Человек, открывший путь ученикам в большой окружающий их мир, вызвавший жажду знаний,—таким представляется мне учитель, таким я вижу его»,—заключает Б. П. Чирков

Известный советский писатель С. Я. Маршак с большой теплотой вспоминает о своем гимназическом учителе латинского языка, который привил ему, как и многим другим ученикам, вкус и чувство русского языка. «Но каким же образом,—пишет С. Маршак,—преподаватель латыни мог обучать нас, ребят, русскому языку? Это делалось незаметно, я бы сказал, непроизвольно. Отвечая урок, мы уже по одному выражению лица Владимира Ивановича, по едва заметной его усмешке или легкому движению бровей понимали, как оценивает он каждое наше слово. Банальность, вычурность, неверность, ложная интонация так же оскорбляли его слух, как фальшивая нота слух музыканта. Стоило ему поморщиться, как мы уже невольно задумывались над только что произнесенным словом, старались понять, что же именно покоробило учителя. В сущности, таким путем он постепенно, изо дня в день воспитывал наш вкус».

«Вспоминая Владимира Ивановича,—продолжает С. Я. Маршак,—я не могу сказать, был ли он хорошим педагогом в общепринятом смысле этого слова. Он' любил заниматься прежде всего со способными учениками и не скрывал своего презрения к лентяям, тупицам и неряхам. Точно так же не жаловал он подхалимов, выскочек и верхоглядов. Думаю, что при всех его недостатках это был незаурядный педагог, вдохновенный, талантливый, страстно влюбленный в свой предмет».

«Школа,—говорил академик К. И. Скрябин,—любая— начальная, средняя, высшая—тоже начинается с отношения к ней. На плечи учителя обыкновенно не ложится ответственность за всю отрасль знаний, которую он преподает. История не перестанет существовать от скучного урока, и алгебра не погибнет без точного объяснения. Но ученик, который сидит на этом скучном уроке или слышит это сбивчивое, путаное объяснение, может потерять для себя и историю, и алгебру: не заинтересоваться ими, не получить к ним вкуса. А кто знает, может быть, именно этот ваш ученик и способен был внести вклад в науку, охоту к которой вы у него отбили. Школьные науки существуют давно, но учителю дано каждый раз откры-вать науку перед каждым новым классом, перед каждым сидящим за партой учеником. Да не покинет его это чувство, озаряющее чувство личной ответственности за географию и ботанику, астрономию и грамматику, за древнюю геометрию и древнюю историю». Так заключает К. И. Скрябин свой разговор об учителе.