Неутомимый Иакинф Бичурин

Седой человек в монашеской одежде, перебирая железные четки, выкованные из звеньев цепей декабристов, подаренные ему когда‑то Николаем Бестужевым, подолгу рассматривал древние иероглифы. Груды китайских рукописей лежали на его столе. Заточенный на весь остаток жизни в келье Александро‑Невской лавры в Санкт‑Петербурге, монах Иакинф самоотверженно занимался наукой.

Никита Яковлевич Бичурин, как звали Иакинфа до пострижения в монахи, к 1851 году написал свыше 15 замечательных научных трудов. С 1807 по 1821 год он жил в Пекине, в доме Русской Духовной миссии, изучая Китай, его культуру, быт населения и ревностно собирая древние рукописи, летописи, китайские географические карты. Когда Бичурин возвращался на родину, с ним следовал целый караван. Пятнадцать верблюдов несли тяжелые вьюки с книгами и рукописями.

Но приняться немедленно за обработку своих научных сокровищ Бичурин не смог. По возвращении в Санкт‑Петербург ученый стал жертвой доноса. Доносители обвиняли его в безбожии, отречении от правил церкви, развале деятельности пекинской миссии и других тяжелых «грехах».

Иакинф был заточен в монастырскую темницу на глухом острове Ладожского озера. Он пробыл там с осени 1823 по конец 1826 года. Только усиленные хлопоты русских ученых заставили церковников перевести Бичурина в Санкт‑Петербург, в Александро‑Невскую лавру. Здесь, в новом заточении, Иакинф принялся за свои великие труды, продолжавшиеся до самой смерти в 1853 году. Он успел «один сделать столько, сколько может сделать целое ученое общество», – писал об этом удивительном человеке один из его современников.

Четыре сочинения Иакинфа были увенчаны Демидовской премией Петербургской академии наук. Он сделался непревзойденным знатоком истории жизни народов Китая и Центральной Азии: китайцев, монголов, тибетцев, чжунгаров, маньчжуров, уйгуров. «Описание Тибета», «Записки о Монголии», «Историческое обозрение ойротов», описание Пекина, на подробное изучение которого Иакинф потратил несколько лет жизни, – вот далеко не полный перечень книг, написанных им до 1851 года.

В 1851 году из печати вышел обширный труд Бичурина «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена». До этого никто еще не знакомил русскую и мировую науку с китайскими историческими источниками непосредственно в подлинниках. Исследователи обычно прибегали к изложениям, произвольным толкованиям того или иного китайского сочинения.

Иакинф перевел и изучил «Историю Старшего Дома Хань», охватывающую время с 202 года до нашей эры по 25 год нашей эры, «Историю Дома Тхан» – от 618 до 907 года нашей эры и пять других старинных летописных источников. Огромные познания Бичурина помогали ему разбираться в сложных событиях, описанных китайскими летописцами, точно датировать эти события, что само по себе было примером поразительного трудолюбия и научного подвига.

Водопад бесчисленных ценных сведений, низвергавшийся из глубины веков, Иакинф сумел направить в строгое русло. Так создавался труд, без которого до сих пор немыслимо изучение исторического прошлого народов Китая и Центральной Азии. За столетие, истекшее со времени выхода этой книги, она стала большой редкостью.

Иакинф приводил свидетельства о жизни древних народов – хуннов, усуней, юечжей, хягасов, киданей, улоху, динлинов и других. Свидетельства эти говорят о древнейших связях Китая с народами Центральной Азии и областей Туркестана.

Около 104 года до нашей эры умер китайский путешественник Чжан‑кянь, принесший в свою страну вести о «Западных странах». Он первым поведал о стране «Даюань» (Коканде), где было много золотого винограда, «небесных» коней и кормовой травы «му‑су», на которой паслись чудесные кони Ферганской долины. Впоследствии в Китай были пригнаны первые табуны туркестанских скакунов, а семена травы «му‑су», посеянные возле богдыханского дворца, дали обильные всходы. Тогда же в Китае были посажены и первые виноградные черенки, привезенные из Коканда. В богдыханском саду прижились вишни Кана (так китайцы называли область Самарканда), доставленные в Китай в VII веке.

Где‑то в Бухарском оазисе, неподалеку от Катта‑Кургана, в VII веке нашей эры стоял древний город Фумо, или Хэ, входивший в состав страны Малый Каягюй. Он находился на скрещении великих торговых путей, что было видно из стенной росписи фумосского дворца. На четырех стенах здания – возможно, караван‑сарая – были нарисованы изображения ханов Средней Азии, владык Индии и Китая.

Туркестанские мастера были очень искусны. В 424 году нашей эры люди, приехавшие в Китай из страны Большой Юечжи, столица которого находилась в Хиве, обучили китайцев изготовлению цветного стекла.

Рыжие и голубоглазые обитатели страны хягасов ходили в одеждах из собольих и рысьих мехов. Татуированные воины отважно сражались с уйгурами, покушавшимися на завоевание страны хягасов. Любопытны дальние торговые связи этого народа. Один раз в каждые три года из страны Даши к хягасам приходили караваны с драгоценными аравийскими тканями. Хягасы настолько прославились в Китае, что по приказу одного из богдыханов было создано изображение «государя хягас» и составлено описание хягасской державы, простиравшейся от Енисея и Оби до Восточного Туркестана и предгорий Тянь‑Шаня. Из уст хягаса Чжуву Хэ‑со (Меткий Левша), побывавшего в Китае, китайские ученые узнали о быте и занятиях людей этой державы, обитавших в войлочных шатрах и ловивших рыбу на осетровых реках.

В рукописях и книгах историков Китая написано о стране Шивей, располагавшейся, очевидно, в верховьях Амура и Забайкалье. Это область суровых снегов и вместе с тем обиталище дорогих соболей. Шивейцы носили одежду, сшитую из рыбьих кож и на зиму уходили в подземные жилища. Некоторые ученые отождествляют с шивейцами тунгусов.

Иакинф поведал об обширных международных связях Китая. Китайцы еще в V–VI столетиях нашей эры знали об обитателях Северной Америки, которую они называли страной Фузан. Есть на первый взгляд фантастическое, повествование путешественника Хой Шеня, который в 502 году нашей эры явился к императору Ю‑фи и доложил ему сведения о Фузане и его жителях. Сведения эти были записаны и впоследствии обработаны знаменитым ученым Ма Дуань‑линем. Неважно, побывал ли сам Хой Шень в стране за великим морем. Известно другое: китайцы имели точное представление о пути в Америку через Алеутские острова и Аляску.

К 636 году относится свидетельство летописи о далекой стране Канг‑Танг на самом юге Тихого океана.

В 97 году нашей эры путешественник Гань Ин сумел дойти из Китая в страну Тяочжи, к западному Великому морю (Средиземное море). Он расспросил корабельщиков о дальнейшей дороге в римские владения, и те сказали ему, что Великое море пространно, плыть по нему трудно и путники часто заболевают тоской по родине. Гань Ин, достигший Средиземного моря, вероятно через Иран, повернул обратно в Китай. «В прошлое время никто из китайцев не проникал так далеко», – замечает летописец. По возвращении на родину Гань Ин подробно описал страны, посещенные им во время похода.

В 166 году нашей эры в гаванях Аннама появился корабль из далеких стран. На нем следовал в Китай посланник западного властелина Ань‑туня с подарками, состоявшими из слоновой кости, панцирей черепах и рогов нарвала. В VII веке китайцы принимали у себя посланников калифа Османа, зятя Магомета. В связи с этим посольством китайские летописцы занесли в свои книги удивительные сведения, из жизнеописания Магомета, свидетельства о походе арабов На Византию и Ново‑Персидское царство.

Византия и Индия, Кашгар и Персия, Аравия и далекие острова Южного океана – вот откуда протягивались в древний Китай нити политических и торговых связей. На службе у китайского правительства в VII веке состоял алхимик Лугаидо, родом из Восточной Индии. Зверинцы богдыханских дворцов пополнялись живыми сокровищами: «говорящими птицами», львами, леопардами, «птицами‑верблюдами», яками, зубрами, слонами. Золото, горный хрусталь, агат, самоцветы, шкуры львов и барсов, соболя и куницы, кораллы и страусовые перья – все это доставлялось в Китай из самых далеких стран.

Вот что можно прочитать в летописях, открытых Бичуриным в тиши пекинских библиотек и столь тщательно переведенных им.

Питая глубочайшее уважение к китайскому народу, его наукам и словесности, Иакинф сделал много для изучения китайского языка в России. В годы, когда его пальцы впервые прикасались к железным бестужевским четкам, он открыл училище китайского языка в Кяхте, а затем составил китайскую грамматику для кяхтинских учеников. Иакинф работал также над китайско‑русским словарем.

Вырываясь на время из‑под надзора монастырского начальства, Иакинф совершал путешествия в Забайкалье, уже знакомое ему по поездкам в Китай. Там он собирал редкие монгольские и тибетские книги в бурятских монастырях предметы восточного искусства. Часть этих коллекций хранится сейчас в научных учреждениях Академии наук СССР.

В 1831 году Иакинф составил очерк Байкала. Этот труд был отправлен А. С. Пушкину для альманаха «Северные цветы». Известно, что А. С. Пушкин высоко ценил знания Бичурина и получал в подарок от него книги с авторскими надписями.

Умер Иакинф Бичурин в 1853 году в келье Александро‑Невской лавры в нищете и одиночестве. В уважение к его заслугам на скромном памятнике наряду с русской надписью были начертаны китайские письмена, которые гласили: «Постоянно прилежно трудился над увековечившими его славу историческими трудами».