Глава 1. Ну так вот, мы вернулись домой, и я жил у вдовы Дуглас на Кардиффской горе всю зиму и весну и снова набирался у нее и у старой мисс Уотсон хороших манер

Ну так вот, мы вернулись домой, и я жил у вдовы Дуглас на Кардиффской горе всю зиму и весну и снова набирался у нее и у старой мисс Уотсон хороших манер, а Джим работал у вдовы, чтобы на вырученные деньги когда‑нибудь освободить жену и детей. Лето было уже на носу ‑ вылезли первые листочки, и ветреница расцвела. Скоро придет пора играть в шарики, гонять обруч и запускать воздушных змеев; можно уже ходить босиком, а воздух такой мягкий и пахучий, и пар подымается от земли, и птицы в лесу поют. Из комнат выносят печурки и убирают на чердак, а на рынке уже продают пестрые соломенные шляпы и рыболовные крючки, и девчонки гуляют в белых платьях и голубых лентах, а мальчишкам не сидится на месте, и всем ясно, что проклятой зиме конец. Зима ‑ хорошая штука, когда это настоящая зима ‑ со льдом на реках, градом, мокрым снегом, трескучими морозами, вьюгами и всем прочим, а вот весна никуда не годится ‑ сплошные дожди, грязь, слякоть, одно слово ‑ тоска, и уж скорей бы она кончилась. Вот и Том Сойер то же говорит.

Мы с Джимом и Томом радовались теплу и солнышку и в субботу с утра пораньше взяли челнок и поплыли к мысу на острове Джексона, где можно спрятаться от всех и построить планы на будущее. То есть насчет планов ‑ это была затея Тома. Мы с Джимом никогда планов не строим ‑ незачем голову ломать и время впустую тратить, лучше просто сидеть и ждать, что дальше будет. Но Том говорит, что сидят и ждут одни лентяи, а на Провидение тем более нельзя надеяться ‑ от него уж точно никакой пользы. Джим отвечает, что грех так думать, да и говорит:

‑ Нельзя так, масса Том. Вы Провидению не поможете, да и не нужно ему помогать. И еще, масса Том, если вы что‑то задумали, а Провидению это не нравится, то старик Джим вам тоже не помощник.

Том понял, что ошибся, ‑ если так и дальше пойдет, Джим ни о каких планах и слышать не захочет. Решил он попробовать по‑другому, да и спрашивает:

‑ Джим, а Провидение заранее знает все, что должно произойти, так?

‑ А то как же! С самого сотворения мира!

‑ Понятно. А если я строю план (то есть мне кажется, что это я строю план, а Провидение тут вроде ни при чем) и ничего из него не выходит? Значит, Провидение не захотело?

‑ Да, нельзя на него полагаться ‑ вот что это значит.

‑ А если план удается, значит, так хотело Провидение, а я просто попал в точку?

‑ Так оно и есть, помереть мне на этом месте!

‑ Значит, я должен и дальше придумывать, пока не угадаю, чего хочет Провидение?

‑ Разумеется, масса Том, так и надо, греха в этом нет.

‑ Выходит, можно предлагать планы?

‑ Да, конечно, прилагайте сколько душе угодно. Провидение возражать не станет, если сможет спервоначала на них посмотреть. Но не вздумайте жить по ним, по планам этим, масса Том, ‑ кроме как по одному, правильному, потому что грех совать нос куда не след и жить по плану, который не по вкусу Провидению.

И снова все шло как надо. Сами видите, он просто обвел Джима вокруг пальца ‑ опять мы начинали спор сначала, а Джим об этом и не подозревал. Том и говорит:

‑ Значит, все в порядке, и мы сейчас сядем вот тут на песок и что‑нибудь придумаем ‑ просто чтобы с тоски не помереть и чтоб лето зря не пропадало. Я читал книжки знающих людей, покумекал, и у меня есть в запасе пара‑тройка отличных идей ‑ выбирай любую.

‑ Ну, ‑ говорю, ‑ выкладывай первую!

‑ Первая, и самая замечательная, ‑ это гражданская война, ‑ если получится ее устроить.

‑ Ерунда, ‑ говорю. ‑ К черту гражданскую войну. Так я и знал, Том Сойер, что ты выберешь одни сплошные опасности, хлопоты и расходы ‑ без них ты не можешь.

‑ И славу! ‑ отвечает он с жаром. ‑ Ты забыл самое главное ‑ славу!

‑ Ну да, ‑ говорю. ‑ Это уж само собой. Чтобы Том Сойер приволок план, в котором ни на грош славы, ‑ да это все равно как старый Джимми Граймс явится с кувшином без единой капли виски.

Я нарочно съехидничал, чтобы его смутить, и своего добился: он притих, сделался неразговорчивым, а меня обозвал ослом.

А Джим все думал, думал, да и спрашивает:

‑ Масса Том, а что значит «гражданская»?

‑ Ну… как бы тебе объяснить… в общем, хорошая, добрая, правильная и все такое прочее. Можно сказать, христианская.

‑ Масса Том, но ведь на войне дерутся и убивают друг друга?

‑ Разумеется.

‑ И это, по‑вашему, хорошо, правильно и по‑христиански?

‑ Ну… понимаешь… она просто так называется, только и всего.

‑ Вот вы и попались, масса Том! Просто так называется! Только и всего! Гражданская война! Да не бывает такой войны. Подумать только: хорошие люди ‑ добрые, справедливые, в церковь ходят ‑ идут друг друга резать, рубить, крошить и убивать. Да быть такого не может! Это вы все напридумывали сами, масса Том. Да еще говорите, это хороший план. Не затевайте вы гражданской войны, масса Том, ‑ Провидение этого не позволит.

‑ А ты откуда знаешь, пока мы не попробовали?

‑ Откуда знаю? Да не позволит Провидение хорошим людям воевать ‑ оно о такой войне и не слыхивало.

‑ Еще как слыхивало! Гражданские войны ‑ дело старинное. Их столько было, что и не сосчитать.

Джим даже ответить не мог, до того удивился. И обиделся, ‑ мол, грех Тому так говорить. А Том и отвечает, что это правда, ‑ это каждый знает, кто историю учил. Ну и Джиму ничего не оставалось, как поверить, но он не хотел и сказал, что Провидение больше такого не допустит; а потом засомневался, разволновался и попросил Тома больше гражданскую войну не предлагать. И не успокоился, пока Том не пообещал.

Том уступил, но очень неохотно. Потом он только и делал, что говорил о своем плане и жалел о нем. Видите, какое у него доброе сердце: сначала он твердо решил устроить гражданскую войну, да еще и думал подготовиться к ней с большим размахом, а потом все планы отбросил в сторону, чтобы угодить какому‑то негру. Мало кто из ребят на такое бы решился. Но Том он такой: уж если ему кто понравится, он для этого человека на все готов. Да, Том Сойер на моей памяти совершил немало благородных поступков, но, пожалуй, самый благородный ‑ когда он отменил гражданскую войну, то есть отдал контрприказ. Да, так он и сказал! Ну и слово! Ему‑то выговорить ‑ пара пустяков, а у меня от таких слов язык отваливается. Он уже все приготовил и собирался выставить целый миллиард солдат, ни больше ни меньше, а еще военное снаряжение ‑ не знаю, что это за штука, наверное, духовые оркестры. Я‑то знаю Тома Сойера: уж если он станет готовиться к войне и в спешке что‑нибудь позабудет, то уж точно не духовые оркестры. Но он отказался от гражданской войны, и это один из лучших его поступков. А ведь мог бы запросто ее устроить ‑ стоило ему только захотеть. И где тут справедливость, что вся слава досталась Гарриет Бичер‑Стоу и прочим подражателям, как будто они начали войну, а о Томе Сойере ‑ ни словца, сколько ни ройся в книжках по истории, но ведь он‑то был первый, кто дотумкал ее устроить ‑ за много‑много лет до всех остальных. И все‑то он придумал сам, и уж куда лучше, чем они, и стоило бы это в сорок раз дороже, и, если бы не Джим, он бы всех опередил и вся слава была бы его. Я это точно знаю, потому что был там и хоть сейчас покажу то самое местечко на острове Джексона ‑ на песчаной косе у мелководья. И где же памятник Тому Сойеру, хотел бы я знать? Нет его, да и навряд когда будет. Вот так всегда: один что‑то сделает, а другому за это памятник ставят.

Ну ладно, я его спрашиваю:

‑ И какой твой следующий план, Том?

А он отвечает, что хорошо бы устроить революцию. Джим облизнулся и говорит:

‑ Слово‑то какое длинное, масса Том, и красивое! Что такое революция?

‑ Ну, это когда из всех людей только девять десятых одобряют правительство, а остальным оно не нравится, и они в порыве патриотизма поднимают восстание и свергают его, а на его место ставят новое. Славы в революции ‑ почти как в гражданской войне, а хлопот с ней меньше, если ты на правильной стороне, потому что не нужно столько людей. Вот почему революцию устраивать выгодно. Это каждый может.

‑ Слушай, Том, ‑ говорю, ‑ как может одна десятая людей свалить правительство, если все остальные против? Чушь какая‑то. Не может такого быть.

‑ Еще как может! Много ты смыслишь в истории, Гек Финн! Да ты посмотри на французскую революцию и на нашу. Тут все понятно. И ту и другую начинала кучка людей. Ведь когда они начинают, то не думают: «А давайте‑ка устроим революцию!» И только когда все закончится, понимают, что это, оказывается, была революция. Наши ребята сначала хотели справедливых налогов, только и всего. А когда закончили, огляделись ‑ оказалось, что свергли короля. И еще получили столько налогов, свободы ‑ хоть отбавляй, даже не знали, что с этим делать. Вашингтон только в конце догадался, что это была революция, да и то не уразумел, когда именно она произошла, ‑ а ведь был там с самого начала. То же и с Кромвелем, и с французами. С революцией всегда так: когда она начинается, ни у кого и в мыслях нет ее устраивать. А еще одна штука ‑ что король всегда остается.

‑ Каждый раз?

‑ Конечно. Это и есть революция ‑ свергаешь старого короля, а на его место ставишь нового.

‑ Том Сойер, ‑ спрашиваю, ‑ где же мы найдем короля, чтобы его свергать? У нас ведь нет короля.

‑ А нам никого и не надо свергать, Гек Финн. Наоборот, надо его посадить на трон.

Он сказал, что на революцию уйдут все летние каникулы, и я был согласен. Но тут Джим говорит:

‑ Масса Том, мне это не по душе. Я ничего не имел против королей, пока не провозился с тем королем все прошлое лето. С меня довольно. Вот ведь был паршивец, правда, Гек? Хуже не бывает ‑ не просыхал, да еще на пару с герцогом чуть не ограбил мисс Мэри и Заячью Губу. Нет уж, с меня хватит. Не хочу больше связываться с королями.

Том сказал, что это был ненастоящий король и по нему нельзя судить обо всех остальных. Но как он ни пытался убедить Джима ‑ все без толку. Джим, он такой ‑ уж если что‑то решил, значит, раз и навсегда. Он сказал, что с революцией забот и хлопот не оберешься, а когда закончим, обязательно появится наш старый король и все испортит. Это уже было похоже на правду, и мне сделалось не по себе. Я подумал: а не слишком ли мы рискуем? ‑ и перешел на сторону Джима. Жалко было снова огорчать Тома ‑ ведь он так надеялся и радовался; но сейчас, когда вспоминаю, каждый раз думаю, что все к лучшему. Короли не по нашей части. Мы к ним не привыкли и не знаем, как сделать, чтобы король сидел тихо и был доволен. Да и жалованье они вроде бы никому не увеличивают, и за житье во дворце не платят. Сердце‑то у них доброе, и бедных они жалеют, и благотворительными делами занимаются, и даже подаяние собирают ‑ уж это я точно знаю; но им самим это ничего не стоит. Они просто делают вид, что экономят, только и всего. Если королю приспичит переправиться через реку, он возьмет десяток кораблей, не меньше, и не важно, что паром рядом. Но самая большая беда ‑ их ни за что не утихомиришь. Вечно они беспокоятся, кому передать корону, а стоит это уладить ‑ им еще что‑нибудь подавай. И всегда норовят оттяпать чью‑нибудь землю. Конгресс ‑ одно сплошное наказание, да и то с ним лучше. По крайней мере, всегда знаешь, чего от него ожидать. И можно его поменять, когда захочешь. Новый наверняка будет хуже прежнего, зато хоть какая‑то перемена, а с королем такое не пройдет.

Пришлось Тому отказаться от революции. Он и говорит: раз так, давайте поднимем восстание. Ну, мы с Джимом согласились, да сколько ни думали, не смогли придумать, из‑за чего восставать. Том стал было нам объяснять, но без толку. Пришлось ему согласиться, что восстание ‑ это ни то ни се, как головастик без хвоста. Обычный головастик ‑ это просто бунт, когда хвост отвалится ‑ это восстание, а когда и лапки отросли, и хвост отвалился ‑ это уже революция. Погоревали немножко, но ничего не поделаешь, пришлось и эту затею оставить.

‑ Ну, ‑ спрашиваю, ‑ а дальше что?

Том и говорит, что у него в запасе остался еще один план, в чем‑то даже самый лучший, потому что главное в нем ‑ тайна. Во всех предыдущих главное ‑ слава. Слава, конечно, штука важная и ценная, но для настоящего удовольствия тайна все‑таки лучше. Не было нужды нам рассказывать, что Том Сойер любит тайны, ‑ это мы и так знаем. Чего он только не сделает ради тайны! Такой уж уродился. Я и спрашиваю:

‑ Что же это за план?

‑ Просто отличный, Гек! Давайте устроим заговор.

‑ А это трудно, масса Том? А у нас получится?

‑ Еще бы, это всякий сможет.

‑ А как его делают, масса Том? Что значит заговор?

‑ Это когда замышляют что‑то против кого‑то, тайно. Собираются ночью в укромном месте и замышляют. И уж конечно, в масках, с паролями и все такое прочее. Жорж Кадудаль[1]устраивал заговор. Не помню, в чем там было дело, но у него получилось. И у нас тоже получится.

‑ А много для этого нужно денег, масса Том?

‑ Денег? Да ни единого цента, если только не возьмешься за дело с размахом, как в Варфоломеевскую ночь.

‑ А что за ночь такая, масса Том? Что тогда случилось?

‑ Точно не знаю, но они взялись за дело с размахом. Это было во Франции. Кажется, пресвитериане вырезали миссионеров.

Джим огорчился и говорит с досадой:

‑ Значит, не выйдет у нас никакого заговора. Пресвитерианцев у нас полно, а миссионеров нет.

‑ К чертовой бабушке миссионеров, зачем они нам?

‑ Как зачем? Как же вы собрались устраивать заговор, масса Том, если у нас только половина того, что нужно?

‑ Да неужто мы не найдем кого‑нибудь вместо миссионеров?

‑ А это будет правильно, масса Том?

‑ Правильно? Не важно, правильно или нет. Чем больше в заговоре неправильного, тем лучше. Нам осталось только найти кого‑нибудь вместо миссионеров, а потом…

‑ Но, масса Том, разве они согласятся, пока мы им не объясним, что по‑другому нельзя, что мы не нашли ми…

‑ Замолчи, слушать надоело! Никогда еще не встречал такого негра ‑ только и знает, что спорить, а сам не понимает, о чем ему толкуют. Если помолчишь минутку, я устрою такой заговор, которому Варфоломеевская ночь в подметки не годится, и притом без единого миссионера.

Джим понял, что ему лучше не вмешиваться, но продолжал ворчать себе под нос, как у негров водится, что ничегошеньки не стоит заговор, если его устраивают не по правилам, а собирают из чего под руку попадется. Том его не слушал, и правильно делал: с негром надо как с ребенком, пускай себе бормочет, пока самому не надоест.

Том уставился в землю, подпер рукой подбородок и как будто позабыл о нас и обо всем вокруг. А когда поднялся и стал ходить взад‑вперед по песку, качая головой, я сообразил, что заговор уже зреет. Растянулся на солнышке и уснул ‑ ведь я пока здесь не нужен и могу отдохнуть. Вздремнул часок, а когда проснулся, Том уже был готов и все продумал.