Досье Ленина без ретуши 14 страница

Одновременно подготовительная работа проводилась и в некоторых пехотных подразделениях, находящихся под номинальным влиянием большевиков. Так, в приказе 106-й пехотной дивизии 42-го армейского корпуса (№ 159 от 25 октября) был приведен текст телеграммы председателя комитета корпуса. В нем говорилось: «На общем собрании Армейского Комитета Выборгского Совета, полковых и ротных комитетов Выборгского гарнизона образован объединенный комитет... для поддержания съезда Советов в Петрограде, собраться которому мешают контрреволюционные элементы своими выступлениями. Комитет просит войска 42-го армейского корпуса сохранить спокойствие и быть готовыми выступить на защиту революции по зову Комитета. О ходе событий Комитет будет сообщать всем частям корпуса по телеграфу»535.

Тревожная и нервозная обстановка царила на квартире Фофановой вечером 24 октября. Ленин метался из угла в угол, затем сел и быстро написал воззвание к рядовым большевикам. Этим он хотел воздействовать на членов ЦК и ВРК, призывая их низложить и арестовать Временное правительство до открытия съезда Советов. Коммунистические фальсификаторы называют это воззвание «Письмом членам ЦК», чтобы скрыть принципиальные разногласия между Лениным и Центральным Комитетом. Вот его содержание: «Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом; решать дело сегодня непременно вечером или ночью»536.

Вручив воззвание М.В. Фофановой, Ленин попросил срочно доставить его Крупской. Спустя несколько часов он на всякий случай загримировался и вместе с Эйно Рахья ушел в Смольный, оставив хозяйке квартиры лаконичную записку: «Ушел туда, куда вы не хотели, чтобы я уходил...»

Приход в Смольный агрессивно настроенного Ленина подхлестнул некоторых членов ВРК на более решительные действия. К этому времени в Смольный стали прибывать небольшие отряды моряков и солдат Петроградского гарнизона, отдельные группы Красной Гвардии. Имеются сведения, что в это время из Финляндии в Петроград направлялись небольшие группы пехотных подразделений; готовились к отплытию из Гельсингфорса военные корабли. Так, в приказе № 22 от 25 октября 106-й пехотной дивизии записано: «Вследствие требования Финляндского Областного Революционного Комитета отправлены 2 роты и 4 пулемета 424-го пехотного Чудского полка»537. Судя по малочисленности отряда, приведенная выше телеграмма армейского комитета не нашла в дивизии особой поддержки. Однако если учесть, что в столице было мало верных правительству войск, то чаша весов начала постепенно склоняться в пользу заговорщиков. В упомянутом приказе имеется приписка, в которой говорится, что из той же дивизии в Петроград направился «422-й пехотный Колпинский полк в составе 1500 штыков и 34 пулеметов...»538. Но следует отметить, что солдаты были обмануты: они ехали в Петроград, как они говорили, «для защиты съезда Советов», а не для участия в заговоре большевиков.

И тем не менее это были ничтожные силы по сравнению с громадной русской армией, которая была оплотом Российского демократического государства на фронте. Но и Керенский не обладал нужными силами в Петрограде. И тем не менее, когда правительственные войска во второй половине дня 24 октября стали разводить Литейный, Николаевский и Троицкий мосты через Неву, многие большевистские комиссары пришли в замешательство. «Мне невольно вспоминались июльские дни, — писал комиссар «Военки» А.Ильин-Женевский. — Разведение мостов представлялось мне как бы первым шагом попытки к нашему уничтожению. Неужели Временное правительство опять одержит над нами верх?»539

Что же касается политической позиции большинства солдат, честно выполнявших свой патриотический долг, то лучшей иллюстрацией является приказ выборного начальника все той же 106-й пехотной дивизии: «Облеченный вашим доверием и поддержкой, я, вместе с Дивизионным Комитетом, буду стремиться к тому, чтобы дивизия представляла всегда одну сплошную боевую и политическую организацию, властно предъявляющую свои требования в защиту демократии при ее борьбе с внешним и внутренним врагом. Я всегда буду поддерживать только то Временное правительство, которое, опираясь на Всероссийские Советы Солдатских, Рабочих и Крестьянских Депутатов, будет идти по пути, дающему счастье и свободу трудящемуся народу»540.

Мало чем отличалась и позиция моряков Балтийского флота. Однако, чтобы придать большевистскому заговору общенародный характер, советская историография искусственно преувеличила роль в нем Балтийского флота. В многочисленных публикациях541 она пытается показать массовость выступлений военных моряков. Едва ли не каждый советский школьник знает, что утром 25 октября 1917 года, с интервалом примерно в 2 часа, из Гельсингфорса на Петроград вышли три эшелона с моряками Балтфлота. Что это за эшелоны, из скольких вагонов они состояли, какова была численность моряков, направляющихся в Петроград, никто не уточняет.

Признаться, мои долгие поиски в архивах тоже не дали желаемого результата. А доверять воспоминаниям большевистских комиссаров, а тем более прокоммунистическим зарубежным исследователям, по меньшей мере, несерьезно. Так, известный американский историк и политолог Александр Рабинович, судя по содержанию его книги542, исследовал историю октябрьского переворота, явно опираясь на домыслы советских авторов. Отсюда его ошибочные выводы. Так, в 15-й, заключительной, главе, указав, что третий эшелон выехал из Гельсингфорса «уже в разгаре утра», Рабинович пишет: «Примерно в это же время наспех сформированная флотилия судов в составе патрульного катера «Ястреб» и пяти эсминцев — «Меткий», «Забияка», «Мощный», «Деятельный» и «Самсон» — на полных парах отправились в Петроград. Во главе флотилии, которой предстояло пройти путь свыше 300 километров, шел «Самсон» под знаменем с лозунгами: «Долой коалицию!», «Да здравствует Всероссийский съезд Советов!», «Вся власть Советам!»543.

Здесь, очевидно, следует вспомнить телеграмму Дыбенко, отправленную примерно в 21 час 24 октября командиру эскадронного эсминца «Самсон». В ней говорилось: «Центральный Комитет Балтийского флота предлагает вам срочно выйти в Петроград»544. В 21 час 40 минут аналогичные телеграммы были отправлены командирам кораблей «Забияка», «Страшный», «Меткий»545. Несколько позже телеграмму послали и на сторожевое судно «Ястреб»546. По-разному отреагировали на телеграммы команды этих кораблей. Например, известно, что команды эсминцев «Страшный» и «Деятельный» не вняли призывам Центробалта.

А теперь о так называемой флотилии, которая во главе с эсминцем «Самсон» якобы отправилась в Петроград. В вахтенном журнале эскадренного эсминца «Меткий» мичман Петропавловский 25 октября сделал следующую запись: «25... 9.00. Снялись со швартовых. Пошли на Петроград... На миноносец прибыл комиссар Красноперов...»547. Между тем эсминец «Самсон» вышел в море в 9 час. 15 мин. А в 9 час. 40 мин. снялись с якоря эсминцы «Забияка» и «Мощный»548. В архиве имеется копия телеграммы, отправленной командиром «Самсона» командиру крейсера «Аврора». В ней сообщается, что «Самсон» в 19 час. 40 мин. с боевым взводом матросов прибыл в Кронштадт549. И далее говорится, что эсминцы «Забияка», «Самсон» и учебное судно «Верный» 26-го в 17 час. 50 мин. вышли в Петроград550.

Не делая, однако, поспешных выводов, обратимся к воспоминаниям большевистского комиссара Флеровского, находившегося, по его словам, 25 октября на борту минного заградителя «Амур», который прибыл из Кронштадта в числе других кораблей в 2 часа дня и бросил якорь рядом с крейсером «Аврора». Он пишет, что после залпа «Авроры» (то есть после 21 часа 40 минут), вахтенный офицер на «Амуре» поднял тревогу: «Приближаются корабли!». Но вскоре опытные моряки «Амура» узнали по очертаниям эсминцы «Самсон», «Забияку» и сопровождающие их другие корабли из Гельсингфорса551.

Позволю себе не согласиться с этим утверждением Флеровского, поскольку в вахтенном журнале эсминца «Меткий» все тот же мичман Петропавловский делает лаконичную запись: «26... 14.00. Отшвартовались в Неве, правый берег, к эллингу Нового Адмиралтейства...»552. Вот и получается, что «флотилия», в составе которой находился эсминец «Меткий», прибыла в Петроград, как говорится, к шапошному разбору. Как видим, налицо явная фальсификация фактов.

Большинство моряков, ехавших из Гельсингфорса в Петроград по железной дороге, также не приняли участия в событиях 25—26 октября. В этом откровенно признается некий Костяков в своей статье «Как мы опоздали ко взятию Зимнего дворца»553. Следует упомянуть и запись, сделанную в вахтенном журнале учебного судна «Освободитель», стоящего тогда на якоре в Кронштадте: В ней говорится, что в 7 час. утра 26-го, то есть уже после взятия Зимнего, команда моряков отправилась в Петроград554. Не менее интересны воспоминания очевидца тех событий — Н. Суханова: «...1800 человек матросов, как мы знаем, приехали из Гельсингфорса; они попали в Петербург, когда тут было уже все кончено...»555

Любопытную историю рассказал мне старый рабочий-металлист А. Пудиков. Его двоюродный брат участвовал в мировой войне. После ранения, с конца июня 1917 года находился на излечении в одном из госпиталей Петрограда. За день до переворота Алексей Пудиков поздно вечером 24 октября ехал в полупустом трамвае. На какой-то остановке в вагон вошли два десятка матросов в новеньких бушлатах и бескозырках. На лентах бескозырок он прочел: «Верный», «Меткий». Пудиков попытался заговорить с ними, но ему не ответили. Подошел капитан-лейтенант и сказал Пудикову, чтобы он не приставал к матросам. Офицер говорил с каким-то странным акцентом. А матросы продолжали молча сидеть, словно в рот воды набрали. Пудиков обратил внимание, что у всех моряков винтовки были немецкого производства. Все это вызвало у него подозрение. А когда на следующий день он решил сообщить в комендатуру о странных ночных спутниках, оказалось, что власть уже сменилась.

Ясно одно: моряки, которых встретил в ночном трамвае М. Пудиков, не могли быть членами экипажей эсминцев «Меткий» и «Верный», поскольку последние в это время еще находились в открытом море и прибыли в Петроград соответственно спустя 12 и 16 часов после взятия Зимнего.

Нечто подобное рассказывал мне и сын балтийского моряка Василия Павлова. За два дня до октябрьского переворота его отец встретил на вокзале обособленную группу матросов. Его потянуло к «своим», но когда он приблизился, внезапно вперед вышел мичман и, остановив его рукой, сказал: «Иди своей дорогой, браток».

Свидетельства Пудикова и Павлова в определенной степени подтверждаются документальными материалами, вошедшими в сборник «Немецко-Большевистская Конспирация». Так, например, в документе № 35 говорится, что члены разведгруппы майора германского Генштаба фон Бельке «были переодеты в русскую солдатскую и матросскую форму» 556. Но самое любопытное — эти факты находят отражение и в официальных советских источниках. (Об этом читатель сможет более подробно узнать из 10-й главы.)

Документальные материалы свидетельствуют, что в октябрьском перевороте принимали непосредственное участие: часть моряков крейсера «Аврора»; немногочисленные группы матросов из команд кораблей, прибывших из Кронштадта; часть флотского полуэкипажа; небольшие вооруженные отряды так называемых красногвардейцев и солдат Петроградского гарнизона; прибывший из Гельсингфорса сводный отряд финских сепаратистов; формирования переодетых в форму русской армии и флота солдат и офицеров Германии. При этом следует уточнить состав судов, прибывших из Кронштадта в Петроград: два старых минных заградителя («Амур» и «Хопер»), учебное судно «Верный», яхта «Зарница», переоборудованная в госпиталь, и допотопный, дышащий на ладан линкор «Заря свободы», который тащили аж четыре буксира 557.Вся же армада военных кораблей Балтийского флота (около 250 боевых и военно-транспортных судов) продолжала оставаться на боевых рубежах, выполняя задачи по защите Родины.

Несколько слов о роли команды крейсера «Аврора». Достоверно известно, что по 22 октября она ни в каких делах большевиков не участвовала. Очевидец тех событий Петр Курков в беседе с бывшим сотрудником ЧК С.Ф. Найдой (позднее — профессор истфака МГУ) рассказывал, что «Аврора» находилась в ремонте и большая часть команды отсутствовала. Этим воспользовалась группа вооруженных большевиков во главе с комиссаром ВРК Александром Белышевым и вечером 25 октября фактически захватила крейсер. Под угрозой расстрела капитан «Авроры» вывел его из Франко-Русской верфи и подогнал к Николаевскому мосту.

А вот что говорил в своем докладе на заседании бюро комиссаров Военно-революционного комитета сам Белышев: «...Крейсер «Аврора», находясь в ремонте у Франко-Русского завода, 22 октября должен был уйти из Петрограда на пробу машин, но, имея в виду предполагаемый II Всероссийский съезд (Советов), приказом Центробалта был задержан на неопределенное время, причем причина задержки была объявлена команде тем, что нам, крейсеру «Аврора», придется принимать активное участие в поддержке Совета и, возможно, предстоящем перевороте...»558. Исследование документальных материалов по истории октябрьского переворота убеждает нас в том, что Белышев пишет заведомую ложь, причем спустя 15 лет после октябрьского переворота.

Вот так большевистские ультра зачисляли солдат и матросов в разряд революционеров и их руками совершали тягчайшие преступления. А когда пришли к власти, стали объяснять причину своей победы следующим образом: «Народные массы вручили свою судьбу единственно революционному и до конца последовательному защитнику их интересов — партии большевиков. По ее зову они свергли буржуазное Временное правительство и установили социалистическую республику Советов»559.

И последнее. Прошло более 80 лет с тех пор, как шесть (?) военных кораблей, совершив дезертирство, снялись со швартовых в Гельсингфорсе и «на полных парах отправились в Петроград» (?). За эти годы ни один историк, ни один специалист-моряк не решился написать, как получилось, что 300-километровый путь от Гельсингфорса до Петрограда корабли прошли за 29 (!) и более часов560. При скорости хода эсминцев 16 узлов (~30 км в час) они ведь могли покрыть это расстояние за 10 часов. Создается мнение, будто моряки не торопились в Петроград. Но не это главное. Как им удалось прорвать блокаду и без всяких приключений прибыть в Петроград? С уверенностью могу сказать: немецкое военно-морское командование знало о готовящемся уходе из Гельсингфорса русских кораблей. В открытом море немцы, наверно, видели, но не трогали их потому, что имели соответствующий приказ.

А теперь вернемся в Смольный, где вечером 25 октября обстановка настолько была накалена, что в любую минуту можно было ожидать политического взрыва. Как известно, открытие съезда Советов было запланировано на два часа дня 25 октября, но Ленин, под разными предлогами, постоянно его откладывал, а всю вину за его задержку сваливал на Подвойского, Антонова-Овсеенко и Чудновского, которые, мол, своими проволочками заставляли волноваться депутатов561. В принципе съезд его не интересовал: он весь был поглощен предстоящим захватом Зимнего дворца и арестом членов Временного правительства. Последние обратились (радиограммой) к русскому народу: «Всем, всем, всем... Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов объявил Временное правительство низложенным и потребовал передачи ему власти под угрозой бомбардировки Зимнего дворца из пушек Петропавловской крепости и крейсера «Аврора», стоящего на Неве. Правительство может передать власть лишь Учредительному собранию, а потому постановило не сдаваться и передать себя на защиту народа и армии, о чем послана телеграмма в Ставку. Ставка ответила о посылке отряда. Пусть страна и народ ответят на безумную попытку большевиков поднять восстание в тылу борющейся армии»562.

А тем временем у делегатов съезда, заполнивших Белый зал Смольного, иссякло терпение. Обстановку разрядил Дан: в 22 час. 40 мин. он позвонил в колокольчик и объявил съезд открытым. Ленин, Троцкий и другие большевистские вожди проигнорировали начало съезда.

Открывая съезд, Дан, в частности, сказал: «...ЦИК считает излишним открывать настоящее заседание политической речью... В это время наши партийные товарищи находятся в Зимнем дворце под обстрелом, самоотверженно выполняя свой долг министров, возложенный на них ЦИК»563.

В пятую годовщину октябрьского переворота Подвойский писал, чем занимался в это время Ленин: «Он метался по маленькой комнате Смольного, как лев, запертый в клетку. Ему нужен был во что бы то ни стало Зимний. Зимний оставался последней заставой на пути к власти... Владимир Ильич ругался... кричал... он готов был нас расстрелять»564. А Бубнов свидетельствовал: «...Ночь 25 октября. Ильич очень торопил с взятием Зимнего дворца, основательно нажимал на всех и каждого, когда не было сообщений о ходе наступлений»565. Ленин не признавал никаких объяснений о причинах задержки с наступлением на Зимний. Между тем, по свидетельству Антонова-Овсеенко, большевики натолкнулись на серьезные трудности. К ним он относит «плохую организацию, восстания солдат и другие неприятные проблемы...» 566 (выделено мной. — А.А.). И тем не менее именно Антонов-Овсеенко поручает матросу минного заградителя «Амур» А.А. Дорогову вручить защитникам Зимнего ультиматум. А те, после непродолжительной паузы, решили избежать бессмысленного кровопролития.

Но вот наступает долгожданный миг. В 2 часа 10 минут ночи 26 октября большевики без сопротивления захватили Зимний дворец и арестовали членов Временного правительства. Разговаривая по прямому проводу с Дыбенко, комиссар Центробалта Н.А. Ховрин сообщил, в частности, и о потерях: «Убито 5 матросов, 1 солдат, раненых много»567. Как это случилось, Ховрин не сообщает.

Не могу не высказать свое мнение о так называемом штурме Зимнего дворца и не поделиться с читателем информацией, которой обладаю по этому вопросу. Должен сказать, что факты, связанные с взятием Зимнего дворца большевиками, не без участия идеологов ВКП(б), за годы советской власти были сильно преувеличены и драматизированы. Так, в краткой Истории Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) на странице 199 читаем: «Временное правительство укрылось в Зимнем дворце под охраной юнкеров и ударных батальонов. В ночь с 25 на 26 октября революционные рабочие, солдаты и матросы штурмом взяли Зимний дворец и арестовали Временное правительство» (выделено мной. — А.А.).

Прямо скажу, что в этих словах нет даже на йоту правды. Между тем эту ложную информацию подхватили писатели, историки, кинематографисты, художники и прочие работники искусств и стали до абсурда раздувать ее в своих работах. Так, например, в фильме С.М. Эйзенштейна «Ленин в Октябре» содержится такой эпизод: красногвардейцы, солдаты и матросы, стреляя на ходу, бегут по Дворцовой площади в сторону Зимнего дворца. Некоторые смельчаки, по совету сценариста, умудрились даже забраться на железные ворота Зимнего. И это при том, что «ударные батальоны» стреляют в штурмующих из пулеметов и ружей. Можно представить, какое количество убитых и раненых было бы на Дворцовой площади, если в действительности штурм Зимнего дворца имел бы место.

Упомянутый выше П. Курков был свидетелем этого события. Он рассказывал С.Ф. Найде, что когда пьяная лавина матросов и солдат во главе с Чудновским появилась на Дворцовой площади и стала направляться к Зимнему дворцу, то уже тогда перепуганные до смерти девчата из женского батальона, побросав ружья, попрятались в подвальных помещениях дворца. Курков говорил, что вооруженную толпу встретил сам начальник обороны Зимнего дворца Пальчинский и проводил их в зал, где заседали члены Временного правительства.

Говорят, что, когда в Петрограде раздались первые выстрелы большевистских экстремистов, П.А. Кропоткин сказал: «Это хоронят русскую революцию».

Однако для Ленина это была еще не победа. Теперь вопрос о власти должен был решаться в стенах Смольного; где продолжал свою работу съезд Советов.

После вступительного слова Дана, с заявлением выступил Мартов. Он, в частности, сказал: «Задача Съезда заключается, прежде всего, в том, чтобы решить вопрос о власти. Этот основной вопрос Съезд нашел если не решенным, то предрешенным, и мы считали бы свой долг неисполненным, если бы не обратились к Съезду с предложением сделать все необходимое для мирного разрешения кризиса, для создания власти, которая была бы признана всей демократией. Съезд, если хочет быть голосом революционной демократии, не должен сидеть сложа руки перед лицом развертывающейся гражданской войны, результатом которой, может быть, будет грозная вспышка контрреволюции. Мирный исход возможен...» По мнению Мартова, эта возможность заключалась и в создании единой демократической власти. «Необходимо, — продолжал он, — избрать делегацию для переговоров с другими социалистическими партиями и организациями, чтобы достигнуть прекращения начавшегося столкновения»568. Выступление Мартова было встречено «шумными аплодисментами очень большой части собрания»569.

Выступая от имени социал-революционеров, Мстиславский присоединился к Мартову, а Луначарский заявил, что «фракция большевиков решительно ничего не имеет против предложения Мартова»570. Примечательно отметить, что съездом предложение Мартова принимается единогласно 571.

Казалось, ничего не предвещало надвигающейся бури. Однако объективные причины для нее были.

Первая. Все наиболее влиятельные политические партии выступали за разрешение вопроса о власти мирными средствами. Лишь большевики (особенно их экстремистское ядро во главе с Лениным) вели нечестную политическую игру: они пришли на съезд, чтобы юридически закрепить за своей партией узурпированную власть. Получалось, что, соглашаясь на создание коалиционного правительства, они, в сущности, обманывали делегатов съезда, поскольку на деле выступали за разгон всех политических партий.

Вторая. Большевикам удалось заполучить численное превосходство. Многие их делегаты прибыли на съезд с подложными мандатами, а проверить подлинность документов того или иного делегата от большевистской фракции не представлялось возможным. С мандатами из «различных провинций» на съезд явились представители петроградских большевиков. Кстати, как известно, такие приемы они использовали и на Шестом съезде РСДРП.

Третья. Крестьянство, составляющее более 80% населения России, по сути дела, не было представлено на съезде: фактически оно было отстранено от участия в формировании власти и выборе общественного строя. Демократичнее и справедливее было бы создать съезд Советов Р. и С. Д. совместно с Советами крестьянских депутатов. Однако Ленин на это не пошел, боясь, что при таком раскладе большевики могут оказаться на задворках.

Четвертая. Многомиллионная армия фактически тоже была отстранена от участия в решении политических вопросов. Делегатов от армейских частей можно было пересчитывать по пальцам. Зато большевикам удалось натравить одну часть солдат и матросов на другую, положив тем самым начало гражданской войне. Поэтому заявление, с которым выступил делегат 12-й армии Я. Харош, стало как бы раскатом, за которым последовал мощный гром. Он, в частности, сказал:

«За спиной съезда, благодаря политическому лицемерию партии большевиков, совершена преступная политическая авантюра. Пока здесь вносятся предложения о мирном улаживании конфликта, на улицах Петрограда уже идет бой. Меньшевики и с.-р. считают необходимым отмежеваться от всего того, что здесь происходит, и собрать общественные силы, чтобы оказать упорное сопротивление попыткам захватить власть»572. Его товарищ по партии Г. Кучин (Оранский) заявил от имени фронтовой группы, что «армия неполно представлена на Съезде, что съезд неправомочен, несвоевременен...». Выступивший следом член ЦК, меньшевик Л. Хинчук573, высказал вначале, на мой взгляд, не совсем удачную мысль: «Единственная возможность выхода (из кризиса. — А.А.) — начать переговоры с Временным правительством об образовании нового правительства, которое опиралось бы на все слои...» Затем он добавил: «Мы снимаем всякую ответственность за происходящее и покидаем съезд, приглашая остальные фракции собраться для обсуждения создавшегося положения»574.

Мне думается, что Хинчук выполнял провокационную роль. Призывая меньшевиков покинуть съезд, он тем самым расчищал путь к власти Ленину и его сторонникам. И Ленин не остался в долгу: придя к власти, он назначает Л.М. Хинчука на высокую хозяйственную должность в структуре правительства.

Хинчука слепо поддержал М. Гендельман, заявив от имени социал-революционеров, что «фракция покидает Съезд»575. Меньшевик-интернационалист Р. Абрамович (Рейн) объявил, что «все то, что происходит в настоящее время в Петрограде, является великим несчастьем», и что его группа «присоединяется к заявлению меньшевиков и с.-р. и также покидает съезд»576.

После твердых и решительных выступлений делегатов, представляющих демократический фронт, выступили сомнительные «солдаты» — большевик К. Петерсон (будущий палач), некто Франц Гжельшак и другие, которые больше брали горлом.

После ухода большинства эсеров и меньшевиков вновь берет слово Мартов и еще раз предлагает свой проект: «Разослать делегации к революционным партиям и организациям, составить приемлемую для всей революционной демократии власть, а впредь до разрешения этого вопроса занятия Съезда прервать. Если он не создаст правительство, которое удовлетворило бы, по крайней мере, подавляющее большинство демократии, меньшевики-интернационалисты в работах Съезда принимать участия не будут»577.

Троцкий обрушивается на меньшевиков-интернационалистов, обзывает их «соглашателями», «прислужниками буржуазии», а затем делает заявление: «Уход соглашателей не ослабляет Советы, а усиливает их, так как очищает от контрреволюционных примесей рабочую и крестьянскую революцию». Он вносит краткую резолюцию: «Заслушав заявление с.-р. и меньшевиков, Всероссийский Съезд продолжает свою работу, задача которой предопределена волей трудящегося народа и его восстания 24 и 25 октября»578.

В краткой реплике с места Каменев высказывается «против принятия резкой... резолюции тов. Троцкого»579. Поднявшийся на трибуну эсер Б. Камков (Кац) заявил: «Правые эсеры ушли со Съезда, но мы, левые эсеры, остались!» Это заявление было встречено аплодисментами. Всю свою остальную речь Камков посвятил обвинениям в адрес Троцкого. Он дал понять, что реальная крестьянская сила находится не у большевиков, а у эсеров, «а крестьянство — это пехота революции, без которой революция должна погибнуть». Он также подчеркнул, что левые силы не имеют права «изолировать себя от умеренных демократических сил... необходимо искать соглашение с ними»580.

В качестве адвоката Троцкого выступил Луначарский. Он заявил, что большевики будут продолжать начатое дело и поведут «пролетариат и армию к борьбе и победе...»581.

На втором заседании Съезда слово взял депутат 2-й Государственной думы, член ИКВСКД, потомственный крестьянин, десять лет (с 1907 по 1917 г.) проведший в тюрьмах и на каторгах — И. Пьяных. Он сказал: «По поручению Исполнительного Комитета, я совместно с нашими товарищами заявляю, что за последние дни творится что-то такое, чего не бывало ни в одной революции. Наши товарищи, члены Исполнительного Комитета Маслов и Салазкин, заключены в тюрьму. Над ними произведено насилие. Это не должно быть терпимо. Над выборными представителями крестьян никто не имеет право творить насилие! Мы требуем немедленно их освободить!»582

Выступивший вслед за Пьяных представитель 3-й армии решительно заявил, что «акт, совершенный над министрами, есть акт незаконный; если с головы их упадет хоть один волос, если будет применено насилие, то ответ падет на тех, кто это сделал»583.

Однако все эти выступления уже не могли помочь делу: демократия потерпела историческое поражение. Оно было предопределено роковой ошибкой эсеров и меньшевиков, покинувших Белый зал Смольного 26-го октября. В эту ночь произошло трагическое и непоправимое для судеб народов России событие.

«Мы ушли, — признавался Н.Суханов, — совершенно развязав руки большевикам, сделав их полными господами всего положения, уступив им целиком всю арену революции. Борьба на Съезде за единый демократический фронт могла иметь успех... Уходя со Съезда, оставляя большевиков с одними левыми эсеровскими ребятами и слабой группой новожизненцев, — мы своими руками отдали большевикам монополию над Советом, над массами, над революцией. По собственной неразумной воле мы обеспечили победу всей «линии» Ленина»584.

Следует заметить, что даже при этих обстоятельствах приход к власти большевиков был бы не так уж безусловен, если бы они при избрании «временного рабоче-крестьянского правительства» не прибегли к сомнительным методам подсчета голосов. А такие слухи упорно гуляли по Петрограду.

На переговорах в Брест-Литовске еще 19 декабря 1917 года министр иностранных дел Австро-Венгрии Чернин, в частности, говорил: «Ленину едва ли удастся насильственно вести весь мир вокруг своих идей... Ленин вовсе не избран, и мне представляется сомнительным, что его избрали бы, если бы выборы не были сильно фальсифицированы. В России, может быть, тоже найдутся люди, которые могут бросить ему упрек в дегенеративности!585 Думается, Чернин делал это заявление, располагая достоверными фактами. А вот что записал в своем дневнике о деяниях большевистских ультра известный уже читателю С.К.Бельгард: