Так в 30 - 40-х годах прекрасной Италией будет лечить свою тоску и муку Гоголь и еще позже - Герцен

Так впоследствии, вторя Щедрину, будет бояться А. Иванов, собираясь в Петербург.

Срок пенсионерства истек в 1823 г., но Щедрин рискнул остаться в Италии еще на некоторое время - уже независимым художником, благо его работы имели спрос, который он едва успевал удовлетворять.

В 1825 г. Щедрин вновь оказался в Неаполе. Там он главным образом проводил время в холодные месяцы, а в теплые - писал с натуры в маленьких городках, расположенных вдоль побережья Тирренского моря.

Особенно его привлекали скалистые берега, окружавшие небольшие уютные бухты, - он писал их по многу раз, отыскивая новые и новые места, неоднократно возвращаясь к полюбившимся и открывая в них что-то незнакомое ("Вид Сорренто близ Неаполя", "Вид Амальфи близ Неаполя", обе 1826; "Грот Матримонио на острове Капри", 1827, и др.).

Художник увлекся еще одним мотивом - увитой виноградом террасой с видом на море. В многочисленных "Террасах", написанных в 1825-28 гг. и тоже имевших большой успех, он воплощал близкий ему идеал гармонической жизни людей в единении с благодатной природой.

Мало-помалу в работы Щедрина проникает драматизм, ранее ему чуждый. Он стал писать ночные пейзажи с тревожным светом луны, проглядывающей из-за облаков, и мрачными силуэтами людей, собравшихся у костра ("Вид в окрестностях Сорренто. Вечер", конец 1820-х; "Лунная ночь в Неаполе", 1828-29, и др.). Возможно, причиной тому были невеселые вести с родины, куда художник не решался возвратиться, а возможно - тяжелая болезнь, которая беспокоила его все чаще.

К концу 1820-х гг. популярность Щедрина возросла настолько, что он не успевал выполнять заказы. В одном из писем на родину мастер сетовал: «Надобно бы иметь десять рук, чтобы справиться». Картины русского пейзажиста покупали не только соотечественники и французы, но и ценители искусства из Англии и Америки.

Щедрин не случайно остался до конца жизни в Италии. Это была не только любовь к природе юга, хотя и она была сильна. Он писал родным: «В этих летах сидеть дома, да еще ландшафтному живописцу? Это лучшее время моей жизни, что я нахожусь в чужих краях, между хорошими художниками всех наций, между товарищами и приезжими русскими, которые высказывают всевозможные ласки. А в Петербурге, что бы я был? Рисовальный учитель, таскался бы из дому в дом и остался бы навсегда в одном положении, нимало не подвигаясь вперед, а еще ползя взад, как рак».

Но, подобно тому как Гоголь, убежав от леденящей казенщины придворных сфер и убогого и страшного мира Коробочек, Ноздревых и Собакевичей, в пленительной Италии все будет мечтать о России и воспевать ее, и плакать о ней «из своего прекрасного далека», так и Щедрин и Иванов, всю творческую жизнь проведя в Италии, остались русскими и как художники и как люди, с любовью к своей стране. Италия вовсе не стала и не могла быть их второй родиной. Утверждать это - значило бы не понимать существа дела. Это было в достаточной мере отвлеченное «прекрасное далеко», место, где свободнее мог творить русский художник вдали от гнета крепостничества и самодержавия.

Последний период жизни художника был омрачен приступами жестокой болезни печени. Он пытался лечиться минеральными водами, менял врачей, в отчаянии обратился за помощью к каким-то шарлатанам, но никто не смог помочь.

Только благодаря работе живописцу на некоторое время удавалось забыться. Осенью 1830 г. он писал: «Когда приехал в Сорренто, меня не узнавали, и некоторые старухи, глядя на меня, плакали». 8 ноября 1830 года 39-летний художник скончался.

После смерти художника друзья предприняли усилия, чтобы его картины оказались в России. Однако многие их попытки не увенчались успехом, и нам известна лишь часть творческого наследия Щедрина.