День третий. Купол, море и обморок

А ВСЁ–ТАКИ ОНА ПЛОСКАЯ…

Меня опять разбудили. При этом я даже не понял, кто это сделал – то ли Ольга, то ли кто–то из пионеров. Моё плечо просто встряхнули, а когда я с болью в ресницах «разлепил» глаза, то услышал лишь гулкие, быстро удаляющиеся, шаги. Этого оказалось достаточно, чтобы я окончательно проснулся, но не хватило, чтобы разглядеть человека, который стал причиной моего пробуждения. Ежели, конечно, это вообще был человек, а не ночной глюк… Они иногда очень похожи на реальность. Бывает такое, что засыпаешь–засыпаешь, а тебя вдруг как трясанёт!

Как ни странно, я прекрасно выспался. Поэтому сразу вспомнил, где нахожусь, хотя от утреннего кофе всё равно не отказался бы. Но где раздобыть мой любимый напиток в этом непонятном и не особо уютном местечке? Цикорий на завтрак – в лучшем случае. Хотя я его до сих пор не пробовал…

Привычно усевшись на кровати и обернувшись одеялом, я ещё раз осмотрелся. В комнате никого не было. Кровать Ольки была аккуратно застелена, а на её изголовье, будто египетская пирамида, возвышалась поставленная треугольником подушка. Я уже видел подобную композицию в каком–то советском фильме. Ещё тогда эта конструкция меня крайне удивила. Зачем покрывают кровать? Чтобы бельё не пачкалось! Почему же тогда самый важный элемент оного белья – подушку – надо оставлять наверху? Чтобы она торчала?

Сунув свою подушку под одеяло, я подошёл к окну и раздвинул занавески. Солнце уже стояло в зените: судя по всему, было около 12–ти часов. Оля не разбудила меня на линейку? С чего вдруг? Не сумела добудиться? Или что–то всё–таки сохранилось в её памяти со вчерашнего дня, и она решила со мной не связываться? Может, завтра ещё и завтрак в постель приносить научится? Ну тогда здесь и жить можно!

Мысль о том, что я ни на шаг не приблизился к тому, как выбраться из «Совёнка», неприятно резанула сознание. Сегодня я обязательно должен найти выход! Обойдусь как–нибудь и без Ольги, и без завтрака в постель. Лишь бы, наконец, проснуться дома, в собственной, запертой изнутри на ключ квартире.

Задернув занавески, я направился к зеркалу, чтобы насладиться своим юношеским обликом. К тому же играла роль выработанная за годы привычка. Ведь в своей квартире я тоже с утра смотрел, насколько у меня красные от недосыпа глаза, и сколько новых седых волос у меня появилось за очередной трудовой день. И почти всегда результат меня не устраивал. Я часто думал, не начать ли краситься, но это слишком долго и муторно – куда важнее сценарий к игре написать получше да почище.

То ли дело сейчас! Ни одного седого волоса: абсолютно чистые, без единой серебринки, блондинистые свисающие локоны, которые я помню ещё со школы. Чистые щёки безо всякого намёка на щетину, остренький носик, голубые любопытные глаза. Во взгляде – нотка грусти и обеспокоенности.

С меня можно было настоящую классическую картину писать. И назвать как–нибудь соответствующе: например, «тоскливый рыцарь». Рыцарь печального образа на грани безумия. Хотя нет, скорее оруженосец. На рыцаря я пока не тянул. Ни одного подвига не совершил – Василису Премудрую (Славяну) из башни («Совёнка») не вызволил, двуглавого дракона (Ольгу и Виолетту) не сразил…

Так, хватит киснуть, надо действовать: намедни я твёрдо решил, что найду себе какую–нибудь возвышенность, чтобы хорошенько осмотреться. Мне нужно было окинуть взглядом окрестности, тогда я обязательно найду ближайший населённый пункт или хотя бы определю для себя маршрут движения и возможные препятствия на своем пути. Пойму, далеко ли до райцентра. Я прекрасно помнил свою вчерашнюю поездку, туман и возвращение к исходной точке. Но как–то же я сюда приехал! И Ольга утверждала, что была в райцентре, значит, выход всё же есть.

Райцентр... Загадка, лежащая где–то за горизонтом... Все знают о его существовании, но никто не говорит, где он. Как туда добраться... Или как он называется по–настоящему? Или, хотя бы в какой стороне света он расположен? Но он же должен быть, ведь так? Нужны ли нам загадки без ответов? Правильно, не нужны. Но что, если к этой загадке ответ всё–таки не полагается? Что, если райцентр существует лишь как мираж или как идеал, к которому можно только приблизиться, но нельзя достичь? Бррр... От этой мысль холодок пробежал у меня по спине. Будем мысль позитивно. Ведь больше ничего не остаётся, верно?

Неожиданно я поймал себя на мысли, что в комнате что–то изменилось со вчерашнего дня. Медленно оборачиваясь вокруг своей оси, я обвёл внимательным взглядом пол и стены. Вот оно!

Почему–то на берегу моря, изображённого на одной из картин, появились люди. Я почти вплотную приблизился к изображению лицом и понял, что передо мной мои знакомые пионеры: вот Лена, вот Женя, вот Электроник, вот ещё кто–то. Любопытно. Хотя, наверное, это просто фотография… наверное… стилизованная под художество! Были ли такие в восьмидесятых без компьютеров?

Я потрогал и ощутил пальцами холст: да уж, если бы я не знал, что эти люди – мои знакомые, то от масляной картины не отличил бы ни за что! Ну всё, хватит шедевры разглядывать! Может, за вчерашний день кто–то, не обделённый художественными дарованиями, нарисовал этот шедевр и преподнёс Ольге. Вот так вот взял и преподнёс, чтобы не ругалась. Прямо из запасников местной картинной галереи. Арте инфернале, так сказать. А, может, картина – намёк или подсказка. «Совёнок» – явно не музей, а ловушка. Возможно, не только я один хочу выбраться отсюда.

Вспомнилась паника Слави вчера вечером. Почему она не была уверена, приехала ли она сюда неделю назад или нет? Почему испугалась? Дикая мысль пронеслась в моей голове, а на спине снова выступили бисеринки ледяного пота. А ведь я тоже не помню всю весну и начало лета. А что если и я был здесь всё это время, но так и не нашёл выход? «Так, отставить панику!» – скомандовал я сам себе. «Это невозможно. Я негипнабельный, и никто не сможет вторгнуться в мою память, даже вымышленные герои Юлькиных репортажей!»

Моей майки и джинсов в шкафу ожидаемо не оказалось. Я быстро оделся во вчерашний пионерский костюм, сунул в карман смартфон и галстук и с хозяйским видом распахнул ногой дверь домика. Кто бы ни пытался играть со мной, пусть не думает, что я поддался или сдался!

– Эй, кто там меня разбудил?! – громко воскликнул я, осматриваясь. Рядом никого не оказалось. На самом деле, мне было немного боязно узнать, кто же это был. Ольга или Славя не стали бы убегать. Подобное поведение было вполне в стиле Ульяны, но она не пошла бы в наш вигвам одна. Зачем? Покаяться перед Оленькой в очередной шалости? Откуда она могла знать, что вожатой нет, а я ещё сплю? А пакостить великой и очень авторитетной! Ольге Дмитриевне она явно побаивалась. Тогда кто остаётся? Может, я ещё не со всеми успел познакомиться?

Ладно, в любом случае, эти размышления ни к чему не приведут. Пойду лучше в «Клубы». Судя по занятости и научной вовлечённости тамошних парней, я полагаю, что они с лёгкостью смогут мне показать, как забраться повыше. Наверное, парни знают эти места вдоль и поперёк. Всё–таки исследование ландшафта обычно входит в научную работу.

Вот уже и здание между кустами, вот и объявления, которые я не прочитал, когда пришёл сюда впервые. Надо восполнить пробел.

1. «Курить и применять прочие одурманивающие вещества в помещениях запрещено. Администрация здания», – это получается, что на улице можно? И наркоту тоже можно? Какое тут вольное общество – что твоя Голландия! Торчки, езжайте в «Совёнок» – здесь вам рады!

2. «Занятия в Клубе Кибернетиков проводятся в любое время, когда Ты захочешь. Только приходи и записывайся. Мы всегда рады помочь», – это уже более нормально. Но всё равно – никогда не видел, чтобы слово «Ты» писали с большой буквы где–то, кроме молитв Богу. Вероятно, они хотели как–то выделить особое отношение к желающим стать членами клуба, а «выканье» сочли слишком официальным для местной пионерии. Или же здесь более глубокий, религиозный смысл?

Быть по сему. Если меня приглашают, то я завсегда готов прийти на зов.

Я тихонько вошёл. Ребята сидели за столом и что–то чертили. В очках на этот раз почему–то был Электроник, хотя я точно помню, что ему они ещё ни разу не требовались. Или это у них общий артефакт на двоих?

– Привет. Ты решил стать членом нашего клуба? – осведомился Шурик, легко справлявшийся с очередным овалом безо всяких оптических и чертёжных приборов.

– Да. Я решил стать членом – не музыкой же заниматься, – с абсолютно невинным видом ответил я. – И мне нужна помощь моих новых друзей.

– А мы успели стать твоими друзьями? – уточнил Шурик, отставляя в сторону треугольник.

– Конечно. Вообще, я считаю, что все люди братья, сёстры и друзья, – я даже выдавил из себя улыбку. – Короче, миру мир, а прогрессу... э... прогресс. И мне нужна помощь.

– Так и знал, что ты к нам присоединишься! Слушаем, – ответил Электроник, расплываясь в ответной улыбке. – И нам лестно, что ты выбираешь друзей правильно.

– Мне тоже лестно. В общем, я решил узнать, где в «Совёнке» самое высокое место. Откуда открывается наилучший обзор?

– А зачем тебе? Кстати, где твой галстук? – Сергей даже нахмурился. Надо было срочно придумывать оправдание. Можно было, конечно, как–нибудь нагрубить, но тогда я рисковал, что ничего не добьюсь и пойду искать подходящую точку самостоятельно, а этого не слишком хотелось.

– Да, забыл вчера у медпункте, потом заберу. Настоящий учёный разве должен обращать внимание на мелочи? Разве будущие Эйнштейны думают о бытовых пустяках?

Электроник, кажется, хотел что–то возразить, но я не дал ему и рта открыть, тут же возвращаясь к интересующей меня теме:

– Я решил составить план местности. Дело в том, что в детстве я увлекался картографией, и мне вдруг остро захотелось вспомнить о былом. Заодно помогу родному лагерю, – ни к селу, ни к городу добавил я. – Хороший пионер должен любить свой лагерь.

Мои слова показались парням настолько удовлетворительными, что они синхронно улыбнулись и яростно кивнули, хотя особо сильно не заинтересовались моей идеей. Шурик протянул руку к чертежу и взял его за кончик, чтобы не замарать пальцами. Потом отошёл к шкафу с подвешенной к нему моделькой самолёта и приколол чертёж туда прямо под макетом.

– Ладно, самое высокое место у нас – это высоковольтный столб, – подумав, ответил он. – Если ты сможешь на него забраться, конечно, и не погибнуть от разряда, – Электроник поправил очки. – Заметь – там дуга. Подберёшься кверху и упадёшь замертво.

Шурик предостерегающе кашлянул.

В сознании тут же всплыл детский садистский стишок. «Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах, – её обугленная тушка давно валяется в кустах». Но озвучивать народное творчество я не стал: мало ли ещё, шуток не понимают. Я только согласно кивнул.

– Не бери в голову: это у нас профессиональный юмор такой, – успокоил меня второй кибернетик. – На самом деле нет у нас тут высоких мест. Равнина сплошная. Остаётся только на дельтаплане подниматься.

– Самый высокий холм – метров сто. Оттуда видно где–то треть лагеря – не более того, – добавил Электроник. – Решай сам, нужно ли тебе это. Тем более там много ям и колдобин. Лучше помог бы нам конструировать…

– Нет! – немного резко ответил я. – Пионер не должен отказываться от своих решений из–за небольших трудностей.

Этой своей фразой я заслужил одобрительный кивок со стороны обоих парней. Значит, продолжаем гнуть свою линию.

 – И что же делать? Мне жизненно необходимо разведать местность, и лучше всего для этого подойдёт наблюдение сверху. С высоты птичьего полёта.

На этих моих словах Электроник явно оживился и вернулся к столу, на котором остался лежать второй, маленький чертёж. Я тоже подошёл и решил рассмотреть творение юных изобретателей повнимательнее.

Чертёж оказался на редкость удивительным и своеобразным: снизу была изображена какая–то камера с широким объективом и вспышкой, а сверху нависал продолговатый предмет, напоминающий маленький дирижабль. Именно к нему и была подвешена камера на каких–то едва видимых ниточках. Заметны они были столь слабо, что сначала мне даже показалось, что на рисунке просто два разрозненных объекта. Карандашом здесь умеют работать тонко.

Подписи никакой не было. Просто рамка. Может, парни ещё не успели ничего написать. А может, не заморачивались. Всё–таки, не задание по черчению. Строгий препод не будет придираться к их творчеству с линейкой в руках и зачёткой на краю стола. Каникулы… порыв изобретательского вдохновения… Вон, музыкант тоже пояснения к нотам не всегда пишет. Показатель мастерства.

– Что вы нарисовали? – только и смог спросить я, тыча пальцем в чертёж. Неужели, это – именно то, о чём я подумал?

А подумал я о квадрокоптерах для съёмок на местности.

– Это наше новое изобретение, – пафосно ответил Шурик. – Мы хотим отправить вверх фотоаппарат, чтобы до конца смены раздобыть виды «Совёнка» с высоты птичьего полёта… Главное, выдержку настроить, чтобы не расплывалось. И обязательно всем подарим. И даже Ольге Дмитриевне… и Виоле. На память.

– Стоп–стоп! То есть, получается, что мы хотим того же, чего и Лёша, – подвёл итог Электроник. – Значит, просто обязаны помочь друг другу. Вот только… есть одна загвоздка.

– Алекс, – машинально поправил я и уточнил. – И какая же?

– А как ты заставишь фотоаппарат снимать по команде? Кто будет щёлкать затвором, пока он в облаках летает? – вопрос рассмешил Электроника. Он прикрыл глаза и дружелюбно улыбнулся, продолжая пояснять, разжёвывать собственную мысль. – Мы пробовали сделать клапан и к таймеру приделать… Но пока ничего не вышло. Только вес прибавился.

Я вздохнул с облегчением, потому что прекрасно знал, как разделаться с этой «трудностью». Любой современный человек знает.

– Ну вы и проблему нашли, друзья мои бестолковые, – я отодвинул от себя чертёж и посмотрел ребятам в глаза по очереди. – Я знаю не только как заставить фотоаппарат работать на высоте, но ещё и его вес могу сократить грамм до ста. Пара воздушных шаров, и больше мне ничего не надо. Только гелиевых, свежо надутых, чтобы летали и долго не теряли сил.

– Ээ, – печально вздохнул Шурик и сокрушенно развёл руками. – Фотоаппарат сам по себе килограмм весит. Где ж ты столько шаров отыщешь?

– Он сказал, что сто грамм будет, – встрял Электроник с неприкрытым сарказмом. – Наверное, он раздобыл волшебную палочку и теперь может уменьшать предметы по своему желанию.

– Давайте мне шары! Потом сами всё увидите! – более строго потребовал я. Ведь начни я им показывать свой мобильник и рассказывать, как работает его камера, то вовек бы не отделался от любопытства ребят. Одно дело девчонки, для которых техника стоит на десятом месте, и совсем другое – постоянные члены клуба кибернетиков. Здесь надо быть осторожнее, чтобы не нарваться на бесконечные расспросы. Соврать про японскую игрушку, как окрестила мой смартфон Оля, не выйдет. Наверняка они следят за всеми новинками. Выписывают какой–нибудь «юный электроник» или «юный слесарь–изобретатель». Вроде, в СССР были в моде такие журналы. Кстати, Япония, значит, у них тут есть, а Турции – нет. Странно.

– Ну… этого добра у нас было навалом, но мы всё вчера отдали Алисе, – прервал мои размышления Шурик. А я отошёл к столу и машинально заглянул в выездные тумбочки, где лежали болты, наждачная бумага, холщовая материя, спички и небольшой рулон крепкой бумаги. Ребята не были против, что я у них роюсь, и мне это нравилось – никогда не любил собственничество. Если, конечно, это не касалось вещей, принадлежащих мне.

– ДваЧе, – трепетно прошептал Электроник.

– Да, ей. Она их попросила и сказала, что ей надо для химических экспериментов, – чуть испуганно сказал Шурик. Наверное, уже представлял себя в этих экспериментах в роли подопытного кролика. – А кроме как в тех шарах, гелия у нас больше нет нигде. Единственный баллон закончился. В следующий раз надо попросить привести побольше.

– Откуда вы привезёте–то? – спросил я. Любопытство превращалось в насмешку, ибо вопросы о городе уже больше ничего не вызывали, кроме улыбки.

– Из города, очевидно же, – ответил Шурик.

– А где он, город этот? – на пару секунд воцарилось молчание.

– Но если тебе не к спеху, то ты можешь подождать, пока мы сделаем дирижабль, – наконец, предложил Электроник, но мой пытливый ум его предложение никак не устраивало.

– ДваЧе, ТриЧе, хоть ТридцатьПятьЧе! Неважно! – я всплеснул руками и выбежал прочь из клуба. Электроник проводил меня таким сочувственным взглядом, будто отправил на смертную казнь. Причем, с предварительными пытками.

Домик Алисы я приметил по оранжевой лампочке, из которой с утра играла музыка. Именно туда рыжеволосая заходила вечером после ужина, а память у меня хорошая.

Не успел я на почти сверхсветовой скорости подбежать к лампочке (которая почему–то горела, несмотря на яркий день), как ко мне не менее бодро «подлетела» Алиса сбоку, предварительно выглянув из–за фонарного столба. Рубашка рыжеволосой бестии, как и вчера, была подвязана под грудью. И на нас обоих не было галстуков. Сперва девушка остановила меня за руку и грозно заглянула в глаза. Но потом взгляд её заметно потеплел, и Алиса, заговорщически подмигнув, спросила:

– Зачем пожаловал, новенький? Хочешь на себе испытать мои ловушки, мм?

– Мне нужны воздушные шарики, – твёрдо ответил я, а девочка в ответ разразилась диким хохотом.

– Шарики! Ахах. Ты бы ещё в цирк у меня попросился, малыш, – но после быстро сделала лицо серьёзным и кивнула. – Ладно. Как говорил Винни–Пух: «Воздушным шариком кого хочешь можно утешить». А судя по твоей роже, утешение тебе жизненно необходимо. Без него ты помрёшь. Ляжешь здесь вот на дорожке и помрёшь. Пожалеть тебя, что ли? – она подмигнула.

Мои щёки залились жаром. Я почему–то ощутил себя ребёнком, которому и взаправду нужны цирки и воздушные шарики для игр. Надо было срочно объясниться, чтобы не потерять облик взрослого серьёзного человека.

– На самом деле я хочу отправить в космос фотоаппарат, а шарики хорошо летают. Они у тебя ещё не выдохлись? Взлетают? Поднимаются? Гелий не утратил свою силу? – «какой Космос? Причём здесь космос? Я же просто сфоткать окрестности хочу. Зачем я вру?»

– Ты бы мог придумать оправдание и получше. Держи, – Двачевская не стала пускать меня в домик. Наверное, у неё и правда там были свои секреты/ловушки. Девушка зашуршала чем–то внутри и вышла ко мне уже с тремя оранжевыми шариками. – Надеюсь, тебе хватит? Гелия захотелось? Ну ты и нарик…

– Здрасьте – баллон покрасьте... С каких это пор от гелия торчат, а?

– Торчат? Фи, что за слова, малявка. Иди себе пешком под стол или оттуда не услышишь, как мама зовёт манную кашу есть?

– Так, хватит! Я учёный человек – я опыты провожу! – я умчался прежде, чем Алиса успела ответить. Но в спину мне раздался её звонкий смех. Тем не менее, возвращаться и доказывать Алисе её неправоту я не стал. Меня, в отличие от неё, ждёт важное дело.

Я уединился на маленькой полянке недалеко от умывальников. Первой моей мыслью было пойти как раз к ним (хоть какое–то ровное и открытое место), но там часто собирались пионеры, а мне не особо хотелось показываться им на глаза. Этим одноклеточным куклам... Пристали бы с расспросами, а я интроверт.

В кустах я извлёк из кармана смартфон, положил его на траву и принялся обвязывать со всех сторон резиночками от шариков. У меня это хоть с трудом, но получилось.

Я легонько отставил руку, и телефон поднялся в воздух. К сожалению, долетев до моего пояса, он завис, а потом и вовсе, медленно, но верно, начал опускаться, пока не спланировал в густую траву.

Трёх шариков явно не хватало… да и гелий за день выветрился. Вот не могли эти «учёные–мучёные» придержать баллон нетронутым! Но, что сделано – то сделано.

Куда идти, куда бежать? Я напряг все свои извилины. Что–то мне подсказывало: вчера я видел шары где–то ещё. Ими явно украшали какое–то учреждение. Вот только какое? Здесь их, кстати, немного, и можно перебрать все. Но лень.

Это явно не могли быть домики… Клубы я уже осмотрел… В музыкальном заведении сплошные инструменты… Точно, библиотека! Это здание настолько полнилось всякими плакатами и украшениями для привлечения недостающего внимания, что наличию там ещё и шариков я бы особо не удивился. Надо же хоть как–то привлекать пионеров к столь полезному занятию. Расширять их интеллект, к учебному году готовить. А также воспитывать верных бойцов партии и правительства, смело и уверенно смотрящих в будущее. Рассмеявшись, я убрал телефон обратно в карман, прихватил Алисины шарики и, весело размахивая ими в воздухе, отправился за новой добычей.

Дорогу я нашёл быстро, ибо твёрдо запомнил, что она неказистая и грязная. Тут такая была всего одна. Стоя перед дверью библиотеки, я думал, попросить ли мне шарики мирно или просто взять и отнять. Но лучший вариант (по моему разумению) – тихо стащить, если там никого не окажется.

«Решим по ситуации», – пришёл я к самому простому выводу и дёрнул ручку. Она поддалась. Внутри никого не оказалось, а вот шариков было полно, будто в фильме «Оно». Такого количества я ещё не видел. Их что, специально для меня развешали? Или у них какой–то праздник намечается? Но тогда бы мне на линейке сказали… Чёрт, я ведь на неё и не ходил!

Честно говоря, я засомневался, были ли шарики там раньше, да ещё и в таком количестве. То, что я пошёл именно в библиотеку, не было вызвано чёткими воспоминаниями. Свой вчерашний поход сюда я вообще помнил немного смазано. Устал, должно быть, за день, перегруженный эмоциями. Так что моя идея, что шары обязательно должны именно в библиотеке, не обуславливались ничем объективным. Будто мне просто эти сведения записали в голову, как на жёсткий диск.

Моё внимание привлёк глобус. Кажется, он светился, но это не было явной подсветкой. Скорее, он был покрыт очень ярким и блестящим на свету материалом. И всё же, что–то в свечении этой маленькой модельки земного шара показалось мне неестественным. Глобус явно хотели выделить – только каким образом это сделано?

Может, здесь другая география, и мне хотят это продемонстрировать?

Я подошёл поближе. «Самая обычная модель Земли–шарика. Можно поворачивать в разные стороны, хотя и с трудом. Видимо, неразработанный ещё. Наклон оси есть, льды обозначены: и сверху, и снизу». Я грубо проверил географию: вроде бы, все материки на месте, равно как и известные острова. Ничего такого экстраординарного в глаза не бросается…

Я с минуту поигрался с глобусом, всматриваясь в его полупрозрачное нутро, но никаких осветительных приборов или проводов там не заметил.

«Да, умеют здесь электронику прятать. Что в лампочке, что тут… Может, краска на нём флуоресцентная…» – мне больше не хотелось терять время зря, и я собрал все шарики, которые были развешаны по стеллажам. С такой праздничной охапкой я вышел на улицу, и, присев на крыльцо библиотеки, ещё полчаса возился с тем, чтобы закрепить всю «ораву» шаров на такое маленькое, но всё же увесистое устройство, как мой смартфон. Некоторые верёвочки мне пришлось привязывать к другим, чтобы сэкономить место. Привязывать шарики к планшету было бы куда удобнее.

Наконец, работа была закончена. Смартфон покоился в крепкой сетке из веревочек, камерой вниз. Я проверил, хорошо ли он держится, не выпадет ли в полёте. Удовлетворившись результатом, я включил камеру на длительную запись и отпустил свою конструкцию вверх. И когда шарики уже были над моей головой, в неё закралась подозрительная мысль: «А каким макаром я эту хреновину назад возвращать буду? Вместе с юной рожей и телом телекинез мне явно не отгрузили, как и умение летать. Это что же… мне теперь ходить и наблюдать, пока вся эта куча шариков не сдуется и не упадёт сама? А если на дерево? Или длинной палкой зацепить? Эх, надо было длинную нить привязать, как у воздушной змейки».

Тем временем, шарики поднимались всё выше и выше. А ещё подбежала Женя. Она хлопнула меня по плечу (не хуже Алисы) и яростно закричала:

– Ты какое право имел разбазаривать казённое имущество?! У нас все шарики на учёте! Они к Дню Летнего Солнцестояния приготовлены, а не для твоих тупых забав! – «неужели где–то, кроме Эквестрии, отмечают этот «праздник»? Воистину дураки!»

– Нет ничего важнее опытов Великого Учёного, к когорте коих я себя с недавних пор причисляю, – гордо сказал я и поднял голову вверх, чтобы убедиться, что Женя до шаров не достанет. «Нее, не успеет даже в прыжке». – Ведь сказано же: "Учиться, учиться, учиться". И вообще, пока я тут с тобой болтаю, у меня шары убегают! Точнее, улетают.

Я явно переборщил с тягой. Шары с подвешенным к ним мобильником уже уплыли так далеко, что были едва заметны на фоне деревьев. Деревья, как назло, стали как будто бы больше, раскидистее, чтобы я ничего не мог рассмотреть за их плотными кронами. А мои движения сковывались, будто я плаваю в неплотной жидкости вроде спирта…

– Из–за тебя я всё потеряю! – отчаянно крикнул я и с задранной кверху головой понёсся по лагерю вслед за шарами. Я бежал, то и дело натыкаясь на различные препятствия: то на скамейку, то на куст, то на клумбу. Даже ударился головой о некстати подвернувшийся фонарный столб. Окружающие что–то орали мне вслед, но я не обращал внимания на их крики и даже не оборачивался. А препятствий как будто становилось только больше. Словно кто–то намеренно расставлял перед моими ногами и головой разные предметы, чтобы создать мне дополнительные трудности. Глаза от напряжения наполнились слезами, но я боялся моргнуть, чтобы не упустить из виду дорогущее оборудование. В итоге картинка перед моим взором стала размываться, но я держался, и лишь мчался вперед, таращась на улетающие шарики.

К моему счастью, ветер был умеренным, и относил конструкцию он не очень далеко. К тому же дул как–то по–особенному – ни с севера, ни с юга, а словно вверх. Никогда ещё такого не видел!

Сначала шары выглядели, как на выпускном, когда их только выпустили. А потом слились в маленького невзрачного паучка. Что уж тут говорить о смартфоне, который меньше и невзрачнее? Относило их всё выше и выше…

– Неужели ты впервые видишь, как ветер на своих быстрых крыльях несётся вверх? – я стоял возле скульптуры пионера с горном, придерживая его за трубу, когда услышал мелодичный голос Лены. – Такое бывает. Я люблю наблюдать за природой и наслаждаюсь её красотами. Разве человеческая рука способна создать нечто столь совершенное?

– Нет, только Бог… – прошептал я. – Такое со мной мог сотворить лишь Бог…

Девушка тронула меня за рукав, и по моему телу прошла внезапная дрожь. На душе неожиданно стало тревожно. Предчувствие скорой и неминуемой беды будто сжало моё сердце липкими паучьими лапками. Я не удержался и заглянул в мечтательные, чуть испуганные глаза Лены. В ответ она впилась в меня проницательным, освещающим самые потаённые уголки души, взором, но тут же отвела глаза и смущённо поправила синюю чёлку, окончательно прерывая зрительный контакт между нами. Видимо, поняла, что ведёт себя довольно вызывающе. Что твоя Алиса! И, встряхнув волосами, тут же вернулась к привычному облику застенчивой тихони. Но в тот момент мне показалось, что из–за маски на миг проявилось именно её истинное лицо.

– Мне сейчас не до красот природы, – критически ответил я. – Да и физику я неплохо знаю: такого не бывает.

– Может, с точки зрения физики и не бывает, – на удивление твёрдо парировала мой ответ Лена. – Но я не раз своими глазами видела подобное. Потому что умею смотреть и замечать. Недаром меня считают здесь самой мечтательной и ранимой.

Последняя фраза Лены звучала так, словно девушка гордилась своей ранимостью и мечтательностью. Ставила эти свои качества куда выше, чем сомнительные достоинства всех прочих пионеров, в том числе и мои.

– А ты часто встречалась с аномальн… – она явно не понимала этого слова, поэтому надо выражаться проще, – необычными явлениями?

– Для меня они обычные, – тихонько ответила синевласка уже привычным мне смущённым голосом.

– Ну, значит, ты просто очень любишь курить всякие дымные вещества, – я снова задрал голову, но не увидел в небе ничего. Лена настолько сбила меня с толку, что я упустил одну из самых дорогих для меня вещей – мой классный смартфон, а вместе с ним… Женины и Алисины шарики. Они ведь мне их тоже не насовсем давали. Точнее, я их не насовсем изымал.

– Что ты наделала, дура?! – заорал я на Лену. – По твоей вине я теперь не смогу закончить опыт! Я теперь никогда не узнаю, что там! – я тыкнул пальцем в небо.

– Что? Там небо… – Лена испуганно вытаращила глаза и вздрогнула всем телом, будто я поразил её в самое сердце калёным железом. – Я… я… я ни в чём перед тобой не виновата! Не кричи на меня!

– Что «Я»?! Я – последняя буква в алфавите! Теперь иди и ищи мои шарики и мой телефон! Фотоаппарат! Я жду! – всю свою милость (если она во мне и была когда–то) я сменил на гнев. Ну а кто из нас поступил бы иначе, а? Только мямля. Хотя, на самом деле, это мне не надо было терять бдительность и отвлекаться от шариков. А эти девы так и пытаются меня соблазнить своими сладостными речами!

Лена всплеснула руками, опустила голову и едва заметно всхлипнула.

– Ну, что ты стоишь? Ищи! – скомандовал я, всё ещё кипя от ярости. Я был зол на неё, на ветер, на дурацкие шарики, на собственную глупость, и в первую очередь на этот лагерь, который не желал меня отпускать из своих цепких когтей. Совиных когтей. Лена бросила на меня умоляющий взгляд из–под густой чёлки и бросилась прочь, вглубь лагеря. Несмотря на свою скромность, бегала девочка довольно быстро. Догонять её я, естественно, не стал. Через пять минут она всё равно забудет и наш разговор, и вообще всю нашу встречу. А я останусь с носом.

Сплюнув под ноги, я с силой врезал кулаком по железной ограде. Ярость постепенно спадала, уступая место логике. Куда могли полететь шарики? Примерно прикинув свой маршрут по лагерю, я просчитал траекторию движения. Ветер нёс их не к центру лагеря, а прямо в лес через опушку справа от ворот. Но это по «физике», а в «Совёнке», если верить Лене, физика какая–то своя, собственная. Впрочем, плевать на Лену, плевать на них всех. Если пойти сквозь опушку, то, наверное, можно будет потом с какой–нибудь стороны попасть назад в лагерь. Не весь же «Совёнок» они забором обнесли. Хотя зачем мне лазейка, если я всегда могу зайти через парадный вход? С другой стороны, знания лишними не бывают. Мало ли зачем может понадобиться запасной выход. Вдруг он приведёт меня к заветной цели, и я узнаю больше об этом месте. Или ворота, которые вчера дружелюбно распахнулись от моего лёгкого прикосновения, сегодня окажутся заперты на амбарный замок? Меня всё еще продолжало удивлять, что лагерь никто не запирает и не следит за входом. Заходи, кто хочет; бери, что хочешь; делай, что хочешь. Может, это – советская логика и вера в честность и порядочность всех окружающих людей? А может, коварная ловушка под названием «Совёнок» только рада получить нового пленника–пионера в свои сети. И никакие маньяки им не страшны. Кстати, кому «им»?

Рассуждая подобным образом, я планомерно двигался в избранном направлении. Наконец, передо мной открылась полянка. Посередине точь–в–точь по центру стоял ровнёхонький пенёк. Таких я не встречал, даже когда каждый день гулял по сочинским паркам, облагораживаемым специальным образом к Олимпиаде. Такое чувство, будто одинокий пень в середине поляны поставили специально для меня.

В природе таких явно не водилось, и, вероятно, было рискованно приземлять туда своё седалище. Но от длительной ходьбы мои непривычные к подобному ноги уже вовсю ныли. Удивительно, что после вчерашнего утреннего марафона сегодня я вообще мог нормально передвигаться. Сидеть на траве меня совершенно не тянуло, так что, опускаясь на пенёк, о риске я подумал в самую последнюю очередь. И только успел пожалеть, что у пенька нет удобной мягкой спинки и подлокотников, чтобы развалиться как следует, как произошло непредвиденное. Вернее даже, абсолютно невероятное, нелогичное, абсурдное, невозможное! А потому оно должно быть вполне предвиденным!

В общем, не успел я толком сесть, как пень стал выше. Настолько выше, что мои ноги еле доставали до травы. И я даже не заметил, как он поднялся: такое ощущение, что он просто исчез и появился, но уже другой величины, намного выше, аккуратненько переместив меня безо всяких нагрузок. И только потом я понял, что он не вырос, а просто взлетел, словно ступа у Бабы–Яги, вырвавшись из земли с корнями. А треск я услышал с запозданием, словно звук отставал от изображения, как в плохо синхронизированном фильме.

Я рванулся вбок, чтобы спрыгнуть, но моё тело было парализовано: не получалось пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже кончики пальцев, и те не желали меня слушаться. Можно было попробовать перевалиться спиной назад, но это было слишком рискованно. Со сломанным позвоночником я точно пропаду. В голове почему–то промелькнули слова «Сонный паралич». Как будто я это уже где–то слышал: только вот припомнить, где, не мог.

– Успокойся, мой юный грешник, всё будет хорошо, – послышалось у меня над ухом, и в голове возник образ той девушки, которая пригрезилась мне ещё в автобусе. – Ты только смотри вперёд и слушай свою душу.

Пень поднимался всё выше и выше. Вот я уже «перелетел» кроны самых высоких деревьев. Дух захватывало, сердце стучало, как бешенное, норовя вот–вот выпрыгнуть из моей, ставшей внезапно слишком узкой для него, груди. Я вспомнил, как поднимался на самолёте, когда впервые с мамой и сестрой мы летели в Турцию. Это были незабываемые ощущения. Когда ты летишь второй раз – уже совсем не то. А когда впервые… непередаваемо, конечно. Поднимаешься над землей. Дома, дороги – всё уменьшается и постепенно превращается в макет, а потом и в плоскую картинку под твоими ногами. Чувствуешь себя птицей в небе, только устроившейся с комфортом, дарованным Цивилизацией. Хотя, птица, наверное, и так чувствует себя во время полета вполне комфортно; как человек во время ходьбы.

В какой–то момент я сумел расслабиться, представив себя на огромном колесе обозрения в кабинке с прозрачным дном. Только здесь всё ещё круче и более захватывающе: грудь распирает приятная тревога, тело обдувает лёгкий прохладный ветерок, а перед глазами раскрываются все мыслимые и немыслимые красоты, которые уготовил для нас Создатель. Леса, поля и голубые небеса…

Вот я смотрю вниз и вижу целиком все разноцветные крыши «Совёнка». Забором лагерь окружён только с одной стороны, а со всех остальных охвачен подступающим лесным массивом, будто множеством рук или лап. Пожалуй, лес напоминал мне какого–то краба, у которого слишком много клешней – он их пытается поджимать, чтобы казаться «белым и пушистым», но никак не в силах спрятать свою звериную суть.

На юге от крайних построек лагеря растекалась большая вода: наверное, море, потому что я взлетел почти что до облаков, а границы водной глади всё ещё не вырисовывались – настолько она была широка.

И лучше бы они не вырисовывались и дальше… тот ужас, который проник в моё сердце, когда наконец я увидел ВСЁ, был непередаваем: поднявшись ещё выше, находясь почти между двумя облачками, я понял, что вдали передо мной простилается самая настоящая ледяная стена. Она, искрясь, поблёскивала на Солнце, как ледяные скульптуры, которые я в детстве видел в Питере. Именно этой стеной ограничивалась вода, и где эта самая стена заканчивалась, я так не понял, даже когда «Совёнок» превратился в едва заметную точку. Слегка заворачивая вдали, стена, похожая на Великую Китайскую, выходила из недр моря–океана–горизонта и простиралась бесконечным голубым овалом до самого закруглённого неба.

Поднявшись ещё выше, я понял, что возвышалась эта стена не только над морем, но и над лесами, лугами, полями. Вырастая из природной зелени, словно гладкая, белоснежная скала, она переходила в нежно–голубой оттенок. Стена охватывала целиком и полностью весь этот мир; окружала его, словно стекло мутного аквариума, запирающего дивных морских обитателей, не давая им воли. Я не мог поднять голову наверх, чтобы посмотреть, где же заканчивается эта стена и начинается небо.

Становилось холоднее, а вот стена постепенно делалась прозрачнее и сужалась, будто купол. Сейчас я пожалел, что не надел в сегодняшнее своё путешествие свитер. Мысль о том, что моя верхняя одежда пропала вместе с курткой и джинсами, сейчас уже абсолютно меня не интересовала. Просто становилось холодно. Пожалуй, одного свитера мне было бы мало – холод усиливался и в конце концов пробрал меня до самых костей. И вот, наконец, я почувствовал макушкой головы, затылком и верхней частью спины лёгкое прикосновение к чему–то ультрахолодному.

Мои члены «разблокировались», и паралич спал. Первым делом я осторожно наклонил голову и немного отодвинулся вперед, чтобы не прикасаться к леденящей стенке «купола». Для этого мне пришлось немного передвинуться вперёд с риском грохнуться вниз. Когда я свесил голову и посмотрел, куда же рисковал упасть, меня пробрал безумный страх. Животный ужас. Подо мной не было ничего, кроме мягких, ватных облаков. И даже до них было уже безумно далеко. Нечто похожее я видел в самолёте, но тогда я был крепко пристёгнут к креслу, защищён плотной металлической обивкой. Под моими ногами был какой–никакой, но всё же пол. А сейчас – одно неверное движение… и… Лететь вниз я буду долго, наверное. Или нет… Но вся жизнь со всеми её падениями и взлётами точно успеет промелькнуть перед глазами.

Стараясь как можно меньше двигаться, я очень осторожно обернулся назад: там была самая настоящая стена из самого настоящего льда. В какой–то степени, я именно этого и ожидал, когда ощутил соприкосновение с чем–то леденяще холодным. Но всё же не мог поверить до конца, пока не увидел своими глазами. И даже тогда не смог. Изо всех сил вцепившись одной рукой в пенёк под собой, я протянул вторую руку и прижал ладонь к своду над головой. Лёд! Действительно, самый настоящий лёд. Холодный, но немного тает от тепла моей руки. На ладони осталась влага от прикосновения, а за шиворот упало несколько капель. Но не водянистых, а каких–то вязких, как будто этот лед сплошь состоял из гигантской застывшей медузы или замороженного бесцветного киселя.

– Так вот откуда берётся дождь! – вслух сказал я и тут же получил ответ тем самым мелодичным ангельским голосом, который разговаривал со мной совсем недавно.

– Да. Именно отсюда он и получается. Солнце крепится к Небесному Своду и потихоньку его растапливает. И земля орошается влагой. Творец всё продумал, – лилось мне в уши из неведомого источника. Голос становился всё нежнее, плавнее, певуче.

– А когда весь свод растворится? – спросил я. Даже паря в поднебесье на летающем пеньке, я оставался самим собой, со свойственным мне логическим складом ума и любопытством.

– Тогда наступит Судный День; мы все погибнем и предстанем на Страшном Суде перед своим Создателем, – спокойно получил я ответ.

– Мда, неутешительно.

– Но случится это не скоро, – продолжил прекрасный голос. – Потому что ночью пары воздуха остывают, становятся туманом, поднимаются всё выше и выше и в конце концов сливаются с Небесным сводом, восполняя его потери в течении дня. Чтобы, когда взойдет Солнце, снова пролиться на землю дождём.

Я опять посмотрел вниз. Я до сих пор сижу на пне, только он парит над облаками. Под самым небесным сводом. Причём, в прямом, а не в переносном смысле. Корни пня, будто волосы седого инопланетянина, развиваются на ветру, сбрасывая вниз маленькие кусочки земли. А где–то подо мной, скрытая от моих глаз облаками – Земля. И с одного края до другого наша планета накрыта прозрачным сферическим тазом. А совсем наверху некий механизм, который крепит к этому тазу и Солнце, и Луну, и ещё множество мелких острых деталек. Я так понял, это звёзды. Какое странное архитектурное сооружение!

«Даа… Великий Архитектор Вселенной. Кто же он? Действительно, Бог в христианском понимании? Или некая сверхсущность заглянула на огонёк и решила немного поиграть?», – почему–то подумал я, а голос угадал мои мысли.

– Архитектор, Архитектор. Мы все обязаны ему удивительной и прекрасной жизнью. Взгляни повнимательнее, всмотрись в Купол. Осознай, насколько велико его Творение, – и я принялся крутить башкой то в одну сторону, то в другую, придерживаясь за гладкий пень руками. Купол действительно потрясал своей колоссальностью. Он охватывал целый мир! В голове не укладывается даже! Внизу он был плотным и белым, а сверху казался полупрозрачным, но, может, просто постепенно становился голубоватым. Даже находясь практически вплотную, я никак не мог до конца разглядеть его цвет. То тут, то там с вершины купола свисали огромные сосульки–сталактиты, каждая из которых казалась огромным небоскрёбом, только построенным вверх тормашками. То, что я, поднимаясь вверх на пне, сперва принимал за следы от летящих самолётов, было снегом, окутывающим эти небесные выступы.

– А ещё ты должен знать, что в Куполе есть Дверь. И тебе надо её найти… найти, знайти, знайдти… – голос усиливался, эхом отражаясь от стенок купола. Казалось, ещё чуть–чуть, и он разорвёт мои барабанные перепонки. – И Мы верим, что Ты сможешь это сделать! Для этого мы тебя и послалиии! Звук «И» с такой силой ворвался в мои уши, что я отцепился от пня, и, едва не упав при этом, заткнул уши пальцами.

Треск. В моих ушах завизжало, как будто мозг пилили маленькой бензопилой. Облака тем временем сгущались, и многие сосульки, торчащие прямо передо мной, начали обволакиваться белым плотным туманом: практически таким, в который я угодил вчера. Вскоре, я уже практически ничего не мог разглядеть. Кристальные красоты пропали в белоснежном киселе тумана. Пень начало заметно качать. Я вновь обернулся назад, словно искал у стены за спиной какое–то спасение и даже упёрся в хладную поверхность руками, пытаясь держаться за гладкую стену. «Как будто бы это поможет мне не упасть, если пень перевернется… Хоть бы поручень появился…»

Мои мысли были прочитаны, и на своде за моей спиной моментально возникла сосулька–сталактит. Я осторожно перевернулся, держась руками за верх пня. И жадно ухватился за сосульку. Мое лицо оказалось практически вплотную прижато к стенке свода.

И тут я удивился ещё больше. Стена всё–таки была прозрачной или стала ей сейчас. А за ней, далеко внизу, оказывается, были какие–то предметы. Я точно видел их очертания. Я попытался понять, что там, и стена, будто лупа, приблизила картинку. Теперь я видел окружающее, будто на листе бумаги. Это оказались не просто абстракции, а самая что ни на есть Земля, ещё одна. Такая же, как та, откуда я недавно улетел в поднебесье. Тоже зелёные поля, тоже леса, ТОЖЕ ЛАГЕРЬ «СОВЁНОК». Несмотря на то, что находился я на огромной высоте, через стенку–лупу всё просматривалось кристально чисто, как под микроскопом или в зоопарке, когда смотришь через стекло на копошащуюся по другую сторону мелкую живность. Мне показалось, что я даже нашел наш с вожатой домик–вигвам, будто моё зрение усилилось раз в сто, и я стал коршуном, высматривающим добычу.

Наверное, это и есть зоопарк – только не для животных, а людей. Меня… Алисы… Ульяны… Лены… Каждый домик – как вольер.

Пень резко принялся опускаться, да с такой силой, что мой дух воистину ушёл в пятки. И, как выяснилось, это не метафора, ведь душа у человека есть, и она запросто может перемещаться по телу. И я это впервые по–настоящему ощутил, совершив таким образом важное открытие в теологии и анатомии. Снова вцепившись руками в пень, я очень надеялся, что перемещения моей души ограничатся именно телом, и она не надумает самопроизвольно покинуть его.

Учитывая невероятность метаморфоз, которые произошли со мной за секунду до этого, перемещение души выглядело более, чем реально.

Летел вниз я с бешеной скоростью – какие уж там американские горки! Никогда больше после сегодняшнего полета не сяду на этот дурацкий аттракцион! Я судорожно хватался за ребристые края пня, чтобы не улететь куда–нибудь в сторону. Наверное, переломал себе все знатно отросшие ногти, но что такое ногти в сравнении с жизнью? Сердце колотилось от волнения, а ладони потели. Наконец, я с глухим ударом шлёпнулся назад на полянку, откуда начал своё необыкновенное путешествие к Небесному Куполу. От резкого удара я слетел прочь с пня и приземлился ладонями о землю. Удивительно, что без боли. Я уж думал, как минимум, переломаю себе все кости. Наверное, пень успел заботливо замедлиться, а то бы напрочь разбился.

– Лифт приехал, – рефлекторно пошутил я сам с собой: Первый этаж. Покидая лифт, не забудьте свои вещи. Спасибо, что воспользовались услугами нашей компании Лифтопень Инкорпорэйтэд.  Отсмеявшись, я встал, отдышался и почему–то вновь уселся на пень. И только потом сообразил, что не стоило бы опять подвергать себя опасности. С этой мыслью я снова вскочил на ноги и чуть опять не свалился. Ноги были абсолютно ватными, а меня самого заметно трясло. Наконец, кое–как справившись с собственным телом, я осмотрелся.

Ко мне спешила девушка, и я с лёгкостью узнал в ней Лену. Лена шла быстрым шагом, стараясь смотреть куда–то вбок, а не вперёд, как будто боялась снова встретиться со мной взглядом. Её руки были сложены за спиной, но, когда она их оттуда достала, я увидел, что держит «пионерка» ни что иное, как все мои шарики и смартфон, аккуратно сохраняя все завязанные мной узлы в исходном состоянии. Я даже удивился, как ей удалось так умело прятать такую охапку сзади, что я ничего не заметил. Шарик – это же не иголка. Но после моего полёта к небесам я уже был готов к любым чудесам и непоняткам. Невозможное – возможно! Вот – девиз этого места. Только возможно оно по большей части далеко не в хорошем смысле.

Пока она подходила, я ещё раз осмотрел полянку, стараясь угадать, к какой части «Совёнка» она относится. Когда сюда бежал – я совершенно об этом не думал. Издалека виднелась крыша какого–то домика. По–видимому, крайнего, рыжего цвета. Сама поляна теперь напоминала скорее площадку: она была усеяна невысокой газонной травкой, и на ней появились три дорожки. Раньше их, кажется, не было. Пень стоял как раз на перекрёстке. Деревья, окружающие поляну, – сплошная хвоя как символ смерти и одновременно возрождения… Вместо них раньше, кажется, были дубы и березы…

– Ого, достала! Молодец! Должно быть, это было не сложно – они наверняка упали где–то рядом, ведь гелий долго не живёт. – Я скрестил руки на груди и прищурился, сделав пару шагов по направлению к девушке.

Лена засеменила быстрее и опустила глаза в землю.

– Привет… я… я… – Лена быстрым движением протянула мне все утраченные вещи, вкладывая смартфон в ладошку. – И… извини… мне очень захотелось загладить свою вину.

 – Лен, а ты видела моё приземление, а? Ну, там, корабль идёт на посадку, «Космодром готов вас принять», «Байконур, у нас проблемы». Не?

– Те, у кого ты забрал эти шарики, – продолжила, не слушая, девушка, – ты можешь не возвращать их им. Если будут спрашивать, я возьму всю вину на себя. Скажу, что ты попросил меня присмотреть за шарами, а они взяли… и улетели…

Её носик дёрнулся.

– Да не надо, Лен… Тем более, это я взял шары, а я ведь ответственный человек и говорю Правду…

После этих слов девочка резко развернулась и ушла, но я успел рассмотреть, как её щёчки подёрнулись краской, а плечи вздрогнули. Такое бывает, когда человек очень волнуется и на грани плача.

Непонятно только, почему она решила отыскать мою пропажу. Кажется, Лена сильно обиделась после разговора со мной. Да и виновата она в общем–то не была. Любит помогать людям? Считает себя виноватой во всех бедах мира? Бывают и такие люди… Или её заставила та же загадочная девушка–дух из моего сна?

Я сжал в руках свои «драгоценности» и, ощутив холодный корпус телефона, очнулся в кровати.

***

Да, в реальности весь полёт был сном. Это если за реальность принимать мои предыдущие приключения в «Совёнке». Что ж, тем лучше, ибо откровения, которые мне пригрезились, ни в коем случае нельзя воспринимать серьёзно. Это всего лишь плоды моего воспалённого воображения, накачанного теориями заговора из Интернета.

Я присел в кровати и потянулся, почему–то сжимая кулак. А в нём был мой драгоценный телефон, который я немедленно засунул обратно под подушку. Разумеется, удостоверившись, что он выключен, ибо если я растрачу зарядку, то у меня не останется последнего средства для фотосъёмки.

– Интересно, как он здесь оказался. Наверное, схватил во сне, когда в этом кошмаре очутился, – произнёс я нарочито громко, надеясь привлечь чьё–то внимание. Внимание той, кто меня разбудил, если в этой версии реальности меня тоже разбудили. По сюжету разбудившей должна быть Ольга. Но я ещё не окончательно отошёл от своего сна и ожидал услышать ангельский голосок девушки, сопровождавшей меня в полёте.

Но нет. Отклика не последовало. На этот раз я очень чётко осознавал, что нахожусь в реальности. Я пересчитал пальцы на правой руке, а через пару секунд сделал это повторно. Такая процедура называется «проверка реальности» – по опыту я знал, что если сплю, то всё время буду получать разные результаты. Во сне ведь сила концентрации слабеет, и мелкие детали быстро забываются и оттого трансформируются.

Выходит, все события этого утра мне приснились? Я не ходил в клубы, не брал шары у Алисы и из библиотеки, не ссорился с Женей и Леной. Да и действительно, зачем надувать гелием шары для праздника заранее. Полный бред.

Судя по всему, сейчас было раннее утро, и до линейки ещё далеко. В домик вошла Ольга. Внимания она на меня не обратила и, не оборачиваясь, подошла к окну. Вожатая с хлопком его открыла и далеко высунулась, то ли следя за мимо проходящими редкими ранними пионерами, то ли решив подышать свежим воздухом, спокойно посозерцать окрестности из своей «резиденции». За пару дней она произвела на меня впечатление некоей «домоседки», ходящей на работу (в данном случае, на линейки и завтраки–обеды–ужины) по тягостному принуждению. В промежутках между этими невероятно важными делами Ольга читала. То на своей кровати в домике, то на шезлонге рядом с нашим вигвамом.

– Алексей, ты так рано! – улыбнулась вожатая. – Вчера я добудиться тебя не могла, а тут ни свет ни заря. С петухами решил вставать? Это правильно. Хороший пионер не должен быть засоней! Вот когда я была в твоём возрасте, то всегда в школу приходила первой, так что школу открывали вместе с моим приходом! Одевайся, умывайся, чисть зубы и на линейку!

Я встал с кровати и подошёл к венику, притаившемуся в уголке у двери. А потом начал подметать пол, потому что во время любого конфликта мне было приятнее параллельно заниматься каким–нибудь делом. В том, что конфликт назревает, я не сомневался, несмотря на улыбку Оли. Она слишком любила командовать, в том числе мной. А я этого позволять ей не собирался. Да и вообще, удивить врага никогда не помешает. Может быть, именно Ольгу я к своим врагам, пожалуй, не относил. Больно много чести для неё. Зато врагом был сам лагерь «Совёнок». И позволять ему изучить меня я совершенно не собирался.

– Оу, решил прибраться? – с удивлением следила за мной Ольга. – Молодец. Чистота – залог здоровья! Порядок – прежде всего!

– Хватит разговаривать со мной, как воспитательница в детском садике! Я же не говорю тебе, например: Оля, а ты сегодня позавтракала? А калоши надела от дождика? Чем пилить с утра взрослого человека, лучше бы вон почитала у себя на шезлонге. Не боись, не сгоню! Кстати… а куда я дел книгу «Золотой телёнок»? Её надо бы возвратить…

– Уже. Ты её бросил на землю (нельзя так обращаться с книгами)! Я ещё вчера вечером отнесла её в библиотеку. Всё ведь прочитал?

– Да.

– Быстро, однако. А ещё никогда не забывай про галстук и обязательно его надевай. Вчера вечером ты вернулся без него.

– Ага, конечно. Я и ушёл без него. – я рассмеялся. Кажется, предсказанная мною ссора всё–таки состоится. – Я и крестик–то не каждый день надеваю, а уж какой–то галстук. Нет, не хочу. Он мне мешается. Да и завязывать проблематично. Обойдусь, пожалуй, без внешней атрибутики. Плохого от этого всё равно ничего не случится. Или, может, небо упадёт на землю? Что–то я в этом очень сомневаюсь! Хотя, может быть, Небесный свод налетит на земную ось...

Вожатая не успела ответить. Внезапный порыв ветра хлопнул створкой окна по лбу повернувшейся ко мне девушки, и она, как ошпаренная, отскочила вглубь спальни. Ветер с невероятной силой откинул створки назад, а затем захлопнул. «Он что, меняет направление?» А силища какая! Он их не просто закрыл, а я бы даже сказал, треснул ими со всей дури по раме. «А есть ли у ветра дурь? Язычники в такое верили…»

Мне бы не быть дураком и подпереть окно чем–нибудь, но я раскрыл рот, наблюдая за разбушевавшейся бурей, в то время как явление повторилось снова, и на этот раз куда как сильнее. С разрушительной силой.

Разумеется, окно моментально разлетелось на множество осколков, часть из которых со свистом пронеслась по комнате. Хорошо, что моя реакция включилась раньше, хоть и несколько запоздало. Я не был ни МЧСником, ни военным, ни полицейским, но в экстремальных ситуациях реагировал чётко (мда, это ещё не раз мне поможет!).

Ответил на вызов стихии я очень вовремя: с силой толкнул Ольгу в угол, а сам вжался в стену рядом, тяжело дыша. Буквально за долю секунды до того, как окно вновь столкнулось с рамой. Ещё бы чуть–чуть, и мы могли получить серьёзные ранения, потому что осколки пулей пролетали в том числе и на уровне наших шей и других уязвимых участков тела и осыпались грудой посреди цветного коврика, где я стоял раньше. Мне вспомнился недавний случай со стримером, который настолько бурно комментировал свою партию в Доту, что махнул рукой по зеркалу. Оно разбилось, и один из осколков, отлетев, повредил парню сонную артерию. Смерть наступила почти мгновенно. Такая жалкая кончина… Такое глупое завершение игры…

Я забыл обо всём, что творится в комнате, и погрузился в воспоминания об этом ютубере, на стриме которого мне посчастливилось побывать как раз в тот ужасный момент. Стрим удалили, но я успел сохранить его себе на комп. Немного подредактировав трансляцию для пущего эффекта, я выложил её на YouTube и благодаря этому заработал пятьсот тысяч, потому что видос быстро стал мегапопулярным, а монетизация на моем канале уже была. Да и цензура в то время работала не так активно…

Иногда я выкладывал в сеть свои соображения касательно игр: в основном, резкую критику.

Не, ну а что? Человеку ведь всё равно уже не поможешь – так хоть заработаю чуть–чуть.

Но Ольга не дала вспомнить мои былые «чудеса». Я почувствовал, что вожатая заключила меня в объятия и довольно коротко, но страстно поцеловала в губы. «Что же не так в этом поцелуе?» У меня было в жизни несколько непостоянных девушек, но целовались они по–другому… и я говорю вовсе не о чувствах! Обыкновенно поцелуй более расслабленный, человечный, менее чёткий… здесь же я ощущал идеальное исполнение: губы Ольги легли ровно на мои, тут же засос… знаете, будто с насосом поцеловался. Во рту тоже никакого вкуса, кроме свежести от, по–видимому, недавно почищенных мятным порошком зубов. Я закрыл глаза и пытался вдуматься в ощущения, втянуться в процесс, но ничего. Пустота! Ощущений не было вовсе. При том, что Оля – девушка привлекательная, не буду спорить. Но у меня даже не возникло желания обнять её в ответ. Равно как и никакого другого желания.

Через пару секунд Оля, наконец, разжала свои объятия и, покраснев, неуверенно одёрнула юбку, задравшуюся от порыва ветра. На её лбу вскочила приличная красная шишка от удара рамы. Она снова отвернулась к окну и принялась непроизвольно загибать пальцы. «Хрен её знает… ущерб что ли считает?»

– Эмм… Спасибо, Алексей, – проговорила она, стоя ко мне задом. – На линейку сегодня можешь не приходить. Разрешаю, – смущённо произнесла девушка, но за поцелуй извиняться не стала. А на линейку я и так не собирался, и её позволение для меня ровным счётом ничего не значило. При этом… мне было на удивление приятно. Ведь это было не просто разрешение, а искренняя благодарность. Как и поцелуй. Пожалуй, осознав её мотив, теперь я ответил бы на порыв Ольги с большей охотой. Мне понравилось чувствовать себя героем? Неужели я становлюсь более сентиментальным? Ну нет, не дождётесь.

– Да, кстати, сегодня у нас по планам карточный турнир! – уже более спокойно продолжила Ольга, выглядывая в окно. Ветер стих, будто его и не было вовсе. – Сыроежкин разработал целую стратегию, и мы должны её опробовать. К тому же это будет хорошая разминка для ума.

– Карты я люблю. Это дурак, покер или вист? – я поставил веник на место и улыбнулся.

– Сам ты дурак! Что за хокер? Какой ещё лист? Таких игр не существует! Напридумывали себе блатняка, и давай совращать с истинного пути честных пионеров. Ну уж нет, на деньги играть я вам не позволю уж точно! Да и откуда они у вас возьмутся… Саму игру тоже придумал Сергей, и она не похожа на обычные карточные игры. Это – логическая игра, почти как шахматы. Сама проверяла.

– Правильно, – согласился я. – Ведь азартные игры в детских лагерях запрещены… хотя какие они дети?

Она молчала, а потом скрестила руки на груди. Я повторил жест за Олей.

– Чего? Кого совращать? Это же классические карточные игры! Неужели ты правда никогда не слышала о Дураке?

– И не просто слышала, а ещё и видела. Точнее, вижу. Каждый день, когда на тебя смотрю! И не только на тебя… Надоели вы мне все… Иди уже…

Дальнейшее развитие темы карточных игр было бы излишним. Ольга явно не была не только профессиональным шулером, но и вообще человеком, разбирающимся в игральных картах.

«Наверное, даже мастей не знает…» – сделал я шуточное предположение, но потом мне довелось воочию убедиться, что это чистая правда.

– Здесь есть какие–нибудь деревни или посёлки? – вспоминая свои вчерашние мытарства с туманом, я наконец–то мысленно пришёл в порядок и настроился на деловой лад.

– Конечно, есть. На другом берегу залива небольшое село. Ты мог его видеть, если прогуливался по пристани. Там ещё железнодорожная станция, поезда ходят…

– А ледяной стены там случаем нет? – вырвалось у меня изо рта воспоминание сегодняшнего сна. Вожатая аж рот открыла от удивления. Но быстро нашла, что ответить.

– Опять ты со своими шуточками?

– Да не шучу я… я правда всё видел. Знаешь, наша Земля на самом деле плоская, – рот вожатой так и не закрылся, а розовый язычок высунулся вперёд. Она подняла указательный палец вверх.

– Никуда не ходи, слышишь?! Ты перегрелся! И как по–твоему по ледяной стене будут ходить поезда?

– Э... С трудом, наверное? А по заливу катера ходят? Или, скажем, паром? – от нахлынувших надежд на скорое избавление у меня мигом поднялось настроение. Когда ты в вынужденном заключении, нельзя пренебрегать никакой возможностью выбраться назад, забраться в свою тёплую ласковую квартирку. Такую родную и в то же время до боли далёкую… – Оль, я бы хотел сестру навестить. Она живёт в Питере и уже наверняка без меня соскучилась. Всё время приглашает, а у меня никак времени не находится… Работа, знаешь ли. Так что скорый поезд бы не помешал…

– Сестру? Сестру – это, конечно, хорошо! Это – просто замечательно! Вот после смены договоришься с родителями и съездишь. Ты тут всего на неделю, и то родители с трудом с директором договорились. Мест то, как видишь, нет, – девушка махнула рукой в сторону моей койки. – Но зачем ты Ленинград называешь так вульгарно –  Питер?! – Ольга скривила губы. – Это дореволюционные пережитки, Арсеньев! Или ты из этих? Из диссидентов или каких других хулиганов?

– Ты белены объелась, Олень? Санкт–Петербург…

– Как ты меня назвал?! – девушка поставила руки в боки и надвинулась на меня. В тоне её голоса мне почувствовалось нечто знакомое. Где–то я слышал подобное. Точно, именно так возмущается Алиса, когда её называют «Дваче»! Неужели и авторитетной вожатой не чужды столь детские обиды?

– Олень…ка, – поправился я, не желая скандала, и даже выдавил из себя улыбку. А после продолжил, дабы окончательно всё замять. – Петербург – город Святого Петра, названный так Императором Петром Великим! Он его строил, и мы не в праве менять волю создателя! – мне почему–то захотелось надеть свою цепочку с крестиком, оставленную позавчера вечером на полочке да перекреститься. Но… Разумеется, ничего я там не нашёл (что, впрочем, вполне соответствует законам лагеря), а вместо этого забрал с кровати Олину панамку и демонстративным движением натянул до ушей. Хай пионеры гордятся моим трофеем!

– Арсеньев, тебя чему в школе учат? Во–первых, последний царь Николай Кровавый переименовал город в Петроград. Просто взял и переименовал. И никого не спросил. Во–вторых, Санкт–Петербург построен народом и на народных костях. Так почему же трудовому народу не изменить название города Трёх Революций? Это и правильно, и справедливо. И название ему дали в честь самого человечного человека – человека, чья смерть глубокой скорбью отразилась в сердцах всего трудового народа и всего прогрессивного человечества … Ну а в–третьих, отдай панаму! А насчёт переправы через залив: может тебе ещё пароход предоставить? Или собственную яхту? – Ольга насмешливо улыбнулась и пошла проводить линейку, всё–таки ухитрившись перед дверью сорвать с меня свой головной убор. На самом деле я и не претендовал на него, а просто прикалывался. Так что особо воевать за него не собирался. Вот ещё, в женской панаме по лагерю разгуливать!

Неплохо бы перед завтраком побродить по пристани и понаблюдать за противоположным берегом. Может быть, удастся достать лодку или что–нибудь ещё, пригодное для небольшой морской прогулки. Пусть это будет хоть плот! Сейчас я был готов добираться даже вплавь, руками! В старших классах отец заставил меня ходить в бассейн, мотивируя это тем, что каждый уважающий себя мужчина должен уметь плавать. «Мало ли», – говорит. – «Будет тонуть какая–нибудь дама – а ты раз, и спасёшь! И жену себе приобретёшь таким макаром! Да и форму подтянуть не помешает, а то всё за компьютером да за компьютером…» Так, к слову о форме… Пионерской форме. Форму я надел, ибо больше всё равно нечего. Но галстук, как и во сне, сунул в карман. Надевать его слишком муторно.

В шкафу я также нашёл красную пионерскую пилотку: очень хорошо, иначе в Краснодарском крае немудрено и тепловой удар схватить. Смотрится по–идиотски, конечно. Ну да и хрен с ним. Не на собеседование иду, и даже не на свидание.

«Надеюсь, там не так и далеко», – самоутешался я, выходя на песчаный пляж, перемешанный с травой. Здесь было разбросано множество камней, но каждый из них гладкий и какой–то причудливой формы, словно на подбор. Будто я не на дикой природе, а в музей камней пришёл. Кажется, мне уже недавно приходило в голову сравнение «Совёнка» и музея. Когда? Ах да, во сне.

Да–да, на другом берегу действительно виднелись какие–то серые, белые и красные постройки. Наверное, и правда село. А может, даже маленький городок… Или хотя бы посёлок городского типа. Впрочем, в любой деревне должна быть транспортная станция, иначе как жителям–то добираться до того же райцентра и дальше? А если кому в Москву надо?

Над парочкой домов курился лёгкий дым. Странно, ведь сейчас лето, и топить не нужно. Может, предприятие? Но в маленьких посёлках предприятий не водится. Но в Сочи сейчас почти зима! Если я не потерял счёт времени, приобретя взамен провалы в памяти. А верить в это не хотелось. Интересно, а какое время года Там? Ежели в России январь, то где в это время лето? Согласно географии, в южном полушарии. На той стороне, за экватором. Получается, я в Австралии или Новой Зеландии? А может, в Антарктиде? И мне опять вспомнился сон с ледяной стеной. Согласно теории плоскоземельщиков, ледяная стена находится ведь именно в Антарктиде. Точнее, вместо Антарктиды.

Беглый осмотр показал отсутствие в пределах видимости лодок и прочих плавательных средств, в то время как прозвучавший горн подсказывал, что пришло время завтрака.

На завтрак я и направился. Ведь пристань всегда может подождать: это же не экзамен – не убежит. А плавать с бурлящим животом – только тошноту разводить. Повторять свои вчерашние подвиги (весь день ходить голодным) меня совершенно не тянуло. Если ещё раз соберусь сбегать – запасусь едой заранее.

На завтраке я сел рядом с Шуриком и Электроником. Очки были на Шурике, как и положено. Во сне ведь иногда факты искажаются. Тем не менее, они были именно такими, какими я их запомнил. Это наводило на определённые мысли, которые я решил тут же и проверить:

– Привет. Вы случаем никаких дирижаблей не конструируете? – спросил я, надеясь получить отрицательный ответ. Хотелось ещё раз убедиться, что