средние века и в начале Нового времени // Псков в российской и европейской истории. Т. 1. М., 2003. С. 32–39.

Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV–XV вв. Ч. 1. М.–Л., 1948.

Черепнин Л. В. Социально-политическая борьба в псковской феодальной республике в конце 70-х–начал — начале 80-х годов XV в. // История СССР., 1958., № 3. С. 159–169.

Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV–XV вв. Ч. 1. М.-Л., 1948.

Черепнин Л. В., Яковлев А. И. Псковская Судная грамота (Новый перевод и комментарий) //Исторические записки. Том 6. 1940 г. С. 263–297.

Чернов С. Н. Заметки о псковских смердах и волнении 80-х годов XV в. // Труды Горьковского государственного пед. ин-та. Горький, 1939. Т. III. С. 45–55.

Шахматов А. А. Несколько заметок об языке псковских памятников XIV–XV вв. // Журнал министерства народного просвещения. 1909. № 7.

Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV–XVI вв. // Шахматов А. А. Разыскания о русских летописях. М., 2001. С. 746–815.

Шибаев М. А. Редакторские приемы составителя Софийской I летописи // Опыты по источниковедению. Древнерусская книжость: редактор и текст. 2000. Вып. 3. СПб., 2000. С. 368–394.

Штайндорф Л. Правильно ли считать Новгород коммуной? // Споры о новгородском вече. Междисциплинарный диалог. СПб., 2012. С. 228–241.

Штарк Р. Res Publica // Res Publica: История понятия. СПб., 2009. С. 7–67.

Энгельман И. Е. Систематическое изложение гражданских законов, содержащихся в Псковской Судной грамоте. СПб., 1855.

Юшков С. В. Псковская аграрная революция XV в. // Известия общества марксистов. № 3, (11), 1928, С. 38 – 42. Юшков С. В. Псковская аграрная революция XV в. // Известия общества марксистов., № 3 (11).

Яковлева Е. А., Кулакова М. И. Археологические исследования в Пскове и Псковской области в 2013 году // Археология и история Пскова и псковской земли. 2015. Вып. 60. Псков, 2015. С. 7–20.

Янин В. Л. «Болотовский» договор о взаимоотношениях Новгорода и Пскова в XII–XIV вв. // Отечественная история. № 6., 1992. № 6. С. 3–14.

Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. Историко-генеалогическое исследование. М., 1981.

Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962.

Янсен А. К. Новооткрытые копии харатейных грамот в свитках XVII в. // Познай свой край. Сборник Псковского общества краеведения. Вып. IV. Псков, 1929. С. 136 – 137.

 

Ambrosioni A. Gli arcivescovi di Milano e la nuova coscienza cittadina // L’evoluzione delle cittàa’ italiane nell’XI secolo. Bologna, 1988.

Arakcheev V. A. The Evolution of State Institutions of the Republic of Pskov and the Problem of its Sovereignty from the Thirteenth to the Fifteenth Centuries // Russian History. 2014. N № 41 (2014). CP. 423–439.

Bellomo M., L’Europa del diritto comune,. Roma, 1989.

Berengo M. L’Europa delle città. Il volto della società urbana europea tra Medioevo ed Età moderna. Roma, 1999.

Bordone R. La societàa’ urbana nell’Italia comunale (secoli XI–XIV). Torino, 1984.

Boucheron P., Menjot D. La ville méediéevale. Histoire de l’Europe urbaine. T. 2. Paris, 2012.

Calisse C. Storia del diritto penale italiano. Firenze, 1895.

Carter F.-W. Dubrovnik (Ragusa). A classic city-state. London, 1972.

City States in Classical Antiquity and Medieval Italy. Ann Arbor, 1991.

Chittolini G. Cities, City-States and Regional States in North-Central Italy // Cities and the Rise of States in Europe, A. D. 1000 to 1800. Oxford, 1994. CP. 28–44.

Chittolini G. Statuti e autonomie urbane // Statuti cittàa’ territori in Italia e Germania tra Medioevo ed etàa’ Moderna. Bologna, 1991. P. 7–47.

Cracco G. Societàa’ e stato nel Medioevo veneziano (sSecoli XII–XIV). Firenze, 1957.

Delumeau J.-P. De l’assembleée préecommunale au temps des conseils. Een Italie centrale // Le genre humain. — Qui veut prendre la parole? — Paris, 2003. P. 213–228.

Deétienne M. La phalange: problèemes et controverses // Probleèmes de la guerre en Grece ancienne / Sous la direction de J.-P. Vernant. Paris, 1985. СP. 119–142.

Dilcher G. I comuni italiani come movimento sociale e forma giuridica // L’evoluzione delle cittàa’ italiane nell’XI secolo. Bologna, 1988. P. 71–98.

Ebel W. Der Bürgereich als Geltungsgrund und Gestaltungsprinzip des deutschen mittelalterlichen Stadtsrechts. Weimar, 1958.

Ennen E. Frühgeschichte der europäischen Stadt. Bonn, 1953.

Ennen E. Die europäische Stadt des Mittelalters. Göttingen, 1979.

Esch A. UÜberlieferungs-Chance und ÜUberlieferungs-Zufall als methodisches Problem des Historikers // Historische Zeitschrift. 1985., Bd. 240., 1985, CS. 529–570.

Fasoli G. La coscienza civica nelle “laudes civitatum” // La coscienza cittadina nei comuni italiani del Duecento. Todi, 1972. P. 11–44.

Füchtner J. Geschichte der Städtebündnisse in den Bodenseegebiet von der Mitte des 13. bis zur Mitte des 15. Jahrhunderts. Göttingen, 1959.

Grabmüller H.-J. Die Pskover Chroniken. Untersuchungen zur russischen Regionalchronistik im 13.–15. Jarhhundert. Wiesbaden, 1975.

Isenmann E. Die deutsche Stadt im Mittelalter. 1150–1550. Köln, 2012.

Jones Ph. Italian city-states. Oxford, 1997.

Keller H. Gli inizi del commune in Lombardia: limiti della documentazione e metodi di ricerca // L’evoluzione delle citta’ italiane nell’XI secolo. Bologna, 1988.

Kocka J. Comparison and Beyond // History and Theory. 2003. Vol. 42., N 1 (2003). CP. 39–40.

Koselleck R. Futures Past: on the Semantics of Historical Time. New York, 2004.

Langer L.-N. The Posadnichestvo of Pskov: Some Aspects of Urban Administration in Medieval Russia // Slavic Review. 1984. Vol. 43. No 1. (Spring 1984) CP. 46–62.

Lanzoni F. Storia dei communi italiani dalle origini al 1313. Milano, 18872.

Lefler R. Novgorod — eine europäische Kommune des Mittelalters? // Städte im östlichen Europa. Zurich, 2006. СS. 33–59.

Le genre humain — Qui veut prendre la parole — Paris, 2003.

Lestocquoy J. Aux origines de la bourgeoisie. Les villes de Flandre et d’Italie sous le gouverment des patricienes (XI^e–XV^e sièecles). Paris, 1952.

L’evoluzione nelle citta’ italiane nel XI secolo. Bologna, 1988.

Maire Vigueur J.-C. Cavaliers et citoyens. Guerre, conflits et société dans l’Italie communale, XII^e–XIII^e siècles. Paris, 2003.

Martin J.-M. Les communes en Italie méeridionale aux XII^e et XIII^e sieècles // Villes, bonnes villes, citées et capitales. Tour, 1989. P. 201–210.

Martin J.-M. L’organisation administrative et militaire du territoire // Potere, società e popolo nell’età sveva. Atti delle seste Giornate Normanno-Sveve (1983). Bari, 1985. P. 71–121.

Maurer G. Geschichte der Städteverfassung in Deutschland. ТBd. I–IV. Erlangen, 1869–1871.

Mengozzi G. La cittàa’ italiana nell’alto mMedio eEvo. Il periodo langobardo-franco. Roma, 1914.

Michaud-Quantin P. Universitas. Expressions du mouvement communautaire dans le Mmoyen-a Âge latin. Paris, 1970.

Milani G. L’esclusione dal comune. Conflitti e bandi politici a Bologna e in altre cittàa’ italiane tra XII e XIV secolo. Roma,. 2003.

Mumenthaler R. Spätmittelalterliche Städte West- und Osteuropas im Vergleich: Versuch einer verfassungsgeschichtlichen Typologie // Jahrbücher für Osteuropas Geschichte. 1998. Bd. 46/1.Stuttgart, 1998. PS. 39–68.

Naujоks E. Obrigkeitsgedanke, Zunftverfassung und Reformation. Stuttgart, 1958.

Nicholas D. Urban Europe 1100–1700. Bristol, 2003.

Nilsson M. P. Die Hoplitentaktik und das Staatswesen // Klio., 1928. N 22 (3). СS. 240–249.

Pirenne H. Les villes du Moyen ÂAge. Essai d’histoire éeconomique et sociale. Bruxelles, 1927.

Planitz H. Die deutsche Stadt im Mittelalter. Von der Römerzeit bis auf den Zunftkämpfer. Graz–—Köln, 1954.

Planitz H. Studien zu denr Anfängen des europäischen Städtewesens // Vorträge und Forschungen / hHrsg. vom Institut für geschichtliche Landesforschung des Bodenseegebiets., Bd. IV., Lindau–—Konstanz, 1958.

Redon O. Paroles, témoignages, décisions dans les assemblées communales en Toscane méridionale aux XII^e–XIII^e siècles // Qui veut prendre la parole? Paris, 2003. P. 243–255.

Reynolds S. An introduction to the history of English Medieval Towns. Oxford, 1977.

Reynolds S. Kingdoms and communities in Western Europe 900–1300. Oxford, 1984.

Reynouard F. Histoire du droit municipal en France sous la domination romaine et sous les trois-dynasties. Paris,. 1829.

Rossetti G. Il comune cittadino: un tema inattuale? // L’evoluzione ndelle cittàa’ italiane nel XI secolo. Bologna, 1988. CP. 25–44.

Rossetti G. Entre Pise et Milan // Le genre humain. — Qui veut prendre la parole? — Paris, 2003. P. 229–242.

Salmon J. Political Hoplites? // Journal of Hellenic Studies. 1977. Vol. 97. 1977. PС. 86–101.

Schmidt H. Die deutsche Städtechronicken als Spiegel des bürgerlichen Selbstverständnisses im Mittelalter. Göttingen, 1958.

Schumann R. Authority and Commune, Parma 833–1133. Parma, 1973.

Scott T. The city-states in Europe, 1000–1600. Hinterland — Territory — Region. London, 2012.

Sewell W. H. Jr. Marc Bloc and the Logic of Comparative History // History and Theory. 1967. Vol. 6. N. 2 (1967). СP. 208–218.

Snodgrass A. M. The Hoplite Reform and History // Journal of Hellenic Studies. 1965. Vol. 85. 1965. СP. 110–122.

Solmi A. Le leggi più antiche del comune di Piacenza // Archivio storico italiano. 1915. Vol. LXXIII. N 3. P. 3–81.

Spazio, societàa’, potere nell’Italia dei Comuni / a cura di G. Rossetti. Napoli, 1986.

Tanzini L. A consiglio. La vita politica nell’Italia dei comuni. Roma –— Bari, 2014.

Verlinden Ch. Marchands ou tisserands. ÀA propos des origines urbaines // Annales. Economies. Societeétés. Civilisations. 1972. 27^e annéee. N 2, 1972.

Vigueur J-C M. Cavaliers et citoyens. Guerre, conflits et societe’ dans l’Italie communale. XII–XIII siecles. Paris. 2003.

Villari P. L’Italia, la civiltà latina e la civiltà germanica. Firenze, 1862.

Vittolo G. Cittàa’ e coscienza cittadina nel Mezzogiorno medievale (Ssec. IX–XIII). Salerno, 1989.

Vovin A. & Krom M. The Сity of Pskov in the Fourteenth and Fifteenth Centuries: Baltic Trade and Institutional Growth // The Routledge Handbook of Maritime Trade around Europe 1300–1600., London, Routledge, 2017. СP. 313–330.

Walley D. The Italian city-republics. London,. 1969.

Yanin V. Medieval Novgorod: fifty years’ experience of digging up the past // The The Comparative History of Urban Origins in Non-Roman Europe: Ireland, Wales, Denmark, Germany, Poland and Russia. (BAR International Series.), 1985. N 255 (i). 1985. CP. 647–668.

Zernack K. Die burgstädtischen Volksversammlungen bei den Ost- und Westslaven. Wiesbaden, 1967.

Zorzi A. Diritto e giustizia nelle cittàa’ dell’Italia communale // Stadt und Recht im Mittelalter. Göttingen,. 2003. CS. 197–214.

[1] Zernack K. Die burgstädtischen Volksversammlungen bei den Ost- und Westslaven. Wiesbaden, 1967.

[2] Карамзин Н. М. История Государства Российского. Т. II. М., 2008. С. 82.

[3] Карамзин Н. М. История …Там же. Т. III. М., 1991. С. 125.

[4] Карамзин Н. М. История …Там же. Т. VII. С. 27.

[5] Лабутина И. К. Историческая топография Пскова. М., 1985. С. 4.

[6] Болховитинов Е. В. История княжества Псвковского. Ч. 1. Киев, 1831. С. 19.

[7] Там же. С. 39–40.

[8] См., например, о кончанском управлении: там Там же. С. 34–35.

[9] Там же. С. 38.

[10] Костомаров Н. И. Собрание сочинений. Кн. III. СПб., 1904. С. 244–322.

[11] Там же. С. 257.

[12] Беляев И. Д. Рассказы по русской истории. Кн. 3. История города Пскова и псковской земли. М., 1867. С. 27.

[13] Там же. С. 96.

[14] Никитский А. И. Оч