Парень, которого я любила и потеряла

 

Когда женщина работает медсестрой, ее работа затрагивает жизни других людей, а одна из жизней может затронуть ее собственную.

Неизвестный автор

 

– Когда-нибудь из тебя получится потрясающая медсестра, – сказал Гельмут, когда я помогла ему снять мокрую от пота больничную рубашку и начала мыть его спину. Этими словами он хотел меня подбодрить и поддержать, и они запали мне в сердце. Но как же я могла стать прекрасной медсестрой, когда не в состоянии была спасти от смерти своего любимого, тело которого медленно пожирал недуг? У Гельмута был рак кости в последней стадии. В 1971 году от такой формы рака умирало 95 процентов больных.

Мне было восемнадцать лет. В общей сложности мы с Гельмутом прожили двадцать два месяца. Я хотела ему помочь и поменяла свою специализацию в колледже с английского языка на профессию «медсестра». Мы с ним говорили о раке, но не упоминали о том, что, если в ближайшее время не появится чудо-лекарства, он обязательно умрет. У него очень сильно болели кости, он не мог дышать без кислородной маски и слишком ослаб, чтобы самостоятельно ходить и мыться. К тому времени он больше напоминал узника Освенцима, чем сильного и здорового строителя, с которым я познакомилась и начала встречаться. Но для меня и тогда он был самым красивым мужчиной на свете.

Я вылила немного массажного масла на ладони и начала растирать ему спину. Я не умела делать массаж, потому что еще не проходила его. Я просто водила ладонями по его спине, стараясь вложить в свои движения любовь, которую испытывала к этому человеку. Мне хотелось своими пальцами убрать его боль.

Он глубоко вздохнул и сказал: «У тебя такие нежные и заботливые руки. Они снимают боль лучше, чем любые таблетки. Если ты станешь медсестрой, то своим трудом осчастливишь всех своих пациентов».

Его голос сорвался, и он замолчал. Он был человеком дела, а не слов, поэтому ему всегда было трудно выразить свои чувства.

– Если честно, я не рассчитывал, что ты останешься со мной и будешь продолжать относиться ко мне как раньше, – продолжил он после долгого молчания. – Ты даже не представляешь, как много ты для меня значишь. Я люблю тебя и хочу от всего сердца поблагодарить за все, что ты для меня делаешь.

Я давно хотела услышать эти слова, но когда они прозвучали, то поняла, что это его последнее нежное и одновременно такое горькое признание. Он должен был сказать это перед смертью. Сдерживая слезы, я прошептала в ответ: «Я люблю тебя. И хочу быть рядом с тобой».

Я знаю, почему он сомневался, останусь ли я с ним. Его девушка покинула его через неделю после того, как он сообщил ей, что у него рак. Но я была совсем другой – у меня ни на секунду не возникало сомнений, что я буду с ним до конца.

Я была с ним, когда он впал в кому и на следующий день умер. В течение нескольких месяцев после его смерти мне самой не хотелось жить. У меня была депрессия, я злилась на весь мир и сама себя жалела. Я так горевала, что даже подумывала о самоубийстве. Однажды, негодуя, что Господь позволяет умирать таким хорошим и добрым людям, как Гельмут, я поняла, что в жизни у меня есть всего два варианта. Я могу и дальше пребывать в депрессии, отчего мир никак не станет лучше, или закончить колледж и стать такой медсестрой, о которой говорил мой умерший возлюбленный. Я выбрала жизнь, продолжила учебу и решила посвятить себя помощи людям в память о человеке, которого любила.

Преподаватели говорили, что у меня есть талант, который помогает избавлять пациентов от боли. Никто не подозревал, что причина этого дара кроется в любви к Гельмуту и напрямую связана с его пророческими словами. Я стала медсестрой, чтобы перестать горевать, помогать людям и забыть о самой себе, своих желаниях и потребностях.

В моей жизни появился смысл, а вместе с ним вернулась радость. На последнем курсе я познакомилась со своим будущим мужем Фредом. Как и я, Фред понял свое призвание в самых сложных жизненных обстоятельствах. Он отслужил два срока во Вьетнаме и видел смерть своих друзей. Он решил, что если выживет, то станет учителем, потому что общение с вьетнамскими детьми доставляло ему большую радость.

Фред получил диплом учителя в тот же год, когда я закончила свое медицинское образование. Мы поженились летом.

Это было тридцать девять лет назад. Хотя за эти годы мы пережили много трудностей, наша любовь и доверие друг к другу стали надежным фундаментом, на котором мы построили свое счастье.

У датского философа Сёрена Кьеркегора есть одна прекрасная цитата: «Когда человек влюбляется, то мир, каким бы несовершенным он ни был, становится богатым и прекрасным, потому что состоит из возможностей, которые дарит любовь».

Гейл Соботкин

 

Шаг за шагом

 

Жизнь – это огонь, который рано или поздно затухает, но он разгорается с новой силой каждый раз, когда на свет рождается ребенок.

Бернард Шоу

 

– Плохие новости, – сказал врач. – Это опухоль.

Врач в приемном покое произнес эти слова бесстрастным и деловым тоном. Они изменили мою жизнь навсегда. Услышав их, я поняла, что радости у меня уже не будет.

Мой пятилетний сын умирал, и мы не могли его спасти. У него в мозгу была неоперабельная опухоль. Врач посмотрел мне в глаза и произнес: «Ваш сын умрет».

Мой муж был хирургом, и я умоляла его найти врача или больницу, в которой могут совершить чудо и спасти нашего сына. Муж ночами писал и-мейлы и рассылал их в клиники по всему свету. К сожалению, никто не брался оперировать сына. Надежды не было.

Джоуи был активным и подвижным ребенком. Я поняла это с первой минуты, когда мне дали его после родов, и я увидела широко раскрытые глаза, с интересом наблюдавшие за тем, что происходит вокруг. Он много смеялся. Было видно, что в нем есть жажда жизни. Его три младших брата обожали и боготворили его, а он относился к ним с большой добротой. Он придумывал игры и был в них заводилой.

Но иногда у него появлялись сильнейшие головные боли и рвота. Я и представить себе не могла, что у него развивается опухоль.

После того как Джоуи поставили диагноз, он некоторое время оставался счастливым и любознательным, но вскоре сильно изменился. Потом опухоль убила его память, а интерес к играм и веселью пропал из-за радиации, которой его лечили. Прежде он был худым и сильным, но за время болезни его тело распухло, и он стал неповоротливым из-за обилия стероидов, которые ему прописали врачи.

За четырнадцать месяцев он изменился до неузнаваемости. Его состояние ухудшалось, и ему нельзя было помочь. Я очень его любила, но не могла все силы тратить на него одного, потому что у меня были и другие дети, которые тоже во мне нуждались.

Затих его заразительный смех, исчезла былая энергия. Мы перестали водить его в детский сад и прекратили лечение химиотерапией. Вскоре после этого он стал совсем неузнаваемым.

Летней ночью я лежала с ним рядом и крепко обнимала его, пока его дыхание не остановилось. Мой милый мальчик умер.

Остаток того лета я провела в кресле у включенного телевизора, перед которым и засыпала. Я совершенно не могла переносить темноту и тишину – они напоминали мне о горе. Если я ложилась в кровать, то не могла подняться. Я поздно вставала, слушая, как три моих сына внизу пытаются себя занять.

Смерть брата им тоже далась нелегко. Они потеряли друга и кумира. Джоуи придумывал новые игры и был заводилой. Когда его не стало, у меня не было никакого желания делать что-то, чтобы почувствовать себя счастливой. Ушли в прошлое те длинные летние дни, когда мы с сыновьями отправлялись в походы. Теперь, куда бы мы ни пошли, все и вся напоминало мне об умершем сыне.

Наступила осень, мальчики пошли в школу, и мне волей-неволей пришлось вернуться к жизни. Я механически делала все, что нужно, но все еще находилась в депрессии и совершенно за собой не следила.

Но потом я забеременела, хотя не хотела этого. За месяц до смерти Джоуи мне исполнилось сорок лет. Я раздала все вещи для младенцев. Мне всегда хотелось иметь четырех детей, но я сказала себе, что теперь их у меня только трое.

Я боялась рожать – у меня была пара выкидышей, Джоуи умер и один из его братьев родился с родовой травмой. Я была почему-то уверена, что с ребенком что-то случится и я не смогу этого пережить. Все силы я растратила на борьбу с болезнью Джоуи.

Я молила Бога, чтобы у меня случился выкидыш, чтобы Он взял дитя и забрал в Свой дом. Но ультразвук показал, что у ребенка хорошее сердцебиение и не наблюдается никаких осложнений. Это был снова мальчик, но я не хотела мальчика. Мне не была нужна замена умершему сыну. Я любила того, которого уже нет.

Я даже не смотрела на изображения УЗИ, показывающие, как выглядит ребенок. Я не хотела к нему привязываться и любить его, полагая, что эта любовь принесет мне лишь одну боль. Но вот настал день родов, ребенка дали мне в руки, и я увидела, что он прекрасен.

Как и Джоуи, он смотрел на мир широко раскрытыми глазами.

Малыш рос, и я замечала, что он все больше напоминает мне умершего Джоуи. «Смотрите, – говорила я родным, – как он поднимает с пола игрушку пальцами ноги. Совсем как Джоуи».

Или говорила: «Смотрите, смотрите, как он на попе подпрыгивает. Ну совсем как Джоуи».

Иногда, когда мы оставались одни, я тихо звала его: «Джоуи?» Мне казалось, что Господь вернул мне сына. Я очень хотела в это верить.

Время шло, мальчик по имени Иван подрастал. Он был таким же счастливым, разговорчивым и активным, как и его умерший брат. Но я видела, что у него свой характер. Постепенно я признала, что Иван – не копия Джоуи и не его кармическая компенсация. Он стал подарком, который должен был помочь мне залечить душевные раны и научить меня снова любить. Иван родился, чтобы вернуть мне радость жизни.

Джоуи умер почти четыре года назад. Я вспоминаю его каждый день и по-прежнему ощущаю боль. Но потом я оглядываюсь и понимаю, что надо радоваться светлым воспоминаниям о сыне. Когда мои старшие дети обнимают Ивана, я вижу, что они кое-чему научились у Джоуи. Они просят меня рассказать об их раннем детстве и громче всего смеются над историями, в которых участвует Джоуи. Иван тоже смеется вместе с остальными. И хотя он никогда не видел своего старшего брата, у него будут о нем свои собственные воспоминания.

Так, постепенно, шаг за шагом мы помогаем друг другу, и наши душевные шрамы затягиваются.

Кейти Глоу

 

Подарок

 

Даже горе, умноженное в сто раз, можно излечить любовью.

Терри Гуиллеметс

 

Мой сын погиб. Только что он был жив, а в следующую, ужасную и непростительную секунду – мертв. Он был за рулем и столкнулся с машиной, которой управлял пьяный водитель. С этой секунды моя жизнь изменилась навсегда.

Моя дочь Елизавета тоже попала в эту аварию, но выжила, отделавшись трещиной одного позвонка. Она некоторое время лежала в больнице. Нам с ней предстоял долгий период скорби.

Я привезла дочь из больницы. Похороны Дэнни прошли незадолго до этого. Елизавета была в ужасном физическом и психическом состоянии. Я, как могла, ее утешала. Она пыталась унять боль потери и избавиться от вины за то, что выжила в этой катастрофе. Она прогуливала школу, потеряла сон и очень мало ела. Она находилась в глубокой депрессии, с которой мы даже общими усилиями не могли справиться.

Я нашла самый лучший центр, в котором лечат от горя и депрессии. Мне было страшно, что из-за всего происходящего я могу потерять и дочь.

Елизавета лежала в этом центре, и однажды, возвращаясь от нее, я заметила в поле четырех лошадей. Я по наитию остановилась перед сельским домом рядом с полем. Из дома вышла пара в летах. Я спросила: «Вы не продаете лошадей?»

Мужчина ответил: «Ну, мы вообще-то не планировали их продавать».

– Пожалуйста, – попросила я. – Мне очень надо купить лошадь.

На лице женщины появилась улыбка.

– Может быть, зайдете? – спросила она.

Я прошла с ними в дом. Я слабо помню сам разговор. Я только постоянно повторяла, что мне надо купить лошадь… Потом неожиданно я рассказала им об аварии, в которой погиб мой сын, и это сильно повлияло на дочь. Я помню, что плакала. Женщина, которую звали Барбара, сказала, что слышала об этой аварии.

Барбара предложила нам всем вместе прогуляться по полю. По пути я молилась. Моя дочь любила лошадей, и я тоже. Я подумала, что, если мы с Елизаветой вместе будем ухаживать за лошадью, это поможет нам излечить наши души.

– Скиппер! – позвал Делберт, хозяин.

Из-за угла сарая появилась голова мерина. Но животное не стало к нам подходить.

– Ты Шейди позови, – посоветовала Барбара. Делберт так и поступил, и из сарая вышла кобыла. Она трусцой подбежала к нам, и мерин пошел за ней следом. Как только я увидела кобылу, я поняла, что она мне нужна. Мерин хватал губами мою руку. Он был прекрасен, и я погладила его по морде. Потом в подмышку другой руки стала тыкаться мордой кобыла, и я ее тоже погладила.

– Продадите мне кобылу? – спросила я. Делберт хмыкнул и покачал головой:

– Барбара никогда не расстанется с Шейди. Она была еще жеребенком, когда Барбара взяла ее и вырастила. Она ей как ребенок.

Он посмотрел на жену, стоявшую по другую сторону ограды.

Мы разговаривали, и я гладила двух лошадей. Когда я перестала трогать кобылу, она сама стала тыкаться в меня мордой. В общем, мне нравились обе лошади. И мне очень не хотелось услышать от хозяев слово «нет».

Барбара ушла в дом. Она вернулась через несколько минут и снова встала у ограды.

– Я продам вам обеих лошадей, – сказала она. Делберт аж рот открыл от удивления, а у меня сердце пропустило один удар.

– Я представить себе не мог, что она расстанется с кобылой! – сказал он.

Мы вернулись в дом, и я выписала чек на сумму, которую назвала Барбара.

Как только появились лошади, начался процесс заживления наших ран и примирения с действительностью. Он шел постепенно, иногда поминутно. Мы вместе занимались лошадьми, кормили их и ухаживали за ними. Их впервые в жизни подковали и стали приучать к седлу. Мы вкладывали в них душу, и нам становилось легче. Грусть, окружавшая ранее мою дочь, постепенно исчезала.

Я понимала, что боль от потери сына никогда не пройдет, но, заботясь о дочери и привлекая ее к участию в жизни лошадей, я снова научилась смеяться.

Наконец пришло время вязать кобылу. Я нашла местного бридера по имени Фил и договорилась, что привезу Шейди на случку на его ранчо. Вместе с кобылой поедет Елизавета, которая пробудет на ранчо месяц – такой у нас был договор.

Я много раз ездила навещать Елизавету, чтобы у нее не сложилось впечатление, что я ее забыла. Во время второго посещения ранчо я познакомилась с матерью Фила по имени Тельма. Это была добрая и внимательная женщина. Она пригласила меня выпить с ней кофе. Я с радостью согласилась.

– А вы не знали, что Барбара, у которой вы купили лошадей, была моей сестрой? – спросила она.

Я очень удивилась:

– Нет, не слышала. А как у нее дела?

Тельма опустила глаза и некоторое время молчала. Потом она посмотрела на меня холодными голубыми глазами и сказала: «Она умерла».

– Ох, мне очень жаль! – воскликнула я.

Тельма покачала головой и дотронулась до моей руки.

– Все в порядке. Смерть была неожиданной, но она ушла без боли.

Старая женщина вздохнула.

– Я вам сейчас скажу то, что, мне кажется, вам стоит услышать. Барбара знала, что умирает. Она не говорила об этом никому, даже своему мужу. Но ее доктор сказал, что она об этом знала еще за несколько месяцев.

Я не очень понимала, почему Тельма рассказывает мне эту слишком личную историю. Тельма глубоко вздохнула.

– Барбара никогда бы не рассталась с Шейди. Это был ее ребенок. Но она узнала, что умрет, и поэтому продала вам лошадей. Делберт рассказал нам, как вы гладили Шейди, как на нее смотрели и как в это время мерин постоянно был рядом. Шейди никогда не подходила к другим людям. Моя сестра увидела в вас что-то, из-за чего вам поверила. Она знала, что вы будете любить кобылу так же, как она. Ей надо было, чтобы после ее смерти за Шейди ухаживал тот, кто ее любит. Я хорошо знала свою сестру и понимаю, что ей хотелось, чтобы вам было не так больно от потери ребенка. Поэтому она отдала вам своего ребенка – Шейди. Через шесть месяцев она умерла.

Я вытерла слезы, и Тельма снова дотронулась до моей руки.

– Я очень рада, что у вас кобыла моей сестры. Я видела вас с лошадью и понимаю, что в вас увидела Барбара, когда решилась вам ее продать. Она увидела любовь, доброту и нежность.

В тот день в доме Тельмы я почувствовала благодарность женщине, которая из сострадания и любви подарила мне то, что любила. С ее подарка началось возвращение к жизни моей дочери и меня самой.

Джо Дейвис