Лондон, сентябрь 1851 г

Начало политического движения среднего класса или бур жуазии в Германии может быть отнесено к 1840 году. Ему предшествовали симптомы, показывавшие, что владеющий ка питалом и промышленный класс этой страны доразвился до такого состояния, которое не позволяло ему дольше оставаться

¹ Германский союз —с Союзным сеймом,собиравшимся во Франкфурте-на-Майне,—был основан после свержения Наполеона I на Неиском конгрессе в 1815 году. Союз был фактически орудием политической реакции в руках австрийского и прусского само державия. Ред.

² Русский царизм после свержения Наполеона в1814—1815гг.играл руководящую роль в реакционном «Священном союзе», за ключенном между Россией, Австрией и Пруссией в 1815 году. Царизм был заинтересован в раздробленности Германии. Ред.

равнодушным и покорным под гнетом полуфеодального, полу бюрократического монархизма. Более мелкие государи Гер мании один за другим даровали конституции более или ме нее либерального характера, отчасти для того, чтобы обеспе чить себе большую независимость от подавляющей силы Австрии и Пруссии или от влияния дворянства своих соб ственных государств, отчасти же с той целью, чтобы объеди нить в единое целое те лишенные внутренней связи провин ции, которые Венский конгресс ¹ соединил под их скипетром. Они могли это сделать без всякой опасности для себя: если бы Союзный сейм, эта марионетка в руках властителем Австрии

и Пруссии, сделал попытку посягнуть на их независимость как суверенов, они могли быть уверены, что общественное мнение и палаты поддержали бы их сопротивление, а если бы, напротив, палаты оказались слишком сильными, то без всяких околичностей можно было бы воспользоваться властью Союзного сейма, чтобы смести всякую оппозицию. Консти туции Баварии, Вюртемберга, Бадена или Ганновера не могли при таких обстоятельствах вызвать серьезной борьбы за по литическую власть. Поэтому большая масса немецкой бур жуазии в общем держалась в стороне от мелких ссор, кото рые возникали в законодательных собраниях мелких госу

дарств: она превосходно знала, что без коренной перемены

в политике и строе двух великих держав Германии все второ степенные усилия и победы останутся безрезультатными. Но

в то же время в этих мелких палатах выросло поколение ли беральных юристов, профессиональных представителей оппо зиционеров,—Роттеки, Велькеры, Ремеры, Иорданы, Стюве, Эйзенманы,—те великие «люди народа», которые после более или менее шумной, но неизменно бесплодной двадцатилетней оппозиции были вознесены на вершину власти бурным ре волюционным приливом 1848 г. и потом, обнаружив там свою полную неспособность и ничтожество, в один момент были низвергнуты вниз. Эти первые на германской почве экзем пляры специалистов политиков и профессиональных оппози ционеров своими речами и писаниями приучали немецкое ухо к языку конституционализма и уже самым фактом своего

¹ Венский конгресс, собравшийся в Вене в1814г.,после поражения Наполеона I,— конгресс европейских держав, перекроивший карту Европы в интересах и в пользу реакционных государств-победителей (Англии, России, Пруссии к др.) над наполеоновской Францией. Ред.

существования возвещали приближение времени, когда бур жуазия усвоит и придаст истинный смысл их политическим фразам, которые эти болтливые адвокаты и профессора при выкли употреблять, не особенно-то понимая их действитель ный смысл.

Немецкая литература тоже не могла избежать влияния того политического возбуждения, которое со времени событий 1830 г. охватило всю Европу. Почти все писатели того вре мени проповедывали незрелый конституционализм или еще более незрелый республиканизм. У литераторов, особенно

у второсортных, все больше и больше входило в привычку восполнять недостаток литературных способностей политиче скими намеками, которые гарантировали, что на них будет обращено внимание. Стихи, романы, рецензии, драмы, все продукты литературы были полны тем, что называлось «тен денцией», т. е. более или менее робкими выражениями анти правительственного духа. Чтобы завершить путаницу идей, господствовавшую в Германии после 1830 г., эти элементы политической оппозиции перемешивались с плохо переварен ными университетскими воспоминаниями о немецкой филосо фии и с непонятыми обрывками французского социализма, в особенности сен-симонизма ¹, и клика писателей, разглаголь ствовавших об этом разнородной смеси идей, сама тщеславно окрестила себя «Молодой Германией», или «новой школой»-. Потом они раскаялись в грехах своей молодости, но нисколько не усовершенствовали своего стиля.

Наконец, и немецкая философия, этот наиболее сложный, но в то же время и надежнейший показатель развития немец кой мысли, встала на сторону буржуазии, когда Гегель в своей «Философии права» объявил конституционную монархию выс шей и совершеннейшей формой правления. Иными словами, он возвестил, что буржуазия страны близка к тому, чтобы достигнуть политической власти. После его смерти его школа не остановилась на этом. Более радикальное крыло его при верженцев, с одной стороны, подвергло всякую религиозную

1	О Сен-Симоне и его		учении,		см. Энгельс, «Развитие		социализма
от	утопии к	науке», т.	I,	стр.	111—112	«Избранных произведений
К. Маркса и Ф. Энгельса» в двух томах. Ред.						направление,	возникшее
2	«Молодая	Германия»	—	литературное		направление,	возникшее

в 30-х годах под влиянием Гейне и Берне. Несмотря на поло винчатую оппозиционность этой группы, ее произведения были запрещены Союзным сеймом. Ред.

веру испытанию огнем строгой критики, которая до самого основания потрясла древнее здание христианства, а с дру гой стороны, оно выдвинуло более смелые политические прин ципы, по сравнению с теми, какие до того времени доходили до немецкого уха, и попыталось воздать должное славной па мяти героев первой французской революции. Правда, темный философский язык, в который облачались эти идеи, затума нивал ум как автора, так и читателя, зато он ослеплял и цензорские очи, и потому «младогегельянцы» пользовались такой свободой печати, какой не знала ни одна из прочих отраслей литературы.

Таким образом, было очевидно, что в общественном мне нии Германии совершалась огромная перемена. Огромное боль шинство тех классов, которым их образование или положе ние позволяло даже при абсолютной монархии приобрести некоторые политические сведения и составить себе хотя бы некоторое подобие самостоятельных политических убеждений, малс-по-малу соединилось в одну сильную фалангу оппози ции против существующей системы. Говоря о медленности политического развития в Германии, нельзя забывать о тех колоссальных затруднениях, которые во всех областях знания стоят на пути к приобретению правильных взглядов в такой стране, где все источники знания подчинены правительству, где ни в одной сфере, от школ для бедных и воскресных школ вплоть до газеты и университета, ничто не может быть сказано, преподано, напечатано и опубликовано, не получив предварительного разрешения правительства. Возьмем, напр., Вену. Население Вены, которое в промышленном отношении не уступает, пожалуй, никакому другому в Германии, ко торое далеко превосходит других по живости, мужеству и революционной энергии, все же оказалось более невежествен ным относительно своих истинных интересов и наделало во время революции больше ошибок, чем население каких-либо других городов. Это в очень значительной мере приходится приписать тому почти полному невежеству в самых заурядных политических вопросах, в котором правительство Меттерниха умело держать население.

Без всяких дальнейших пояснений очевидно, почему при такой системе политическое знание было почти исключитель ной монополией тех классов общества, которые были в со стоянии оплачивать контрабандный ввоз в страну этого зна ния, в особенности тех, интересы которых тяжелее всего на

рушались существующим строем вещей, т. е. промышленных

и торговых классов. Поэтому они первые в массе выступили против дальнейшего сохранения более или менее замаскиро ванного абсолютизма, и со времени их вступления в ряды оппозиции следует считать начало действительно революцион ного движения в Германии.

Моментом оппозиционного подъема немецкой буржуазии можно признать 1840 г., год смерти Фридриха-Вильгельма III Прусского, последнего из оставшихся в живых основателей Священного союза 1815 года ¹. О новом короле знали, что он отнюдь не сторонник монархии своего отца, бюрократиче ской и солдатской по преимуществу. Чего французская бур жуазия ожидала в свое время от Людовика XVI, того не мецкая буржуазия до известной степени ждала от Фридриха-Вильгельма IV Прусского. Все соглашались, что старая си стема пережила себя, обанкротилась и должна быть остав лена; теперь громко называли невыносимым то, что молча переносили при старом короле.

Но если Людовик XVI, Louis le Désire [Людовик желан ный], был простой, беспритязательный простак, отчасти сам сознававший свое собственное ничтожество, человек без опре деленных идей, руководившийся преимущественно привычками, приобретенными во время своего воспитания, то «Фридрих-Вильгельм le Désiré» [желанный] был человек совсем другого склада. По слабости характера он, несомненно, превосходил свой французский оригинал, по отнюдь не был лишен пре тензий и своих собственных мнений. По-дилетантски он по знакомился с начатками большинства наук и потому считал свои знания достаточно богатыми для того, чтобы по всякому вопросу считать свое суждение окончательным. Он был убе жден, что он — оратор первого ранга, и, несомненно, в Берлине не было ни одного коммивояжера, который мог бы превзойти его богатством мнимого остроумия и бойкостью речи. Но, что важнее всего, у него были свои мнения. Он ненавидел и прези рал бюрократический элемент прусской монархии, но лишь потому, что все его симпатии принадлежали феодальному эле менту. Один из основателей и главных сотрудников берлин ской газеты «Политишес Вохенблат» ², так называемой исто

¹См. примечание на стр. 11 настоящей брошюры. Ред.

²«Politisches Wochenblatt» ( «Политический Еженедельник») — са

мая влиятельная консервативная газета в Германии, выходившая

с 1831 по 1840 год. Ред.

рической школы ¹, школы, которая питалась идеями Бональда, де-Местра и других писателей из первою поколения фран цузских легитимистов, он стремился к возможно полному восстановлению господствующего общественного положения дворянства. Король—это первый дворянин в своем царстве; его окружает прежде всего блестящий придворный штат могущественных вассалов, князей, герцогов и графов, а по том многочисленное и богатое низшее дворянство. Он по своему благоусмотрению царствует над своими верными го рожанами и крестьянами, как глава законченной иерархии общественных ступеней или каст, из которых каждая владеет своими; особыми привилегиями и отделяется от остальных почти непереходимым барьером происхождения или строго определенного общественного положения; при этом все эти касты или сословия государства должны своей силой и влия нием до такой степени точно уравновешивать друг друга, чтобы король мог быть безусловно свободным в своих дей ствиях. Таков был тот beau ideal [прекрасный идеал], ко торый хотел осуществить Фридрих-Вильгельм IV и который он теперь вновь старается осуществить.

Потребовалось известное время для того, чтобы прусская буржуазия, не особенно испытанная в теоретических вопросах, раскрыла истинный характер намерений короля. Но зато она очень быстро заметила, что его симпатии направлены на вещи, которые представляют прямую противоположность тому, что желательно ей. Едва лишь смерть отца развязала язык новому королю, как он стал заявлять о своих намерениях в бесчисленных речах. И каждая речь, каждое его действие все более отнимали у него симпатии буржуазии. Это нисколько не озаботило бы его, не будь нескольких неумолимых и тревож ных фактов, которые нарушали его поэтические грезы. Как печально, что романтика так слаба в арифметике и что фео дализм со времен Дон-Кихота всегда производит расчеты без хозяина. Фридрих-Вильгельм IV чересчур уж усвоил себе то презрение к звонкому металлу, которое искони было благо-

¹ Реакционная школа права в Германии, способствовавшая сво ими литературными работами укреплению в стране политической реакции. Это—«школа,—как характеризовал ее Маркс,—узаконяю-щая подлость сегодняшнего дня подлостью вчерашнего, школа, объявляющая мятежным всякий крик крепостных против кнута, если только этот кнут—старый прирожденный исторический кнут... » (Маркс, и Энгельс, Сочинения,т. I,стр. 401). Ред.

_2* 19

роднейшим наследием потомков крестоносцев. При вступлении на трон он нашел дорогостоящую, хотя и по-скаредному орга низованную правительственную систему и весьма умеренно наполненную государственную казну. Через два года всякий признак излишков ушел на придворные балы, королевские поездки, милостивые подарки, пособия голодным и холодным, жалким и жадным дворянам и т. д. Обычных налогов уже не хватало на покрытие потребностей двора и правительства.

И вот его величество скоро попало в тиски между явным де фицитом и законом 1820 г., который всякий новый заем и всякое увеличение существующих налогов без согласия «буду щего народного представительства» объявлял незаконными. Этого народного представительства не было; новый король еще менее, чем даже его отец, склонен был создать его; а если бы он и был склонен, то он знал, что с тех пор, как он вступил на трон, общественное мнение изменилось прямо поразительным образом.

Буржуазия, которая отчасти надеялась, что новый король немедленно дарует конституцию, даст свободу печати, суды присяжных и т. д.,—словам, сам будет руководителем мирной революции; в которой нуждалась буржуазия, чтобы достигнуть

политической власти,—буржуазия поняла свое заблуждение

и яростно обратилась против короля. В Рейнской провинции, а также в большей или меньшей мере и во всей Пруссии раздражение ее было так велико, что она, не имея в своем распоряжении достаточно способных людей, которые могли бы представить ее в прессе, пошла на союз с крайним фило софским направлением, о котором мы уже говорили. Плодом этого союза была «Рейнская Газета» ¹; издававшаяся в Кельне; хотя ее закрыли через пять месяцев по основании, тем не менее с нее можно считать начало современной периодической прессы в Германии. Это было в 1842 году.

Бедный король, практические затруднения которого были самой злой сатирой на его средневековые симпатии, очень скоро заметил, что дальнейшее управление невозможно, если

не сделать кое-какой уступки всеобщим требованиям дать

¹ «Рейнская Газета» —орган рейнских либеральных буржуа, вы ходила в 1842—1843 гг. в Кельне. Среди главных сотрудников газеты был К. Маркс. С октября 1843 г. Маркс стал ее главным редактором. Под его руководством газета приняла революционно-демократический характер. Была запрещена правительством в на чале 1843 года. Ред.

«народное представительство»,— то народное представитель ство, которое в качестве последнего остатка давно забытых обещаний 1813 и 1815 гг. упоминает закон 1820 года. Наиме нее неприятным способом удовлетворить требование этого неудобного закона королю представлялся созыв постоянных комитетов от областных сеймов. Областные собрания сосло вий, или земских чинов (сеймы), были учреждены в 1823 г.

в каждой из восьми провинций королевства; они составлялись:

1) из высшего дворянства некогда суверенных фамилий Гер манской империи, главы которых в силу рождения становились членами сословного собрания; 2) из представителей рыцарства, или низшего дворянства; 3) из представителей городов; 4) из депутатов крестьянства, или класса мелких сельских хозяев.

Общее устройство было таково, что в каждой обла сти двум секциям дворянства всегда принадлежало боль шинство в собрании. Каждый из этих восьми областных сеймов (ландтагов) избирал комитет, и вот эти-то восемь комитетов призывались теперь в Берлин, чтобы проголо совать вожделенный заем. Было заявлено, что государ ственная казна наполнена и заем требуется не для покрытия текущих потребностей, а для постройки желез ной дороги. Но соединенные комитеты ответили королю пря мым отказом, объявив себя некомпетентными действовать в качестве народного представительства, и потребовали от его величества исполнить обещание представительного строя, дан ное его отцом в то время, когда он нуждался в помощи народа против Наполеона.

Сессия соединенных комитетов показала, что оппозиционный дух уже не ограничивается одной буржуазией. К ней прим кнула часть крестьянства; многие дворяне, которые сами вели крупное сельское хозяйство в своих поместьях и торговали зерном, шерстью, спиртом и льном, тоже высказались против правительства и за представительный строй, потому что они

в не меньшей мере нуждались в гарантиях против абсолю тизма, бюрократии и восстановления феодализма. План короля потерпел полное крушение. Он не получил ни копейки денег и увеличил силу оппозиции. Состоявшиеся вслед за тем сессии самих областных сеймов протекли еще хуже для короля. Все они потребовали реформ, исполнения обещаний 1813 и 1815 гг., дарования конституции и свободы печати ¹; соответ

¹ Эти обещания были даны королем Пруссии его подданным во время войны с Наполеоном. Ред.

ствующие резолюции некоторых из них были составлены в довольно-таки непочтительных выражениях; раздраженные от веты вышедшего из себя короля еще более обострили поло жение.

Между тем финансовые затруднения правительства все воз растали. Сокращением ассигновок, предназначенных для раз личных отраслей общественного управления, и нечистоплот ными операциями с «Seehandlung» [«Морская торговля»],— торговым учреждением, которое спекулировало и торговало за счет и страх государства и уже давно функционировало в качестве его маклера по денежной части,—на время удавалось соблюдать приличия. Усиленный выпуск государственных кре дитных билетов в свою очередь послужил некоторым под спорьем, и, вообще говоря, тайна финансового положения хранилась успешно. Однако все эти уловки очень скоро были исчерпаны. Тогда был испробован другой путь: был основан банк, капитал которого должен был создаться отчасти госу дарством, отчасти из взносов частных акционеров и верховное заведывание которым принадлежало государству, чтобы прави тельство могло брать фондов этого банка крупные суммы

и таким образом повторять те обманные сделки, которых оно не могло уже больше проделывать с «Seehandlung». Но, разумеется, не нашлось ни одного капиталиста, который за хотел бы отдать свои деньги на подобных условиях. При шлось переделать устав банка и гарантировать собственность акционеров от покушений казны, прежде чем состоялась под писка хотя бы на одну акцию. Когда, таким образом, этот план окончился неудачей, не оставалось ничего другого, как попытаться заключить заем,—конечно, если бы нашлись ка питалисты, которые ссудили бы свои деньги, не требуя гаран тии и согласия этого таинственного «будущего народного представительства». Обратились к Ротшильду, и тот заявил, что он без всяких затруднений устроит заем, если он будет гарантирован этим «народным представительством»; если же нет, тогда он не станет связываться с этим делом.

Так исчезла всякая надежда достать денег, и уже не было никакой возможности обойтись без рокового «народного пред ставительства». Отказ Ротшильда сделался известен осенью

1846 г., а в феврале следующего года король уже созвал

и Берлине все восемь областных сеймов, чтобы составить из них «соединенный ландтаг». Задачей этого ландтага было заниматься тем, чего от него требовал, в случае нужды,

закон 1820 г., а именно: вотировать займы и новые налоги; он был лишен каких-либо иных прав. Его голос по вопросам общего законодательства должен был быть чисто совеща тельным; он должен был созываться не в определенные сроки,

а исключительно по благоусмотрению короля; он мог обсуждать лишь дела, которые правительству заблагорассудилось внести на его обсуждение. Понятно, кто членам ландтага мало поль стила отведенная для них роль. Они повторили желания, о ко торых заявляли в областных собраниях. Отношения между ними и правительством вскоре обострились, и когда от них стали испрашивать согласия на заем, снова якобы на постройку железных дорог, они опять отказались разрешить его.

Это голосование привело к быстрому закрытию сессии ланд тага. Король, раздражение которого все возрастало, распу стил ландтаг с выражением порицания; но все-таки он оста вался без денег. И действительно, у него были все основания притти в замешательство от своего положения, так как он видел, что либеральная партия, во главе которой стояла бур жуазия и которая охватывала большую часть низшего дво рянства и всевозможных недовольных, накопившихся в раз личных частях низших сословий,—что эта либеральная партия решила достигнуть того, чего она хотела. Тщетно в речи, кото рою король открыл заседание соединенного ландтага, он уве рял, что никогда, никогда не дарует конституции в современ ном значении слова: либеральная партия настаивала именно на современной антифеодальной представительной конституции со всеми ее последствиями—свободой печати, судами присяж ных и т. д.,—до тех пор, пока она ее не получит, она не даст ни копейки. Одно было ясно: долго так не могло продол жаться, и либо одна из двух сторон должна была уступить, либо же дело должно было дойти до насильственного разрыва, до кровопролитной борьбы. И буржуазия знала, что она стоит накануне революции, и готовилась к ней. Всевозможными средствами она старалась обеспечить себе поддержку рабочего класса в городах и крестьянства в сельскохозяйственных ок ругах; к концу 1847 г., как известно, среди буржуазии едва ли можно было бы отыскать хоть одну выдающуюся полити ческую фигуру, которая, чтобы приобрести симпатии про летариата, не выдавала бы себя за «социалиста». Мы увидим

в дальнейшем этих «социалистов» на работе.

Это стремление передовой буржуазии надеть по крайней мере маску социализма было следствием огромной перемены,

совершившейся в рабочем классе Германии. С 1840 г. часть немецких рабочих, побывавших во Франции и Швейцарии, бо лее или менее прониклась незрелыми социалистическими или коммунистическими воззрениями, которые тогда были в ходу среди французских рабочих. Возрастающий интерес, с каким во Франции, начиная с 1840 г., относились к подобным идеям, также в Германии ввел моду на социализм и коммунизм:

с 1843 г. во всех газетах стали оживленно обсуждать со циальные вопросы. Вскоре в Германии возникла социалисти ческая школа, которая отличалась скорее туманностью, чем новизной своих идей. Главная деятельность ее заключалась

в переводе фурьеристских, сен-симонистских и других теорий

с французского языка на темный язык немецкой философии. Почти в то же время образовалась и немецкая коммуни стическая школа, коренным образом отличающаяся от этой секты.

В 1844 г. произошли бунты силезских ткачей, за которыми последовал бунт набойщиков ситца в Праге. Эти бунты, жестоко подавленные, бунты рабочих не против правитель ства, а против предпринимателей,—произвели глубокое впе чатление и дали новый толчок социалистической и коммунисти ческой пропаганде среди рабочих. Так же подействовали «хлеб ные бунты» в голодный 1847 год. Коротко говоря: как кон ституционная оппозиция объединила вокруг своего знамени большую массу имущих классов (за исключением крупных феодальных землевладельцев), так рабочий класс больших городов ожидал своего освобождения только со стороны социалистических и коммунистических теорий, хотя послед ние при существовавших законах о печати лишь в очень слабой мере доходили до рабочего класса. Конечно, нельзя бы то ожидать, чтобы у рабочих были очень ясные пред ставления о том, что им надо: они знали только, что про грамма конституционной буржуазии не содержит всего, что им требуется, и что их стремления отнюдь не укладываются

в рамки идеи конституционализма.

В Германии не было в то время особой республиканской партии. Немцы были или конституционными монархистами, или более или менее ясно определившимися социалистами

и коммунистами.

При наличии таких элементов малейшее столкновение долж но было привести к серьезной революции. В то время, как выс шее дворянство и высшие чиновники и офицеры были един-

ственной надежной опорой существующей системы; в то время, как низшее дворянство, промышленная и торговая буржуазия, университеты, преподаватели разных рангов и даже часть низших разрядов бюрократии и офицеров, все соединились против правительства; в то время, как за ними стояли недовольные массы крестьянства и пролетариата круп ных городов, массы, которые пока еще поддерживали либе ральную оппозицию, но уже поговаривали о том, что они намерены сами взять дела в свои собственные руки; в то время, как буржуазия была готова свергнуть правительство,

а пролетариат готов был свергнуть вслед за тем буржуазню,— в это самое время правительство упрямо следовало по пути, который неизбежно должен был привести к столкновению.

В начале 1848 г. Германия стояла на пороге революции,

и эта революция, несомненно, вспыхнула бы даже и в том случае, если бы ее наступление не ускорила французская Февральская революция.

Мы далее увидим, какое действие оказала эта парижская революция на Германию.

Напечатано в «Нью-Йоркской Трибуне» 29 октября 1851 г.