Деревенская ветхая церковь — столп для опоры неба
В ней ни чудес-приманок, ни хоров тебе благоголосных.
Как Христа однажды узнали лишь в преломлении хлеба,
Так и я узнАю её в таяньи статуса звёздного.
Я туда забреду как-нибудь по тропинке, в траве уснувшей,
Когда суета, дщерь ада, оскалится тьмой оконной,
Когда от себя станет тошно и нестерпимо душно.
(Ну почти как сегодня. Топово, глянцево, модно.)
И меня там встретит священник — проще граблей колхозных,
Не оратор, не прозорливец — так, пахарь с духовной нивы,
Да и сколько-то бабок скрипящих и мужиков серьёзных…
На них опирается небо.
Неожиданно.
Но как живо!
В ЛЕСУ. НА ПЕРЕДОВОЙ
Он всегда засыпал с молитвой, ощущая горечь во рту
За страдающих острым лейкозом, за делающих аборты…
Да мало ли горемык? Скольких он видел в скиту,
Умирающих от безверия, но стоящих в безверии твёрдо!
В памяти небо над Бутово сменялось не раз Соловками,
За Соловками маячил пасхальный Ипатьевский дом…
|
|
Помолчать бы благоговейно с воздетыми к Богу руками,
Но за дверью орут: «Выходи! Бог подождёт у икон!»
Сумасшествие не остановят ни время, ни буря, ни страх,
Боль по-хозяйски потащит в любую точку пространства.
В далёком лесном скиту утешал горемык монах
Во время земного — в Царство Небесное — странствия.
ПРЕПОДОБНЫЙ ВАРЛААМ КЕРЕТСКИЙ
«Аз есмь из Керети Варлаам», —
Так произносит старец с седой бородой,
Когда все сдались на милость ревущим волнам
И рады тому, что за гробом их ждет покой.
Житейское море зверем вцепилось в нас,
Даже воздуха в лёгкие, бывает, не затолкнуть.
Водовороты лет, боль слезящихся глаз,
Мертвых лиц… Господи, где тот истинный путь?!
Водяная морось. «Аз есмь из Керети Варлаам…»
Он ставит парус надежды, в руках укрепляет руль.
Шторм позади. Мы гребём к родным берегам.
Это Петрозаводск. Век XXI-й. Жара. Июль.
ВОДЛОЗЕРСКАЯ НЕОБЪЯТНОСТЬ
ПРЕПОДОБНОГО ДИОДОРА