Административно-территориальное деление края было следующим. В 1803 г. башкирских кантонов стало 12. Они не имели особых наименований и различались только порядковым номером. 1-й кантон (центр кантона находился в дер. Елпачиха) состоял из башкир Осинского и Пермского уездов, 2-й (дер. Ибрагимово) - Екатеринбургского и Красноуфимского. 3-й (дер. Курманово) - Щадринского уездов Пермской губернии, 4-й (дер. Мало-Муйнаково) - Троицкого, 5-й (дер. Исянгильдино) - Челябинского, 6-й (дер. Хасаново) - Верхнеуральского, 7-й (дер. Мрясово) - Стерлитамакского, 8-й (дер. Юмран-Ибрагимово) - Уфимского, 9-й (дер. Бурангулово) - Оренбургского, 10-й (дер. Камилево) - Бирского, 11-й (дер. Челнанарат) - Мензелинского уезда Оренбургской губернии, Елабужского и Сарапульского уездов Вятской губернии, 12-й (дер. Шланлыкулево) — Белебеевского, Бугульминского и Бугурусланского уездов Оренбургской губернии.
«Башкирские кантоны были образованы на основе территориального (уездного), а не родоплеменного (волостного) принципа. В состав кантонов обычно волости входили полностью. Но немало было случаев, когда волость оказывалась разделенной между несколькими кантонами. Это вело к ликвидации прежних волостей и раздроблению общей волостной собственности башкир на землю, оказавшихся в разных кантонах»[6].
|
|
Мишарские кантоны находились на территории только Оренбургской губернии. 1-й кантон (дер. Адзитарово) включал мишарей Троицкого и Челябинского уездов, 2-й (дер. Бузовьязы) - Бирского и Мензелинского, 3-й (дер. Бузовьязы) - Стерлитамакского, 4-й (дер. Богданово) - Уфимского и 5-й (дер. Туркеево) - Бугульминского уездов.
По размеру территории и численности населения кантоны были неодинаковы. По сведениям на 1826 г., в 12 башкирских кантонах насчитывалось 1804 деревни с 47 480 дворами, в 5 мишарских кантонах - 356 деревень с 7652 дворами. 1, 2 и 3 башкирские кантоны имели от 30 до 68 деревень, 4, 5, 6, 8, 10 и 11 кантоны - от 102 до 202 деревень, 9 и 12 кантоны - от 242 до 284 деревень. Население в них колебалось от 4 до 22 тыс., а в мишарских - от 1500 до 6600 душ.
Кантоны делились на юрты (команды), которые состояли из групп деревень. В 1826 г. в башкирских кантонах было 375, мишарских - 67 юрт. Количество жителей в юртах колебалось от 100 до 1000 душ м. п. Эти различия вызывали неудобства при выполнении натуральных повинностей и выплате денежных налогов. Поэтому генерал-губернатор Перовский 13 августа 1833 г. предписал кантонным начальникам уравнять число душ в юртах таким образом, чтобы каждая из них состояла не менее чем из 750 душ м. п. К 1846 г. в башкирских кантонах было 247, в мишарских - 47 юрт. В юрте насчитывалось от 700 до 1000 душ.
В кантонах на 50 дворов приходилось по 1 чиновнику, что облегчило наблюдение за поведением башкир и мишарей. Ограничивалась свобода их передвижения по краю. Указом Сената от 24 сентября 1806 г. был запрещен свободный переезд башкир на жительство из одной губернии в другую. Тем самым был нанесен серьезный удар по экономическим интересам башкир, ведущих полукочевое скотоводческое хозяйство на своих вотчинных землях, расположенных на территории смежных губерний.
|
|
«Указ от 10 апреля 1798 г. подтвердил прежние положения о запрещении самовольных отлучек жителей из деревень. Для передвижения по территории уезда башкиры и мишари получали отпускные свидетельства от юртовых старшин, по губернии - от кантонных начальников. На поездку в другие губернии требовалось согласие командующего Башкиро-мещерякского войска. Башкиры и мишари подвергались тяжелым наказаниям за самовольные переселения, отлучки с места жительства и другие нарушения внутрикантонных порядков. Так, в 1799-1831 гг. за подобные провинности в 3-м башкирском кантоне из 2281 служащего подвергнуты были телесному наказанию 1149 человека т. е. каждый второй служащий. Жителей деревень, принявших «нарушителей», облагали денежным штрафом или направляли вне очереди на крепостные работы»[7].
Администрация преследовала любые проявления самостоятельности или недовольства со стороны рядовых башкир и мишарей. Чиновники кантонного аппарата управления вместе с местными богачами выступали организаторами мирских сходов, выносивших решения о насильственном изгнании из деревень жителей, которые жаловались на своих начальников и не повиновались властям.
Управление населением кантонов находилось в руках чиновников. К ним относились кантонные начальники, их помощники, юртовые старшины и их помощники, деревенские начальники, юртовые сотники и десятники. Вторую группу составляли лица, отвечающие за несение военной и «рабочей» службы и не имеющие постоянных должностей: походные старшины, дистаночные начальники, походные есаулы и сотники. Чиновники кантонного управления комплектовались из представителей башкирской и мишарской феодальной верхушки, которую царское правительство старалось привлечь на свою сторону. Кантонные начальники утверждались генерал-губернатором из числа нескольких кандидатов, подобранных губернской администрацией. Но местной феодальной верхушке путем подкупа и обмана представителей губернской администрации и выборщиков из кантонов зачастую удавалось превратить эту должность в наследственную. Так, в течение трех-четырех десятилетий кантонными начальниками были выходцы из семьи Биктимировых, Куватовых, Султановых и других. До 1834 г. кантонные начальники непосредственно подчинялись генерал-губернатору, а позднее - командующему Башкиро-мещерякским войском. В круг их обязанностей входило обеспечение выполнения населением военных и других государственных и земских повинностей, а также наблюдение за продажей и сдачей в аренду башкирских земель. Таким образом, они имели довольно широкие полномочия по управлению населением кантона. Кроме того, кантонные начальники были наделены правом вмешиваться в хозяйственную жизнь населения. Указом от 10 апреля 1798 г. на них возлагалось «крепкое смотрение за подчиненными им людьми, дабы они прилежали к домостроительству, земледелию и всем прочим работам». Тех башкир и мишарей, которые «не радеют» в своем хозяйстве, они могли отправить «в работники хорошим хозяевам до того времени, пока исправят свое поведение и найдутся сами хозяйствовать». Это «право» открывало кантонным начальникам возможности для произвола, насилий и эксплуатации трудового населения.
Хотя башкиры и мишари в судебном отношении находились в ведении земской полиции и гражданских судебных учреждений, кантонные начальники самостоятельно решали многие вопросы, касающиеся имущественных споров и воровства. По свидетельству генерал-майора Оренбургского казачьего войска И. В. Чернова, «земские исправники считались не более как номинальными начальниками, а действительная власть над народом сосредоточивалась у кантонных начальников. Они од-. ни направляли действия его и руководили им»[8].
|
|
Юртовые старшины назначались кантонными начальниками из числа нескольких кандидатур, выбранных чиновниками от каждой юрты. Они были наделены достаточно широкими правами по управлению населением юрты. Для сохранения «общего спокойствия, безопасности и порядка» в каждой деревне выбирались деревенские начальники - «аульные» сотские и десятские, подчинявшиеся становым приставам. Сотские и деревенские начальники избирались из числа грамотных башкир, владеющих русским языком, ибо «знание башкирами русского языка делалось постепенно общим». Сотские и десятские отвечали за своевременное выполнение населением подводной повинности, решали некоторые спорные дела, делили земельные участки между домохозяевами.
В большинстве деревень имелись сборщики налогов, смотрители хлебных запасных и семенных магазинов, лесные надзиратели, дорожные смотрители. Все они изберались сельскими обществами,а затем утверждались юртовыми старшинами и кантонными начальниками.
В 1850 г. среди башкир было 590, среди мишарей - 69 дворян вместе с членами семьи. Все они служили кантонными или юртовыми чиновниками. Пожалованных царями поместий у башкирских дворян не было. Используя административную власть, башкирские чиновники-дворяне по своему усмотрению распоряжались общинными землями и эксплуатировали рядовых башкир. Кроме того, они землю покупали. В середине XIX в., в их руках было 237 - 512 земли. Помимо патриархальных форм эксплуатации населения, таких, как емэ (помощь) и пауын, они широко практиковали долговое закабаление и другие способы использования труда рядовых башкир.
|
|
Башкирские тарханы юридически не были приравнены ни к одному из видов дворянства. Будучи свободными, от всех денежных и натуральных повинностей, они несли военную службу. В 1821 г. губернскими властями были собраны сведения о количестве тарханов. Оказалось, что большинство потомственных тарханов давно затеряло свои грамоты, полученные от царей. К тому же, в сохранившихся документах не было оговорено, что тарханы приравниваются к дворянам. Поэтому генерал-губернатор Эссен решил «оставить их на правах прежних в башкирском сословии». Большинство тарханов было переведено в разряд рядовых башкир. Лишь их часть получила действительные офицерские чины, добилась личного и потомственного дворянства. Таким образом, к середине XIX в. институт тарханства потерял свое юридическо-правовое значение. Однако многие тарханы и в новых условиях оказались в числе военных и гражданских начальников.
Царское правительство, ревностно оберегая права русских дворян, ограничивало права феодалов нерусских народов. Однако некоторое ущемление политического положения башкирской феодально-чиновничьей верхушки отнюдь не мешало ей угнетать рядовую массу.
«Кантонные начальники фактически были полновластными хозяевами в своих кантонах. О злоупотреблениях башкирских чиновников один из очевидцев событий писал, что в этом плане русские «становые исправники и другие перед ними младенцы. Они, когда берут взятки, все-таки стараются прикрыть какими-нибудь, хотя и пустяковыми предлогами, наши же (башкирские чиновники) все это делают с какою-то наглостью, почти открыто, и, отнюдь, не боятся ответственности перед начальством. «Кантонный начальник, его помощники, юртовые старшины -должности, не дающие никакого жалованья, кроме способов беззаконного обогащения», - указывал в своем отчете флигель-адъютант полковник Игнатьев, будущий Петербургский генерал-губернатор, проверявший в 1830 г. жалобы на башкирских чиновников. Побывавший в Оренбургской губернии с той же миссией полковник Прянишников назвал кантонного начальника «бичом народа», за короткое время «после получения должности становившегося богатейшим человеком»[9]. В 1867 г. чиновник канцелярии военного губернатора есаул Альмухамет Куватов в своей записке «О причинах обеднения башкирского народа» свидетельствовал, что «кантонные начальники брали у башкир одних подарочных лошадей целыми табунами».
Наглядным примером беззакония и произвола, царивших в кантонах, может служить «деятельность» начальника 6-го кантона Верхнеуральского уезда поручика Аккула Биктимирова. «В 1811 г. с тысячной резервной команды он самовольно собрал для себя по 6 руб. с каждого, а с другой команды из 500 чел. взыскал по 16 руб. с человека. В последующие годы он неоднократно присваивал собранные с населения деньги. За отказ дать деньги Аккул подвергал людей жестоким пыткам - бил палками, до смерти засекал плетьми. Подвальное помещение кантонной штаб-квартиры в д. Сибаево он превратил в тюрьму, где держал людей в цепях и кандалах. Аккул продавал башкир-байгушей казахским феодалам, устраивал для угона лошадей набеги на соседние народы. Злодеяния его продолжались в течение 22 лет. Однако власти вынуждены были предать Аккула суду»[10]. В 1820 г. указом Сената он был приговорен к лишению всех чинов, отстранению от должности и ссылке в Сибирь на поселение. Но наказания Аккул не понес из-за престарелого возраста и болезни. Не отставали от кантонных начальников и другие должностные лица. Одним из распространенных способов эксплуатации рядовых башкир юртовыми старшинами было использование их в своей «домашней работе». Так. юртовой старшина 4-го башкирского кантона Байсара Кулбаков продержал у себя ординарца вместо одного месяца пять лет, используя его «в собственной своей работе, без всякой платы».
Беззастенчивым образом обирали рядовых зауряд-чиновники. Они постоянно требовали денежных подношений и. по выражению очевидцев, «драли с живого и мертвого». По утверждению бывшего кантонного начальника майора Сапеги-Оль-шевского, «все жили за счет башкир, все брали взятки: писаря, и юртовые старшины, и полиция, не отставали пристава, переводчики, помощники кантонных, кантонные, стряпчие. Зачастую случалось, что и сами попечители, и даже само центральное управление не было в этом случае безупречно». Хотя многие должностные лица не избежали суда или следствия «за противозаконные дела», лишь в редких случаях они несли заслуженное наказание.
Попечительства возглавлялись, как правило, русскими штаб-офицерами, непосредственно подчинявшимися командующему войском. На попечителей возлагалось «наблюдение за народом как в отношении нравственном, так и равно в хозяйственном и полицейском». Они следили за выполнением предписаний губернских властей, доносили генерал-губернатору и командующему войском о преступлениях должностных лиц и о случаях открытого неповиновения начальству, выносили решения по следственным делам о хищениях в пределах от 15 до 30 руб. серебром. Введение попечительств явилось дополнительным звеном в системе «опеки башкирского и мишарского населения края, рассчитанной на стеснение и регламентацию всякой их деятельности и превращение народных масс в послушных исполнителей воли начальства.
В 40-50-х гг. произошли некоторые изменения в кантонном делении края. 4-й башкирский кантон, рассеченный географически Уральским горным хребтом, еще в 1832 г. был разделен на две части под названием 4-го Загорного и 4-го Западного кантонов. В 1847 г. последние получили свои порядковые номера (4-й и 5-й). В связи с этим башкирским кантонам была присвоена новая нумерация. Первые три кантона сохранили прежние номера. Но прежний 5-й стал 6-м, 6-й - 7-м, и т. д. В том же году был упразднен 1-й мишарский кантон. Входившие в него юрты были причислены к соседним 4, 5 и 6-м башкирским кантонам и соответственно изменились порядковые номера мишарских кантонов. Чтобы иметь «надлежащий надзор за населением», самые большие 7-й и 10-й башкирские кантоны в 1854 г. были разделены на шесть частей, названных отделениями. Каждое из них включало от 11 до 14 тыс. душ. Управление поручалось начальникам отделений и трем его помощникам. В результате реформы 1855 г. башкирские волости оказались разделенными между различными кантонами. Это привело к окончательному нарушению границ башкирских родоплеменных волостей, сохранившихся кое-где после введения кантонной системы управления в 1798 г. 9 кантонов, расположенных в Стерлитамакском, Оренбургском и Верхнеуральском уездах, были объявлены служащими, а остальные 19 - неслужащими. В дальнейшем число служащих башкир продолжало сокращаться. С 1861 г. прекращается линейная служба башкирских команд. В 1862 г. три кантона Стерлитамакского уезда были переведены в неслужащие. А башкиры шести служащих кантонов выполняли работы, не связанные с военной службой.
Таким образом, правительство от политики обособления народов переходит к унификации их правового положения, объединению башкир с другими категориями населения в административном и финансово-хозяйственном отношениях.